День за днем

Есть люди маяки, сияющие в темноте. Они манят к себе других, потерявшихся во тьме, показывают где берег, где дом, долгожданный причал. Маяк манит к отдыху и родине, континенту, где можно перевести дыхание и набраться сил. Но так ли это? Локи глубоко вдыхается. В воздухе витает знакомый запах выхлопных газов, свежего асфальта, уже подгнивающего мусора — ароматы города, запах свободы. Любимой и желанной свободы, которой Локи каждый раз наслаждался. Ему вполне нравилась такая кочевая жизнь: с воли в тюрьму, из тюрьмы на волю и так снова и снова. Он развернулся, чтобы показать фак остающимся у стен тюрьмы охранникам. Те недовольные криками пообещали ему Ад по возвращению, на что Локи лишь самодовольно усмехнулся. Ад ему грозит только после смерти, потому как что в тюрьме, что на воле он сумеет себе создать вполне комфортные условия. Возвращенный телефон вновь завибрировал в кармане. Вариантов, кто мог бы ему так упорно писать, было немного. Это мог быть неугомонный Тор, который каждое его возвращение устраивал грандиозную попойку, после которой полиция снова брала его на карандаш, ожидая второго прокола, чтобы затащить мужчину обратно за решетку. Или ему упорно писать могли многие его дружки из банд и подпольных организаций, которые ждали от него помощи. Сигюн, его милая Сигюн, никогда не навязывалась, хотя постоянно продолжала приходить к нему на встречи и просто ждала, вернется ли ее сумасбродный муж к ней. Верная, преданная и безнадежно глупая Сигюн, которая из-за этой самой наивности и была так мила черствому сердцу матерого преступнику. Но не ее свет влечет его. Он не желает пристанища, не желает отдыха и покоя в тихой гавани. Маяки включают свет и манят к себе корабли, как мотыльков на огонь, мечтая их так же погубить. Корабли плывут за надеждой и не видят отлива, что обнажил рифы и скалы. Идя к надежде, они находят гибель. Локи идет по серым затхлым улицам на свет своей смерти, на скалы о которые снова и снова разбивается, по своей воли и своему желанию. У него есть Сигюн. Милая Сигюн, которая наверняка стала бы его спасением, вытащила из этого дерьма, в котором он по доброй воле увязает. Она могла бы. Он не может. Локи идет на свет маяка и стучит в массивную дверь, зная, что за ней очередная скала, которая его потянет на самое дно. — Опять ты, — краешком губ усмехается Сурт, открывая дверь. — Не знал, что уже вышел. — Знал ведь, — усмехается изуродованными губами Локи. — Ты, сукин сын, все знаешь. Локи резко входит, не спрашивая разрешения. Влетает в квартиру и впечатывает широкоплечего высокого мужчину в стену, властно, подчиняюще целуя. Локи цепляется за свет, ослепленный им, захватывает его в своих руках, как захватывает Сурта. И вновь разбивается о подножие маяка, приходя к своей гибели.