День за днем

Перед ним очередной. Один из многих, которые были до него и будут после. Просто удобрение для их цветов. У мужчины широко распахнуты глаза, внутри которых остались лишь пустота и боль, на щеках засохли дорожки слез. Он обнажен, на теле видны страшные следы ударов — синяки и ссадины, разбрызганные яркими кляксами. Пальцы были сломаны и безобразно вывернуты, что руки лишились своей работоспособности. Нависший над ним смеется, и смех этот по-детски легкий, а потому кажется в неуместной ситуации пугающим. Он легок во всем: в белой тонкой рубашке, в хлопковых темных брюках, он парит в этой маленькой давящей комнате. Тяжелые армейские ботинки не утяжеляют походку и кажутся контрастирующе-неуместно. На лице блуждает почти мечтательная улыбка, правда, при взгляде на скрючившегося мужчину она растворяется. Но мученик не мог этого видеть. Лишь только потому, что лицо надзирателя скрывала маска. Белая, на все лицо, с алыми подтеками. И с набирающим силу бутоном черной каллы. — Умоляю, — всхлипывал мужчина, дрожа всем телом. Но человек в маске недовольно цокнул языком, утомленно вздохнув. Его давно перестали трогать чужие мольбы. Постепенно они стали похожи на жужжание комаров — раздражающие, мешающие. А потому особое удовлетворение приносил финал, когда раздражающие насекомые наконец замолкали. — Пощадите, — заскулил побитой собакой замученный человек, подползая ближе, упираясь разодранными локтями в пол. — Пошел прочь, мразь, — глухо прозвучал холодный голос юноши в маске, и он резко нанес удар ногой по лицу итак избитого человека. — Не смей меня касаться своими грязными руками, гниль. — Отпустите… моя жена… сын, — бормотал мужчина, корчась на каменном полу от боли. — Пощадите… отпустите. Юноша, покачав головой, медленно стал обходить изнеможенное дрожащее тело, у стены наклонился, поднимая тонкий кожаный кнут. — Зачем ты им? — удивленно переспросил молодой человек. — Чтобы ты изменял супруге? Продолжал избивать сына? Резкое движение. Кнут со свистом рассек воздух и со звонким щелчком опустился на спину мужчины, разрывая на этом месте кожу. Раненый громко вскрикнул и заметался по полу, причиняя себе еще больше боли. — Нет, ты мне здесь нужнее, — задумчиво протянул мучитель, стирая с кожи кнута свежую кровь. Еще один удар. И еще. Они градом сыплются на человека, что беспрерывно кричит от боли, а кровь стекает по его коже на каменный пол. — Ты сегодня особенно жесток, — после продолжительного времени новый голос раздался в темном помещении. Юноша с кнутом резко развернулся и даже немного отступил, сжимаясь перед вошедшим мужчиной. Высокий, крепкий, но гибкий, одетый в черные рубашку и джинсы, он грациозно приблизился к истязателю. И на этом человеке тоже была маска. Но на ней не было не единого белого пятнышка — сплошной кроваво-алый и распустившаяся черная калла. — Я всегда восхищался, как быстро ты приспосабливаешься и привыкаешь, — ласково протянул пришедший, приблизившись к юноше и приобняв за талию. — Лучший из моих бутонов. Юноша смущенно отвернулся, благо ему позволили это сделать. — Да, ты лучший, — промурлыкал мужчина, поднимая руки на чужие плечи и мягко разворачивая лицом к истерзанному окровавленному телу, которое еще поднималось от тяжкого хриплого дыхания. — Однако, чтобы распуститься, этого мало. Он мягко подтолкнул смущенного юношу к его жертве, но не отпуская плеч, а мягко легонько касаясь пальцами. — Но, мой дорогой, тебе не хватает решительности, — строго заметил человек в алой маске, вместе с «бутоном» подходя к изуродованному мужчине, корчащемуся на полу от боли. — Ты до сих пор не можешь пересилить себя и убить сразу. У тебя прекрасно получаются пытки и истязания, но… Мужчина огладил ладонью чужое плечо и стал медленно опускать ее по руке к запястью, ласково поглаживая пульс. — Но до сих пор ты пытаешься себя как-то оправдать, — холодно произнес старший. — Тебе не нужны оправдания. Ты очищаешь мир от сорняков, чей сок питает наши благородные цветы. Раскрытой ладони юноши коснулось нечто холодное. Кинжал. Его рукоять приятно соприкасалась с кожей, призывая сжать и воспользоваться им. — Мы служим Высшей цели. Расцветаем на телах проклятых, очищая мир. Проливаем их кровь, чтобы насытить истощенную ими же землю. — Прошу… — прохрипел их пленник, но оба мужчины были поглощены друг другом, своими идеями и желаниями. — Вперед, — прозвучал короткий приказ. Лезвие неслышно разрезало воздух, но оглушительно громко прозвучал предсмертный крик. — Распустишь же, впитав кровь падших. Стань цветком, достойным меня.