Остров

Лань Сичэнь пропустил сквозь пальцы чистый золотой песок. Берег, на котором он очутился, в других обстоятельствах показался бы ему волшебным местом. Море успокоилось, стоял полный штиль, и вода в лучах яркого солнца простиралась до самого горизонта ровной синей гладью. Сложно было представить, что еще совсем недавно бушевала чудовищная буря, уничтожившая их корабль и забросившая его самого неведомо куда. Лань Сичэнь не знал куда он попал: материк это или остров, обитаем он или нет. Со слов Су Шэ, говорившего с капитаном, они сбились с курса еще до шторма. По берегу были раскиданы обломки судна и вещи с корабля, выброшенные волнами. У кромки воды слегка покачивалась пара связанных между собой бочек, благодаря которым Лань Сичэню и удалось выжить. Не садиться в шлюпку было здравым решением: он видел, как ее тут же разбило о борт корабля, а сидящих в ней людей поглотила стихия. Лань Сичэню, в отличие от этих бедняг, удалось спастись, но он не знал, что произошло с Су Шэ и Цзинь Гуанъяо. Во время шторма бочки отвязались друг от друга, и их с товарищами по несчастью раскидало в разные стороны. Лань Сичэнь поднялся на ноги и пошел вдоль берега. Вдруг кто-то из них тоже здесь? Он нахлебался соленой воды, и теперь его мучила жажда. Подойдя к зарослям деревьев с широкими изрезанными листьями, он услышал журчание ручья. Вдоволь напившись, Лань Сичэнь продолжил поиски. - Цзинь Гуанъяо! Су Миньшань! – он кричал, пока не охрип, идя вдоль берега. Ответа не было. Только потревоженная стая разноцветных попугаев, громко переругиваясь, взлетела из кустов. Неужели он здесь один? От мысли, что Цзинь Гуанъяо мог погибнуть, у Лань Сичэня словно скрутило все внутри. Несмотря на все, что он узнал о побратиме, мысль о его возможной смерти причиняла почти осязаемую боль. Нет, нельзя думать об этом. Их могло вынести на берег в другом месте, нужно продолжать поиски. Лань Сичэнь сделал привал в тени раскидистого дерева. Он решился перекусить мякотью странного на вид переспелого фрукта в твердой оболочке, топорщащегося мощными колючками, подобранного им на земле. Несмотря на довольно пугающий вид и специфический запах, плод обладал удивительно ярким вкусом. Недаром стайка обезьян, совершенно не опасаясь Лань Сичэня, лакомилась сочной мякотью до того момента, как он подошел совсем близко. Лишь когда он приблизился на расстояние нескольких шагов, обезьяны, возмущенно перекрикиваясь, ускакали прочь с остатками трапезы. Лань Сичэнь же посчитал, что то, что едят животные, можно съесть и ему. Что ж, по крайней мере что-то хорошее было и в его положении - Лань Сичэнь обвел взглядом целые естественные плантации плодовых деревьев - фруктов здесь было в изобилии. После привала он продолжил свой путь. Если бы только у него был меч! Он взлетел бы над деревьями и сумел осмотреться намного быстрее. Но Шуоюэ остался у Су Шэ, как и Лебин, и были теперь недоступны. Начинало темнеть, и Лань Сичэнь решил искать место для ночлега. Около ручья он еще днем приметил развесистое дерево, и, вернувшись туда, устроился в его развилке, опасаясь ночного нападения диких зверей. Прошедший день его изрядно вымотал, и Лань Сичэнь уснул как убитый. «Призываем Небо и Землю в свидетели. Солнце и Луна станут нам порукой. Мы трое, Не Минцзюэ, Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо, здесь и сейчас становимся названными братьями, дабы в будущем вместе постигать знания, делить радость и горе, придерживаться одних помыслов и одних устоев, быть едиными до самой смерти. В случае вероломства, тысячи людей презрительно ткнут пальцем, да разорвет его тело пятерка коней». Лань Сичэнь стоял под цветущим персиковым деревом и со стороны наблюдал, как по приказу Не Минцзюэ в жертву принесли черного быка, а затем будущие побратимы воскурили ладан и дважды пали ниц, после чего произнесли текст клятвы и побратались на крови. Дальше должен был начаться эпизод, который все вспоминали со смехом, а Лань Сичэнь с долей стыда. Сейчас, после выпитой чаши вина, Лань Сичэнь взберется на крышу беседки и начнет призывать немедленно отправляться на битву с великим древним монстром. Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо будут долго пытаться уговорить его спуститься, и, в конце концов, Не Минцзюэ стащит его, брыкающегося и выкрикивающего боевые кличи, на своей спине. После этого новоиспеченные братья дружно решат, что Лань Сичэню не стоит пить больше никогда. Вспоминая это сейчас, Лань Сичэнь тепло улыбнулся и подошел поближе, чтобы лучше видеть. И тут взгляд его упал на тушу быка. По тухлому мясу ползали склизкие белые черви, а воздух наполнился удушающим зловонием. Лань Сичэнь невольно зажал нос, но побратимы в беседке как ни в чем не бывало продолжали разговор. Цзинь Гуанъяо разливал из кувшина вино, но Лань Сичэнь понял, что чаши наполняются вовсе не вином, а чем-то другим. Кровь! Лань Сичэнь хотел было крикнуть, чтобы никто не пил, когда увидел, что голова Не Минцзюэ пришита к остальной части тела грубыми черными стежками. Однако, похоже, ни самого Не Минцзюэ, ни Лань Сичэня, сидящего за столом, это нимало не волновало. Не Минцзюэ взял чашу в руку и сделал глубокий глоток. Часть багряно-красной жидкости просочилась между неровными краями шва на шее, заливая одежду. Цзинь Гуанъяо ласково улыбался Лань Сичэню за столом, подливая в чаши из кувшина, а на груди младшего из трех побратимов пион ликовал кроваво-красным оскалом. Лань Сичэнь невольно отступил на шаг, и Не Минцзюэ, принюхавшись, повернул голову и вперил на него мертвые белые глаза без зрачков. Лань Сичэня обуял ужас. Он со всех ног бросился бежать, не разбирая дороги. Что-то жуткое гналось за ним по пятам. Меч! Он ведь может улететь на мече! Лань Сичэнь лихорадочно ощупал пояс. Меча не было. Но все равно, даже без меча, он остается заклинателем! Лань Сичэнь пробормотал простенькое заклинание, но ничего не произошло, духовные силы отсутствовали. Он бежал по садовой дорожке еще недавно цветущего прекрасного персикового сада. Голые искореженные деревья высохшими сучьями цепляли его за одежду и ноги, царапали лицо в кровь. Впереди и чуть правее виднелась открытая дверь. Лань Сичэнь знал, что если пробежать в нее, он сумеет спастись. Но у него никак не выходило попасть в поворот. Так и не сумев повернуть, он пробежал мимо. Ощущение чудовищного давящего присутствия за спиной усилилось. Обливаясь потом от страха, Лань Сичэнь сел на своем импровизированном ложе. Сердце бешено колотилось, и он никак не мог понять спит он или уже бодрствует. Было темно, хоть глаз выколи, но Лань Сичэнь на ощупь понял, что находится в развилке дерева, где лег спать прошлым вечером. Побоявшись заснуть еще раз и вновь попасть в кошмар, он принялся дожидаться рассвета. Следующие недели Лань Сичэнь исследовал берег, не решаясь отходить слишком далеко. Вдруг мимо пройдет корабль? За это время он укрепил свое новое жилище найденными обломками судна, стеблями бамбука и пальмовыми листьями. Собирал в изобилии растущие в округе фрукты и ловил рыбу с помощью длинной заостренной палки. Пару раз ему попадались заросли дикого риса, а как-то раз он набрел на стадо пугливых коз. Следов своих спутников он найти так и не сумел. Однажды, в своих поисках зайдя дальше на северо-восток, он почувствовал отголоски темной энергии, но решил не ходить безоружным в ту сторону. Его исследования местности прервали затяжные ливни. Дождь лил почти сплошной стеной несколько месяцев, затопив все вокруг, и Лань Сичэнь мог передвигаться только перепрыгивая с ветки на ветку, подобно обезьяне. Он считал дни, вырезая черточки на стволе острым краем камня. Смастерив из стебля бамбука флейту, Лань Сичэнь развлекал себя тем, что наигрывал на ней мелодии, напоминающие ему о доме. Интересно, что сейчас с братом? Ищет ли он его? По крайней мере брат наконец дождался того, кого уже не чаял увидеть, и получил его взаимность. Лань Ванцзи счастлив, и это главное. Он заслужил это, как никто другой. Однажды Лань Сичэнь поймал себя на том, что одну из мелодий он исполняет гораздо чаще остальных. Он вспомнил, что именно ее они с Цзинь Гуанъяо любили играть вдвоем. Что с ним стало? Лань Сичэнь надеялся, что Цзинь Гуанъяо все же удалось выжить. Возможно, он сейчас так же, как и Лань Сичэнь, укрывается от дождя где-то дальше, куда Лань Сичэнь еще не дошел. Мысли о друге причиняли боль. Цзинь Гуанъяо совершал чудовищные вещи, которые сложно было уложить в голове. Раньше Лань Сичэнь всегда восхищался мужеством и стойкостью друга, с которой тот принимал удары судьбы, несправедливые упреки и унижения. На оскорбления Цзинь Гуанъяо отвечал доброжелательной улыбкой, никому не дерзил и покорно все сносил. Кто же знал, что в глубине души его мучала жуткая обида и ненависть, которой он давал выход подобным преступным образом? Лань Сичэнь думал о том, что, окажись он сам на месте Цзинь Гуанъяо, родись он там, где родился Цзинь Гуанъяо, как бы сложилась его собственная жизнь? Сумел бы он выдержать все, что выпало на его долю? Мог ли живой человек и в самом деле не злиться от подобного обращения? Лань Сичэнь не знал ответов на эти вопросы. Наверно, он всегда видел лишь то, что хотел видеть и пропустил момент, когда все пошло не так. А ведь Не Минцзюэ его не раз предупреждал, но Лань Сичэнь не прислушивался, считая, что видит все верно. Да и было ли хоть когда-то это «так»? Когда ливни прекратились, а вода сошла, Лань Сичэнь решил исследовать остров вглубь. Он так и не узнал, точно ли земля, на которую его забросило, была островом, но привык называть ее так. За все время, что он тут провел, ни один корабль не прошел мимо. Вероятнее всего, остров лежал вдали от торговых маршрутов, и чужестранцы были здесь редкими гостями. Как знать, возможно он был вообще первый человек, ступивший на этот берег. Он продвигался вглубь довольно долго и уже начал терять счет дням. Наконец, он вышел в залитую солнцем долину, с трех сторон окруженную горами. Между ними блестело большое озеро, что обрадовало Лань Сичэня во время докучливой жары. Над долиной парили орлы, выискивая добычу, стадо буйволов собралось на водопое, и телята рядом с родителями плескались в воде. Расположившись подальше от них, Лань Сичэнь вдоволь напился и, перекусив сладким красновато-желтым местным фруктом, устроился на отдых. Этой ночью ему снова, уже в который раз, приснился тот сон. Он бежал по дорожкам мертвого сада, а за ним по пятам гналось нечто. Свернуть ему вновь не удалось. Он говорил себе, что нужно просыпаться, но ничего не выходило. Что-то легло на его плечо. Цепенея от ужаса, Лань Сичэнь скосил глаза и увидел руку. Бежать было больше некуда. Выхода не было. Медленно Лань Сичэнь обернулся. Напротив него стоял кто-то, с головы до ног укутанный в плотный светлый плащ. Дрожащими руками Лань Сичэнь откинул ткань с головы существа напротив. Это было его собственное лицо! - Ты не сможешь убежать! Лань Сичэнь закричал и проснулся. Какое-то время он сидел, переводя дыхание и глядя в одну точку. «Не сможешь убежать!». Он встал и побрел, не разбирая дороги. «Не сможешь убежать!». Лань Сичэнь горько рассмеялся. Действительно, он не сможет убежать ни от себя, ни с этого проклятого острова, где, похоже, кроме него нет ни души! Вдруг, на расстоянии всего нескольких жэнь, Лань Сичэнь услышал громкий звериный рык. Он совершенно потерял бдительность! Резко обернувшись, он увидел огромного белоснежного тигра, скалящего острые зубы. Зверь разинул чудовищную пасть и забарабанил хвостом. Первой мыслью Лань Сичэня было достать меч, но он тут же вспомнил, что меча при нем уже давно не было. Тогда он медленно потянулся к поясу и извлек бамбуковую флейту. Тигр смотрел на него, щуря желтые глаза, и сдавленно рычал. Лань Сичэнь поднес флейту к губам и начал исполнять нежную успокаивающую мелодию, вкладывая в нее духовные силы. Глядя, как великолепный зверь расслабляется и прикрывает глаза, Лань Сичэнь невольно вспомнил, как когда-то играл для своего старшего побратима. Лань Сичэнь с самого начала знал, что у Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо сложные отношения, что они совершенно непохожи друг на друга. Они были как вода и пламя. Может ли вода мирно сосуществовать с пламенем? Но он все равно предложил Не Минцзюэ стать им втроем назваными братьями. А потом не придавал должного значения всем тревожным знакам и предупреждениям, теперь видимым им так ясно, раз за разом примиряя побратимов между собой. Ему всегда хотелось думать, что он заботился лишь об их благе, хотел сделать лучше для всех. Безусловно, так оно и было. Но единственная ли это причина? Или же Лань Сичэнь понимал, что однажды ему придется сделать выбор между Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо, и как мог оттягивал этот момент? И вот к чему это привело. «Не сможешь убежать!». Когда стихла последняя нота, тигр улегся и уснул, положив голову на передние лапы. И лишь убрав флейту ото рта, Лань Сичэнь осознал, что он не один. Из зарослей деревьев за ним следило множество глаз. Человеческих глаз.