Остров

Солнце нещадно палило, но местным, казалось, все было нипочем. Цзинь Гуанъяо, прячась от жары в тени деревьев, наблюдал за повседневной жизнью племени. Группа женщин варила похлебку из кореньев и мяса в яме, устланной сырыми шкурами животных. Члены племени не умели добывать и обрабатывать огнеупорные материалы, поэтому кидали в эту импровизированную чашу раскаленные на огне камни и ждали, пока вода закипит. Надо признать, на вкус еда выходила весьма неплохой. Конечно, отправляясь в бега, Цзинь Гуанъяо и представить себе не мог, что начинать заново ему придется в подобном месте. Он рассчитывал перебраться в Дунъин и обосноваться там, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Но судьба забросила его на эти забытые всеми острова. Что ж, по крайней мере он жив, это уже можно считать неплохим результатом. Но настоящим подарком для него стало то, что он тут не один. Лань Сичэнь жив! Когда Цзинь Гуанъяо увидел, кого поймали мужчины племени во время охоты, его охватил безумный восторг. И страх, что для друга – Цзинь Гуанъяо по-прежнему про себя называл его так - все это может закончиться весьма плачевно. Чужаков талаги не жаловали. Захваченных членов соседних племен, судя по тому, что Цзинь Гуанъяо сумел узнать, было принято приносить в жертву местным кровавым богам, и, что было дико даже для Цзинь Гуанъяо, съедать. Талаги верили, что вместе с плотью врага к ним переходит его мужество и сила. Правда, стычки с ближайшими соседями прекратились по неизвестной для Цзинь Гуанъяо причине уже достаточно давно. Заросли бамбука зашевелились, и из них вышел Лань Сичэнь. - Гуанъяо, я искал тебя. Цзинь Гуанъяо поначалу волновался, что Лань Сичэнь не сможет принять свою новую жизнь в этом месте, но тот на удивление неплохо освоился. Сперва люди испытывали мистический трепет в его обществе и немного сторонились, но со временем все больше привыкали. И, кажется, самому Лань Сичэню это нравилось. Он вникал в повседневные заботы племени, постепенно завоевывая искренние симпатии жителей. Он начал осваивать местный язык, благо, он был не трудным. У самого Цзинь Гуанъяо это заняло совсем немного времени. Лань Сичэнь присел рядом с Цзинь Гуанъяо. - Что это они делают? – Лань Сичэнь кивнул на группу женщин поодаль. - О, они изготавливают сонный яд из листьев одного местного растения. Довольно трудоемкое занятие. Охотники смазывают им дротики, если необходимо поймать добычу живой. Но для жизни он безопасен, его и использовали на тебе, когда вождь с другими охотниками тебя нашли. - Вчера вечером ко мне подошла женщина по имени Бакок. Я не слишком хорошо понял ее, но, кажется, она имела в виду, что ее дочь выбрали в жертву какому-то существу и, плача, просила помощи. Что это значит? - Каждый год отбирают десять самых красивых юношей и девушек и отводят их в северную часть острова. По местным поверьям там их что-то забирает. Никто больше никогда их не видит. Зато племя на весь следующий год в безопасности. - Каждые год обрекать десять молодых людей на смерть... Нужно положить этому конец! Цзинь Гуанъяо с интересом посмотрел на Лань Сичэня. Сражающийся с древним злом божественный герой – именно то, что надо. - Да, ты прав. Я поговорю об этом с вождем. Вождь и жрец – два самых влиятельных члена племени. Судя по тому, что Цзинь Гуанъяо удалось выяснить, предыдущий жрец обладал лишь жалкими зачатками духовной силы, но не умел верно применять даже их. Его способностей хватало лишь на небольшие фокусы. Но жрец и его помощник, которого тот готовил себе в преемники, исчезли незадолго до появления Цзинь Гуанъяо. Они ушли в джунгли и так и не вернулись. Кажется, они собирались в чем-то разобраться, но в чем именно, Цзинь Гуанъяо узнать так и не удалось. Цзинь Гуанъяо, когда сумел объяснится, назвался жрецом из племени с соседнего острова. И, если не считать, что его чуть было не съели, добиться своего нынешнего положения ему не составило большого труда после демонстрации своих возможностей. По сравнению с орденом Ланьлин Цзинь, который ему, незаконнорожденному сыну от проститутки, удалось возглавить, люди здесь были бесхитростны и легковерны, словно младенцы. Перед тем, как стать жрецом, Цзинь Гуанъяо пришлось в одиночку отправится без оружия на несколько дней в джунгли, а после возвращения съесть необычайно горькие листья, ничем их не запивая и не заедая. Не самое трудное, что приходилось ему делать в жизни. Цзинь Гуанъяо нашел вождя в Доме Собраний. Тот как раз завтракал с несколькими уважаемыми старейшинами племени. - Приветствую тебя, о, Гуимато! Да будут дни твои бессчетны, словно звезды на небе, глаз острым, словно у парящего в небе орла, а рука сильной, словно у молодого буйвола! Вождь кивнул ему. Это был сильный достаточно высокий человек с четкими чертами лица и волевым подбородком. Конечно, он не мог сравниться ростом с Минцзюэ, но был выше большинства местных мужчин. И чуть выше самого Цзинь Гуанъяо. - Наступает день жертвоприношения, что за совет дали боги и духи? Ночью Цзинь Гуанъяо принес в жертву отловленного охотниками дикого козла. Цзинь Гуанъяо не был слишком религиозен, хотя полностью отрицать наличия богов он не мог. Но если боги и существовали, то к нему они были на редкость не благосклонны, начиная с самого его рождения. - Я испросил их волю, и она такова: они послали к нам Минданаса для того, чтобы положить конец древнему злу, угрожающему нам! Вождь нахмурился, а несколько старейшин даже вскочили на ноги. - Как? Если мы не отдадим десятерых, все погибнут! – воскликнул один из них, жилистый мужчина средних лет с черными курчавыми волосами. - Ты смеешь спорить с богами?! – Цзинь Гуанъяо грозно нахмурил брови. Старейшина сник. Местные люди были невероятно суеверны, больше всего они боялись прогневить богов и духов, а жрец выражал их волю. Однако некоторые продолжали смотреть на него с неодобрением. - Раз боги того желают, мы должны подчиниться, - вождь встал, - я тоже иду. Цзинь Гуанъяо хотел было сказать, что это плохая идея. Обычные люди скорее помешают двум заклинателям, чем окажут помощь, но, похоже, Гуимато был настроен серьезно. Цзинь Гуанъяо мог бы попытаться его отговорить, однако вдруг он вовсе передумает? Цзинь Гуанъяо кивнул вождю. На следующий день Цзинь Гуанъяо, Лань Сичэнь, вождь с несколькими самыми сильными воинами племени и десять юношей и девушек выдвинулись в северную часть острова. Провожавшие их люди смотрели с сомнением и страхом, кто-то неодобрительно качал головой. Однако одна пожилая женщина вышла вперед, и, порывисто обняв молодую девушку из их группы, принялась горячо благодарить Лань Сичэня и Цзинь Гуанъяо со слезами на глазах. Вероятно, это и была та самая Бакок, о которой говорил Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо поражался красоте тропического леса. Многих животных и птиц он видел впервые в жизни. Крикливые разноцветные попугаи сновали в высоких деревьях, тянувшихся к свету. По их стволам, словно яркие осколки, были рассыпаны орхидеи, в папоротнике шуршали мелкие зверьки. На лианах, или даже прямо на земле, встречались огромные мясистые цветки насыщенно-красного цвета с хаотично расположенными белыми пятнами. Они издавали неприятный запах тухлого мяса, и группа побыстрее покинула место их скопления. Однажды, когда, по словам вождя, до места оставался всего день пути, Цзинь Гуанъяо услышал шуршание папоротника и звуки, похожие на мяуканье. Раздвинув заросли, он обнаружил детеныша животного, напоминавшего смесь кота и медведя. Покрытый длинной темно-серой густой шерсткой, он имел вытянутый мохнатый загнутый хвост, длинные усы и белые кисточки на ушах. Родителей поблизости не наблюдалось. Цзинь Гуанъяо присел на корточки и погладил зверька по спинке, покрытой мягким мехом. Лань Сичэнь присел рядом. - Бинтуронг, еще детеныш, - подошла к ним девушка, с которой утром прощалась женщина, - наверно, родители потеряли его. Я Ганаи. Цзинь Гуанъяо посмотрел на девушку. Совсем еще юная, она наклонила хорошенькую головку на бок, и застенчиво улыбнулась Лань Сичэню. - Выживет ли он теперь? – добавила она с тревогой в голосе. - Бинтуиронг - священное животное, мы не можем оставить его так. - Тогда возьмем его с собой, - хоть Цзинь Гуанъяо не слишком нравилась эта идея, учитывая, что им предстоит, но как жрец он не мог проигнорировать священное животное в беде. Так у них появилось на одного члена отряда больше. - Это здесь, - вождь указал на небольшую возвышенность, - мы всегда оставляем здесь. К тому времени они были в пути около недели. План был довольно прост: оставить юношей и девушек на обычном месте, а самим дождаться появления того, что за ними придет. Лань Сичэнь был не слишком доволен, что они будут использовать людей как приманку, но Цзинь Гуанъяо считал, что тем удастся разбежаться в разные стороны и не пострадать. Так они и поступили. Затаившись в зарослях, они принялись ждать. Спустя пару часов издалека послышались нарастающий гул, треск ломающихся веток и звуки тяжелой неспешной поступи. На поляну вышел огромный монстр, источавший омерзительное зловоние. На лбу его уродливого лица выпирал единственный глаз, медленно вращающийся из стороны в сторону. Огромные мясистые губы не могли скрыть желтых кривых зубов и болтались как разбухшие лепешки. Изо рта торчало два загнутых острых клыка. Он повел головой в разные стороны и принюхался. Одна из девушек не выдержала и истошно завопила так, что Цзинь Гуанъяо услышал ее несмотря на заткнутые кусочками меха уши: - Бунгиснгис! Пока остальные бросились врассыпную, она в ужасе замерла на месте. Цзинь Гуанъяо опознал в ней Ганаи, девушку, что подходила к детенышу недавно найденного ими зверька. Лань Сичэнь молнией выскочил на поляну и, подхватив ее, отнес на другую сторону. После этого бросил талисманы, которые они изготовили вместе с Цзинь Гуанъяо, в монстра и вынул бамбуковую флейту из-за пояса. С великолепной Лебин она сравниться, конечно, не могла, но выбирать не приходилось. Бунгиснгис замешкался, потрясенно мотая головой из стороны в сторону. Тогда воины племени, до этого сидевшие в засаде, напали на него с копьями, а Лань Сичэнь принялся играть лишающую сил мелодию. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо считал, что это она, не слыша сквозь затычки. Тогда Цзинь Гуанъяо накинул на шею монстра тонкие золотые струны, сохраненные им во время бури, и принялся затягивать их. Однако, их объединенных усилий оказалось недостаточно. Бунгиснгис очухался довольно быстро и, несмотря на удавку на собственной шее, взмахом гигантской палицы вбил в землю нескольких человек. Кажется, вождь Гуимато был одним из них. Цзинь Гуанъяо натянул струны еще сильнее. Они прорезали толстую шкуру чудовища, но тот сумел еще несколько раз взмахнуть дубиной, представлявшей собой целый древесный ствол. Послышались вопли боли, и их группа лишилась еще нескольких человек. Лань Сичэнь отпрыгнул в сторону. Подхватив копье вождя, он швырнул его прямо в единственный глаз Бунгиснгиса, вкладывая в удар свои немалые духовные силы. Тот, взревев от боли, выронил палицу и ухватился своими огромными ручищами за копье, пытаясь вытащить его. Тогда Лань Сичэнь подбежал к Цзинь Гуанъяо и вместе они со всей силы принялись затягивать струны, обвитые вокруг шеи монстра. Пока они сжимали удавку, Цзинь Гуанъяо в который раз поразился невероятной силе Лань Сичэня. У самого Цзинь Гуанъяо в одиночку ни за что бы не вышло. Вскоре Бунгиснгис затих, а его голова отделилась от туловища. Обратный путь был омрачен горечью людей от гибели вождя и четверых воинов. Однако, все юноши и девушки, готовившиеся в жертву, остались живы. Бинтуронг устроился у Цзинь Гуанъяо на плечах и издавал звуки, напоминающие кошачье урчание. - Кажется, ты ему нравишься, - Лань Сичэнь подошел к Цзинь Гуанъяо и протянул руку погладить зверька, - нужно дать ему имя. Цзинь Гуанъяо взглянул на названного брата. Его красивое открытое лицо тронул легкий загар. Несмотря на то, что из одежды на нем были лишь остатки ткани, которые Лань Сичэнь оборачивал вокруг бедер, держался он прямо и с достоинством. Словно он был по-прежнему главой великого ордена, а не попавшим в бедствие человеком на затерянном острове. В руке он держал копье почившего вождя. А ведь племени нужен будет новый вождь. Кто, как не Минданас подойдет на эту роль лучше всего? Хотя последнее время отношения между ними стали чуть лучше, Цзинь Гуанъяо понимал, что ему вряд ли удастся вернуть былое доверие и дружбу. Эта мысль причиняла боль. Лань Сичэнь больше не доверяет ему. Да, Цзинь Гуанъяо совершал много предосудительных вещей в своей жизни, но он считал, что у него на все были веские причины. Причины, достаточные для Су Шэ, но недостаточные для такого светлого и правильного человека, как Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо надеялся, что его названый брат никогда ни о чем не узнает. Он всегда был для Цзинь Гуанъяо белым светом луны, недосягаемым и прекрасным, но в то же время таким близким. Единственным, кому Цзинь Гуанъяо никогда не хотел бы вредить, которого он никогда не желал опорочить. А ведь все наконец стало так хорошо! Но прошлое Цзинь Гуанъяо настигло его и покарало. Вот уж точно ничто не проходит бесследно. Но, может, судьба дала им новый шанс? Цзинь Гуанъяо хотелось бы в это верить. - Да, раз уж он теперь с нами. Пусть его имя будет Бао. Жители племени, увидев издали возвращающихся юношей и девушек, встречали их веселыми возгласами. Радость их омрачилась известием о гибели вождя и воинов, однако, древнее зло, требующее человеческие жертвы, было повержено. Тут взгляд Цзинь Гуанъяо упал на стоящего поодаль в одиночестве старика. В глазах его плескался ужас.