Phoenix

       Обычно игры приносят нам удовольствие, затягивают нас своим увлекательным сюжетом, но когда речь идёт о игре-ужастике, в которой ты главный герой, убегающий от монстров, сидящих в твоей голове, то данное занятие приобретает совсем иное послевкусие и даёт плохой побочный эффект. Так же произошло и с Салом. Каждый день его начинался с холодного пота на лице и одышки из-за очередного кошмарного сна, а затем утомлённый, морально подавленный и убитый он одиноко сидел развалившись на своей кровати, равнодушно смотря в стену. И это бесперебойно повторялось.        Билл периодически звонил ему, интересуясь тем, как он там, что делает, а семья интересовалась его состоянием: Отец спрашивал всё ли у него в порядке, на что Сал лишь отвечал согласием, а Трэвис и вовсе иногда врывался в комнату, пытаясь поговорить с братом, но тот просил покинуть помещение под предлогом «Всё хорошо. Вам не стоит беспокоится: мне просто скучно». А если блондин и не уходил, настаивая на своём, то Сал всеми просьбами умолял оставить его одного по крайней мере на ближайшее время. И лишь тогда Трэвис слушался и, несмотря на собственное упорство, спокойно уходил, понимающе кивая.        И парень снова один сидит на кровати, изредка кидая взгляд со стены на футболку, которая всё так же лежит на прикроватной тумбочке рядом с новым блистером с анальгином. По непонятным ему причинам, она вызывает у него одни лишь приятные ощущения, и впервые за пару дней после игры он аккуратно берёт её в руки и рассматривает со всех сторон, а потом прижимает к груди, ощущая тепло, исходящее от тонкой ткани. Какая же ты тёплая и приятная на ощупь, несмотря на собственную ветхость. Сал закрывает глаза, сводя брови к переносице, дабы прочувствовать всё то, что передаёт ему эта футболка. Это будет звучать странно, но ему казалось, что таким образом хозяин вещи общается с ним, поддерживает связь. Сам Фелпс слышал, что иногда даже по энергии, исходящей от любого предмета, можно сделать вывод о том, каким был сам человек. И если бы парень хорошо владел такими познаниями, то мог с лёгкостью заявить, что футболка принадлежит ранимой и чуткой персоне, которая беспокоится за каждый шаг близких ей людей.        Отстранив от себя футболку, шатен стал ещё раз изучать логотип. «СФ»... Что бы это значило? Логотип компании? Фирма одежды? Может он лично для себя создал этот принт? Чтобы лишний раз не гадать, Сал решил поискать информацию в интернете. Усевшись за стол, он открыл ноутбук и, зайдя во всемирную паутину, стал вводить в поисковик название этого логотипа. Однако данная аббревиатура была весьма распространена, отчего ему встречались как названия разных компаний, так и вовсе богом забытые места. Разочаровавшись в своих поисках, он откинулся на спинку стула и стал прожигать своим взглядом надоедливый потолок, который, по мнению Сала, скоро упадёт на него, раздавив и превратив в кровавое месиво. От таких мыслей по его коже прошёлся табун мурашек, а сам он сморщился и замотал головой, дабы перестать думать о подобном.        Неожиданно ему в голову стукнула мысль о Вестнике. А ведь действительно, за эти пару дней он даже не явился после того инцидента, не подал знак о себе и не написал ни единого письма. Неужели тогда он полностью разочаровался в Сале? Неужели он оставил его в покое? Неужели он просто так взял и ушёл после того, что произошло? Задавая подобные вопросы, Сал стал посмеивается, вздыхая с облегчением, пока под футболкой в области груди что-то хорошенько не обожгло его кожу, заставив дёрнуться на месте. Он тут же потянулся к месту ожога и, шипя от боли, вытянул цепочку с раскалённой подвеской в форме того самого Феникса. Он и совсем забыл о нём, хотя его появление в жизни Сала было похожим на появление этой футболки со странным логотипом — неожиданным и после сна. Так значит и тот сон был твоей проделкой. Ты был слишком близко, а я даже и не подозревал этого.        Образ палача вновь всплыл перед его глазами, прожигая насквозь плоть парня своими двумя красными огоньками. Нет, нет. Парень замотал головой, пытаясь выкинуть из неё это неприятное воспоминание, однако как бы он не старался, два огонька всё так же продолжали гореть. Он перевёл свой взгляд на экран ноутбука, что никак не принесло ему удовольствия, а лишь наоборот — всё усугубило. Теперь же этот образ был не мутным — он был чётко изображён на экране и, кажется, смотрел в саму душу шатена своими красными глазами. Постепенно он стал размываться, и теперь это был не палач, а простое чёрное пятно с красными огоньками. Сал напрягся от этих изменений и немного зажался в стуле. Смог стал исходить из экрана, медленно распространясь в пространстве. Комната была практически наполнена черным туманом, и жутко запахло сыростью, как в том мире. Шатен осторожно рукой коснулся края экрана, желая закрыть ноутбук, и внимательно наблюдал за пятном, распыляющим туман. Он медленно стал закрывать гаджет в надежде, что всё закончится быстро и с хорошим исходом, однако стоило ему резко захлопнуть его, как вдруг образ будто вылетел сквозь щели техники и предстал перед ним в облике тени. От этой неожиданности Салливан упал со стула и с ужасом уставился на бесформенное создание, которое закружилось в воздухе, сжимая пространство, а потом и вовсе рассеилось, оставив за собой смог и холод, волной прошедший по помещению Сала.        — Что это, черт побери, было? — спросил себя шатен, с ужасом смотря на остатки создания. Весь этот смог был слишком знаком ему, и первое, что пришло ему в голову, — это Вестник. Значит, ты не ушёл и всё ещё здесь. Решил снова мне мозги пудрить, скрываясь в тени? Посмотрим, кто первый запоёт. Он закивал головой, сморщившись от злости.

***

       Облака, медленно плывущие в огненном небе, от всей своей тяжести готовы были упасть на землю, уничтожив всё живое, населявшее поверхность; в воздухе стоял удушливый запах гнили; солнца не было видно даже за горизонтом, и казалось, что это мелкие атомные частички горели в атмосфере, окрашивая всё в оранжевые тона; вся местность была опустошена и только где-то там было немаленькое скопление людей, собравшихся вокруг помоста, на котором за трибуной оратора стоял человек: высокий, пухловатый, с седоватыми волосами, глубокими морщинами на лбу, аккуратной бородкой и здоровым носом. Образ его дополняли очки на носу и тёмная мантия, что походила на одеяние судьи. Он что-то монотонно читал, а слушатели смотрели на него, не дёргаясь, будто замерли в попытках не упустить ни единого его слова или же были просто под гипнозом.        Сал находился в этой толпе и непонимающе смотрел на её участников. Они все до единого не имели лиц: без глаз, без носа, без бровей, — сплошное бежевое плоское пятно, кроме небольшой полоски заместо губ, на которую были наложены швы. Видимо, кто-то не хотел, чтобы они говорили. Весьма печально.        — ...Сал Фишер... — вылетело из уст судьи, и некий луч света, подобно прожектору, осветил шатена, ослепив его и выделив из серой массы.        Снова «Сал Фишер». Снова его так называют по непонятным причинам. Зрители вмиг развернули свои головы в сторону «особенного», отчего парень зажался и стал паниковать, глазами бегая по одинаковым физиономиям. Одно дело ощущать на себе тысячу глаз, а другое — осознавать, что живоподобные безликие манекены развернулись к тебе, чувствуя вслепую твоё присутствие и зная, что ты делаешь и как ты это делаешь.        Салливан, медленно переводя взгляд с одного создания на другое, стал делать небольшие шаги назад, пока спиной не врезался в кого-то. Шатен резко развернулся и увидел перед собой высокого безликого парня в той самой футболке со странным логотипом. Только теперь он был не таким равнодушным по отношению к нему: он не спеша протянул обе руки к Салу и наклонил голову в бок, а прямая зашитая полоска обрела форму дуги, концы которой были устремлены вверх. Фелпс отстранился, настороженно смотря на брюнета, в то время, как толпа вокруг него медленно сгущалась. Бежать некуда, отступать нет смысла, оставалось лишь бороться и пробивать себе путь на свободу, невзирая ни на что. Вот только и этот вариант был провальным, так как сдвинуться с места шатен уже не мог: несколько рук вцепились в него мёртвой хваткой то за плечо, то за руку, то за ногу, да даже за голеностоп. И количество этих рук увеличивалось.        Сал с ужасом переводил взгляд с кистей на брюнета, пытаясь вырваться из этих холодных объятий. Он дёргался всем телом, морщась от гнева из-за собственной безысходности, и, кажется, иногда ему удавалось выдернуть хоть одну руку, которой он затем отбивался. Однако всё это оканчивалось безуспешно: кто-то ухватывался за его свободную от живых оков конечность и тянул к себе. И снова он был обездвижен в то время, как люди окружали его, тянулись со всех сторон, давили тех, кто стоял впереди, и просто топтали их, возвышая Сала, создавая из него вершину горы из трупов.        А судья продолжил смотреть на столешницу трибуны, читая никому не нужный текст, пока парень кричал от боли, сковывающей всё тело, а создания издавали звуки похожие на мычание. Куклы хотели избавиться от швов на своих ртах, разорвать их, освободится от безмолвного наказания. Полные отчаяния, безнадёжности и неведения они карабкались по трупам своих сородичей в желании добраться до вершины горы не малых размеров. Кто-то скатывался и падал на землю, тут же умирая и создавая новую ступеньку для последующих страдающих, а кто-то добирался до вершины и имел возможность прикоснуться к желанной цели до тех пор, пока ему на голову не наступит его же копия, похоронив заживо в этой куче мертвецов.        Салливан, обессиленный, выжатый и зажатый в эту кучу с мертвецами по грудь, отрешённо смотрел вперёд, ожидая нового двойника предыдущего монстра. Он настолько устал кричать, что уже даже и не видел смысла давать сопротивления, которого как такового и не было. Тысяча созданий и один Сал. Конечно, трудно ответить за кем будет первенство! Несомненно, за Салом!        Парень бы так и продолжил безжизненно смотреть вперёд, пока в далеке не увидел отличный от всех созданий силуэт: невысокого роста, в оранжевой робе, с синими волосами, — неизвестный спокойно стоял и наблюдал за этой ужасной картиной. Манекены пробегали мимо него, не задевая его тела, будто боялись как огня. А потом и он сам двинулся с места холодной, уверенной походкой, смотря на самую вершину с такой жадностью, будто там была основная мечта всей его жизни. Люди же, которые задевали его чисто случайно, обгоняя, тут же обращались в прах от одного его прикосновения к их пластиковой коже.        Заметив это, Салливан никак не отреагировал на данный феномен, давая понять, что ему всё равно. А потом, развидев лицо незнакомца, он насторожился, вспоминая момент из игры с Вестником. Снова он. Опередлённо, он. Что он здесь делает? Сал немного зажался, смотря прямо в лицо приближающегося к нему парня, который расчищал себе путь от манекенов, с лёгкостью толкая их в разные стороны одной лишь рукой, превращая в чёрный порошок. Один за другим ожившие пластиковые куклы пеплом, сдуваемым резким порывом ветра, рассеивались в этом оранжевом пространстве, а синеволосый, добравшийся до подножия горы, холодно посмотрел на валяющийся перед ним труп и безжалостно наступил ему на грудь, будто он служил некой ступенькой длинной лестницы. Неизвестный в маске поднял вторую ногу и застыл на месте, стоя на прогибающейся грудине мертвеца. Порыв ветра играл с его космами, изредка открывая и прикрывая голубые глаза прядями волос. Не колеблясь, он наступил на следующую некогда живую ступень — прямо ей на «лицо», смотря вперёд и не боясь упасть, поскользнувшись о кровь, вытекающую из пластиковых тел. В этом мире даже куклы истекают кровью и рвутся на куски, издавая вопли мучеников. Только здесь они живые смотрят тебе в душу, желая прогрызть тебя и твои внутренности пока не доберутся до самого сокровенного — твоего сердца, отбивающего секунды бессмысленного существования. Здесь они — самые ужасные хищники, верхушка пищевой цепи. И, кажется, этот безликий парень был королём, предводителем стаи безжалостных, бесстрашных живодёров, чьи рты были зашиты не зря.        Сердце Сала билось сильнее с каждым шагом синеволосого. Вот он уже почти взобрался на саму вершину, заставляя своих подчинённых страдать от боли, которую он дарит им от всей своей черствой души, скрывающейся под треснувшей маской.        Все манекены, желая узреть своего покровителя на горе, столпились у самого подножия и вновь застыли, как и сердце шатена, когда он увидел Его прямо перед собой. Ледяной взгляд пронизывал Фелпса насквозь, заставляя ощущать холодное острие ножа, медленно впивающееся в его сердце и парализующее всего его. Тихо прохрипев от боли, обездвиженный Сал в жалости поднял свои брови, смотря в глаза психопата.        И это забавляло синеволосого, отчего он блаженно опустил веки, вслушиваясь в симфонию агонии, исходящую из самой души шатена. Он стал плавно водить руками в воздухе и тихо мычать, издавая как высокие, так и низкие ноты. А потом он осторожно ладонями обхватил лицо Салливана и спокойно посмотрел на него, наклонив голову в бок.        — Ты страдаешь, как и я когда-то, — медленно прохрипел он. — Маленькая овечка, загнанная в тупик, парализованная собственными страхами, — он указательным пальцем правой руки стал вырисовывать контуры под левым глазом шатена. — Но ведь это ещё малая часть всех тех ужасов, которые узрел я. Одним глазом, — он резко воткнул палец в карий глаз Сала, отчего тот закричал от боли, и со всем спокойствием вынул его из глазницы.        Слёзы ручьём текли по щекам Салливана, прерывисто дышащего и и гримастнивающего от боли. Одна — чистая, прозрачная как хрусталик, другая — кровавая с липкой мутноватой жижей.        Синеволосый с наигранной грустью посмотрел на окровавленный указательный палец, с которого сползала вязкая жижа — некогда глаз, — и дёрнул рукой, отряхивая эту мерзотину со своего пальца.        — Кошмары — это отражение нашего внутреннего мира, — прошептал он, положив руку на голову шатена. — А твой мир ложный — он украден, — синеволосый слегка опустил руку, прикрывая страдальческое лицо парня. — Хочешь, я подарю тебе новый мир? Сделаю тебя настоящим, — он ногтями впился в кожу шатена, стягивая её.        Шатен в панике дышал в ладонь психопата, изредка всхлипывая от страха.        — Подарю тебе твоё лицо, — синеволосый продолжал шептать, ногтями оставляя дорожки из ран на лице парализованного. — Ты полюбишь себя, обещаю... — последнее слово он проговорил медленно по слогам и резко дёрнул за кожу, разрывая её, отделяя от мышечного слоя.        Кажется, именно это действие со стороны психопата полностью добило Сала, обездвижив его внутренне, утихомирив его сопротивление. С лицом походившим на макет мышечного строения черепа человека, Сал равнодушно смотрел на синеволосого, который поднял руку с отодранной кожей вверх, словно трофей. Руки мёртвых созданий, образовавших гору, плавно поднялись вверх, в попытках дотянуться до источника вкусностей. На их ладонях появились странные отверстия с острыми выростами на внутренней стороне. Это были их рты. Куклы услышали этот сладкий запах. Они были голодны, им нужна была плоть, кровь, им нужен был живой организм для утоления собственной жизненной потребности. Заметив это, синеволосый стал трясти кусок кожи, разбрызгивая капли крови в разные стороны, и руки задёргались живее, ощущая падение жидкой еды им в ротики.        Психопат, сполна насладившись этим моментом, выкинул ненужную вещь в сторону и холодно посмотрел в глаз и в пустую глазницу Салливана, из которой сочилась кровь, стекающая по костям черепа, связкам, мышцам, по оставшимся мелким частям кожи и собирающаяся каплями на подбородке, с которого падала на мертвые тела. Он ладонью прикрыл изуродованное лицо Фелпса, а потом резко надавил на него, погрузив внутрь горы трупов, в само его ядро, кишащее голодными безликими куклами.        Погрузившись в кровавый океан, в котором свободно плавали отрезанные человеческие конечности, Сал выдохнул весь кислород и через рот стал наполнять свои лёгкие кровью. Кажется, теперь он точно не проснётся, умерев во сне. Он закрыл свой голубой глаз в надежде, что все его страдания закончатся так же быстро, как и начались. Снова его посетило чувство безмятежности, воспоминания о Малибу, горячий песок, насыщенный морской воздух и звуки. Разные звуки, исходящие отовсюду. И этот шум усиливался, а источник его был совсем близко. Но Салливана это никак не волновало. Его больше вообще ничего не волновало, отчего он впервые не поддался любопытству.        Безликие создания плавали вокруг него, щёлкая зубами, торчащими как из ладоней, так и во ртах, швы на которых разошлись, открывая вид на бесконечный тёмный туннель. Они стали вопить, стонать, обвивать руками сочную плоть парня, а потом впивались в неё своими клыками, пытаясь захватить больший кусок мяса. И с каждым разом этих голодных конечностей становилось больше и больше, пока они полностью не покрыли его тело. Они съедали его живьём, не оставляя живого места. И финальным аккордом данной песни стала ладонь, накрывшая некогда лицо Фелпса и закончившая пазл конечностей, который со стороны напоминал кокон насекомого.        Наступила напряжённая тишина. Кокон балластом погружался вниз на самое дно океана трупов, на дно, к которому вместо водорослей прикреплялась всякая гниль — источник всего этого зловония в том зловещем мире.        Руки на теле жертвы стали плавно дёргаться в связи с поступлением еды в их организмы, а потом, немного отстранившись, изо всех сил ударили его, толкнув вниз. Весь растерзанный, в укусах, Сал опустился на дно, представленное тонкой плёнкой, и прорвал его, переходя в другую «среду обитания», в которой продолжил своё падение, только уже не так плавно, а резко, стремительно летя вниз. Он смотрел на кровавые облака, медленно рассеивающиеся в огненном небе. Где эта проклятая земля? Где этот мир? Где я? Перед глазами стояла одна лишь картина, а он летел, разбрызгивая красную жижу в воздухе, пока не упал, больно приземлившись спиной на холодную плитку, треснувшую под его телом.        Поразительно. Лететь с невероятной скоростью, неудачно приземлиться и остаться в живых, напоминая внешним видом свежую тушу, висящую на крючке в морозилке. Это не удача — это невезение.        — Настоящим я приговариваю, — со стороны послышался знакомый монотонный голос, — Сала Фишера к смертной казни.        — О, Господи... — страдальчески прошептал Салливан, смотря на небо молящим взглядом.        Парень уже привык к тому, что здесь его называют неким Салом Фишером, а это значит, что всё закончится именно так, как сказал судья. Но он не хотел умирать. Пройдя сквозь ад, став пищей для кукол и в итоге оставшись в живых, он не собирался вот так просто умереть от руки палача. Он не хотел быть тем неизвестным с чёрным мешком на голове.        Двое мужчин подошли к парню и, холодно взяв за руки, чуть выше локтя, поволокли его за собой. Несмотря на боль, пронизывающую всё тело, несмотря на хладнокровие со стороны этих сопровождающих, Сал, хоть и слабо, но дёргался в попытках вырваться из этих хваток, отчаянно шепча одно и то же слово: «Нет». Слёзы вытекали из его уцелевшего глаза, вызывая щипление при контакте с ранами на лице. А люди, стоящие вдоль тропы, равнодушно смотрели на него, не шевелясь. Им было все равно, они лишь зрители, свидетели происходящего. И лишь вдали кто-то кричал: «Стойте!». Женский голос, приглушаемый воем ветра, кое-как доносился до Сала, и он не мог точно определить, где она находится — в глубине этой толпы или за пределами её.        А мужчины не останавливались, всё шли и шли вперёд, волоча Салливана, отчаянно продолжавшего дёргаться.        — Постойте! — Сал слышал звуки отталкивания и падения. Этот кто-то прорывался к нему, таранил себе путь в толпе.        Мужчины стали подниматься по ступеням на сцену эшафота.        — Остановитесь! — голос уже был совсем близко — где-то во вторых рядах. Она кричала и, кажется, ревела, пытаясь достучаться до разума окружающих, однако никто её не слушал. Зрители молча стояли, наблюдая за тем, как приговоренного тащили к месту казни. И лишь только Салливан обратил на неё внимание, упираясь в толпу молящим взглядом в ожидании этого человека.        Сопровождающие поволокли его по сцене к орудию казни. Сал, желая узнать, какая участь его ждёт, обернулся, о чём потом сильно пожалел. В центре на эшафоте стоял огромный деревянный механизм: широкая горизонтальная скамейка, к которой были прикреплены ремни, с одной её стороны были установлены две доски с небольшой выемкой и две балки, между которых было расположено острое косое лезвие, держащееся на защёлке, контролируемой палачом. Гильотина...        —...господи... — прошептал Сал, с ужасом смотря на орудие казни. Этого он боялся больше всего. — Нет... — он задрожал, переводя свой взгляд на толпу, а потом и вовсе стал дёргаться, пытаясь вырваться из рук ведущих его людей: — Нет. Нет-нет! — он шептал, хрипел, не способный нормально кричать, но не сдавался. Ему хотелось жить.        — Отпустите его! — наконец из серой толпы выскочила девушка. Вся в слезах, в порванной одежде она двинулась вперёд, к эшафоту, но руки зрителей потянулись к ней и схватили, не давая ей возможности как-либо помешать осуществлению казни. — Пустите! Неужели вы настолько слепы!? — вырывалась она, как и Сал, а руки с разных сторон хватали её за плечи, шею, длинные волосы, но не закрывали вид на помост, будто специально хотели, чтобы она увидела всё.        А двое мужчин тем временем грубо положили полуживое тело шатена на скамейку и не на живот, как было принято, а на спину. Сал просил, умолял их прекратить всё это в надежде, что они его услышат, но всё было тщётно. Один из них крепко схватил Фелпса за волосы, чтобы он не мотал головой из стороны в сторону, закрепляя две доски с выемкой в области шеи, а второй туго затягивал ремни в области торса и голени, ограничивая искалеченного приговоренного в лишних движениях, которых тот итак бы не совершил в связи с физическим состоянием.        — Не делайте этого! — кричала она — та самая, что так отчаянно пыталась вырваться из мёртвой хватки зрителей.        Но всем было плевать.        Как только тело Салливана зафиксировали на этой деве убийств, палачу было дано исполнить своё дело. Он, крепко сжимавший в руке верёвку, задумчиво смотрел на лицо парня, всматриваясь в это месиво, которое вскоре окажется в корзине.        — Прошу Вас, выслушайте! — а девушка настаивала на своём, кричала что есть мочи, издеваясь над своими голосовыми связками.        Однако никакого ответа не послышалось.        Палач холодно отпустил верёвку, и острое лезвие, в сопровождении пронзительного крика Сала, моментально опустилось вниз, пробудив Фелпса ото сна.        Парень, резко подскочив на кровати, руками схватился за шею, судорожно трогая её с разных сторон. Он был чертовски напуган тем, что недавно произошло в его сне, в его голове. Мурашки бегали по коже, а самого Сала лихорадило, бросая то в жар, то в холод. Ещё никогда ему не было так страшно. Вспомнив слова синеволосого, он в ужасе схватился руками за лицо, пальцами изучая каждый его сантиметр. Гладкая кожа, прямой нос и наличие глаза намекали ему, что это был всего лишь длинный кошмарный сон. Однако нервишки всё ещё шалили, дёргая его только так. Он конвульсивно бегал глазами по всей комнате, в которой разгуливал лунный свет с воцарившейся мёртвой тишиной. Его губы дрожали, а сам он прерывисто дышал, чуть ли не плача. Атмосфера давила на него, а головная боль, появившаяся из ниоткуда, лишь всё усугубила. И, схватившись за голову, Сал, гневно рыча, подскочил с кровати, стремясь покинуть комнату. Сейчас ему хотелось лишь одного — избавиться от всего этого: от боли, от дрожания, от страха... от самого себя.        Вылетев из своей обители, Фелпс, чертыхаясь, быстро спустился на первый этаж и забежал на кухню, где, как он помнил, в одном из верхних шкафчиков была домашняя аптечка. Но не вся аптечка его интересовала на данный момент, а снотворное. Много снотворного, способного вырубить его до смерти, ведь он больше не хотел просыпаться, спать, жить вообще. Игра Вестника нанесла ему немалый урон, а кошмарные сны, посещавшие его каждый день, добили его, выбив из колеи. Не в силах больше терпеть подобное, в полумраке он стал открывать шкафчики и на ощупь искать нужный ему контейнер с лекарствами. Первый шкафчик — промах, второй — тоже. И, наконец-то, с третьего раза он попал в точку. Взяв желанный объект с полки, шатен положил его на кухонный стол и открыл крышку. Однако в полумраке ничего не развидишь, поэтому Сал перешёл в более освещённое место — ближе к окну. Разные блистеры, вата, бинт, спирт и многое другое лежало внутри контейнера, и, долго не думая, Фелпс стал выкидывать из аптечки все ненужные пластинки в поисках одной заветной. Слабительное улетело в сторону, анальгин следом за ним, несмотря на то, что у парня голова раскалывалась, затем к ним присоединились обезболивающее и противовирусное, а седативное Сал просто отложил на всякий случай. Наконец, после нескольких ненужных блистеров он наткнулся на фенобарбитал, который прописал ему врач после выписки из больницы. Тогда, после автокатастрофы, он тоже страдал бессонницей, так как не мог уснуть из-за кошмаров. И единственным помощником в борьбе с недостатком сна стали белые таблетки, мощно влияющие на нервную систему и вызывающие сонливость.        — Да... — прошептал Сал, судорожно улыбаясь и держа в руке заветный блистер. Давно он не пил эти таблетки, да и думал, что больше не станет. Но, кажется, ситуация вернулась бумерангом к нему, чего он никак не ожидал.        Парень с блистером в руке взял с кухонного стола чистый стакан и на автомате наполнил его проточной водой, а затем, закрыв кран и поставив стакан с водой на столешницу, он принялся откупоривать таблетки из пластинки. Двух вполне хватило бы, чтобы снять судороги и успокоится, однако, по мнению Сала, этого было мало. Слишком всё усугубилось. Ему было слишком страшно. А ведь казалось бы, прошло всего две недели...        Пять таблеток поодиночно лежало на его ладони, гипнотизируя его, говоря: «Выпей нас. Сделай это. Тебе станет легче». Они заставляли его нервничать сильнее, чем этот сон, ведь теперь всё происходило в реальности, где каждый шаг Сала мог оказаться роковым. Он проглотил застрявший в горле ком, который грузом опустился дальше, вниз по пищеводу, и перевёл отчаянный взгляд на ёмкость с водой. Пути назад нет, он сделал выбор. Возможно, не самый лучший, но тем не менее эффективный.        Обхватив дрожащими руками стакан, шатен взял его и неуверенно выставил перед собой. Глаза его бегали с таблеток на ёмкость, а сердце колотилось, оглушая посторонние звуки. Он закрыл глаза, хорошо всё обдумывая. Брови его судорожно дёргались, губы дрожали, зубы щёлкали, а дыхание было сбито. Давай. Тебе слабо сделать один шаг, Фелпс? А терпеть эту боль ты, значит, можешь? Какой ты слабак. Верно говорил Вестник. А тот синеволосый... Да, я — это овечка. Слабая овечка, загнанная в угол. Таблетки — это ключ к двери! И в этой ситуации я выйду победителем, если проиграю. Всё закончится слишком быстро. Он поднёс руку с препаратом к губам, готовый ступить в пропасть. Нет пути назад, всё решено им.        В этот решающий момент в комнате загорелся свет и подавленный мужской голос, отвлекший Сала от самоубийства, эхом пронёсся в голове шатена:        — Салливан, что ты делаешь?        Фелпс открыл глаза и кинул свой безнадёжный взгляд на раздражителя. За столом перед ним стоял ошарашенный отец в шёлковой пижаме. Он застыл на месте, круглыми от ужаса глазами изучая уставшее лицо сына, на которое спадали пряди каштановых волос, скрывающие его мокрые глаза. Мужчина медленно перевёл свой взгляд на открытую аптечку, вокруг которой были разбросаны блистеры, а потом резко глянул на Сала, сжимавшего что-то в руке около рта.        — Что... — он запнулся, проглатывая слюну в горле, — ...у тебя в руке?        Молчание.        — Какой препарат ты взял? — спросил ещё раз священник дрожащим голосом, внимательно наблюдая за Салом и делая медленные маленькие шаги в его направлении.        — Стой на месте. Не подходи, — гневно процедил Сал, заметив движение со стороны отца.        — Хорошо-хорошо, — быстро проговорил мужчина, выставив перед собой согнутые в локтях руки ладонями к Салу, и снова замер на месте. — Успокойся, сынок. Не делай глупостей, — шептал он, обеспокоенно смотря на парня.        — Глупости? — спросил Сал с истерическим смешком. — По-твоему это глупости? — он отчаянно улыбнулся, мотая головой из стороны в сторону.        — Салливан, успокойся, — серьёзным тоном сказал Отец Фелпс, укоризненно посмотрев на сына. — Выкинь таблетки.        Парень, услышав это, конвульсивно замотал головой и, сказав «Нет», закинул в рот лекарство от здоровья, запивая водой. Мужчина, имевший хорошую реакцию, тут же подскочил с места и, подбежав к сыну, схватил его за волосы и наклонил к раковине, затем, хорошо обхватив голову двумя руками, указательным и средним пальцами рук стал надавливать на челюстные суставы, отчего Сал широко открыл свой рот, выплёвывая всё его содержимое. Убедившись в том, что лекарство оказалось в раковине, мужчина освободил шатена и ладонью легонько пару раз постучал по его спине.        — Дурачок... — с тяжёлым вздохом проговорил он, разочарованно мотая головой, пока парень откашливался.        — За...чем? — с кашлем вышло у Сала. — У меня...была возможность... — он перевёл дыхание, сильно выдохнув ртом, и, развернувшись боком к отцу, посмотрел на него расстроенным взглядом. — Покончить со всем.        — Покончив с собой? — спросил его Отец, непонимающе глянув на него.        — Я не знал, что делать дальше, — отчаянно шептал Сал, тихо хныкая. — Они не покидают меня. Они рядом со мной. Они жрут меня изнутри! Мне страшно! — с каждой новой фразой он становился более эмоциональным, а слёзы, которые накопились за эту мучительную неделю, стали вытекать из его глаз, что бесило его вдвойне.        — Сынок, успокойся, — мужчина взял его за плечи, беспокойно смотря ему в очи. — Смотри мне в глаза. Всё хорошо. Никто не охотится на тебя, никто не съедает тебя. Это просто кошмар.        — Кошмары — это отражение нашего внутреннего мира, — хрипло шептал Салливан, плача, — так говорил он.        — Кто он? — спросил мужчина, прожигая в парне дыру своим встревоженным взглядом.        А Сал молчал, сильно зажмурив глаза и сморщившись от воспоминаний, сопровождаемых острой головной болью. Ему было всё ещё страшно. Перед ним мельком всплывал образ психопата в маске, но не внешний вид пугал его, а взгляд, с которым тот смотрел на него: такой холодный, но в то же время такой эмоциональный, такой пронзительный, но и рассеянный. Кажется, именно он был тем палачом, опустившим лезвие гильотины на него. Вспомнив этот момент, шатен тихо заскулил, сжимая руки в кулаки.        — Кто он, Салливан? — настойчиво повторил Отец Фелпс, немного повысив голос.        Сал долго всё обдумывал, но, не зная, как сказать, промолчал и безнадёжно замотал головой, а потом положил её на плечо отца, на что тот лишь тяжело вздохнул и легонько постучал ладонью по спине сына.        — Всё хорошо. Всё в порядке, — успокаивающе шептал он, задумчиво смотря в сторону. — Всё хорошо...