Другая сторона

      За последние полгода мой телефон наполнился сообщениями.       «Ты доехала?»       «Как ты, ребенок?»       «Ты куда пропала? Волнуюсь!»       «Уффф, дерзишь….значит, все в порядке».       «Девочка моя, я выживу и ты, и все мы победим!»       «Ты у меня самая лучшая девочка на свете».       «И я тебя люблю. А если посплю сегодня — буду любить еще больше».       «Почухать за ушком?»       Папка отправленных сообщений тоже не была пустой.       «С вами все в порядке?»       «Я доехала, все хорошо!»       «Я рядом, не бойтесь»       «Я вас обязательно согрею».       «Вы моя самая лучшая, любимая и родная».       «Я так рада, что вы у меня есть».       «Муууууррр».       Тепло и забота. Забота в моменты встреч, в часы работы. Забота вблизи и на расстоянии. Мы заботились и берегли друг друга. Я возвращалась поздно, но всегда отписывалась, что я уже дома. Старалась не пропадать надолго, если мы не виделись на катке. Этери Георгиевна могла проигнорировать чьи-то звонки, но мне отвечала всегда. Тепло и забота. С мамой у меня всегда были доверительные отношения, но порой наступает момент, когда хочется поделиться с кем-то, кто не мама. С девчонками мы дружили, у меня было много друзей и вне катка, с каждым был свой пласт: с кем-то о книгах и о музыке, с кем-то о танцах на льду, с кем-то посплетничать, с кем-то подурачиться. С Этери Георгиевной можно было все. Я знаю, что когда у меня появится мальчик — я первой расскажу именно ей. Мне так хочется разделить с ней в будущем все важные моменты моей жизни. Она уже как-то сказала, вроде как в шутку, что хочет быть крестной моего будущего ребенка, так что мне уже не отвертеться. Тепло и забота.       Тепло и забота были и в гостиничном номере в Челябинске, когда я заходила утром с чашкой кофе, чтобы грозный тренер проснулся и встал с нужной ноги — это было в моих собственных интересах и интересах всего тренерского штаба.      Тепло и забота были на тренировках, когда такой строгий тренер настраивал меня на прокат, придерживая за плечи, передавая свою силу.Тепло и забота были тогда, когда мы замирали в ожидании оценок судей и лишь легкие, словно перышки, пальцы играли на моей спине как на пианино. И тогда, когда мы ждали реакцию судей в ответ на мой дерзкий самовольный прокат с третьим лишним прыжком в каскаде, тоже были они - тепло и забота.       Тепло и забота были не только на катке, но и вокруг него. «Конечно, как дочь» — то, что говорилось журналистам и другим тренерам — для них звучало громко и безапелляционно, для большой семьи Этери Георгиевны — гордо и собственнически, для меня — нежно и ласково.       Тепло и забота были и сегодня, когда я стучу в дверь ее гостиничного номера с традиционной чашкой свежесваренного кофе. Горького и терпкого, с щепоткой кардамона и долькой лимона.       — Кто это?  — спрашивает хриплый голос за дверью.       — Это Женя.       — Жень? Заходи.       Тепло и забота были и в этот момент, когда я вижу ее такой, какой никто не мог увидеть. В одном белье, с растрепанными волосами, отекшим с утра лицом, сухими потрескавшимися губами, сжатыми в тонкую нить и напоминающими разломы после землетрясения.       Она жестом приглашает меня к себе на кровать. Мой номер по соседству, поэтому я недолго думая пришла в одной пижаме и накинутой сверху рубашке. Теперь это мне не мешает забраться на еще разобранную кровать. Залажу с ногами и устраиваюсь на подушках так, чтобы мне было удобно. Она сидит напротив, рядом, сложив ноги по-турецки.       Разглядываю ее лицо, вглядываясь в каждую его клеточку. И обнимаю ее. Обнимаю так крепко, как никогда не обнимала. Она держит меня, словно я совсем маленькая и невесомая. Держит, словно ребенка на своих руках. Тепло и забота становятся еще ощутимее. Но не они, пробуждающиеся в каждый миг нашей встречи, заставляют меня коснуться губами ее лба. Не победа и эйфория заставляют меня прижаться щекой к ее щеке. Не чувство благодарности или признательности заставляют сжать ее руку и замереть, всматриваясь в глаза. Усталые и ничего не выражающие сейчас.       Вчера вечером я узнала ее секрет. И то, что было разобрано в моей голове по деталям, в одно мгновение сложилось в картину. Мрачную картину с размытыми тенями и лишь с отблесками свечей, к которым нет силы повернуться. Это страх поднялся и не отпускал меня, заставляя вжиматься в нее все сильнее.