Другая сторона

      Мысли о том, что происходит в наших отношениях, каково истинное чувство запутавшейся в жизни Этери Георгиевны ко мне, а главное, что я чувствую к ней, когда исчезнет Илья и исчезнет ли вообще уничтожают мой сон окончательно. Я не знаю, где я нахожу силы идти на лед, слушать тренеров и хореографов, общаться по утрам с мамой и бабушкой, гулять с собакой, переписываться с друзьями в сети, смотреть сериалы. Хотя может именно это и не дает мне совсем уйти в себя. Умение погружаться в себя, не реагируя на происходящее вокруг формировалось во мне много лет и уже давно достигло высшей степени своей сформированности. Это хорошо перед стартами, но направленный внутрь, не выражающий ничего взгляд в жизни может напугать моих близких. Наверное, это даже страшно. Взгляд, который может убить. Пока я убиваю лишь себя, разрушая вновь и вновь собственными мыслями.       Все как во сне. Это пограничная зона, как начало отсчета, с которого можно сдвинуться в любую сторону. Во сне прогулки, во сне хореография, во сне проходят все встречи. Разбудить меня может только что-то кардинально новое и это новое мне дарит Авербух.       Илья Изяславович вновь постановщик программ на новый олимпийский сезон. Последнюю неделю в «Хрустальном» буквально его царство, потому что он — Царь и творец. Теперь это не Царство Снежной королевы, не появляющейся на работе все эти дни. Это время Авербуха. Если бы меня спросили, что мне напоминает работа с ним, я бы сразу ответила: «Весна» Вивальди. Авербух плавно скользит по льду, и в мире, где всегда зима, вдруг слышится звон капели, журчание ручьев, жужжание пчел. Даже мой не самый чувствительный нос почти без капли фантазии начинает ощущать запахи весенних цветов.       — Даня, это кто тебе цветы подарил? — Сергей Викторович окликает Даниила, трепетно прижимающего к себе букет полевых цветов.       — Уж точно не Авербух, — сквозь зубы цедит Даниил и прищурив глаза продолжает наблюдать за постановкой.       Новую программу я пока не чувствую, но возможно она заиграет в дальнейшем. В этот год ошибки недопустимы. Но я даю ей шанс.       Мы поставили хореографию, расставили акценты под прыжки, оставив эти музыкальные точки пока пустовать. Расстановка элементов — это отдельное умение и расчет. Без главного тренера процесс несколько застопорился, а Этери Георгиевна болеет. Илья Изяславович имеет свое видение, но всегда прислушивается к другим. Только если целиком и полностью уверен в той картинке, которую видит он, но которая пока скрыта от глаз и сердец остальных, он рисует коньком совершенно безапелляционно.       После тренировок я пробую дозвониться до Этери Георгиевны, но телефон ее предательски молчит. Пока еду домой, советуюсь с Ларисой Евгеньевной: мне нужен совет кого-то более взрослого.       — Может, поехать к ней? Не выходит на связь уже так долго, — я поджимаю губы, потому что не знаю, как правильно поступить. Не вмешиваться, чтобы не нарушить личное пространство? Или все же поехать, рискуя оказаться дурой и встретить Илью?       —Жень, если бы что-то случилось — все бы уже знали, — Лариса Евгеньевна спокойная и сдержанная. — Да и об Этери действительно сейчас есть кому позаботиться.       Меня такой вариант не устраивает, но я вижу в нем зерно истины. Ведь это ее выбор и мне надо его принять. Она решила, что ей с ним лучше. Однажды, когда мы гуляли по магазинам, Этери Георгиевна так и сказала в ответ на мои слова, что надо всерьез заняться своим здоровьем, даже если это требует быть дома долгое время.       — Ну, а кто будет за мной присматривать? Лечение требует ухода со стороны.       — Я!       — Я не могу лишать тебя жизни, Женя. Я этого не стою.       Бездействие меня душит и я мысленно даю время до конца недели, продолжая настойчиво звонить, натыкаясь на голос автоответчика.       Сегодня меня позвали на День Рождения. Это хороший повод увидеть ребят и развлечься. Поэтому после всех занятий в «Хрустальном» я быстро принимаю душ и начинаю собираться. Меня немного задерживают девчонки разговорами, пока я привожу себя в порядок. Смотрю на часы и вижу, что времени еще более чем достаточно, поэтому можно так сильно не спешить. Я всегда стараюсь делать много вещей параллельно, а телефон обычно не выпускаю из рук, он словно их продолжение. Поэтому пока крашусь, включаю на фоне любимое аниме. Я люблю его за то, как оно разительно отличается от всего остального, что можно увидеть на экране: оно самобытно, пропитано японской культурой. И очень живое.       В какой-то момент картинка на экране телефона замирает, прерываясь сигналом входящего телефонного вызова. Незнакомый номер. Обычно я стараюсь не брать телефон с незнакомых номеров, но сейчас почему-то поступаю по-другому и отвечаю на звонок:       — Да?       — Здравствуйте, это Евгения Армановна? — спрашивает незнакомый женский голос.       — Да, это я, — чувствую, как предательски начинает сосать где-то под ложечкой.       — Тутберидзе Этери Георгиевну знаете? — сердце замирает, перед тем как окончательно оказаться в невесомости.       Мне становится очень страшно. Недоброе предчувствие сменяется всепоглощающим ужасом. Я сглатываю и настолько, насколько могу владеть своим голосом отвечаю.       — Да, знаю, а что?..— мне не дают договорить.       — Она в больнице. Можете приехать?