Другая сторона

      Пока мы едем домой, Этери Георгиевна успевает заснуть. Сон ее неглубокий и прерывистый, каждая остановка или толчок автомобиля в пробке заставляет ее вздрогнуть, открыв при этом глаза. Я в ответ лишь нежно глажу ее голову, лежащую у меня на плече, целую в висок и шепчу, что все хорошо. Она с беспокойством осматривается, даже порывается встать, повторяя: «Как стыдно… Боже, как стыдно..» Я лишь крепче ее прижимаю к себе и смотрю с тихой улыбкой, обещая, что все наладится.       Видя как ей иногда плохо — выдают сжимающиеся губы и гримаса боли на лице, я все же добиваюсь, что болит. Сердце. Прошу остановить у ближайшей аптеки и скупаю всевозможные лекарства, которые могут быть нужны, не зная, что сейчас есть в ее домашней аптечке, а чего нет.       Когда такси подвозит нас к дому, Этери Георгиевна в очередной раз поражает меня стойкостью своего характера, своим внутренним стержнем и этим сильным духом, который позволяет ей работать, держаться, отдавая всю себя ученикам, работе и просто тем, кого она любит. Мы выходим из машины, и то, что она была в больнице, неизвестно, где ночевала последнюю ночь, выдает только ее рука, буквально впивающаяся в мою. Этери Георгиевна распрямляет плечи, поднимает голову вверх и гордо несет себя к дверям подъезда. Моя рука ее держит и направляет, но это известно лишь нам вдвоем с ней.       Я открываю дверь своим ключом. Стоит Этери Георгиевне перейти порог своей квартиры, последние силы, найденные где-то глубоко в чертогах, дабы никто не видел ее такой — покидают. Она валится на диван без сил, а я медленно захожу следом.       В квартире все выдает, что на протяжении многих дней никто ничем не занимался. Илья уехал, и то ли от тоски, то ли от скуки, то ли от невозможности больше держать себя сильной, Этери Георгиевна ломается. Ее алкогольное забвение длиной почти в неделю читается везде. Это и разбросанные вещи, это и крошки, и мусор на полу. Это и горы посуды на кухне, и неубранная уборная. Повсюду застывшие липкие пятна вина.       Я медленно прохожу сквозь комнаты и не нахожусь. Я теряюсь, словно это совершенно другой мир Этери Георгиевны, в котором я никогда раньше не была. Ведь так и есть: я часто была на пороге, стуча в закрытую дверь. Зализывать раны Этери Георгиевна предпочитала в одиночестве. Но что было главным: она знала, что рассчитывать можно лишь на себя. Появление человека, который мог принять это и не дать ей окончательно сорваться обернулось противоположным, ослабив ее. Я надеялась, что любовь или желание любви окрылит ее, а не разорвет вдребезги то, что осталось от ее крыльев, несущих ее по жизни до…до того, как Диана ушла.       Самый сильный холод, несмотря на тепло за окном, пробирает меня до самых костей в спальне. Все эти дни Этери Георгиевна спала не одна. И не с Ильей. Она спала с вином. На подушках и на одеяле, на поверхности всей кровати, а также ниже на полу я вижу опустошенные бутылки. Я пытаюсь пересчитать, их больше десяти.       — Жень? Женя? — из другой комнаты с мольбой зовет Этери Георгиевна, возвращая меня из моих размышлений о том, что здесь было, в реальность, по которой я сейчас ступаю ногами. Липкую красную реальность.       Этери Георгиевна сидит на диване, сжавшись в комок. Сейчас у нее нет сил казаться несокрушимой. Она сломленная, какая есть. Маленький, дрожащий, балансирующий между сторонами трезвой и алкогольной жизни комок. Смогу ли я вернуть ее обратно?       — Жень, я хочу переодеться, Жень, — я сажусь рядом и прижимаю ее к себе.       — Я все принесу, скажите только, где? — баюкаю ее в руках. Надеюсь, она слышит шепот моих рук, накрывающих ее спину: «Я все понимаю. Это не имеет значение. Я не отвернусь. Я принимаю тебя такой, какая ты есть. И люблю несмотря ни на что».       В нужном ящике в кровати нахожу домашнюю одежду. Выбираю то, в чем чаще ее видела, в чем удобно. Не очень короткое — дома прохладно. И милую футболку с китом и корабликом, она мне всегда так нравилась. Отгоняю воспоминания и возвращаюсь к Этери Георгиевне.       Она пытается переодеться сама, но не выходит.       — Помоги мне, — тихо просит она.       Это звучит так тихо и просто, что сердце сжимается. Я помогаю ей снять одежду, расстегнуть белье. Окидываю ее взглядом. Беззащитная. Нежная. Любимая. Сломленная. Я даже пытаюсь найти шрамы там, где когда-то были крылья, но их нет. Мне неважно, что она практически полностью раздетая. Во мне нет никаких желаний, кроме как забрать хотя бы частичку ее боли. Я просто обнимаю ее.       Она немного смущается и я отпускаю. Поднимаю руки вверх, натягивая футболку. Помогаю устроиться на диване и укутываю в плед. Невесомо поцеловав в висок, принимаюсь за дело.       Я ставлю телефон на зарядку, прежде всего, и вижу 12 пропущенных от Ильи и еще несколько звонков с других номеров. Этери Георгиевна еще не спит, наблюдая за мной. Просит телефон и набирает телефон. Илья. Ну конечно. Он в командировке.       — Да, просто попала в больницу…сердечный приступ, — я выхожу при этих словах. — со мной Женя.       Навожу порядок настолько, насколько это возможно. Осмотрев содержимое холодильника, без сомнений выкидываю то, что давно пора выкинуть. Убираюсь в комнатах, чтобы не было так страшно и воспоминания об этой неделе действительно стали для всех воспоминаниями.       Когда я захожу в спальню, бутылок уже нет. Видно, пока я возилась, Этери Георгиевна их спрятала. Я лишь усмехаюсь грустно.       Убедившись, что Этери Георгиевна действительно погрузилась в сон, я тихо выхожу из квартиры. Мне срочно нужно на воздух. Я выхожу и удивляюсь, насколько мир прекрасен вокруг. Этот розово-золотой закат слишком сильно контрастирует со мраком квартиры, из которой я только что вышла. Тут тепло, а там холодно. Тут жизнь, а там…       Я покупаю продукты, чтобы поесть сегодня и завтра. И вино. Этери Георгиевна просила купить ей, но это скорее для меня. Конечно же, я останусь с ней. Она испугана и растеряна. Ей страшно и стыдно. Надо лишь ночь выстоять — и все пройдет.       Когда я возвращаюсь, Этери Георгиевна уже смотрит телевизор. Я продолжаю возиться на кухне, настраиваю пропавший интернет, связываюсь с оператором. Единственное, что меня удивляет, что возбуждение и нервозность Этери Георгиевны не проходят. По идее, она уже должна была прийти в себя, но словно что-то пьянит ее разум снова. Она просит налить ей вина, которое я купила. И я наливаю. Я не знаю, как себя вести, но понимаю, что это необходимая ей маленькая доза. Возможно, это малодушно, но ее крик выдерживать я не могу. Она просит чуть-чуть. Наливаю заодно и себе. Прячу бутылку за батареей в кухне.       Этери Георгиевна тем временем созванивается с кем-то по телефону. Мне кажется, с мамой. Потом говорит с кем-то еще. И я захожу в неподходящий момент в комнату. Я успеваю увидеть, как она пьет прямо из горла. Вино. Из другой, не моей бутылки. Она спешно пытается спрятать ее от меня, но не успевает. На долю секунду мы встречаемся глазами. Она лишь пожимает плечами и … продолжает разговор.       — Вы обманули меня? — я смотрю ей прямо в глаза. — вы обещали, только чуть-чуть! И я поверила!       — Не нравится что-то — уходи, — Этери Георгиевна явно дает понять, что разговор окончен.       Я теряюсь и чувствую себя жалкой.       — Но как же? — я вскрикиваю. — отдайте мне!       Успеваю проворно протиснуться за диван и вытащить бутылку.       — Отдай! — Этери Георгиевна переход на крик. — Отдай и вали отсюда! Тебя здесь никто не держит!       Мне кажется, если бы я оказалась на несколько сантиметров ближе, она бы меня ударила. Мы смотрим друг на друга. Ее глаза одержимы. Мои же эмоции уходят. На смену гневу приходит лишь жалость. И грусть.       — Вы действительно хотите, чтобы я ушла?       — Да, — Этери Георгиевна тянет руку, — делай, что хочешь.       Я вздыхаю. Это не моя Этери Георгиевна и она на самом деле так не думает. Я точно знаю это. Но сопротивляться сил нет. Протягиваю ей эту бутылку и выхожу мыть посуду.       Мою, успокаиваюсь. Все же злюсь. Слышу, что позвонила Лариса Евгеньевна. Они общаются по вайберу. Захожу в гостиную, чтобы забрать часть стаканов. Этери Георгиевна смотрит на меня уже совсем иначе: на смену агрессии пришли мольба и нежность.       Она притягивает меня к себе. Глазами, жестами. Затем руками. Я медленно укладываюсь к ней на диван. Чувствую, как сильно она прижимает меня к себе. Мою щеку накрывает ее теплый поцелуй. Мы говорим с Ларисой Евгеньевной. Этери Георгиевна улыбается, смеется. В этом смехе она маскирует свои страхи. Я думаю о том, что уже очень поздно и пора стелиться. Об этом же говорит мудро Лариса Евгеньевна, прощаясь. Я благодарна ей и незаметно киваю. Сейчас это было как глоток свежего воздуха.       Я помогаю менять постельное белье, пропитанное потом и вином. Этери Георгиевне сложно стоять и двигаться, поэтому я быстро стягиваю простынь. А под ней я вижу то, что заставляет меня замереть и застыть в ужасе еще на несколько секунд. Море. Просто бордовое море. Весь матрац залит и пропитан вином. Но как мне бы не было страшно, я не могу этого показать, поэтому успешно делаю вид, что ничего не видела. Хотя такое не увидеть было невозможно. Стелю свежее белье и иду умываться. Этери Георгиевна снимает брюки и тут же ложится.       Вопрос в том, что я останусь, не обсуждается. Этери Георгиевна сказала об этом и Илье. И Ларисе Евгеньевне. И я жестко отрезала, что никуда не уйду. Даже когда Этери Георгиевна на меня кричала, когда готова была ударить, я знала, что останусь. Потому что я знала, что она этого хочет. Потому что без меня она не проживет до утра.       Я умываюсь, снимаю косметику. Нахожу средства для лица на туалетном столике Этери Георгиевны. там много баночек - для лиц, для глаз, для рук. Пока я перемещаюсь между спальней и ванной, Этери Георгиевна успевает меня позвать несколько раз.       — Ложись уже, Женька… — мне кажется она зовет меня так, словно без меня никак нельзя. Может и правда нельзя? — Я тебя жду.       Наконец я натягиваю пижаму, которую оставила здесь еще полгода назад. До Ильи. Пока думала, что наши ночные посиделки с Этери Георгиевной могут продолжаться до утра. Пока мы были друг у друга, могли говорить обо всем на свете. Пока не было Ильи. И я набираюсь смелости признаться себе: где-то в глубине души я рада тому, что произошло. Мне эта мысль не нравится, потому что мне страшно и больно. Но…я так рада, что наконец мы с Этери Георгиевной вдвоем. Я рада тому, что она ждет меня и нуждается во мне. Я вижу, что я для нее не пустое место. Я очень надеюсь, что ей важно, что именно я сейчас рядом с ней. Что ей важно, что не просто кто-то рядом, а что рядом ее Женька.       Стоит мне оказаться в кровати рядом, Этери Георгиевна убеждает меня в этом. Я ложусь высоко на подушках, чтобы еще посмотреть любимое шоу Этери Георгиевны перед сном. Но я не успеваю даже удобно устроиться или толком укрыться - так быстро мне навстречу устремляется Этери Георгиевна, моя Этери… прильнув ко мне со всем чувством, которое наполняет ее. Я лежу на спине, а она сворачивается у меня на груди в маленький комочек. Ее руки крепко обхватывают мою талию. Наверняка, она слышит как бьется мое сердце — настолько невозможно близко она ко мне. Ее ноги сначала накрывают мои, а затем прячутся под моими коленями. Устроившись, она начинает дышать чуть ровнее, но я все еще чувствую срывающиеся рыдания. Обнимаю ее рукой крепче, затем второй, пряча в кольцо рук. Не вырваться. Не убежать. Глажу, успокаиваю, целую.       Прямо на моих глазах, она из человека, который только что тонул в океане беспросветного ужаса, хватаясь за меня, как за спасительную соломинку, превращается в маленького спящего котенка.       Которого я люблю.       Позволяю себе закрыть глаза и погрузиться в сон.