***
Мы меняем произвольную программу и теперь это «Анна Каренина». Меня впечатляет фильм, о чем я потом неоднократно говорю в интервью. Но был еще и спектакль. Спектакль хореографический. Афиша заинтересовала меня сразу. Пластический хореографический спектакль «Анна Каренина». Я сижу в партере, натянутая, словно струна, закусывающая по привычке губу. Тереблю волосы и сжимаю руки от волнения. Внутри меня восторг с первой секунды. На сцене не профессиональные танцоры или артисты балета. Но тем не менее я вижу настоящее искусство. Свет, подчеркивающий изящность пластики актеров. Разрывающая душу музыка Шнитке, резкая, громкая, напоминающая настоящую какофонию. Это рыдающая скрипка, бьющаяся в отчаянии. Декорации лаконичны. Движения и пластика героев удивительно точно передают музыкальные фразы. В этой простоте невероятно правдиво раскрываются образы всех героев. Нежная и ранимая, страстно желающая настоящей любви Анна. Она в плену удушливых сетей холода и равнодушия Каренина, а затем раздавлена его требованиями светских приличий и вынужденной разлукой с сыном. Ее тонкая душа звенит и разрывается от тоски и отчаяния. Бездушное и жестокое общество как поезд надвигается на Анну. И Вронский, тот самый Вронский — буквально отбрасывает Анну на обочину, покидая ее и оставляя в кромешной темноте ее собственных страхов. Какой у нее был выход? Что она могла сделать на пути бездушного поезда светского общества и дымного удушья этой жизни? Только уйти в луч реального поезда. Стук колес поезда изображает высшее общество, отбивающее характерный ритм стульями — одними из главными действующих лиц этого спектакля. Аллегория в высшей степени. Анну поглощает этот стук и она скрывается за ним, раздавленная обществом и принятыми в нем законами. К концу спектакля от раздирающего крика скрипки болит горло, а сердце разорвано в клочья. Но это стоит того, чтобы быть увиденным. Мы смотрим спектакль вместе с Этери Георгиевной. Я не могу и выдохнуть все эти два часа, пока на сцене творится магия. И я вижу, как Этери Георгиевна впитывает в себя все происходящее. Она делает это тихо и почти не дышит. Но я наблюдаю блеск, вновь отражающийся в ее взгляде. Я знаю, что для нее это не встреча со мной или выход свет — это глоток свежего воздуха. Пусть это и воздух драматической эпохи и судьбы. Когда чувствуешь такие настоящие эмоции, нужны ли слова? После спектакля мы заходим в небольшое кафе неподалеку от театра. Заказываем там травяной чай и все же делимся эмоциями. Односложно и просто. Мы одинаково интерпретируем символизм спектакля, то, что было задумано режиссером и хореографом. Но мне теперь сложнее сыграть свою роль на льду. Ведь только в этот вечер я по-настоящему стала Анной. Смогу ли я когда-нибудь еще осмелиться послушать звуки скрипки? — Ты сможешь, Женя. — Этери Георгиевна наливает нам заварившийся чай. — Ты сможешь выразить настоящие взрослые чувства, которые пока не могла выразить в других программах. — Я сосредоточенно слушаю и киваю. — Только надо это сделать от начала и до конца. — Пока скрипка не замолчит? — я делаю аккуратный глоток, еще слишком горячо. — Именно. Мы выходим на улицу, ожидаем такси. Этери Георгиевна страстно желает купить вина домой, но уже поздно и это невозможно. Я отвлекаю ее вопросом. Мне так хочется услышать на него тот единственный ответ. — Вы меня еще любите? — Конечно. С чего вопрос? — Не знаю, мне кажется, я вам больше не нужна. Этери Георгиевна смеется про себя и притягивает меня к себе. — Вот же ты дурочка…неужели ты думаешь, что я тебя бросила? — Да, — выдыхаю ей в шею, чувствуя, как во мне все дрожит. — Правда так думаю. — Не думай так, глупая, как я тебя брошу? Мне остается лишь прижаться к ней крепче и поверить хоть на этот миг. А потом откатать произвольную на этапе Гран-при под страдающую скрипку у себя в душе.После #19
9 апреля 2019 г. в 19:26
Многие задумываются, в чем секрет успеха Этери Георгиевны. Одним из ее секретов является мотивация спортсмена, правильный настрой и нужные слова, которые проникают прямо в сердце.
— Все начинается с мотивации, Жень. — как-то во время тренировки объясняет мне Этери Георгиевна. Я как раз отдыхаю после нескольких кругов разминки. — Мотивация бывает внутренняя и внешняя. А спортсменов можно разделить на несколько типов, — я внимательно ее слушаю. — Первые — это те, кто действует и существует в системе. Не будешь прыгать, не будешь делать тройные прыжки — тебе нечего делать на стартах, рано или поздно просто выкинут из группы и ты лишишься любимого дела своей жизни, — Этери Георгиевна делает паузу и продолжает. — Второй тип — это те, кто прыгает те же тройные, потому что все остальные в группе тоже их прыгают. Они так и думают: «Чем я хуже других?».
— Стадный рефлекс? — спрашиваю я.
— Что-то вроде того, но ты же понимаешь, — Этери Георгиевна поправляет мне выбившуюся прядь, заправляя ее за ухо. — Это обречено на провал. Нельзя никогда равняться на соперников, главная борьба идет с самим собой.
— Вы про внутреннее желание бороться?
— Да, это третий тип спортсменов с сильным внутренним стержнем и желанием кататься, желанием прыгать тройные, не потому что их заставляет тренер, не потому что все в группе прыгают уже, а потому что спортсмен сам хочет, потому что он хочет учить новое и двигаться вперед, понимаешь?
Я киваю. Тогда мы пробуем каскад с риттбергером.
Еще один ключ — это воспитание. Воспитание со стороны семьи и родителей. Это удивительно, но я уже так много переняла от Этери Георгиевны — привычек, я бы даже сказала, повадок. Она вкладывает в меня свою жизнь, свои знания, свой опыт, которые трансформируются и проходят через призму моей души. Так и возникает что-то новое — Женя Медведева — пожалуй, лучшая версия себя. «Отдать лучшее, что есть во мне» — так сказала однажды Этери Георгиевна. И я чувствую, как она прорастает во мне не только как человек, но и как сгусток энергии и силы.
После Братиславы важный день — день учителя. Мы по привычке поздравляем как учителей Самбо-70, так и наших тренеров. С группой мы готовим небольшой сюрприз для всего нашего штаба — ничего особенного — лишь много цветов, плакаты и маленькая импровизированная сценка. Потом я заезжаю к Этери Георгиевне домой, помогая ей выгрузить благоухающие цветы из машины, а также подарки от бескорыстных трогательных малышей. Ильи нет, он уехал к себе забирать и перевозить зимние вещи в квартиру Этери Георгиевны.
За эти два часа, что его нет, мы успеваем поговорить обо всем и я хоть недолго, но вновь ощущаю, что я дома. Привычно играет телевизор, кипит чайник на кухне и мы обсуждаем последние события.
— Если бы мы могли бы с вами хоть иногда встречаться, — я лежу на диване Этери Георгиевны, устроив голову у нее на коленях. — Вот так как раньше, по-домашнему. Я была бы гораздо счастливее.
Как жаль, что она молчит. А может, ее слова не могут меня убедить и теряются, ускользая от меня как песок сквозь пальцы?