***
Пока я еду в такси, не могу отделаться от привычки вертеть телефон в руках. Я мельком бросаю на него взгляд каждую минуту в ожидании звонка или смс от Этери Георгиевны. Кого я пытаюсь обмануть? Одно лишь это для меня сейчас важно. Долг и ответственность ведут меня на совещание на северо-востоке Москвы. А сердце трепещет и дрожит от чувств обманутости и нелюбви. И оно здесь, внутри, рядом. Почему-то я не думаю, что Этери Георгиевне было плохо. Я устала об этом думать. И несмотря на ее голос, который выдал ее состояние во время нашего разговора, я не считаю это оправданием. Она говорит, что любит. И где она была в мой день? Я не могу это отпустить. Я слишком долго ждала.***
Я внимательно слушаю наставления всех апологетов фигурного катания, осознавая важность и первостепенность этого разговора. Это и хорошо — работа отвлекает и не дает утонуть в бурлящем котле моих собственных эмоций. Пространственные витиеватые мысли, громкие тирады и бормотание на задних рядах — что может усыпить сильнее после бессоной ночи? — Ты понимаешь, как это важно, Женя? — спрашивает меня кто-то, выдергивая меня из наплывающей дремы. — Понимаю, — я отвечаю в ответ так, что ни в моем взгляде, ни в моем голосе нет и тени сомнений. Выходя из конференц-зала я бросаю взгляд на телефон, который был выключен в течение всего мероприятия. Беру трубку и отвечаю абоненту «Этери Георгиевна», который именно сейчас мне звонит. — Алло, я слушаю, — даже сама себе я звучу стойко и непоколебимо, независимо и беспристрастно, успешно сдерживая рвущиеся наружу чувства в прочных путах. — Прости, Жень, — голос Этери Георгиевны взволнован и прерывист. — Прости меня, Жень! — Все в порядке, — я отвечаю холодно и сдержанно, осознавая, что этим могу причинить боль, конечно, если Этери Георгиевна может ее испытать, если я могу ее вызвать. — Я виновата, Жень, — она чувствует мою отстраненность и пылко продолжает. — я ехала к тебе, правда, ехала! И подарок приготовила, такой подарок! — я молчу, а Этери Георгиевна взволнованно атакует меня своими объяснениями, которым я не верю ни грамма. — Я уже приехала к тебе, но адрес потеряла, а телефон оставила дома. — Этери Георгиевна начинает путаться в паутине собственных оправданий. — Я примерно помню, где ты живешь, но забыла…прости меня, Жень! Я молча выслушиваю этот поток и лишь иронично спрашиваю, немного усмехаясь. — Как вы могли забыть телефон, если вы с него звонили и говорили. что уже едете ко мне? — Я…- Этери Георгиевна на миг замирает, не зная, что сказать. — да, я звонила, а потом он дома был, упал, завалился…. — Все нормально, что было, то было, — признаться, что она была пьяна, она все равно не может, а слушать ее ложь мне не хочется совсем. — Прости, Жень…— я слышу испуганные ноты в голосе своего тренера. — Я виновата…— Этери Георгиевна замолкает на несколько секунд, а потом продолжает. — Хочешь, я на колени встану перед тобой? — быстро говорит уже поддаваясь отчаянию. — Не надо, — мне так грустно это слышать, да и зачем мне ее колени? — Приезжайте сегодня, если хотите. Я адрес скину смской, чтобы точно не потеряли. Этери Георгиевна соглашается, а я хлопаю себя по руке. — Дура! — говорю я себе. — На что ты надеешься? Зачем сама себе делаешь больно?***
Вечером я повторяю вчерашний ритуал: вновь накрываю стол, выставляя на него блюда, бокалы и ведерки с ледяным шампанским. Затем принимаю продолжающиеся поздравления от друзей, которые заезжают ко мне с шариками и подарками, поднимая мне настроение историями из мира, своим смехом и своей жизнью, которая так и рвется наружу, пронзая воздух огнем пылающих сердец. Потом звоню Ларисе Евгеньевне. — Ждешь Этери? — спрашивает она с состраданием после моих рассказов. — Не жду, но даю шанс, — с тоской отвечаю я. И не зря. Хоть уже и поздно, около восьми, домофон взрывается бодрым звоном. — Это наверное Этери Георгиевна! — восклицаю я в экран Ларисе Евгеньевне и бросаюсь открывать дверь, целиком и полностью выдавая себя. Это и правда она. Я спешно прощаюсь с Ларисой Евгеньевной и жду, когда откроются двери лифта и войдет Этери Георгиевна. И она приходит. И я этому рада. Пусть, она и могла бы быть…трезвее, бодрее. Но она приехала. Она здесь. И я это ценю. Некоторые события в жизни заставляют нас ценить малое и радоваться даже самым пустякам. Присутствие Этери Георгиевны дает мне надежду, что не все потеряно и нам еще есть и что терять, и что беречь. Однако, первая же ее фраза меня оглушает, причиняя глухую боль. Остро уже быть не может — слишком все истерзано: ей, мной, мамой…. — Я ненадолго, Женька, — говорит Этери Георгиевна почти с порога. — Я посижу полчасика и поеду. — Но вы же только приехали? — от бессилия и обрушившейся печали я плохо подбираю слова. Мне не хочется быть слабой, но у меня больше нет опоры. — Ну я же не уезжаю, просто говорю. — вроде бы смягчает Этери Георгиевна свою реплику. — Илюшка там болеет еще…— мне снова больно. И тут я не сдерживаюсь. — Сегодня мой день. Вернее был вчера. Давайте хоть сейчас без Илюшки? Мне до него нет никакого дела. — Ну он же родной Жень…— Этери Георгиевна словно меня не слышит. — Даже когда животное болеет, за него переживаешь, а тут же человек, кашляет, с температурой лежит все дни… — Давайте пить шампанское в честь меня? — я резко меняю тему. Давай! — подхватывает Этери Георгиевна, вдохновляясь этой идеей. Я даю ей бутылку, чтобы открыть холодное шампанское. Оно взрывается, выпуская пробку куда-то в дальний угол комнаты, а потом шипит, наполняя наши бокалы. — За Женю, за мою самую любимую девочку, — мы поднимаем бокалы. — Чтобы ты была здорова, чтобы у нас все получилось, чтобы ты была самой счастливой, Жень. Я хочу, чтобы ты была счастливой и не наделала моих ошибок в жизни. Мы осушаем бокалы и Этери Георгиевна открывает сумку в поисках подарка. — Я так искала долго тебе подарок. — Мне главное, что вы приехали, — я утыкаюсь носом ей в шею, отпуская прошлое и наслаждаюсь моментом здесь и сейчас. — Это, — Этери Георгиевна достает первый сверточек, — браслет на ножку, чтобы не болела. — Спасибо, — я принимаю его с благодарностью, рассматриваю и нежно целую Этери Георгиевну в знак признательности. — А это, — Этери Георгиевна продолжает, при этом ее голос начинает немного дрожать, выдавая ее волнение. — это мое Сердце. — я слышу любовь и нежность, наполняющие меня изнутри. — Я дарю тебе свое Сердце, Женя. Я принимаю от нее этот подарок, внимательно его разглядывая. Это небольшая перламутровая жемчужинка в клетке из серебряных прутьев — кулон на тонкой цепочке. Жемчужинка лежит там тихо и спокойно и я чувствую, что она там под защитой. Так и я защищу ее Сердце от всего в этом мире. — Эта жемчужинка — мое Сердце, — повторяет Этери Георгиевна, — оно всегда с тобой. Я подношу этот кулон к губам и нежно его целую. Холод металла приятно ощущается на губах. А осознание символизма подарка заставляет мои глаза наполниться слезами. Я поднимаю взгляд на Этери Георгиевну, не отпуская кулон, держа его возле лица, крепко сжимая между пальцами. Неважно, купила ли она этот кулон. Неважно, нашла ли его где-то. Неважно, сколько он стоит. Неважно, каким он был раньше. Она подарила мне свое Сердце. — Этери Георгиевна! — Я люблю тебя, Женя.