Другая сторона

      Я смотрю на лицо Этери Георгиевны. Оно так близко, что несмотря на то, что комнату освещает лишь узкая полоска лунного света, протянувшегося вдоль стены в узкий просвет между шторам, освещающий комнату, я могу сосчитать почти невидимые морщинки в уголках ее глаз. Она лежит на спине, подложив руку под голову, слегка развернувшись ко мне. На лице замерли спокойствие и беспечность. Мне кажется, я даже вижу легкую улыбку в уголках ее губ. Что за сны она видит? Райские кущи? Розовых слоников? Победу на Олимпиаде? Себя в кругу семьи? Тихий океан и белоснежный песок? Это что-то явно приятное, потому что улыбка становится еще шире. Я сквозь разделяющее нас одеяло ощущаю ее безмятежное состояние, эти тепло и уют, которыми она буквально наполнена изнутри.       Я подкладываю руку под голову и смотрю на нее беззастенчиво и с улыбкой, которая непрошенным гостем посещает мое лицо. Внутри меня трепещут нежность и любовь. Меня переполняет столько нежности что я не могу удержаться от поцелуя. Касаюсь аккуратно ее щеки и нежно трусь носом, тихонечко урча. Этери Георгиевна слегка морщится, ей щекотно. Меня не мучает совесть от того, что я могу ее разбудить. Я просто не могу лежать тихо.       — Женька, — она обнимает меня одной рукой и притягивает сильнее к себе.       — Я люблю тебя, Тери, — устраиваюсь удобнее и шепчу ей в лицо. — Очень люблю. Больше всех. — нежно касаюсь губ.— Слышишь?       — И я тебя, — отвечает на поцелуй, обнимая меня еще крепче, заставляя тела сплестись в одно целое, слиться кожей, дыханием, растворяясь в чувствах.       Я отрываюсь от ее губ и смотрю на лицо. Этери проснулась, но лицо все еще выражает полную безмятежность. Мне кажется, красок и оттенков любви в нем стало еще больше. Глаза все еще прикрыты, но я и не готова столкнуться с ней взглядом сейчас. Она мягкая и разнеженная от моих прикосновений. Я чувствую это в пальцах, перебирающих мои волосы, в ногах, обхватывающих мои бедра.       — Тери, — я наклоняюсь ближе, — Неважно, что было до, — начинаю целовать глаза, невесомо и нежно, чувствуя, как они подрагивают от каждого прикосновения. — Неважно, что было после, — легко касаюсь языком кончика носа и не могу удержаться от того, чтобы не рассмеяться в ответ на звуки ее слегка хриплого от прерванного сна смеха. — Важно, что сейчас мы здесь, что мы вместе, — замираю над губами, ощущая как воздух между нами становится лишним. — И будем вместе, — беру ее лицо в свои ладони, уверенно и крепко. —Потому что есть вещи, которые важнее всего на свете и есть отношения, которые важнее всего на свете, — на мгновение останавливаюсь, чтобы найти правильные сейчас слова. — Их нельзя потерять просто по глупости и необдуманных ошибок или затаенных обид, — целую наконец нежные губы, чувствуя, насколько это правильно сейчас.       Я целую, вовлекаю в поцелуй все сильнее, и она мне отвечает, подаваясь мне навстречу все ближе, стараясь поймать мои губы своими губами. Не могу не урчать внутренне от удовольствия, ощущая теплые волны, накрывающие от головы до мизинцев ног. Я не знаю, кто ведущий в этом поцелуе. Секунду назад Этери была мягким пластилином, который я лишь пробовала на вкус, словно настраивая под себя и для себя. Теперь же она наступает, углубляя поцелуй. Я чувствую, как ее пальцы пробегают вдоль моего позвоночника и невольно вздрагиваю. Не могу сдержать легкий стон. С чувством выдыхаю, обнимая ее бедра сильнее.       — Так быстро? — Этери на мгновение отстраняется и смотрит на меня игриво, с легкой усмешкой.       Я на секунду замираю, прикрыв глаза, чтобы вспыхнувшие только что искорки немного погасли. Когда это происходит, и я ощущаю наконец свое тело, я быстро целую ее в губы и опускаюсь к шее. Пальцами провожу вдоль ее тела, рисуя причудливые узоры, замирая на ключицах, на груди, заставляя податься мне навстречу. Я хочу, чтобы она расплавилась под моими руками. И для этого я направляю их туда, где раньше они не были. Щекочу, ласкаю и не перестаю целовать, чувствуя, как безмятежность в лице сменяется желанием. Бросаю быстрый взгляд и вижу легкие капельки пота на лбу, сжатые губы. Она тянется навстречу моим поцелуям все сильнее.       — Женя…— я слышу мольбу и вижу дрожь от все нарастающего удовольствия.       И я внимаю этой мольбе. Кусаю мягко шею, двигаюсь увереннее, прислушиваясь к ней. И добиваюсь желаемого. Она сжимает простынь, а потом резко хватает меня за волосы, притягивая к себе и увлекая в новый поцелуй. Страстный, резкий и глубокий.       Мне не хочется останавливаться, и я целую. А потом спускаюсь ниже. И еще ниже. И еще….       Пока не слышу звук будильника, оповещающего о том, что пора вставать. Я растерянно оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я одна и это был только сон. Я закусываю губу, вспоминая и краснея о том, что в нем было. Но вместе с тем чувствую свет и тепло у себя внутри от пусть хоть так, но сократившегося между нами расстояния.       Я потягиваюсь и неожиданное чувствую кулон у себя на шее — это та самая жемчужинка — мой подарок. Она красиво переливается и словно искрится. Кажется, что в ней есть жизнь. Я надела ее еще вчера, провожая Этери Георгиевну домой. Мы сидели на лавочке у дома, ожидая такси. От этих воспоминаний становится до невозможности тепло. На небе светили звезды, что было такой редкостью в Москве. Можно было разглядеть не только сами звезды — пленников ночи — но и собрать из них целые созвездия. Воздух был на удивление теплым и необычайно тихим. Мы были молча, в тишине, обнимаемые ее спокойствием. Мы просто были, крепко прижавшись друг к другу. А жемчужинка у меня на шее словно наполнялась энергией нас двоих, чтобы потом в минуты печали и отчаяния дарить мне свет и надежду.       Я улыбаюсь и встаю. Легко и звонко, чтобы отправиться навстречу приключениям нового дня. Совсем забыв про больную ногу. Она тут же подкашивается, и я бессильно падаю обратно на кровать.       — Черт! — выругиваюсь я, в отчаянно стуча кулаком по спинке кровати, — Черт! Черт! Черт!       От безмятежного счастливого спокойствия не остается и следа. Это больно, это необычайно больно. А еще очень страшно потому что это что-то новое. Эта неизвестность меня пугает. Как я восстановлюсь? И сколько это займет времени? Как это — я не смогу кататься?       — Ты не сможешь ходить, — сказал мне врач. — У тебя стрессовый перелом.       — Ну и что? Когда я смогу кататься? Сначала была тишина, оглушившая меня, перекрывшая кислород и заставившая заново учиться дышать. Потом было непонимание и удивление. Как? Почему? Почему сейчас? А теперь есть только холодное отчуждение, превращающее все вокруг в лед. Но я должна это прожить, пережить и пройти до конца. И я верю, что смогу. Наверное, перелом я бы назвала просто неудобством, который мешал. Мешал ходить и бегать, перемещаться, спускаться по лестнице. Но я справлюсь. Я восстановлюсь и смогу. Обязательно. Все будет хорошо, честно.       Так я пишу и говорю всем вокруг, стараясь заглушить страх внутри, что ничего не получится.