Другая сторона

      Иногда мне кажется, что наше сердце — это словно ресивер, приемник и преобразователь в одном лице. Оно принимает внешние сигналы, исходящие отовсюду: из колонок, из наушников, из динамиков; из уст близких и посторонних людей; из прессы, из журналов, из социальных сетей. А то, что происходит с этой информацией дальше — напрямую зависит от того канала, который мы выбираем себе сами, от той программы, которую мы устанавливаем в себя, которая формируется нами в течение всей жизни и изменить кардинально которую очень и очень сложно. Почему мы слышим одни и те же слова, но трактуем их по-разному? Почему мы читаем одни и те же комментарии к постам в социальных сетях, но кто-то расстраивается и погружается в депрессию от потока ненависти и злословия, кто-то смеется и иронизирует, а кто-то просто абстрагируется и не обращает внимания? И почему мы видим эмоции в текстовых сообщениях без смайликов, а еще слышим гораздо больше, чем просто говорят наши близкие, ориентируясь на их мимику, оттенки голоса, и другие, лишь нам знакомые сигналы?       Я верчу в руках телефон и размышляю. Уже послезавтра Новый Год, Этери Георгиевна вернулась с Чемпионата России. Я медленно и аккуратно приступила к тренировкам, пока мной руководит Сергей Викторович. Мне нелегко дается раскатка, есть страх прыгать. Но я борюсь с ним каждую секунду. Мой разум управляет моим телом. И я не позволю ему дрожать, расслабляться. Оно принадлежит мне и только мне.       С Этери Георгиевной на катке мы так и не пересеклись за это время, хотя я знаю, что она уже в Москве. Я несколько раз видела ее машину на парковке Хрустального. Однажды увидела ее удаляющуюся спину в кабинет к Эдуарду Максимовичу. Я только открыла рот, чтобы крикнуть ей слова приветствия, но не успела — настолько быстро она пролетела через все коридоры, не замечая ничего и никого вокруг.       Мы созванивались несколько раз, но вместо привычной мягкости я слышу холод. Вместо легкой непринужденности я ощущаю деловитость и желание как можно скорее окончить разговор.Я слишком тонко чувствую, чтобы проигнорировать эти сигналы. И это не домыслы моего воображения и не фантазии уставшего разума. Мне говорит об этом мое сердце. Оно предательски замирает и перестает дышать. Формально все в порядке, никто не ругался, но это ледяное молчание еще хуже. Уж лучше скандалы и крики, чем это, заставляющее сердце неметь, равнодушие.       Что же произошло? Я достаю с прикроватной тумбочки голубок, которых все же купила после встречи с Адьяном в торговом центре, когда никакой весточки от Этери Георгиевны так и не поступило. Это было непросто. Моим идеалом были те правильные белые голубки из фильма «Один дома», с плавными линиями, природной грацией и щемящей нежностью, разливающейся от одного взгляда на них. Таких я не нашла нигде, а заказывать времени уже не было. Везде продавались дешевые аналоги. Дешевые не по цене, а по наполнению: блестящие, разноцветные, с рюшами и кружевом, множеством страз. Стразы могут сделать богатым платье или костюм для выступления, но в моей нежности они лишние. И вот, уже почти отчаявшись, в одном небольшом магазинчике, в который я раньше никогда не заходила, я нашла правильных: нежных, чистых, полупрозрачных и хрупких, готовых растаять от одного слова и воспарить от одного взгляда. Как моя любовь. Они стоили смешные 100 рублей, но что стоит любовь и есть ли критерий ее оценки?       Я нежно провожу по клюву голубок пальцами, чувствую легкую шершавость серебристых блесток. Они не портят внешний вид голубок, а лишь придают им чинности и благородства. Прикладываю одну голубку к другой к другой, и в ярком свете редкого декабрьского солнца, бросающего на них свой луч, мне кажется, что одна из них мне подмигивает. И я воспринимаю это как сигнал к действию.       «Здравствуйте! Как ваши дела? Я уже прыгнула сальхов. Соскучилась! Можно позвонить?»       Отправив сообщение, отправляюсь на кухню, мою себе мандаринки и перекидываю их из руки в руку, ловко. Может, стоит в цирк податься?       Вернувшись в комнату я вижу сообщение. Короткое, но оптимистичное.       «Звони».       Отсчитываю удары сердца, выдыхаю, и считаю до десяти. Звоню.       — Здравствуйте, Этери Георгиевна! Ну как вы? — я говорю нарочито веселым голосом, пряча за ним свое беспокойство и волнение.       — Хорошо, Жень. Вчера поздно вернулась, отмечали коллективом Новый Год, — Этери Георгиевна отвечает довольно сдержанно.       — Здорово! Вы с приключениями, как всегда? — я не отчаиваюсь. — Что было интересного? — спрашиваю, добавляя нотки игривости.       — Ну конечно, как всегда, — ухмыляется Этери Георгиевна. — Потанцевала, из-за меня чуть дуэль не произошла, но все обошлось. Тебе подарки передали. Увидимся — отдам.       — А когда увидимся? — робко спрашиваю я. — Я соскучилась очень!       — Найдем время, — серо отвечает Этери Георгиевна, так серо, что можно похоронить в этой серости целую планету.       Я отчетливо ощущаю, как Этери Георгиевна сдерживается, что она на что-то на меня в обиде, но не могу понять, за что. И напускает она холодный сдержанный тон в разговоры специально. Ей хочется смеяться и шутить, но чувство гордости...если это гордость, мешает ей отпустить что-то, что ее тревожит.       — Вы на меня обиделись? — решаюсь задать этот вопрос.       — Нет, Жень, все в порядке.       — Точно? — я продолжаю уже взволнованнее. — Простите, если я что-то сделала не так. У меня и мысли не было вас обидеть. Я же вас люблю! — на последних словах не могу отделаться от предательской дрожи в голосе.       — Забей, — коротко и безэмоционально отвечает Этери Георгиевна.       — Тогда давайте в кино сходим? Там как раз фильм идет хороший, вам понравится. С любимым «Квартетом И».       — Я уже сходила.       — С кем?..— удивленно спрашиваю я, понимая абсурдность вопроса.       — Одна, — отвечает Этери Георгиевна, немного помешкав.       Но я не верю. Прощаемся мы также холодно и сдержанно. И я не могу сдержать слез. От этого льда. С Ильей она ходила. Она не могла бы пойти одна. Она врет. Зачем? И все же, что ее так обидело? Неужели тот факт, что я ее не встретила?       — Конечно, Жень, она наверняка обиделась, — вечером во время разговора в скайпе Лариса Евгеньевна подтверждает мои опасения. — Вы договаривались.       — Но она не сказала, чем прилетает и не отвечала! — праведно возмущаюсь я. — Что, я должна была караулить ее в аэропорту? — продолжаю уже громче. — Или растроиться и ждать во всех трех?       — Ее обидело, не то, что ты не встретила, а что в это время сидела с Адьяном.       — Лариса Евгеньевна, вы же знаете, как я к ней отношусь, — продолжаю уже спокойнее.       —Знаю. И она неправа. Она не позволяет другим то, что позволяет себе. Но это Этери, — разводит руками Лариса Евгеньевна.       — Но у меня же есть и своя жизнь…       — Все верно, Жень. Но она трактовала все по-своему.       Я удивлена и огорчена одновременно. Ну как так? Неужели, в очередной раз спрашиваю я себя, она не так и не видит и не ценит то, что я для нее делала и делаю? Неужели Илье она прощает кулаки и обзывания, то, что он живет в ее доме за ее счет? И почему он не встречает ее в аэропорту? Почему я в кое-веки не стала под нее подстраиваться, хорошо провела время со старым приятелем, но в ответ получаю этот лед? Сколько раз она меня игнорировала, динамила? Сколько раз подводила, не отзывалась, лишая сна. Сколько я плакала в страхе, что Илья ей что-то сделает. Сколько раз отменяла встречи с друзьями, переносила их и отправляла в запасной список, подстраивая свой график под нее. И…неблагодарные люди существа, неблагодарные.