Другая сторона

      И все-таки мы встретились.       Она приезжает уже в кондиции. Я не обращаю внимания. Я хочу доставить ей радость, кто знает, сколько встреч еще будет? На меня давит мама, на меня нажимает Татьяна Анатольевна. Все вокруг, кто видит меня, когда я неосторожно пробалтываюсь и произношу это имя «Этери Георгиевна» ухмыляются, смотрят угрюмо, порой вздыхают, но неизменно просят поменять тему. Только я все еще в этой теме.       Мы видимся в торговом центре. Она поднимается на эскалаторе, а я жду, когда в толпе блеснут ее золотые кудри. Жду 10 минут, потом еще 10…       — Я в магазине была.       И я все понимаю. Но не подаю вида. Есть вещи важнее. Зачем акцентировать внимание на том, что она купила и что сейчас топорщится в ее сумке?       Мы играем в тире. Вернее я смотрю, как она выбирает оружие, прицеливается и сокрушенно взмахивает руками: «Промазала!». Я делаю фото, она смотрит на меня, а я пугаюсь стеклянного взгляда, ничего не выражающего.       Играем в аэрохоккей. Я не поддаюсь, но выигрываю, но она не расстраивается.       Она устает, и мы садимся в кафе. Часа два проходят незаметно. Мы держимся за руку, вспоминая наши счастливые дни, друзей, все комические ситуации. Мы смеемся, глядя друг другу в глаза, и я запоминаю. Это ощущения тепла в ладонях, этот смех и любимые черты. Я достаю из глубин всю свою нежность.       Она говорит как любит и сколько вложила. Обещает быть со мной всегда. И я так хочу в это верить, даже позволяю себе эту слабость на несколько мгновений.       Мы вспоминаем ее мужчину.       Приглашает к себе домой, посидеть вместе, как раньше. Я ухмыляюсь лишь с тоской и предлагаю ей приехать ко мне.       А потом и эта иллюзия растворяется.       Звонит Илья.       — Я скоро буду, — отвечает Этери Георгиевна.       — Так хорошо сидим…не хочется расставаться, — говорю я, все также смотря в глаза и держа за руку.       Я вновь эгоистка и не понимаю ничего.       Внезапная перемена настроения меня обескураживает. Я едва успеваю попросить счет, как Этери Георгиевна уже накидывает на плечи пальто. Пока я оплачиваю, она уже стремительно выбегает из кафе. Я смотрю ей вслед и думаю, стоит ли ее догонять, если она так стремится от меня убежать? Но вспоминаю, что уже поздний вечер, а в торговом центре все лестницы и лифты уже отключены, можно только через запасной выход, о котором Этери Георгиевна скорее всего не знает.       Я накидываю шубу и спокойно выхожу. Людей уже никого нет, лишь несколько одиноких фигур по периметру, да охранники. Этери Георгиевна мечется в поисках выхода.       У меня сжимается сердце и я настигаю ее. Ловлю за руку, разворачиваю к себе.       — Все хорошо, я тут, — тянусь руками к ее лицу. — Я покажу, куда идти. Зачем вы убегаете от Жени?       — Отстань! — резко вырывается из моих рук. — Я тебя сейчас ударю, если не отпустишь!       Я отступаю, лишь показываю направление.       Этери Георгиевна устремляется к выходу, и я лишь успеваю поспевать за ней, настолько стремительно она преодолевает ступеньки. Я с больной ногой гораздо медленнее нее, но стараюсь не отставать, контролируя, чтобы она случайно не споткнулась и не упала.       Когда мы преодолеваем все пролеты, нас ждет новое испытание на улице. Дождь, который начался вечером, уже закончился. Но теперь ударил мороз. Мы выходим на парковку, где узкий тротуар идет вдоль дороги, по которой одна за одной двигаются машины по направлению к выезду. И вся дорога покрыта тонкой корочкой льда.       Я чертыхаюсь, мои кроссовки изрядно скользят. У меня получается лишь мелкими шажочками семенить за Этери Георгиевной, которая буквально летит, стараясь выбраться к центральному выходу, где ее ждет такси.       — Этери Георгиевна, подождите! — кричу я вслед, но она меня не слышит.       Я не бежала бы за ней дальше, если бы она мчалась по тонкому льду среди дороги, покинув тротуар. Фары бьют прямо по глазам, ноги не чувствуют земли. Но я все же ускоряюсь, хватаю ее за руку и буквально силой возвращаю обратно на тротуар.       — Дорога! — с испугом кричу.       Она молчит, все также вырывая мою руку.       И наконец мы достигаем центральной площади. Этери Георгиевна смотрит по сторонам в поисках такси, а я, пользуясь паузой, надеваю на нее шарф — все тело голое и уже изрядно покраснело от мороза. Она вырывается.       Такси стоит недалеко. Она бежит к нему.       — Этери Георгиевна, — я поддаюсь необъяснимым чувствам и бегу следом как могу. — Этери.       Она открывает дверь и готовится сесть.       — Этери! — я стою рядом. — Посмотри на меня, Этери.       Она не видит меня, не смотрит на меня, садится в автомобиль, я лишь с хлопком закрываю за ней дверь.       Я смотрю вслед удаляющейся машине и понимаю, что это конец.       Отдельных усилий требует от меня путь домой. Я все еще скольжу по парковке в поисках своего такси, а потом с трудом поднимаюсь по оледеневшим ступеням подъезда.       Дома я раздеваюсь и угрюмо плюхаюсь на кровать. Боль приоберала новый характер. Больше не колющий, а совершенно тупой. Ведь я понимаю, что это не совсем моя Этери Георгиевна. Но пальцы все равно плохо слушаются, когда я набираю сообщение.       «После всего ты так со мной? Ок, твой выбор».       Ответ приходит на следующий день.       «Я умерла».       Я в этот момент довольно равнодушно кручу дома велосипед, выбивая из себя всю грязь прошлого дня. Лучшее лекарство — сон и тренировка. Спала я на удивление хорошо. А теперь работаю над ногой, кручу педали и смотрю ролики на ютубе. Ответ внезапный, но он глухо отзывается внутри. Я поджимаю губы, совсем как Этери Георгиевна, и уже не боясь ничего, отвечаю.       «Тери, чтобы не умирать, надо сдаваться врачам. Чувство страха, тревоги, депрессия, боли — все последствия алкоголя. Организм разрушается, не справляется с дозами. Нужна помощь, но ты должна сама принять это решение, а не бежать от реального мира. Можно все сделать анонимно. Я тебя люблю, буду рядом, пройду все шаги с тобой вместе. И тогда появится и вкус жизни, и желания, и цели».