Другая сторона

      Тренировочный процесс в Крикете построен так, что свободного времени совсем немного: занятия идут почти друг за другом, зато заканчиваются раньше. У нас есть лишь обеденный перерыв, когда кто чем занимается: спит, ест, смотрит сериалы, просто общается. Обычно я зависала с Джейсоном или Габи, обсуждая последние новости или делала наброски рисунков. Это всегда снимает напряжение и просто помогает отвлечься, сменить вид деятельности, чтобы дальше снова бодрой возвращаться в зал или на второй лед. Сейчас же я посвящаю этот кусочек времени чтению.       — Что ты читаешь, Дженни? — спрашивает Габи, проходя мимо и не понимая русских букв.       — Да так, — я отвлекаюсь от экрана телефона. — Статьи разные, просто отвлекаюсь.       — Ты там аккуратнее, а то расшатаешь себе нервы. Люди разные, — у Габи есть свой опыт, которым она сейчас делится. — Да и не журналистика это, а домыслы диванных экспертов.       — Не волнуйся, тут ничего такого. Я в порядке, — улыбаюсь.       — Тогда не отвлекаю, — Габи отходит к автомату с кофе, который тут же начинает жужжать, готовя порцию капучино.       И нельзя сказать, что я обманываю Габи. Ведь я действительно читаю. Просто я читаю…фанфики.       После просмотра видео и совместных фотографий я открыла заметки, где ожидала увидеть обсуждения, обсуждения совсем любого уровня и содержания. Сколько всего я уже видела на форумах и спортс.ру! И хейт, и громогласные обвинения в предательстве, и горечь по прежней Жене Медведевой вкупе с разочарованием от моих новых программ, и тоску о старой поре - тандеме Медведевой и Тутберидзе, которая живет и во мне по сей день. Но я и подумать не могла, что увижу варианты развития событий прошлых, настоящих и будущих. Когда-то, словно в другой жизни, я читала фанфики о Сейлор Мун. Но чтобы о себе самой? И чтобы так этим увлечься?       Что особенно мне нравится в этих историях, которые пишут обычные люди — это тепло, с которым они пишут обо мне и Этери. Здесь люди искренние и настоящие, их чувства не спрятаны за масками. Даже легкая наивность некоторых работ заставляет меня лишь улыбнуться. В то же время пронзительность других заставляет сердце сжиматься, а дыхание — останавливаться. Градус третьих работ невольно вызывает румянец на моих щеках, что я невольно задумываюсь: «А что бы было, будь мы с Этери Георгиевной…вместе?».       Я читаю про то, как Этери разрывается от боли из-за моего ухода, осознавая, что я ушла. Мне невыносимо это читать, но в глубине души сидит чертенок, которому хочется, чтобы настоящая Этери Георгиевна чувствовала хоть половину этих эмоций.       Значит, это правда. Значит, она на самом деле её бросила.       Женщина с яростью швырнула телефон на пол. Смела со стола все бумаги, сбросила с полки кружку и статуэтки, подаренные Женей — в дребезги. С силой швырнула об стену стул, подошла к шкафу, толкнула его, и он с грохотом упал на пол. Взгляд её зацепился за рамки с фотографиями, висящие на стене. Оттуда ей улыбалась счастливая Женя. Её Женя. Через секунду она лупила по этим рамкам кулаками, не чувствуя боли и усталости. Стекла разлетались на кусочки, ранили ей руки и, окровавленные, падали на пол.       С улыбкой и легкой ревностью читаю про то, что могла бы вернуться Юля. Действительно, могла бы? И больше всего думаю о том, что по-настоящему произошло между ними, когда они перестали друг друга слышать. Ведь я всегда думала, что со мной и Этери Георгиевной такого не может случиться.       — Ты ведь тоже ушла, — тихо ответила Этери. Сравнивать не хотелось, но параллели сами лезли в голову.       — Потому что была дурой. И потому что у нас с тобой не было такого, что есть у вас с ней. И от того она дура вдвойне. Да даже втройне. Орсер, тьфу, тоже мне тренер. По парням он специалист, но вот с одиночницами не дружит совсем. Тутберидзе молчала, и Липницкая порывисто обняла ее, прижимаясь всем телом. Когда-то давным-давно Этери точно также обнимала ее и уговаривала остаться, но Юля не послушала. Зря.       — Я после ухода наверно года полтора точно не жалела ни о чем. Столько всего свалилось, что времени на пустые сожаления просто не было, — Юля присела на ближайшую лавочку, Этери устроилась рядом, внимательно слушая. — Но после окончания карьеры появилось время и появились непрошенные мысли. И все чаще и чаще они были о тебе, о том, что я возможно совершила главную ошибку в жизни, уйдя от тебя. Ты не представляешь, сколько раз я проигрывала в голове разные сюжеты, где я оставалась, где мы были вместе. Но увы…       Тутберидзе положила ладонь на ее колено и погладила, чуть сжимая его пальцами. Юля смотрела в сторону.       Меня наполняют эмоции нежности, когда я думаю, что я могла бы по-настоящему вернуть Этери Георгиевну. В этих всех фанфиках между нами столько любви. Той любви, о которой я уже забыла, той любви, которая была «до». Как хотелось бы совершить что-нибудь безумное, как хотелось бы, чтобы это безумие стало началом нового этапа. Как хочется, чтобы не умерло то, что разрушается уже столько месяцев. Вернуть…бросить все, уехать, сорваться. Увидеть, посмотреть в глаза, прошептать: «Прости, прощаю и люблю». Только бы почувствовать поцелуй на виске и хриплый шепот: «Медвежонок…». Столько людей пишут о том, как это могло бы быть. Ведь если много людей одновременно думают об одном и том же — это должно случиться?       — Даже спрашивать не буду, как ты сюда попала, — наконец заговорила Этери. Они не видели друг друга в темноте, но Тутберидзе безошибочно догадалась, кто проник к ней в номер.       — Это было ненамного сложнее, чем пробираться в твою тренерскую. — ответила Женя, стараясь говорить как можно спокойнее.       — Зато спрошу, зачем ты явилась, — Этери пересекла номер и зажгла ночник на прикроватной тумбочке. Женя увидела ее лицо: ни злости, которой она боялась, ни равнодушия, которого она боялась еще больше. Только неподдельный интерес.       — Ты знаешь, зачем, — она встала навстречу бывшей наставнице и любимому человеку, который никогда не станет бывшим. — Ты хотела, чтобы я пришла. Чтобы я не сдавалась. Не умоляла. Не выпрашивала. Пришла и взяла то, что считаю своим. Я пришла.       Горячие поцелуи дальше в этом фанфике еще долго стоят у меня перед глазами. Тщательно нарисованные автором, наполненные чувством, нежностью, страстью, чем-то настоящим они не исчезают, даже когда я падаю с акселя. Но падаю я с улыбкой, думая о том, как бы меня сейчас отругала Этери Георгиевна. Так, как она не делала никогда, но как могла бы…       Уже дома, перед сном, я снова читаю. Словно боясь быть уличенной в чем-то запрещенном, я притворяюсь спящей, когда заходит мама, а у телефона выключаю яркость, даже читая под одеялом. Хотя в том, что я читаю, действительно много чего запрещенного.       — Гордись собой, милая. Ты завоевала любовь той, которая практически разучилась любить.       Та едва заметно улыбнулась и почувствовала губы женщины на своих. Этери углубляла поцелуй с каждой секундой, нежно касалась нёба и покусывала нижнюю губу. И тут же зализывала только что поставленные раны. Женя отвечала на поцелуй, не разрывая каждый предыдущий. Хотелось испытывать это ощущение каждый миг, каждую долю несчастных секунд, которые были у них обеих. Чувствовать друг друга казалось таким правильным в этот момент, что ничто не оставляло сомнений — так и должно быть. Должно было быть всегда и будет. обязательно будет.       Руки блондинки спускались все ниже: правой она начинала сминать грудь девушки, а левой — схватила за талию и ближе притянула к себе. Шепнув:       — Обхвати меня ногами. я давно ждала этого момента.       — Какого? — хриплым голосом спрашивает Женька, издав едва слышный стон.       — Сейчас все поймёшь, родная, — тихо ответила Этери, покрывая ее шею и зону плеч легкими поцелуями. Она берет девушку, которая, как котёнок прижалась к ее груди, словно боялась быть выброшенной на полпути. Единственное, что слышала Тутберидзе — ее горячее, почти обжигающее дыхание под ухом.       Когда она зашла вместе с ней в спальню, то не удержала равновесие и свалилась на простыни, утянув с собой и Женьку. Они рассмеялись и на какое-то время оторвались от поцелуя и просто смотрели друг другу в глаза.       — Вы уверены в том, что.       — Что собираюсь сделать с тобой? — улыбнулась Этери.       — Да, — смутилась она.       — Уверена.       От этих слов становится необычайно жарко. Хотя может дело в том, что я под одеялом?       Я читаю фанфики день за днем. Сейчас они — мое лучшее лекарство. Лекарство от всего, что мешает мне двигаться дальше, мое личное зелье, мой собственный рецепт настроения.       Я прочитываю фанфики снизу вверх, как они публикуются в заметках, а потом начинаю читать их самостоятельно = уже без группы Вконтакте, полностью переместившись на фикбук. Поиск такой простой, всего два слова: Евгения Медведева и Этери Тутберидзе. Я нахожу новые фанфики, с недоумением прокручиваю гангстерские и исторические приключения кудрявой блондинки и кареглазой брюнетки. Ведь та, что постарше, обычно имеет титул, а та, что помладше — только всему учится, бесприданница и беспризорница.       Я воспринимаю это как нечто легкое, чтобы отвлечься от тяжких дум или просто развлечься в свободное время. Я, конечно, отдаю себе отчет, что от этих фанфиков, которые пишут простые люди, я подпитываюсь какой-то энергией, а еще взращиваю в себе надежду на то, что у моей истории с настоящей Этери Георгиевной, той, что сейчас тренирует «свою Загитову» и спит по ночам с Ильей, может быть счастливый конец.       И все же это все игра, с одной стороны — невинная, с другой стороны, страшно подумать, какой диагноз поставил бы мне Зигмунд Фрейд. Только это игра лишь до тех пор, пока в один из вечеров в Старбаксе, где я пью любимый кофе с подписью «Покорительница лутца» я не читаю такие знакомые строки:       Зажмуриваюсь немного, словно ожидая удара. А Женька все еще держит мою руку в своей и отвечает:       — Я готова. Я буду очень стараться. Может, тогда я смогу забрать хоть частичку вашей боли себе.       Ведь откуда автор с романтичным ником на каком-то там фикбуке мог знать то, что я сказала Этери Георгиевне?       Она так и сидит — на стуле, такая трепетная, такая беззащитная. Все мои проблемы, переживания — все ничтожно. Я прижимаю ее к себе, робко провожу рукой по волосам.       — Я никому не разрешаю трогать себя за голову, — с легким смешком говорит она. При этих словах я слегка одергиваю руку. — Тебе — можно, — продолжает она.       И я больше не боюсь, я спасаю ее от ужаса, что царит в ее душе. Проклинаю этот дурацкий длинный кулон, что висит у меня на шее и так мешает. Сбрасываю его в сторону и прижимаю ее лицо крепче к сердцу, чтобы его стук успокоил, забрал страхи, вернул ровное дыхание и не дал сорваться в пропасть. Она обнимает меня руками в ответ — сильно, благодарно. Только нам обеим так неловко, ее руки слишком низко, а поднимать — неудобно. Я повинуюсь странному порыву, опускаюсь на колени рядом с ней, и теперь уже моя голова лежит у нее на коленях. Нам хорошо.       Уже был поздний вечер, а за окном пошел дождь. Только это было неважно, потому что в одной небольшой комнате между двумя людьми родилось доверие.       Откуда?