Адриан.»
Казалось бы, краткость и некоторая официальность послания, написанного от руки обычно чересчур романтичного, трепетно-нежного и чувственного Агреста-младшего, должна была смутить девушку, однако она снова решила не придавать этому значения и, как оказалось, совершенно напрасно. За ужином Адриан озвучил своё желание разорвать отношения, которые, как он сам сказал, к его огромному сожалению не приведут ни к чему большему, чем романтические свидания и секс без обязательств. А так как врождённое благородство и воспитание не позволяли ему подобным образом пользоваться женским расположением, то они вынуждены расстаться. Несколько раз упомянутая в душещипательном монологе Агреста девушка, всецело и навсегда завладевшая его сердцем, теперь обрела в сознании Аннет совершенно чёткий образ непримиримого врага. Она попыталась хоть что-то выведать у парня о личности загадочной леди, но он был непреклонен. Позже Морель вспомнила о некоторых внешних чертах своей соперницы, упоминавшиеся Адрианом во сне, но среди его знакомых девушек найти именно ту, у которой были бы «шёлковые иссиня-чёрные волосы, развевающиеся на ветру» и «сказочные, бесконечно глубокие васильковые глаза», ей так и не удалось. Тогда она поклялась обязательно разыскать и отомстить незнакомке во что бы то ни стало. Никто не смел переходить дорогу Аннет Морель. Это негласное правило было обязательно для всех. В противном случае, каждый из безрассудных смельчаков, неприемлемо нарушивших планы не в меру амбициозной девушки, в итоге обязан был поплатиться своим благополучием. Более того, Аннет лично контролировала реализацию своей изощрённой мести. Однако сейчас у неё были другие планы, и вендетта загадочной любови Агреста-младшего могла подождать. Морель страстно желала довести начатое до конца, поэтому принялась воплощать в жизнь запасные варианты, включающие в себя мольбы, преследования и, в конечном счёте, шантаж. Мягкотелый Адриан, как и ожидала девушка, терпеливо старался улаживать конфликты со своей несостоявшейся дамой сердца, не вынося их на публику. Каково же было её злорадное удовлетворение, когда, спустя месяцы безрезультатного давления на парня, его отец — сам Габриэль Агрест наконец снизошёл до неё и пригласил на деловую встречу. И да, дизайнер предложил Аннет именно то, чего она так долго добивалась, требуя взамен оставить его сына в покое. Подобное условие сделки абсолютно устроило Морель, особенно если учесть, что Адриан свою задачу во всём этом грандиозном действии уже выполнил, а значит, отныне, являясь отработанным материалом, не представлял больше ни интереса, ни какой-либо другой ценности. Всё шло по плану. Аннет, как и настаивала её бабушка, работала, да не абы где, а в Доме моды самого Габриэля Агреста. Конечно, о методах достижения этой цели женщина могла только догадываться, но одно из главнейших условий их договора было выполнено, и родственница назначила точную дату разморозки и перевода счетов в распоряжение своей «исправившейся» внучки, занявшись оформлением всех необходимых для этого документов. Но тут появилась новая проблема в лице бывшей одноклассницы Адриана — некая Маринетт Куффен, бессовестно разрушая с таким трудом выстроенный план Морель по завоеванию расположения Габриэля, чтобы занять должность его личной помощницы и ведущего дизайнера Дома моды Агрестов. Эта невзрачная и совершенно заурядная серая мышь, как называла свою новую соперницу сама Аннет, не стесняясь в выражениях, стала настоящей угрозой для воплощения в жизнь всех её замыслов. Всё своё время девушка тратила на поиски любой информации о внезапно объявившейся подруге детства Адриана. И вот, после нескольких дней мониторинга сайтов, газет и прочих информационных источников, Морель вдруг разглядела в Маринетт те самые иссиня-чёрные волосы и васильковые глаза, о которых в своих снах так страстно грезил Агрест-младший. Теперь ей стало совершенно точно ясно, что новая соперница не такая уж и новая, а значит, бывшей однокласснице, так некстати объявившейся спустя годы, предстоит во всей мере получить возмездие от рук Аннет. Беда не приходит одна. Через неделю до Морель дошли слухи об её скором увольнении из модной индустрии, гуляющие среди молодых ассистенток. Однако, девушка с достоинством и хладнокровием приняла подобную новость, не подавая вида, что её это хоть как-то волнует. Неизвестно откуда об этом узнала бабушка Аннет, и женщина тут же решила продлить срок заморозки счетов. Теперь терять было нечего, поэтому, когда Габриэль Агрест вызвал девушку «на ковёр», она покорно пришла и совершенно равнодушно выслушала от него подтверждение всем слухам, чем явно озадачила мужчину. Морель не изменилась в лице даже тогда, когда дизайнер упомянул имя своей новой личной помощницы, по предложению которой, собственно, и началось выборочное сокращение сотрудников штата. Но он просто не догадывался, что хладнокровная с виду девушка уже тогда разрабатывала в своей голове самый грандиозный план мести, который ей только приходилось выдумывать, ведь теперь жертва, требующая срочного возмездия за свою неосмотрительность, была под надёжной защитой в виде протекции Агрестов, что значительно усложняло задачу. Никогда ещё предвкушение вендетты не было столь трепетным и сладким. Морель днями и ночами вынашивала свои навязчивые идеи, желая как можно скорее реализовать их все. Сплетни об очередном романе Адриана лишь разжигали этот огонь ненависти. А газетные заголовки, сообщающие о скорой презентации новой коллекции Габриэля Агреста совместно с работами его новоизбранного ведущего дизайнера (кто бы сомневался) Маринетт Куффен, и вовсе начинали выводить девушку из себя. Она чувствовала, что ещё немного, и от её неподражаемого терпения, воспитываемого жизненными обстоятельствами годами, не останется и следа, а накопившаяся желчь, злость и обида захлестнут с головой, затмевая и без того помутившийся от страстного желания отомстить разум.***
Всю дорогу до локации предстоящей фотосессии и обратно, а так же и всё время, которое пришлось провести там, в суете подготовки фотозоны и предварительной примерки дизайнерских нарядов с целью окончательно подогнать их под моделей, Маринетт старалась выглядеть жутко занятой какими-то посторонними вещами, лишь бы не разговаривать и не пересекаться взглядами с Адрианом. Показательно уставившись в свой планшет, она делала вид, будто читает, время от времени меняя электронный гаджет на скетч-бук, в котором тут же принималась что-то яростно вырисовывать якобы в порыве вдохновения. Парень несколько раз безуспешно пытался начать разговор с увлечённой чем угодно, только не их общением, девушкой, вскоре потеряв всякую надежду на приятную дружескую беседу и вынужденно оставив её в покое. В связи с этим, атмосфера в салоне автомобиля стала ещё более напряжённой. Маринетт чувствовала себя ужасно неловко из-за того, что приходится так открыто игнорировать бывшего одноклассника, но ничего лучше она придумать не смогла. Сейчас ей меньше всего хотелось с кем-либо общаться, а уж тем более с Адрианом. Ведь именно по их совместной неосторожности (это же надо было так облажаться на камеры!) она теперь, можно сказать, в одиночку была вынуждена расхлёбывать последствия, так некстати обрушившиеся на её голову. Время тянулось мучительно долго. Маринетт, то и дело судорожно бросающей взгляд на наручные часы, начало казаться, что стрелки в них остановились. И вот, когда угнетающая тишина почти окончательно придавила и без того ужасно уставшую девушку, машина остановилась у причала, рядом с пришвартованной «Свободой». Ещё никогда прежде Куффен не испытывала подобной эйфории и облегчения, с которыми теперь выскочила из дорогого автомобиля, коротко попрощавшись с водителем и Адрианом. Даже холодный осенний воздух, пробирающий до самого нутра, показался спасительной прохладой после душного салона, а бесконечно пустая и мрачная «Свобода», ставшая таковой для Маринетт из-за отсутствия Луки, сейчас тянула к себе родными изгибами, окрашенными в ярко-розовые и жёлтые тона утопающим за горизонтом солнцем. Девушка быстрым шагом вспорхнула на палубу и, немного полюбовавшись закатным небом, скрылась в каюте. Теперь можно было немного передохнуть и отзвониться Алье, пропущенные от которой уже более суток висели укором на экране мобильника. Маринетт приняла душ и переоделась в домашние штаны и любимую футболку мужа. Пока Луки не было рядом, она старалась восполнить это тем, что натягивала на себя его вещи, предварительно брызгая на них ставшим за все эти годы до безумия родным и любимым парфюмом. Поудобнее развалившись на кровати, Куффен открыла на телефоне список абонентов и нажала на кнопку вызова, светящуюся напротив имени лучшей подруги. — Да неужели! — без приветствий воскликнул недовольный женский голос на другом конце. — Привет. Прости-прости-прости-прости, — затараторила Маринетт, зажмурившись в ожидании дальнейших отчитываний подруги. — Где тебя носит?! Я вчера весь вечер пыталась до тебя дозвониться! Неужели, нельзя было хотя бы смс отправить и предупредить, что ты, с кем ты и где?! Я вся извелась! — зашкаливающая громкость голоса Сезар как нельзя лучше отражала её бушующие, выплёскивающиеся через край воистину ангельского терпения эмоции. — Алья, прости меня, пожалуйста. Я вчера была сама не своя... Помню, ты просила перезвонить, как доберусь до дома, но, сама знаешь, из-за всех этих событий голова кругом... — Ладно, мы ещё поговорим об этом. Я вот, чего звонила. Вчера, после нашей встречи, я ездила в больницу к Луке... — уже более спокойно заговорила Сезар. — К Луке?! — воскликнула Маринетт, никак не ожидая подобного начала рассказа от подруги. — Да, к Луке. Не перебивай, пожалуйста. В общем, мы с ним поговорили о тебе и о вас, и я думаю, что он всё правильно понял. Ты, конечно, нехило накосячила, девочка моя... Кто начинает разговор с вопросов про измену?! — Ну я... Так получилось... По правде говоря, я и сама себя ругаю за то, что наговорила ему. Рассказчик из меня никакущий... — вздохнула Куффен. — Ты уж извини за прямоту, но я бы сказала, что это жена из тебя никакущая. В то время, пока ты там где-то прохлаждаешься, твой муж с ножевым и зашкаливающей температурой лежит в больнице. Вот скажи, ты сегодня навещала его? — Нет... — еле слышно произнесла Маринетт, хлюпнув в трубку. — Так, только не надо теперь разводить тут сырость, — мгновенно уловив состояние подруги, довольно резко сказала Алья. — Ты дома? Я сейчас неподалёку, могу заехать, и ты мне всё ещё раз расскажешь, а то вчера толком даже не поговорили... — смягчилась Сезар. — Жду, — снова хлюпнула Маринетт и, услышав короткие гудки, положила трубку. Куффен почувствовала, как на неё разом обрушилась вся несправедливость этого мира. Бессонная ночь отдавалась пульсирующей болью в затылке и висках; натянутые до предела нервы, предательски сдали, накрывая волной разгорающейся истерики. Впервые за всё время дружбы, Алья была не на стороне Маринетт. Впервые от девушки отвернулись все, в том числе и лучшая подруга, которая никогда не позволяла себе так категорично выражать своё мнение, тем более, точно зная, насколько сильно оно может ударить по истерзанному сердцу Куффен. Зарывшись с головой под одеяло, Маринетт громко заплакала, выпуская наружу накопившиеся эмоции и чувства. Тикки, явно обеспокоенная состоянием своей подопечной, покружив около кровати, скрылась среди книжных полок, решив, что сейчас девушку лучше не трогать. Через двадцать минут в дверь каюты постучали. Всё ещё дрожащая от собственной истерики Куффен, поднялась на негнущихся ногах и впустила ожидаемую гостью внутрь. — Ну вот! Я же просила, никаких истерик и слёз... — запричитала Алья, разуваясь и снимая верхнюю одежду. — Ты будешь что-нибудь? Чай, кофе? — осипшим от рыданий голосом, поинтересовалась Маринетт. — Пожалуй, кофе. И себе тоже чашечку сообрази. Чувствую, разговор у нас будет долгим, — устало вздохнула Сезар, усаживаясь за барную стойку. — Ну так и какие такие важные и неотъемлемые дела у тебя были сегодня, что ты даже не удосужилась хотя бы на часок забежать в больницу к Луке? — В общем... сегодня я ходила к Габриэлю Агресту и отказалась от предложенной им работы... — начала говорить Маринетт. — Вот глупенькая! Зачем? Это же твоя мечта! — с искренним непониманием в глазах воскликнула Алья, но, тут же переключившись, спросила. — А он что? — Как мне показалось, он даже не удивился... Вообще, такое чувство, будто месье Агрест точно знал, с каким разговором я приду, поэтому заранее заготовил довольно убедительные аргументы против всех моих возможных и невозможных доводов. Не удивлюсь, если он обладает какой-нибудь сверхспособностью, скажем, овладевать чужим разумом, при этом всегда получая то, что нужно ему, вне зависимости от чувств и желаний других... — вздрогнула Маринетт от волны мурашек, вызванной довольно ярким и отчётливым впечатлением от воспоминаний об утренней встрече с собственным кумиром, окончательно перестав плакать. — Я так понимаю, отказаться тебе не удалось. Ну и хорошо, а то потом бы всю жизнь жалела, что не воспользовалась таким потрясающим шансом! — облегчённо улыбнулась Алья, искренне радуясь за подругу, что мечте Куффен, стать великим дизайнером, всё-таки быть. — Интересно, как ему удалось тебя переубедить? Ты же такая упёртая. — О, ты даже не представляешь, какие козыри у него были припрятаны в рукавах. Я и подумать не могла, что такие искусные манипуляторы существуют в реальности... Закончив варить кофе и поставив две объёмные чашки на столешницу, Маринетт уселась напротив подруги и начала длинный и подробный пересказ своего содержательного диалога с Габриэлем Агрестом, а затем и о поездке на локацию предстоящей фотосессии с Адрианом. Алья внимательно слушала, не перебивая, и, после того, как Куффен замолчала, снова заговорила, немного выдержав паузу. — Да... Аргумент в виде организации мирового турне для группы Луки, конечно, непробивной... Тут и не поспоришь, у Габриэля Агреста есть все необходимые связи, чтобы уничтожить любого человека или же поднять до небес. Думаю, под таким натиском даже я не устояла бы. И да, хорошо, что он взял на себя всю эту возню с опровержениями. Поверь мне, как уже более менее опытной журналистке, чтобы убедить прессу или телевидение в ложности их сведений, а они и сами прекрасно знают, что все их так называемые «сенсации» — чистый вымысел, нужно либо очень много денег, либо очень влиятельное имя, а лучше, и то, и другое. В противном случае, все попытки противостояния, увы, будут бесполезны. — Вот и месье Агрест так сказал... — А он весьма заточен под подобные диалоги. Оно и ясно, столько лет быть лидером на мировом дизайнерском рынке и при этом сохранить безупречную репутацию... уметь надо, — с пониманием кивнула Алья, отпивая глоток уже остывшего за разговорами кофе. — Я только вот не совсем поняла насчёт переезда... — Я уже обдумала это. Никакого переезда не будет. Не хватало мне ещё самолично начать подкидывать журналистам лишние идеи для новых провокационных заголовков и статей. Завтра же скажу месье Агресту, что погорячилась, и договорюсь с ним о половине ставки, а другую половину попрошу удерживать в качестве своеобразной рассрочки, чтобы постепенно покрывать расходы на турне Луки. Знаешь, если бы не эта внезапная возможность реализовать его давнюю мечту... — Маринетт почувствовала, как к глазам снова подступили слёзы. — Знаю, милая... Но ты не боишься, что Лука может не совсем правильно трактовать твоё участие в организации его мирового тура? Вдруг он решит, что ты нарочно решила сбагрить его подальше, чтобы скрыть свои тайные любовные похождения или ещё какие неблагочестивые авантюры? — Сезар накрыла ладонь подруги своей и крепко сжала её. — Разумеется, после всех этих слухов Лука именно так и подумает... Поэтому он ни при каких обстоятельствах не должен узнать, кто и какой ценой оплачивает их мировое турне! — Но, почему бы тебе не рассказать ему правду и не попробовать хоть как-то объясниться? Думаю, он сможет понять. Ты же делаешь это для него, а не из личной выгоды или скрытого умысла, а значит, в этом нет ничего предосудительного. — Алья, если Лука узнает, на что мне пришлось пойти и чем пожертвовать ради исполнения его заветных желаний, то он никогда не примет эту возможность, а я не могу допустить, чтобы он снова отказывался от своей мечты из-за меня. В данном случае ему лучше оставаться в неведении. — Ну, как знаешь. Не то чтобы я одобряла секреты между супругами, но если ты считаешь, что это действительно необходимо, то можешь быть уверена, я ни слова не скажу, — кивнула Сезар, изобразив в воздухе воображаемый ключик, которым она якобы закрыла свой рот на замок. — Спасибо, Алья. Ты знаешь, мне очень не хватало наших таких откровенных разговоров в последнее время... — улыбнулась Маринетт, глядя в тёплые карие глаза сидящей напротив девушки. — Мне тоже, милая, — улыбнулась в ответ подруге Сезар, а затем добавила. — Ничего, всё наладится. Ты со всем справишься! В конце концов, у тебя всегда есть я, и вместе мы сможем преодолеть любые трудности! Подруги ещё долго общались обо всём подряд до самой глубокой ночи, пока Нино не заехал за своей девушкой во время перерыва на работе в клубе. Проводив ребят до причала и подождав, пока их машина скроется за поворотом, Маринетт вернулась в каюту. — Тикки, ты где? Вылетай. Алья с Нино уже ушли, — ласково позвала свою квами девушка. — Я здесь, Маринетт, — отозвалась Тикки откуда-то с книжных полок. Куффен подошла к стеллажам и, вытащив из плотных рядов литературных творений свою любимую и незаменимую Книгу для вдохновения, села в кресло, стоящее рядом. Глянцевые страницы быстро зашуршали в руках девушки, приятным ощущением разливаясь по всему телу от самых кончиков пальцев. Изредка останавливаясь на своих эскизах, аккуратно вложенных в книгу, Маринетт улыбалась, погружаясь в тёплые воспоминания об их создании. Перелистнув ещё несколько страниц, она наткнулась на полароидные снимки, которые сделала накануне того злосчастного вечера, когда Луку с ранением доставили в больницу... На фотографиях, в том самом кресле, в котором сейчас сидела девушка, сладко спал её муж. Куффен взяла снимки в руки и любовно прижала их к своей груди, будто надеясь почувствовать тепло и спокойствие, которые ей одним только своим присутствием вселял Лука. Да, сейчас Маринетт как никогда не хватало супруга. Без него всё было не то и не так. Теперь она это знала наверняка. Полюбовавшись фотографиями мужа ещё какое-то время, девушка убрала Книгу вдохновения обратно в шкаф, а сама, попрежнему прижимая снимки к груди, проследовала к столу. После того, как Куффен аккуратно подписала каждую фотокарточку, она сложила их в свою маленькую сумочку, накинув её на плечо. Через мгновение яркая алая вспышка озарила каюту, и вот, в непроглядной ночной темноте, с палубы пришвартованной «Свободы» Ледибаг взмыла куда-то ввысь, стремительно уносясь от продуваемого ледяными ветрами причала всё дальше и дальше...