Доверие

Проводив Ледибаг, Нуар вернулся в клуб, чтобы привести помещение в порядок после приёма своей гостьи. Быстрым шагом он обошёл всё пространство, подобрав повязки и вернув их на место, аккуратно опустил крышку рояля, протерев глянцевую поверхность насыщенно-чёрного цвета мягкой бархатной тряпкой, специально предназначенной для подобной процедуры. «Перед тем, как я приведу сюда Маринетт, надо будет ещё вызвать Анриетту, чтобы прибралась,» — подумал про себя Адриан, в последний раз осматривая свои владения. Внезапно его взгляд остановился на небольшом предмете, лежащем на сидении дивана, где сидела Ледибаг. Агрест медленно подошёл и взял в руки знакомую бархатную коробочку алого цвета. Ему даже не нужно было открывать её, чтобы совершенно точно определить содержимое, но внутренний голос и любопытство всё же взяли верх. Адриан неспешно приоткрыл коробочку и печально взглянул на рубиновое колечко с изящной гравировкой. Внезапно грусть от неожиданной находки сменилась досадой и отчаянием, а следом за этими чувствами пришли злость и ненависть. Юный Агрест вдруг ощутил себя преданным и абсолютно незаслуженно растоптанным. Внутри него что-то будто оборвалось. Нестерпимо захотелось швырнуть ненавистное украшение в сторону и никогда его больше не видеть, однако Адриан сдержался и, грубо захлопнув крышечку бархатной коробочки, довольно резко сунул её в карман своего пиджака, шумно выдохнув. — Что? Злишься, что Ледибаг вернула твой подарок? — донёсся усмехающийся голос чёрного квами из внутреннего кармана. — Не твоё дело, Плагг! Возможно, она просто носит его с собой и случайно забыла. И вообще... — Адриан замолчал на полуслове, слыша, как жалко звучат его оправдания для такого жестокого поступка Леди. Плагг почувствовал перемену в своём подопечном, поэтому решил больше не досаждать ему, молча свернувшись калачиком в кармашке, спрятанном за лацканом пиджака. Всю оставшуюся ночь Адриан молча лежал, распластавшись на собственной кровати, и смотрел в потолок, до побеления костяшек сжимая бархатную коробочку. Его одолевали вопросы. Почему Ледибаг вернула подарок Нуара? Почему она так подло втихаря подсунула ему украшение, даже не потрудившись извиниться? Неужели она сочла, что это выше её собственного достоинства — принять искренние чувства Кота? Неужели она ни во что не ставила собственного напарника, раз позволяла себе вот так равнодушно отказываться от его любви и внимания? Неожиданно Адриан захохотал в голос. Он вспомнил, как когда-то так же несправедливо жестоко отказался от подарка, который ему вручила Маринетт на День Святого Валентина. Тогда Дюпен-Чен собственноручно изготовила для него шоколад в форме сердечек и связала перчатки, идеально подходящие к самому дорогому для сердца подарку от отца — небесному шарфу. В тот день Агрест-младший с самого раннего утра уже успел сняться для рекламы очередного проекта старшего, чем был изрядно вымотан. Настроения не было, а всеобщие девичьи охи-вздохи в его сторону, заполнившие коридоры, едва он пересёк порог школы, и вовсе выводили из себя. Уже тогда он догадывался о чувствах своей подруги, уверенно полагая, что она так же, как и все, лишь стремится стать девушкой всемирно известной модели, а не простого парня — Адриана, появляющегося только в чёрном костюме неуязвимого героя Парижа. Едва Маринетт, отчаянно краснея, протянула ему подарочный свёрток, Агрест недовольно хмыкнул и, сдержанно извинившись, сказал, что не нуждается в подобных знаках внимания от своей подруги, лишний раз напоминая бедной, влюблённой в него по уши Дюпен-Чен, в каких отношениях они находятся, совершенно ясно давая понять, что что-то менять между ними он явно не желает. Теперь Адриан прикрыл глаза, вспоминая, как изменилась в лице одноклассница, когда он отказался от подарка, как потух её васильковый взгляд, как побледнели её щёки, как едва приоткрылись и задрожали пухлые губы, и с них сорвался короткий всхлип. Нет, Дюпен-Чен не заплакала при нём. Она всегда была достаточно сильной и гордой, чтобы не показывать своих слёз окружающим её людям. Лишь раз Адриан видел, как Маринетт смахнула одинокую слезинку со своей щеки, получив его тактичный отворот-поворот в ответ на её неловкое признание перед выпускным. «Что ж... Видимо, пришло время расплачиваться по своим кармическим долгам...» — подумал про себя Агрест, поворачиваясь на бок и глядя на рубиновый перстень, который своей яркостью и сочностью теперь больше напоминал решительный, горящий взгляд Маринетт, с которым она, когда-то так смело и отчаянно признавалась в своих чувствах ему — Адриану. «Маринетт... Вот, кто был всегда рядом, несмотря ни на что. Вот, кто всегда искренне любил, кто всегда был готов идти за простым мальчишкой хоть на край света.» — Мой Париж в тебе, Маринетт Дюпен-Чен! — сорвалось с губ Адриана, мягко улыбнувшегося собственным мыслям.

***

До самого утра Маринетт пролежала в гостиной, так и не сомкнув усталых глаз. После взбучки, которую ей устроила разнервничавшаяся не на шутку Алья, Куффен чувствовала себя виноватой за то, что довела беременную подругу до невменяемого состояния. Стоило ей только ввалиться на корабль, Сезар начала кричать и активно жестикулировать, отчего у Маринетт снова закружилась голова и подступила тошнота. И пока полупрозрачная хозяйка корабля стояла на коленях около унитаза, Алья продолжала отчитывать её за безрассудство и сумасбродство. — Ты вообще понимаешь, что ты делаешь?! Знаешь, я больше не собираюсь нянчиться с тобой, раз ты сама не в состоянии хотя бы немного себя поберечь! — Сезар громко хлопнула дверью в ванную, заставив Маринетт вздрогнуть и сжаться в один тугой комочек боли и отчаяния. Сидя на полу, Куффен подтянула к дрожащему подбородку колени и тихо заплакала, непроизвольно подслушивая, как за дверью распалённая негодованием Алья разговаривала с Нино. Пересилив себя, Маринетт всё же поднялась на ноги и вышла в комнату, чтобы извиниться перед подругой. — Алья... — Нет! Ни слова больше, милочка! С меня хватит! Сейчас приедет Нино и заберёт меня домой, а завтра утром к тебе приедет личный врач Агрестов, так что, думаю, в моём присутствии здесь больше нет необходимости. — Что? Какой врач? Зачем? — Маринетт нахмурилась и всплеснула в воздухе тонкими руками. — Мне позвонила мадам Санкёр и сказала, что месье Агрест крайне обеспокоен твоим здоровьем, поэтому настаивает на том, чтобы тебя осмотрел их семейный доктор. — Это лишнее... — начала было протестовать Куффен, но Сезар её перебила. — Оу, ну если ты считаешь, что у тебя всё в полном порядке и без врачей, то сама позвони мадам Санкёр и откажись! Маринетт виновато опустила голову и больше не сказала ни слова. Присев на край дивана в гостиной, она даже не нашла в себе сил, чтобы встать и закрыть входной люк за подругой. Откинувшись на спинку, Куффен натянула на себя плед и прикрыла опухшие от слёз глаза. Сон не шёл. Мысли одна за другой вспыхивали в её гудящей голове, не давая ни секунды, чтобы расслабиться и сдаться в объятия ночного покоя. Едва за иллюминаторами забрезжил рассвет, Маринетт медленно поднялась и, слегка пошатываясь, дошла до кухни, чтобы выпить воды. Во рту был неприятный привкус желчи, а пустой желудок словно скрутился в тугой узел, вызывая лёгкую ноющую боль. Несмотря на отчётливое чувство голода, мысли о любой еде снова запускали рвотные рефлексы в действие, поэтому девушка всё же поборола в себе желание открывать холодильник и что-то готовить. Как и сказала Алья, в девять утра во входной люк Свободы постучали. Это оказался семейный доктор Агрестов. Высокий темноволосый мужчина с небольшими проблесками благородной седины широко улыбнулся и поприветствовал свою юную пациентку. В том, что это была именно она, у него не было никаких сомнений: сквозь бледную девичью кожу просвечивали синие венки, глубокие тени залегли под потухшим взглядом, худые плечи ссутулились под тяжестью жизненных обстоятельств и какой-то, пока ещё непонятной ему болезни. — Давно Вы в таком состоянии пребываете? — обеспокоено поинтересовался доктор, меряя давление Маринетт. — Нет, может, пару дней... Или неделю... Или две... — пожала плечами девушка, попытавшись слабо улыбнуться. — Натали сказала, что Вы несколько раз теряли сознание. Это правда? — Да, но это, наверное от усталости... — отмахнулась Маринетт, пытаясь вспомнить, когда это она рассказывала Натали о своих проблемах со здоровьем. После довольно длинного перечня вопросов, связанных со всевозможной симптоматикой, доктор вытащил из своей дорожной сумки несколько прозрачных пробирок и тугие повязки. — Позвольте мне взять Вашу кровь для более детального обследования? — Кровь? А это обязательно? — Куффен прижала свои руки к телу и испуганно посмотрела на врача. «Героиня Парижа и боится сдавать кровь!» — ехидно посмеялся внутренний голос девушки. — Разумеется, Вы можете отказаться, но мне бы хотелось поставить точный диагноз, чтобы иметь возможность оказать Вам максимально эффективную помощь. — А у Вас уже есть предположения, что со мной? — Пока могу сказать, что вся симптоматика указывает на то, что у Вас нервное переутомление. — А от этого может тошнить? — Так-так, а Вас ещё и тошнит? — Да, тошнит уже несколько дней подряд, а сегодня ночью рвало... — Хм... — доктор нахмурился и что-то записал в свой блокнот. — Вы случайно не ударялись головой во время своих потерь сознания? — Не помню. Вроде бы нет... — пожала плечами Маринетт. — Думаю, Вам стоит проехать со мной в больницу для того, чтобы провести полное обследование. — Но я не могу. Мне надо работать. — Этот вопрос беру на себя. Судя по беспокойству в голосе Натали, Вы являетесь очень ценным сотрудником месье Агреста, и он поймёт, если я попрошу для Вас недельку отдыха исключительно с целью медицинского обследования и поправки Вашего здоровья. Так что собирайтесь, а я пока позвоню в свою клинику, попрошу подготовить для Вас палату. Маринетт больше не сказала ни слова, послушно принявшись складывать вещи в спортивную сумку Луки, с которой он ходил на тренировки. В первую очередь она приготовила с собой ноутбук, телефон и зарядки, закинула несколько папок со своими эскизами и набросками новой коллекции, затем сменную одежду и прочие личные принадлежности. Переодевшись в мягкий спортивный костюм, Куффен остановилась около комода, на котором лежало её обручальное кольцо. Она тяжело вздохнула, открыла один из ящиков и достала небольшую шкатулку, намереваясь убрать туда вызывающее тянущую боль в груди украшение. Но подняв узорчатую крышку, она заметила лежащее там маленькое сапфировое колечко — её помолвочное. На васильковых глазах выступили слёзы. Маринетт аккуратно достала кольцо и посмотрела на него, словно впервые видела. Цвет камня сейчас как никогда отчётливо напоминал ей цвет радужек Луки. Едва уловимый блеск и мягкая глубина полупрозрачных, но вместе с тем таких насыщенно синих сапфиров затягивала сознание девушки не хуже проницательного и изучающего взгляда музыканта, который когда-то так часто она ловила на себе. — Маринетт… — услышала Куффен тихий и родной голос Луки, полный любви и нежности. — С момента нашей первой встречи ты стала моим вдохновением, моей музой, моим солнцем. Я полюбил тебя с первого взгляда и мечтал лишь о том, что бы ты позволила мне быть рядом и иногда греться в твоих лучах, — она жадно слушала каждое его слово, которое когда-то навсегда отпечаталось на её сердце. — Но я, наверное, невероятный счастливчик, раз смог добиться твоей взаимности. Своей любовью ты не просто согрела мою душу, но и разожгла внутри меня огонь, ощущая который, я понимаю, что всё в этом мире мне подвластно, пока ты рядом. И теперь я хочу подарить тебе всего себя, разделить с тобой свою жизнь во всех её проявлениях. Я очень, очень тебя люблю. Я хочу быть рядом с тобой. И я хочу создать с тобой семью… Маринетт почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Она улыбнулась своим тёплым воспоминаниям и дрожащими руками надела кольцо на свой безымянный палец, не сводя глаз с ярко-синего камня, грани которого, казалось, снова сверкали в свете бумажных фонариков, освещавших полянку. — Маринетт Дюпен-Чен, ты выйдешь за меня замуж?

***

— Натали, отмени на сегодня все встречи, пожалуйста. Мне нужно отъехать по важному делу, — Адриан даже не потрудился дойти до кабинета помощницы своего отца, уведомив её по телефону о своих внезапно образовавшихся планах. Он был крайне воодушевлён своей новой затеей. Теперь-то он точно будет счастлив! И почему эта мысль не приходила ему в голову раньше?.. — Подумай, что ты собираешься сделать, парень! Это безрассудно! Она никогда не примет тебя! — Плагг настойчиво пытался переубедить своего непутёвого подопечного, пока тот подбирал максимально соответствующую случаю рубашку. — Глупости! Если ты забыл, то я тебе напомню, что когда-то она сама мне призналась в своих чувствах! А любовь, Плагг, настоящая любовь, в этом я даже не сомневаюсь, так просто не проходит! — Если бы это было так, то она не вышла бы замуж за того странного парня и уж точно не доверила ему Талисман Змеи, — чуть тише добавил Плагг, чтобы Адриан не услышал. — Тебе не кажется, что ты немножечко опоздал со своими признаниями? — Для истинной любви никогда не поздно! Да, я был глупцом, когда отверг её чувства, но теперь, осознав всю силу и глубину своей привязанности к Маринетт, я готов побороться за неё ещё раз! — Ещё раз?! Да ты ни разу не боролся за неё! Ты живёшь иллюзиями, Адриан! Ты не любишь её! — А вот это уже не тебе решать! Люблю! Иллюзией были мои чувства к Ледибаг, потому что она никогда не была для меня реальной. Ты был прав, когда говорил, что я влюблён в маску. Все эти сражения и патрули всегда были лишь игрой. Да и миледи была права, что мой костюм клоунский. — Вообще-то это обидно! — фыркнул Плагг, но Адриан его не слушал, продолжая свою тираду. — Чёрный кот... Смешно, согласись. Какая жестокая ирония: костюм неудачника достался неудачнику. Со всем этим маскарадом я совсем забыл о реальной жизни. Ледибаг... Ледибаг... Из-за неё я предал свои чувства к Маринетт, хотя именно она была всегда рядом со мной, волновалась за меня и поддерживала. Всегда, даже в самые трудные времена, даже когда я отверг её, она меня продолжала по-настоящему любить, несмотря ни на что! — А как же то, что Ледибаг неоднократно спасала твою жизнь? — Это была лишь профессиональная необходимость. Ей нужен был не влюблённый напарник, а шут, который всегда готов в качестве мишени отвлечь злодея на себя, — в голосе Адриана слышались накопленные за годы сражений злость, обида и отчаяние, которые он бережно хранил в себе всё это время по отношению к напарнице. Теперь, когда чаша терпения была переполнена, он без зазрения совести восклицал насчёт того, какая его Леди эгоистичная, корыстная и жестокая. Судя по его словам, она была ничем не лучше Бражника, а может, даже и хуже. Плагг слушал пылкие речи своего подопечного, недоумевая, откуда и когда в юном Агресте накопилось столько горечи. Он знал, что Адриан всё это говорит исключительно из-за собственной чрезмерной эмоциональности, вызванной досадой из-за находки возвращённого подарка, но обычно именно эмоции и толкают людей на самые страшные и непредсказуемые действия, и маленький чёрный квами впервые серьёзно забеспокоился за нынешнего владельца Кольца неудачи.

***

Куффен стоял за сценой и нервно постукивал пальцами по корпусу гитары. Судя по его задумчивому лицу, мыслями он был где-то очень далеко. — Лука, всё в порядке? — широкая ладонь Тео легла на плечо музыканта, из-за чего тот вздрогнул. — Да... — тяжело вздохнул Куффен и, решив, что идеальное время никогда не наступит, продолжил: — Нет. Это последний концерт, который я смогу отработать в этом турне. Мне нужно срочно вернуться в Париж. — Что-то случилось? — Нет... — Лука снова замялся и, опустив голову, тихо сказал: — Да. — Что-то с Маринетт? — проницательности Тео было не занимать. — Да. Она в больнице. И ещё... Ты знаешь, кто наш анонимный спонсор?.. — Неужели?.. — Да. Наше турне было одним из её условий устройства на работу к Габриэлю. Она это сделала для нас... Для меня... А я... Слепой идиот... — Лука тряхнул головой, отбрасывая в сторону выпавшие на лицо непослушные пряди волос. — Как же я был не прав!.. Прости меня ещё раз за то, что я тогда сказал про неё... А что с ней? Почему она в больнице? — Не знаю. Никто мне ничего не говорит. Я и про турне-то узнал случайно. Маринетт постаралась максимально подстраховаться, чтобы никто даже не смог догадаться о её причастности. Она знала, что за её счёт я никогда не соглашусь поехать. Другое дело — анонимный спонсор... Моё счастье, что я догадался позвонить Натали — помощнице Габриэля, которая с самого начала была в курсе всего происходящего. Это она рассказала мне о плохом самочувствии Маринетт и случайно проболталась про турне после того, как я попросил передать нашему спонсору тысячи извинений за то, что буду вынужден прервать череду концертов по семейным обстоятельствам. — Когда ты уезжаешь? — Сегодня. Натали уже купила мне билеты на самолёт. Сразу после концерта поеду в аэропорт. — Хочешь, я полечу с тобой? — Нет. Спасибо, Тео. Оставайся с ребятами, и отдохните как следует! Маринетт позаботилась обо всём. Натали сказала, что даже в случае отмены концертов в течение всего времени, выделенного на турне, нам будет высылаться необходимая сумма, покрывающая все наши расходы. Короче говоря, мы можем останавливаться в лучших отелях и питаться в лучших ресторанах, даже не выступая. — Она что, заключила сделку с самим дьяволом? — не удержался от высказывания Тео, прикидывая в голове, какие финансы вложены в их турне. — Похоже, что да. Натали сообщила, что врач крайне обеспокоен состоянием Маринетт. Говорит, что она сильно похудела и стала часто терять сознание. Именно поэтому мне нужно срочно возвращаться в Париж и хотя бы попытаться ей как-то помочь. Я нужен ей. И, будем честны, она нужна мне. Нужна так, как никогда прежде! Теперь, когда так сильно её подвёл, я просто обязан всё исправить и быть рядом! — во взгляде Луки блеснула решительность. Он коротко кивнул притихшему другу, который во все глаза смотрел на него, и направился на сцену. Тео проводил восхищённым взглядом лидера группы, искренне по-доброму завидуя, что Луке так крупно повезло встретить свою настоящую любовь, которая теперь, казалось, наполняла собой всё окружающее пространство. «Вот она — сила истинного чувства — всепоглощающая, всеобъемлющая, невероятная и непостижимая! Та, ради которой стоит жить!» — подумал вокалист, тепло улыбаясь собственным мыслям.

***

Никогда прежде Натали не нарушала своего слова, никогда прежде не поддавалась своим чувствам, кричащим поперёк голоса хладнокровного разума. Ночной звонок Куффена довольно сильно озадачил Санкёр и выбил из колеи. Кто бы мог подумать, что он, будучи в турне, будет звонить ей и довольно дерзко допрашивать на предмет состояния здоровья Маринетт. Перед отъездом месье Агреста на международную выставку моды у Натали была повышенная нагрузка по всем фронтам. На её плечи помимо ежедневных забот легла организация всего рабочего процесса Дома моды Агрестов. Именно Натали должна была проинформировать всех сотрудников об изменениях в режиме производства в связи с отъездом Габриэля, назначить новые должностные обязанности, распределить между многочисленными рабочими нагрузку с целью сохранения и укрепления уже достигнутых вершин. Разумеется, по большей части мысли Натали были заняты правой рукой Габриэля — Маринетт, ведь именно мадам Куффен должна была занять место главного дизайнера на время отсутствия месье Агреста. К тому же Санкёр вела полную финансовую отчётность по турне Луки, напрямую информируя Габриэля и Маринетт о всех необходимых затратах и доходах музыкантов в период их тура. Когда Лука позвонил, Натали не спала, составляя новый финансовый отчёт по предстоящему переезду музыкальной группы на следующую локацию. Хоть мадам Санкёр и была выносливой и приспособленной к подобным ежедневным нагрузкам, однако в последнюю неделю отсутствие здорового сна и отдыха сильно ударило по ней. Всю работу Натали делала на автомате, опираясь на прежние отчёты, дабы оперативнее составить новые. Звонок мобильного среди ночи ничуть не удивил её, ведь главная помощница всемирно известного дизайнера должна быть на связи двадцать четыре часа в сутки. Механически взглянув на экран и поднеся телефон к уху, Санкёр ответила: — Месье Куффен? Чем обязана в столь поздний час? — Мадам Санкёр, добрый вечер! Извините, что беспокою Вас, но я бы хотел узнать, как себя чувствует Маринетт, ходит ли она на работу? Обеспокоенный голос Луки вывел Натали из полусонного состояния. Она посмотрела на часы и тяжело вздохнула. — Месье Куффен, Ваша супруга сейчас временно работает из дома в связи с плохим самочувствием. Адриан самолично навещал её, он же и сообщил нам с месье Агрестом о том, что Маринетт нуждается в отдыхе и покое некоторое время. — Что?! Адриан?! Какого чёрта?! — Лука на другом конце явно был крайне возмущён полученной информацией. — Если это всё, что Вы хотели узнать, то я, с Вашего позволения, продолжу работать. — Мадам Санкёр, можно ли Вас попросить направить к Маринетт врача на дом. Я, к сожалению, сейчас нахожусь в турне и не могу лично проконтролировать посещение ею больницы и вызова доктора, однако, судя по всему, ей просто необходима медицинская помощь. Я очень волнуюсь за неё. Алья сказала, что Маринетт несколько раз теряла сознание, ничего не ест и ужасно исхудала за это время, что меня нет в Париже. — Хорошо! Завтра же утром я направлю личного доктора семьи Агрестов на Свободу. Что-то ещё? — Нет, спасибо, больше ничего. Хотя, подождите... Не говорите, что это я попросил Вас позаботиться о приходе врача, — поспешил предупредить Лука и тут же чуть тише добавил: — Чёрт, надо срочно возвращаться в Париж! — Что? Возвращаться в Париж? А как же турне? Не думаю, что всё бросать — это хорошая идея, — встрепенулась Натали. — Да плевать на турне! Конечно, наверняка придётся выплачивать кругленькую сумму в качестве компенсации нашему тайному спонсору... Надо бы как-то разузнать, кто так щедро в нас вложился, и извиниться за то, что так всё вышло. Но это всё ерунда! Это можно уладить позже. Главное, чтобы с Маринетт всё было хорошо! Натали слабо улыбнулась. Будь она на месте Луки, то поступила бы так же, если бы опасность грозила Габриэлю. Сочувственно покачав головой и поразмыслив немного, Санкёр сказала: — Я передам вашему спонсору извинения за отмену тура. За выплату компенсации можете не переживать. Не думаю, что Маринетт потребует с вашей группы хоть какую-то неустойку. — Что? Маринетт? Что это значит? — изумился Лука на другом конце. — Будем считать, что я Вам ничего не говорила. Однако одно могу сказать точно — Ваша жена очень любит Вас, раз решилась на практически нулевой доход со своей работы, целиком и полностью вкладываясь в турне никому неизвестной группы. На этих словах Натали положила трубку, с каким-то невероятным внутренним облегчением откидываясь на спинку своего рабочего кожаного кресла. Почему она вот так запросто рассказала Луке про строжайший секрет Маринетт, Санкёр не знала, но чувствовала, что сделала это не зря. Да, ей не удалось построить своего личного счастья, так и оставшись в тени единственной и неповторимой Эмили, но она никому на свете не пожелает пройти через эти муки безответной любви. Любимые должны знать, чем порой жертвуют влюблённые в них люди ради их счастья! И Натали было всё равно, что она нарушила данное Маринетт слово — никому не рассказывать про спонсора турне. Она сделала это по собственному желанию и ничуть не жалеет о содеянном! Как и обещала Луке, рано утром Натали отправила врача на корабль к Маринетт. Позже она отписалась Куффену, что его жену госпитализировали, и на короткое ответное смс от музыканта с одним единственным предложением: «Я сегодня же возвращаюсь в Париж!» предложила свою помощь в оформлении всех необходимых билетов и трансфера до самой больницы. Лука с радостью и большой благодарностью принял предложение Санкёр, пообещав ей отписаться о состоянии Маринетт, как только прибудет на место. Натали была безмерно счастлива возможности посодействовать воссоединению двух так сильно любящих друг друга людей. С каким-то невероятным внутренним упоением и благоговением она оформляла Луке билеты на самолёт и заказывала такси ко времени его посадки. Даже Габриэль заметил в Натали какую-то странную перемену, списав приподнятое настроение своей преданной помощницы на одну из стадий переутомления и освободив её до самого вечера от всех возложенных на неё обязанностей, чтобы она немного отдохнула.

***

Последний человек, которого Маринетт ожидала увидеть в своей больничной палате, стоял прямо перед ней и широко улыбался, сияя как начищенный пятак. — Тебя прислала Натали? — поинтересовалась Куффен, мягко улыбнувшись своему посетителю. — Да, — кивнул парень и присел на стул, стоящий рядом с больничной кроватью. — Наверное месье Агрест крайне мной разочарован. Я так не вовремя заболела... — грустно вздохнула девушка, глядя на тёмный экран загружающегося ноутбука, лежащего у неё на коленях. — Не переживай на этот счёт, Маринетт, я возьму все организационные моменты на себя и помогу тебе подготовить коллекцию и разрулить рабочие вопросы, пока моего отца не будет в Париже. Ты же согласишься взять меня в свои напарники? — подбадривающе подмигнул подруге Адриан. — Шутишь? Конечно возьму! Сейчас твоя помощь будет очень кстати. Я почти закончила эскиз нового вечернего платья, и мне нужен профессиональный взгляд месье Агреста, и, кажется, он как раз сейчас сидит передо мной, — засмеялась Маринетт, разворачивая ноутбук к Адриану, чтобы тот смог оценить наброски. Около часа они бурно обсуждали новые эскизы Куффен, прикидывая, в какой последовательности стоит выпускать моделей на проходку, чтобы преподнести коллекцию в наиболее выгодном свете. Маринетт, тепло улыбаясь, безотрывно смотрела на Адриана, который сейчас всё больше напоминал ей того милого мальчишку, волнующего прежде её девчачье воображение. Ей было приятно, что хоть кто-то навестил её в первый же день больничного заточения. Звонить Алье или родителям Куффен категорически не хотела — Сезер и так уже нанервничалась с ней, а у родителей и без непутёвой дочери полным-полно работы в пекарне, ни к чему отвлекать их понапрасну. Ну а Лука... Ему тем более не следует ничего знать. Он занят турне. Он занят другой девушкой... Он занят... — Маринетт, всё в порядке? — поинтересовался Адриан, заметив, как пелена задумчивости неожиданно опустилась на лицо подруги. — Да... Просто задумалась, — сдержанно ответила Куффен, неестественно улыбнувшись. — Слышал, что вчерашний концерт Луки превзошёл все предыдущие. По словам прессы новая солистка буквально взорвала сцену своей страстью и энергичностью. Но наибольший фурор произвёл, конечно, сам Лука. Почему он сам не занял место солиста? У него отлично получается петь! — Адриан с интересом наблюдал за сменой эмоций подруги, подмечая про себя, что данный разговор, а если быть точнее, упоминание мужа, оказались не очень ей приятны, а значит, он выбрал верную тактику. — Знаешь, Лука... Он... В общем, он не очень любит быть на виду. Он считает, что Тео лучше справляется с ролью солиста: у него более профессиональный вокал, да и с публикой он общается с огромной охотой, что просто необходимо, учитывая, какие толпы иногда приходится раскачивать. Лука же больше предпочитает внутреннее, нежели внешнее... Адриан уловил в голосе подруги нежность и любовь, которые так и желали вырваться наружу из истерзанного вынужденным одиночеством девичьего сердца. Он ухмыльнулся, точно зная, куда нужно бить теперь, чтобы весь поток светлых чувств хлынул на него, а не на образ соперника. — Судя по отзывам зрителей, Лу справилась лучше, чем Тео. Интересно, где они откопали эту невероятную девушку, и почему заменили своего солиста? — задумчиво протянул Агрест, не сводя глаз с нахмурившейся Маринетт. — Я не знаю! — резко ответила Куффен, крепко сжав в руках края ноутбука. — Может, Тео заболел... Может... — Наверное, непросто было найти ему замену... Лука молодец! Он так старается на благо группы! — будто невзначай перебил подругу Агрест. — Адриан... — Да, Маринетт? — Зачем ты говоришь со мной об этом?.. Зачем?! — на глазах девушки выступили слёзы, и она поспешила отвернуться от друга, который ожидал совсем другой реакции. Адриан не растерялся. Он встал и подошёл вплотную к постели Куффен, обхватывая ладонями её опущенную голову и поворачивая лицом к себе. — Маринетт... Пожалуйста, не плачь. Прости меня. Я дурак. Агрест смотрел в эти потухшие васильковые глаза, полные слёз, и не мог оторваться от них. Что-то глубокое, таящееся на самом дне решительного и вместе с тем отчаявшегося девичьего взгляда притягивало его, погружая в состояние транса и забвения. Подавшись вперёд, Адриан неожиданно для себя прильнул своими губами к дрожащим и приоткрытым в изумлении губам Маринетт. Что-то до боли знакомое уловил он в этом поцелуе, но что именно, разобрать не удалось. Пришедшая в себя Куффен оттолкнула от себя Агреста и теперь широко распахнутыми глазами смотрела на него, как на пришельца с другой планеты. — Прости... Я не знаю, как так вышло... Прости... Адриан несколько мгновений не моргая смотрел на ошарашенную Маринетт, которая не могла сказать ни слова, а затем вдруг как ужаленный подорвался с места и выбежал из палаты, громко хлопнув дверью. Остановился он только на выходе из больницы, когда увидел сквозь стеклянные двери остановившуюся машину такси и выходящего из неё знакомого гитариста — человека, когда-то так умело забравшего его жизнь, его счастье, его любовь — Луку Куффена.

***

«Почему он поцеловал меня?..» — вопрос неприятно пульсировал в висках Маринетт. Она подобрала колени к груди и обхватила их тонкими руками, положив сверху натянутого на них покрывала подбородок. Ей было странно ощущать на губах прикосновение тех самых губ, о которых она когда-то так сильно мечтала. Теперь, когда Адриан поцеловал её, Маринетт... Неужели, он поддался какому-то неизвестному ей внутреннему порыву? Он сделал это не из-за необходимости спасать от влияния акуманизированного злодея, как было во время нападения самого похотливого злодея, созданного Бражником, — Ловеласа, а по собственному желанию? Впервые Куффен смогла прочувствовать всю мягкость и нежность, но при этом настойчивость и страстность столь откровенного прикосновения Агреста, будучи в полном сознании. Его поцелуй был до безумия похож на поцелуи Кота. Казалось, будто даже вкус губ был тот же, что и у Нуара. Маринетт зажмурилась и потрясла головой, отказываясь принимать столь очевидное совпадение. «Нет, мне просто показалось. Да и сравнивать мне не с чем, так что...» — Мадам Куффен, как Вы себя чувствуете? — мягко улыбающийся врач, который и привёз Маринетт в больницу, бесшумно зашёл в палату с бумагами и теперь стоял у двери и наблюдал за девушкой. — Хорошо, доктор, спасибо. Правда, меня немного подташнивает, но думаю, это от голода, потому что я со вчерашнего дня ничего не ела. Не могу даже думать о еде. — Не удивительно, дорогая. Вы изрядно вымотали свой организм. Так нельзя себя изводить. Вам непременно следует снизить рабочую нагрузку и больше отдыхать. Кстати, Ваши анализы готовы. Желаете взглянуть? — Конечно! — Маринетт протянула руки за бумагами, с подозрением глядя на слишком довольного доктора. — Оставлю Вас ненадолго. Пойду, попрошу медсестру принести Вам что-нибудь поесть. Вам нельзя голодать! — откланялся врач и вышел из палаты, оставляя Маринетт один на один с результатами её анализов и диагнозом, выведенным, вопреки стереотипам, касающимся врачебных каракуль, каллиграфическим почерком. Но Куффен взялась за изучение бумаг не сразу. Некоторое время она в полном недоумении сидела на своей кровати, едва касаясь кончиками пальцев своих губ и пытаясь придумать хоть одну причину, по которой Адриан мог захотеть поцеловать её, отвергнутую когда-то им же простую девчонку Маринетт Дюпен-Чен.

***

Весь полёт Лука нервно ёрзал на месте, мысленно торопя самолёт, чтобы тот скорее приземлился. Благодаря Натали ему удалось максимально оперативно добраться до Парижа. Пока он с группой отрабатывали последний концерт, мадам Санкёр организовала трансфер до аэропорта, оформила билеты на ближайший рейс и заказала такси ко времени посадки самолёта. Лука был безмерно благодарен Натали за содействие, ведь самому ему было совершенно некогда всё это делать. Приземлившись и загрузившись с гитарой и вещами в такси, он первым делом отправил помощнице Габриэля Агреста короткое смс с лаконичным, но искренним: «Спасибо!» Ещё каких-то полчаса и он увидит свою жену, увидит Маринетт. Интересно, примет ли она его после всего того, что он натворил? Выслушает ли? Простит ли? Мучительно долго тянулись минуты ожидания встречи с любимой. Тяжёлым грузом на сердце ложились многочисленные вопросы и сомнения, со скоростью света зарождаясь в гудящей от усталости голове. Лука смотрел в окно автомобиля, замечая лишь расплывчатые силуэты редких прохожих. Краски Парижа сейчас смешивались перед его глазами в непроглядную серость и мрак. Прежде родной город казался сейчас холодным и чужим. Трудно было принять тот факт, что он боялся встречи с Маринетт. Впервые в жизни он сомневался в правильности своего решения — так внезапно вернуться и без спроса ворваться в жизнь покинутой им же супруги. Решительность, которая сподвигла его на эту авантюру со спонтанной остановкой турне, улетучивалась с каждой секундой. И вот, когда такси остановилось напротив входа в больницу, Лука на мгновение замешкался, прежде чем выйти из машины. Но, едва его взгляд зацепился за белобрысую макушку, мелькнувшую за стеклянными дверями, он резко подскочил с места и ринулся с вещами к зданию. Однако, зайдя внутрь, он не обнаружил никого со светлыми волосами и решил, что ему показалось. Подойдя к регистрационной стойке, Куффен представился и узнал, в какой палате лежит его жена. Пока он заполнял все необходимые для посещения бумаги, около него стояла, лучезарно улыбалась и откровенно флиртовала молоденькая медсестра, чем довольно сильно раздражала уставшего с дороги и нервничающего внутри музыканта. Он уже хотел грубо ответить девушке, как его опередил высокий мужчина, который окликнул юную обольстительницу: — Лола, хватит заигрывать с нашими посетителями! Вот, держи этот рецепт и сходи в столовую, попроси у них, чтобы они по нему приготовили для мадам Куффен лёгкий суп-пюре. Ей сейчас нужно восполнить внутренние запасы витаминов и микроэлементов, чтобы лучше себя чувствовать! Лола фыркнула и, выхватив сложенную вчетверо бумажку, удалилась в направлении столовой. Лука, услышав упоминание жены, так и замер, глядя на доктора во все глаза, будто мог таким образом прочитать по его приятному лицу, что случилось с Маринетт. — Молодой человек, если Вы ещё хотите успеть посетить того, к кому пришли, то я советую Вам поторопиться. Часы приёма заканчиваются через десять минут, — улыбнулся доктор, проходя мимо Куффена и похлопав его по плечу. Лука проводил растерянным взглядом удаляющегося врача, но, едва тот скрылся за поворотом, тут же пришёл в себя и, не медля больше ни секунды, быстрым шагом направился к супруге. Аккуратно приоткрыв дверь нужной ему палаты, Куффен тихо заглянул внутрь. Маринетт, облачённая в больничную пижаму, ссутулившись, сидела на кровати и будто невидящим взглядом смотрела на бумаги, разложенные на её коленях. — Привет... — тихо произнёс Лука, сделав шаг вперёд и осторожно затворяя за собой дверь палаты.