"Красавица" для чудовища

      — Отныне вы приговариваетесь к смерти.       — Что?       — Нет, нет, пожалуйста!..       Лица стоявших в плотно сомкнутом кругу людей исказились злобой. Вельможа смотрел прямо Коннору в глаза и… улыбался? Мать кинулась к своему сыну, умоляя пощадить его, отталкивала с невиданной для неё силой рослых мужчин, пока отец позади неё пытался освободиться из крепких цепей.       Коннор рванулся к матери, что-то крича, но в ушах стояли лишь мамины крики, мольбы отца и громоподобное, сказанное хором: «Сжечь! Сжечь! Сжечь!»       — Нет! Возьмите меня, только пощадите моего мальчика, пощадите моего мальчика! — кричала мама, пойманная ещё тремя мужчинами и едва ими удерживаемая. Коннор вырвался, приложив неимоверное усилие. Кинулся матери навстречу, успел врезать одному из громил (только вчера они мило беседовали с ним о погоде с утра), лягнул второго в пах и вырвал мать из рук третьего, закрывая её собой.       — Коннор, прошу тебя… — срывающимся голосом проговорила она и вцепилась в него обеими руками, будто тоже закрывая. Послышался крик отца, Коннор повернулся и ощутил, как сердце на мгновение перестало биться. Нож, кровящая рана в боку, багровые разводы на рубашке, свободно болтающейся на худощавом теле.       — Что же вы делаете? — вскричал юноша, обращаясь к жителям деревни. — Вы же знаете, что всё это — ложь! Нас подставили!       — Заткнись, ублюдок, — бросил ему читавший приговор вельможа. Кто-то начал буквально вырывать мать у него из рук, и Коннор ударил смельчака в лицо, но рука дрогнула в самый ненужный момент. Мама брыкалась и тянула к нему свои тонкие руки, Коннора сзади обхватили несколько человек, чтобы отстранить от неё. Он укусил ладонь, пытавшуюся закрыть его рот, и в этот же миг ощутил тяжесть чужой руки на своей щеке. Потом чья-то стопа с силой ударила его в грудь, и на несколько долгих болезненных минут весь воздух со свистом и хрипом вышел из лёгких. — Родителей казнить. Мальчишку — в жертву монстру. Ближайшее полнолуние через пять дней — вечером состоятся и казнь, и жертвоприношение. Такова моя воля.       Коннор открыл глаза, но всё равно ничего не видел и не мог кричать. Лишь когда способность нормально дышать вернулась, он что есть мочи заорал:       — Нет! Пощадите их, пощадите, пожалуйста, я всё сделаю, только отпустите их!       — Коннор! Коннор! — заорал отец беспомощно, но его ударили в челюсть.       — Сынок, мой любимый мальчик!..       Родителей быстро увели, и их крики доносились до Коннора даже с другого конца деревни. Он попытался вырваться ещё раз, но его вновь повалили на землю — и дальше была только тьма, огонь факелов и боль от чужих побоев и пинков. Кто-то схватил его за волосы на затылке и заглянул в лицо. Коннор ничего не видел — своя же кровь застилала глаза, щека и веко опухли.       — Достойная будет невеста для чудовища, — ублюдок издевательски посмеялся ему в лицо, и Коннор, скривившись в отвращении, плюнул — в этот же миг побои возобновились, и на этот раз тот, кто над ним смеялся, бил его сильнее всех.       — Невеста для чудовища! — кричали и смеялись люди, отводя его, полностью связанного, в лес.       Коннора разбудил стук в дверь, и то далеко не сразу.       Он разлепил веки с трудом и понял, что лежит на одном из уютных диванчиков библиотеки, накрытый одним из тяжёлых талмудов, который взял посмотреть. Кинул взгляд на твёрдую обложку — «Страшные сказки». Неудивительно, что ему приснился такой кошмарный сон.       Стук в дверь повторился ещё раз, ручка двери дёрнулась, но Коннор её закрыл, поэтому створка не поддалась. Он осторожно отложил старую книгу в сторону, провёл рукой по волосам, приводя их в относительный порядок, поправил одежду и лишь тогда пошёл открывать.       На пороге стояла рыжеволосая кухарка и прожигала его недовольным взглядом.       — Здравствуй, Норт, — поздоровался он негромко и попытался состроить дружелюбное лицо.       — Я тут уже битый час стою, а мне, знаешь ли, ещё господину ужин приготовить нужно. На, — она всучила ему поднос и поправила волосы, постоянно оглядываясь в тёмный заброшенный коридор слева от себя. — И вообще, я тебе что, служанка — еду приносить? У меня и так дел по горло, я не обязана таскать никому пищу. Впредь, будь добр, ходи за ней в кухню.       — Но я…       — Ничего, Саймон покажет тебе дорогу. Она недалеко совсем, не заблудишься, — она выдохнула рвано, осмотрела пространство библиотеки за его спиной, а потом и его самого окинула придирчивым взглядом. Он смотрел в её красивое лицо и чувствовал себя настоящим дураком, потому что не знал, что вообще можно сказать. — Быстро ты здесь управился. Такой порядок.       — Неделя — это быстро?       — Знал бы ты, в каком состоянии была теперешняя кухня, когда я впервые туда пришла, ты бы с ума сошёл, — Норт снова поправила волосы, но непослушные рыжие пряди то и дело норовили растрепаться и выбиться из хвоста. — Тебе здесь не страшно?       — А должно быть? — поинтересовался Коннор с улыбкой. На самом деле ему было здесь несколько… неуютно. Да ещё и кошмары снились едва ли не каждую ночь, в основном кошмары, посвящённые тому дню — дню, когда им втроём с родителями вынесли приговор.       — Да нет, просто… когда я сюда прихожу, мне как-то не по себе становится. На меня будто из темноты смотрят. Ещё и тишина такая…       Коннор выглянул в коридор и всмотрелся во тьму, но, ожидаемо, ничего там не увидел. Битые окна были заколочены кое-как, плотно закрыты и залеплены тканью, через которую почти не проступал свет солнца. Поэтому в западном крыле постоянно царила темнота. Единственное более-менее освещаемое место — часть коридора и библиотека.       — Никого нет.       — Я знаю, не идиотка. Да и вообще, я не трусиха, призраков не боюсь.       — Я верю, Норт.       Она ухмыльнулась почти кокетливо.       — Нашего хозяина не видел?       — Нет. Он сюда не ходит.       — Странно. Может быть, он на улице?       — Не представляю.       — Ладно, хватит болтать. У меня ещё работы по горло, знаешь ли.       — Да-да, конечно. Спасибо за обед, — Коннор вновь улыбнулся.       — Ага. Только я приношу тебе его в последний раз. Дальше сам приходи в кухню и бери — и скажи спасибо, что на тебя я готовлю отдельно.       Она удалилась, что-то суетливо-недовольно бормоча себе под нос, и Коннор закрыл дверь, отставив поднос в сторону.       Пожалуй он мог признать, что за всю неделю пребывания здесь слуги начинали ему нравиться.       Хозяина этого жуткого места он не видел с самой той поры, как пришёл сюда. Изредка он слышал доносящиеся из глубин западного крыла тяжёлые шаги и дыхание, но сам монстр ему на глаза не попадался. Может быть, так было даже лучше… Коннор не жалел о том, что они не виделись. Часто он пересекался лишь с Саймоном, Карой, той же Норт, и несколькими слугами-детьми, которые часто бегали по главному залу и под лестницей, создавая шум. Иногда Коннор от нечего делать играл с ними и думал, едва сдерживая ком в горле: ведь они тоже стали жертвами, да ещё и в таком малом возрасте… от одной только мысли бежали мурашки по телу.       Неужели люди настолько жестоки, чтобы приносить в жертву малых детей?       Все «трудовые будни» Коннора заключались именно в том, чтобы сидеть взаперти в огромной библиотеке и читать, изредка прибираясь то тут, то там. С утра он приходил сюда, брал недочитанную книгу и поудобнее усаживался либо на широких подоконниках, на которых даже сам граф Андерсон мог бы поместиться с его-то габаритами, либо в удобных мягких креслах, либо на уютном диване, и погружался с головой в картины, рождаемые воображением при чтении. «Страшные сказки» он любил больше всего — в этом сборнике были и те рассказы, которые он уже читал дома, до того, как к ним в городок заехал отряд по уничтожению ведьм и колдунов, некоторые он читал, как оказалось, в сильном сокращении. Такое количество книг пьянило изрядно — Коннор брал новые, прочитывал быстро одну за другой, искал новые и находил, и всё шло по кругу. Изредка лишь он отрывался от книги и замирал почти боязливо, заслышав вдалеке тяжкие вздохи и шаги, но потом, когда всё вновь затихало, опускал взгляд на потемневшие от времени страницы, иногда украшенные красивыми иллюстрациями, и снова уходил от реальности.       В которой ему совершенно было нечего делать.       Он успел перезнакомиться со всеми слугами (но не со всеми сумел найти общий язык), наслушаться наставлений о том, как вести себя с хозяином (будто ему это когда-либо пригодится; а даже если и пригодится — всё равно он ни одного из сказанных предупреждений не запомнил), выслушать жалобы Норт на свою неблагодарную работу, прочитать двадцать книг — за неделю с небольшим! — и несколько раз чуть не умереть от скуки.       Пару раз среди бела дня он порывался пойти в западное крыло, точнее, в самые его тёмные глубины, куда всем слугам вход был закрыт, но что-то его останавливало. Может быть, что-то наподобие внутреннего чутья — он понимал, что, если хозяин этого места поймает его с поличным, произойти может всё, что угодно. Оставалось только выжидать.       Уже четыре дня подряд замок со всех сторон обдували холодные завывающие ветры, и снежная вьюга свирепо сметала всё живое на своём пути. Коннор сидел у окна порой, глядя в белую непроницаемую мглу — в библиотеке, в отличие от коридора за её пределами, было на удивление тепло, — и радовался тому, что такая сильная вьюга не настигла его в день жертвоприношения.       Казалось бы, он был готов умереть всего какую-то неделю назад… но, живя здесь, постепенно осознавал, что к нему вновь вернулась жажда жизни.       Любопытство грызло изнутри, подталкивало к тому, чтобы зайти в запретную для него территорию, посмотреть, увидеть самому, что случилось с этим местом. Коннору казалось, что именно там хранились все ответы, которых не мог дать ему ни Саймон, ни Кара, ни Норт, ни кто-либо ещё. Зачем знать это, казалось бы — ведь всё равно он планировал сбежать рано или поздно и никогда сюда не возвращаться? Коннор и сам не знал, как ответить на этот вопрос. Всё, что он мог сказать самому себе и оправдаться перед самим собой за подобную глупость — это всего лишь моё нездоровое любопытство.       А любопытство в его случае было намного сильнее страха.       Вечер наступил слишком быстро — неужели до прихода Норт Коннор так долго спал? Темнота заполонила окна, по стёклам которых стучали снежинки, раздавался мерный скрип дерева в полнейшей тишине. Коннор поднялся на ноги, держа сборник сказок подмышкой и прислушиваясь. На самом деле, ему было неуютно находиться здесь, когда не слышалось ни смеха детей из бальной залы, ни торопливых шагов Саймона, ни звука голосов перешёптывающихся слуг. Он поискал взглядом старые часы на стене, на починку которых у него с Саймоном ушло несколько часов, если не больше. Надо бы их перевесить — с большинства ракурсов в библиотеке их было попросту не видно. Он положил на полку книгу бережно, провёл кончиками пальцев по твёрдой обложке почти ласково и пошёл за одной из высоких скрипящих лестниц, чтобы достать эти чёртовы часы.       Пока он занимался часами, на них уже перевалило за девять вечера. Коннор слез с шатающейся лесенки (на которую ему всегда было страшно залезать — поэтому он пытался пользоваться ею как можно реже) и стряхнул с ладоней пыль, оценивая результат своих трудов. Теперь негромко и ритмично тикающие часы висели прямиком над дверью, и с любого конца библиотеки их было отлично видно.       Коннор улыбнулся и подумал мимоходом: «Надеюсь, после моего побега у них найдётся тот, кто позаботится об этом прекрасном месте».       Впрочем, библиотека была единственным местом, помимо его комнаты, в которой он чувствовал себя более-менее спокойно.       В сон клонило всё чаще и чаще, тишина действовала усыпляюще. Коннор решил на сегодня заканчивать и погасил в библиотеке свет. Единственным источником освещения стал небольшой канделябр, наподобие того, с которым постоянно ходил Саймон в тёмное время суток. Коннор поставил его на подоконник и начал закрывать шторы, одновременно с этим вглядываясь в темноту улицы. Видно было только частичное отражение его лица в свете танцующих нервно огоньков, снег, собравшийся высокой горкой по ту сторону стекла на карнизе. Коннор вздохнул и приоткрыл окно, стряхивая снег вниз. На мгновение ему показалось, что неподалёку внизу сверкнули два бледных огонька, похожих на отсветы от кошачьих зрачков. Он моргнул пару раз, всматриваясь, но, ничего не увидев, всё же закрыл окно и штору, стараясь отделаться от ощущения, что за ним кто-то наблюдает.       В коридоре, как всегда, было темно и тихо, а ещё так холодно, что, казалось, холод этот вместе с гуляющим вовсю ветром пробирался под одежду, кожу и доходил до внутренних органов. Коннор закрыл двери в библиотеку, сунул ключ в карман и остановился на мгновение, всматриваясь во тьму западного крыла. Опять какая-то его часть — нездорово любопытная, у которой напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, — рвалась в эту тьму, хотела заглянуть туда, узнать, что там хранится и что скрывается, но голос рассудка пока был сильнее. Да и чудовище могло гулять где-то поблизости.       Монстр, несмотря на свою внушительную комплекцию и мощь, почти никогда не показывался никому на глаза. Иногда ночами Коннор слышал его дыхание и тяжкие шаги — они затихали обычно прямо за стеной, очень и очень близко к его двери, его незапертой двери, черти бы её взяли, но потом вновь тяжёлая поступь уходила дальше и дальше. Коннор боялся пошевелиться в такие моменты, сжимал в руках одеяло и боялся открыть глаза, а сердце загнанной в клетку птицей трепетало в груди.       Монстр как будто прислушивался к тому, что происходило в его комнате. Может быть, даже проверял таким образом, не сбежал ли. Саймон как-то упоминал, что слух у хозяина очень и очень чуткий — что неудивительно, — и что он может слышать даже сердцебиение человека на расстоянии многих метров.       Он подходил к его двери каждую ночь почти и слушал, как Коннор его боится.       Радовался ли он этому? Может быть, был доволен тем, что его страшатся? Что он вообще по этому поводу думал? Чем руководствовался, когда подходил день ото дня к дверям его спальни и пару минут слышал ускоренный из-за страха стук сердца? А может быть, он вслушивался в сердцебиения других слуг, спящих в это время в соседних комнатах?       Коннор не знал.       Он шёл по коридорам, подсвечивая себе путь и любуясь многочисленными картинами, висевшими на стенах. Несколько канделябров, стоявших на полках тут и там, рассеивали сгущающуюся тьму. Тишина стояла такая, что, казалось, замок был совершенно пуст. Может быть, так оно и было? Может быть, Коннор просто сошёл с ума от горя и потери, холода, царившего в лесу, и фантазия, подкреплённая годами безостановочного чтения, воспроизвела в его голове целый сюжет из какой-нибудь давно забытой сказки? Может быть, замок был и впрямь давно заброшен и пуст, и никакого чудовища, годами пожиравшего малых детей, не было вовсе? Может быть, здесь только Коннор бродил, обезумевший и видевший перед собой не то, что происходило на самом деле?       Это вполне бы могло объяснить всё, что с ним здесь происходило.       Всего лишь сон, порождённый больным сознанием.       Он вынырнул из потока мыслей-предположений и остановился посреди коридора, рассеянно оглядываясь по сторонам. Пламя свечей нервно подрагивало в его руках. Коридор был… незнакомым.       «Ну просто замечательно».       Коннор развернулся на каблуках и пошёл назад, ругая себя за невнимательность. Портреты со стен смотрели враждебно, ветер плакал за окном, огромные хлопья снега били в окно, постоянно заставляя вздрагивать нервно. Юноша попытался отделаться от мысли, что заблудился, и постарался мыслить более оптимистично. Не так уж и далеко он ушёл от знакомых помещений, верно же?       Как назло, желудок требовательно заворчал. Коннор положил ладонь на впалый живот и тяжко вздохнул. Везение его иногда оставляло за собой много вопросов.       Коридор сменился ещё одним — и здесь Коннору было незнакомо всё, он мог поклясться, что никогда прежде тут не был. За окном — тьма, хочется есть, он потерялся в огромном замке, потому что и не трудился особо запоминать дорогу (и потому что задумался, естественно, ну что за дурак?). Он подошёл к одной из немногочисленных дверей и постучал. Ответа не последовало. Дёрнул за скрипящую ручку и потянул на себя — открылась. Внутри было просторное пустое помещение, похожее на картинную галерею, но из-за царящего внутри мрака было сложно что-то разглядеть. Свет от канделябра зацепил другую дверь у ближней стены и часть окна, и Коннор вновь вышел в коридор, закрывая дверь аккуратно, чтобы не издавать громких звуков.       Топот и дыхание он услышал прямо за спиной, словно чудовище попросту материализовалось из воздуха.       Обернуться было страшно.       — И что ты здесь делаешь? — раздражённо спросил граф Андерсон, пока Коннор с канделябром в одной руке и дверной ручкой в другой пытался заставить замершее в страхе сердце биться снова. И всё же выдохнул решительно и обернулся. За время, когда он чудовища не видел, отвык от его ужасающего роста и холодного блеска глаз. Клыки могли бы запросто голову ему откусить. На рога можно насадить эту самую голову в качестве трофея. Вспомнилась страшная песенка, которую его друзья детства распевали, чтобы довести до ранней седины более пугливых ребят. «На рога насадит голову, руки-ноги возьмёт себе». Странно, но у неё был очень весёлый мотив, несмотря на мрачность текста.       — Я кухню искал, — выдавил Коннор первое, что пришло в голову. Желудок, словно в подтверждение, громко прорычал — не так громко, как чудовище, конечно.       Коннору показалось, или монстр закатил глаза?       — Я думал, еду тебе доставляют прямо в библиотеку, — он жестом приказал идти за собой, и Коннор подчинился. Деваться было некуда особо.       — Норт сказала, что у неё и так дел по горло, и чтобы я сам ходил за обедом, — протянул Коннор негромко, поймав себя на том, что не особо хочет разговаривать с графом Андерсоном. Тот издал какой-то короткий звук, очень похожий на смешок.       — Да, у неё довольно дерзкий характер, — он помолчал немного, оглядываясь на Коннора через плечо. — Предпринимал попытки бегства?       — Пока нет.       — Меня забавляет твоё «пока». Тебе не говорили, что сбежать отсюда попросту невозможно?       — Говорили. Но я всё же попробую, — Коннор и сам поразился дерзости в своём голосе.       — Ну-ну.       — И что? Вы даже не выставите охрану, чтобы не дать мне уйти?       — Мальчик, ты мне не сдался, честно говоря. Хочешь — пытайся убежать отсюда сколько угодно, да только если я во время обхода поутру найду твой труп, растерзанный волками — меня не вини, — голос чудовища вопреки его словам понизился и стал каким-то… подавленным. Коннор почему-то застыдился самого себя.       Чёрт. Он вёл себя как вздорный капризный мальчишка.       — И ты обратился ко мне на «вы»? — тон монстра стал чуть веселее. — Интересно-интересно… я думал, ты будешь грубить и «тыкать» мне, а тут такое уважительное обращение.       — У меня сложилось впечатление, что вы старше меня.       — Да, намного, — монстр снова обернулся и окинул его оценивающим взглядом.       — И со старшими я всегда обращаюсь на «вы». Привычка.       — Тебя хорошо воспитали.       Сказано это было с таким одобрением, что Коннор невольно зарделся. Он поравнялся с чудищем, стараясь глядеть куда угодно, но только не на него. Тот всё время бросал на него странные взгляды и скалил морду в подобии улыбки. Они шли в тишине ещё некоторое время, а в голове Коннора постоянно возникали вопросы, уйма вопросов, на которые ему всё равно никто не ответит, конечно же… но любопытство, иногда казавшееся ему самому нездоровым, так и подбивало что-нибудь спросить.       Наконец показались знакомые коридоры и лестница. Чудовище двинулось вниз, и Коннор последовал за ним. Некоторое время тишина продолжалась, а потом монстр вдруг спросил негромко (насколько это было возможно с его громоподобным голосом):       — За что тебя принесли в жертву?       Коннор вспомнил крики отца и матери, звучавшие в его сне так отчётливо, будто всё это происходило с ним в реальности снова. Мурашки пошли по телу, руки задрожали. Ему казалось, в сердце кольнули иглой длиной с его руку — очень и очень больно.       — Неважно, — пробормотал он, явно намекая, что не стоит продолжать разговор. Граф Андерсон намёк понял.       Когда они пришли на кухню, Норт вылетела из чулана в дальнем углу, явно не ожидавшая их увидеть.       — Успокойся, Норт, можешь идти спать, — проговорил граф Андерсон, когда она было открыла рот, чтобы что-то спросить. Девушка кивнула и кинула подозрительный взгляд на Коннора.       — Твой ужин уже давно остыл, — она прошла мимо и слегка пихнула его плечом, улыбаясь, — тупица.       Монстр по левое плечо Коннора снова негромко рассмеялся, кажется.       — Ты ей понравился, — проговорил он, глядя на Коннора и будто ожидая реакции. Тот нервно улыбнулся и взял свой скромный ужин с широкого стола. Кроме них на кухне больше никого не было. Он прислонился бедром к столу и начал есть — всё-таки Норт очень хорошо готовила, этого у неё не отнять. У неё в помощниках были две маленькие девочки — Алиса и Эмма, — которые довольно ловко помогали ей во всём, бегая туда-сюда по кухне и исполняя поручения. Обе приносили Коннору обед пару раз и, хихикая, убегали прочь, стоило ему только им улыбнуться. Коннор не знал, считали ли они его улыбку нелепой или же попросту стеснялись, потому что он им нравился.       Иногда они доставали Саймона — чем, впрочем, занимались все находящиеся здесь дети, — но дворецкий всегда держался отстранённо. Однако дети к нему тянулись и он иногда даже игрался с ними с очень мученическим выражением лица.       — Я такой интересный? — спросил Коннор ровным тоном, когда заметил, что чудовище наблюдает за ним во время позднего ужина. Тот ухмыльнулся, жуткое выражение на морде пропало, сменяясь более беззаботным и расслабленным.       — Просто смотрю. Прости, забыл, что пялиться неприлично.       — Да ничего, — Коннор пробормотал это слишком смущённо. Он не был готов к тому, что чудовище будет обращаться к нему нормально, а не презрительно, как в первый раз, и такой контраст между сегодняшним его поведением и тогдашним слегка выбивал из колеи. Коннор попросту не знал, как себя с ним вести — то ли продолжать гнуть линию дерзкого мальчишки, то ли смягчиться и вести себя нормально. — Сейчас поздно довольно-таки.       — М-м-м, — согласно промычал монстр, и даже мычание его было хриплым. — Я уже давно потерял счёт времени. Для меня понятий «рано» и «поздно» не существует.       — Как так?       Граф Андерсон помолчал, глядя ему в глаза почти безжизненно.       — Я уже много лет не спал, — пробормотал он, и Коннор в удивлении раскрыл глаза. — Не спрашивай, почему: я сам не знаю.       Коннор кивнул и промолчал, переваривая сказанное.       Когда он поел и помыл посуду, чтобы Норт потом не возмущалась, граф Андерсон вызвался проводить его до его комнаты и наказал запоминать дорогу. Коннор шёл с ним по коридорам замка и раздумывал над тем, что рассказывали слуги о проклятии его хозяина, и что сам хозяин только что сказал. Не спать, не мочь уснуть уже много лет… должно быть, это мучительно.       «Ну конечно, мучительно. Представь, что ты не можешь забыться сном двадцать лет подряд. А вдруг он будет вынужден целую вечность жить в таком кошмаре?»       Двери его комнаты показались слишком быстро. Граф Андерсон остановился посреди коридора, громадной лапой указывая на них, и Коннор достал ключ из кармана. Дверь открылась, пропуская его внутрь спасительной темноты. В коридоре и соседних комнатах царила такая тишина, что Коннор мог услышать стук собственного сердца. Он посмотрел в глаза чудовищу перед тем, как закрыть дверь. Тот смотрел на него… с сожалением. Таким явным, что стало чуточку больно.       Коннор почувствовал, что должен был что-то сказать. Спасибо? Простите за то, что веду себя иногда, как мудак? Расспросить что-то о проклятии, хотя это не его дело? Чёрт, почему же так сложно?       Вместо всех вариантов, крутящихся в голове, он произнёс лишь:       — Спокойной ночи, — и, опустив взгляд, закрыл за собой дверь.