Рифмы противоречий

То, что происходило в данный момент между Анной и Максимом, скорее напоминало игру воображения. Ей аплодировали, хвалили, а Максим Валерьевич назвал «необыкновенной фройлен Анной». Они танцевали, прыгали, взрывали хлопушки, потом снова танцевали. В какой-то момент, её вытянули из толпы за руку. Максим Валерьевич вывел её в фойе, а потом прямо по коридору, и они оказались в какой-то тёмной комнате. Без пререканий, споров, и без слов. И вот она уже стоит, прижатая к стене, и Максим Валерьевич жадно целует её. И она отвечает, поддается его напору, горячим рукам и жарким губам. А в голове совершенно глупые мысли: «Ах, вот каково это… С ума сойти». Темнота укутывала интимным покрывалом. Шелест одежды, звуки поцелуев, тихие грудные вздохи, нетерпеливое рычание, невнятный шепот — все эти звуки слились в единый мотив. Анна чувствовала, как крупные ладони сжимают, мнут, гладят её грудь. Губы и язык гуляют по её шее, плечам. Как твердая и жесткая коленка вклинилась между её ног, расставляя их. Открывая Анну для жадных рук, которые тут же сжали её ягодицу с одной стороны, а приятно прикоснулись с другой. Ткань юбки сейчас казалась грубой, и чувствовать настойчивые пальцы хотелось кожей. Внизу живота собрался тугой комок, это ощущение было таким острым, что Анна неосознанно застонала, прямо в жаркие губы. Нетерпеливое и шумное дыхание сменилось шепотом «сейчас, сейчас». Разгоряченной кожи бедер коснулся прохладный воздух, когда длинная юбка поднялась и напористая рука уже стягивала с Анны трусики. Губы же продолжали настойчиво терзать рот, смелый язык терся об язык Анны. Брякнула пряжка ремня, вжикнула молния, и… Свет зажегся одновременно со звуком открывающейся двери. На секунду он ослепил Анну. Она резко зажмурилась и мгновенно открыла глаза. Секретарша Максима Валерьевича вошла в комнату, и, увидев их в таком виде, замерла на долю секунды. Анна перевела взгляд на Максима Валерьевича, который стоял совсем близко и тоже пребывал в растерянности. От внезапно нахлынувшего стыда Анна опустила глаза вниз, уперевшись взглядом в явно не готовое к совокуплению естество. Память тут же подсунула брошенную когда-то фразу. — Простите! — выскочила за дверь Настя, громко хлопнув ей. Свет тоже погас, видимо, выключатель был снаружи. У Анны во рту вдруг стало горько. Она увидела себя со стороны. Так это всё специально? Очередное издевательство? Больше всего на свете ей захотелось оказаться сейчас где-нибудь на полярном круге, чтобы ощущать лютый холод, а не унизительность этой ситуации. Она рывком оттолкнула Максима Валерьевича от себя. — За что вы меня так ненавидите? — прошептала она судорожно, как можно быстрее поправляя на себе одежду. — Впрочем, это не важно! Надеюсь, теперь вы полностью удовлетворены?! У мужчин на меня не встает — выяснено опытным путем! Я — жирное, рыжее отвратительное чудовище! Я всегда помню это в вашем обществе. Не стоило так жертвовать собой, — громко и четко произнесла она. — Послушай! Стой же… — Максим Валерьевич пытался схватить её за руку, чтобы удержать. — Я объясню… Но, Анна уже не слышала его. В её висках набатом бил ужас страшного стыда, и ярость от низости происходящего. — Не трогайте меня! — Анна шарахнулась от него к двери. Анна выбежала на улицу. В лицо пахнуло морозным воздухом, остужая. Пока она неслась по коридору, потом брала верхнюю одежду в фае, ей показалось, что все уже шептались за её спиной. Что Настя уже разнесла всем новость. А чуть позже подоспеет главный герой, дабы поделиться подробностями. Дома Анна сразу направилась в душ. Под струями горячей воды она остервенело терла себя мочалкой и громко ревела. Казалось, тело отказывалось забывать, что происходило с ним час назад. Словно оставив нестираемые следы прикосновений. Идиотка! Какая же идиотка! Как такое могло произойти с ней? Поверить, расслабиться в его присутствии? Была готова раздвинуть ноги перед ним, точнее раздвинула. Еще и стонала! А у него и не «встал», как четко и правильно подобран этот глагол. От урагана мыслей и эмоций Анна почувствовала, что ноги её не держат. Опустившись на дно ванны, она стала тихо подвывать и захлебываться. Уснула Анна под утро. Голова нещадно болела, глаза слипались от количества пролитых слез. Она решила, что на работу она больше не пойдет. Вышлет заявление об увольнении по собственному желанию завтра, по почте. Обернувшись назад, понимаю: не мой герой. Жизнь упорно меня тестирует, но не учит. Быть непонятой и непринятой не впервой. Медицина бессильна: тяжелый фатальный случай. Примеряю себя к просроченным поездам и сюжетам со мной несложившихся траекторий. Я отчетливо знаю, что люди к моим годам вырастают на целый пролёт из таких историй.