Система счисления
ЖУРНАЛ № XVII-0
Как говорил Кагренак, всё, что было сотворено единожды, может быть воспроизведено ещё раз, а всё неприсущее - синтезировано при помощи компонентов присущности. Истинно двемерская метафизическая бестактность, незаменимая в работе, по которой я так отчаянно скучаю. Свет теплится неярко в высоком окошке на самом верху башни Тель Фир на одном из островков Побережья Азуры. Пожилой данмер за столом пишет, выводя символы бисерным почерком. Язык, который он использует, вызвал бы недоумение у многих лингвистов Тамриэля, настолько архаичные конструкции перемешаны в нём с прямыми заимствованиями у наречий слишком мёртвых или слишком специфически-живых. Многие ли помнят старые прибаутки Тулейрунала или любимые присказки клана Роуркен, многие ли знают, какие каламбуры популярны были в Хладной Гавани лет пятьсот назад; кто-нибудь вообще в курсе, над чем так хохотал как-то Боэта, явившись в тесную компанию нескольких айлейдских торговцев и одного кимерского студента?.. Однако эти записи - не для чьих-то глаз. В своих личных журналах Дивайт Фир может позволить себе ту свободу, которой обладает внутри своего разума. Чем дольше жив, тем больше понимаешь: доверие - редчайшая из драгоценностей. Настолько редкая, что скорее всего является мифом, придуманным специально, чтобы глупцы обольщались призраками собственной непреложной ценности для других глупцов. Однако ни один учёный не может быть в должной степени эффективен, если не обзаведётся хорошим инструментом и хотя бы сносными помощниками. Мой эксперимент по созданию двух-в-одном имеет некоторый успех, хотя и недостаточный. Этические оценки того, что происходит в Тель Фире - дело тугоумных нетчей, что имеют скаттл вместо мозга, чтобы их давать. Что ж, очевидно: мне необходимы дополнительные руки; те, которым я могу отдать часть обязанностей и не тратить время на объяснения. Многие дела отлично делают себя сами и недостаточно значительны, чтобы занимать место в бодрствующем уме. Альфы и Бейты уже не хватает... Да, я создал Альфу и Бейту для собственного удобства, потому что я мог. Их эрзац-личности есть лишь функция их предназначения, не больше, не меньше. И парадоксально... я недоволен именно этим. Их умственные, физические и магические способности в норме, однако, мои усилия по скульптурированию характера не дали должных результатов. Грань, на которой они начнут обретать индивидуальность, уже несовместимую с моим патронажем, достаточно тонка. Дагот Ур - безумный гений. Гений более осознанный, вроде меня, подсматривает чужие находки и даёт им более выгодное развитие. Расщепление одной души на несколько подконтрольных элементов - не лучшее решение. Ни один настоящий маг не согласится иметь часть своей души вынесенной наружу; так поступают только самонадеянные дилетанты, не признающие в раздроблении психики величайшей опасности, что только может постигнуть практика. Меры - не даэдра и не обладают такими способностями контроля. Однако здесь есть зерно идеи: резонаторы, имеющие уникальную восприимчивость к душе патрона, выращенные из его же плоти - куда тоньше и ценнее. Никакого влияния на оригинал они оказать не способны, в то же время являясь для него способом разгрузить мышление от простых и рутинных задач. Что ж, я мог бы гордиться собой и своей текущей производительностью. Но её всё ещё недостаточно. Ни Альфа, ни Бейта не обладают и сотой долей моей интеллектуальной гибкости. Я сделал ошибку, запустив обеих сразу во взрослом, полностью сформированном возрасте и виде; характер создаётся изменениями и выборами, а Альфа и Бейта остаются точны и неизменны, что хорошо для прибора, но не для компаньона. Мне уже приелось, что из Альфы не выбить никакого нового поворота мысли. Но что, если пойти дальше? Что, если таким образом я могу создать не только реплики, но и взрастить нечто самостоятельное - как альтернативную версию собственного развития? Я почти решил проблему выращивания повреждённых органов из тканей пациента. Способ достаточно тонок и вряд ли может быть применён массово, слишком высоки требования к магу-хирургу. Все, обладавшие подобной квалификацией, увы, либо ликвидированы ещё в прошлой Эре, либо представляют из себя жалкое зрелище... И вот: что, если с мета-тканью души можно предпринять подобную же операцию? Дивайт Фир поднимается от стола, берёт несколько книг с полок, листает. Большинство - на двемерском. Геометрические значки идут стройными рядами. Фиру всегда нравилась двемерская чёткость. Но не настолько, чтобы быть очарованным ею безвозвратно. Что ж, что мы имеем? Я нуждаюсь в третьем помощнике. Более совершенном. Корпрус - проклятый дар. Загадка. Чудовище, чьё дыхание отравляет и воскрешает. Всё есть лекарство и всё есть яд, дело лишь в пропорции, корпрус - не исключение. Попробую применить Аксиому Бтеласа к выводам о нерасщепимости Мицзанбара Мзинча. Как хорошо, что перевод у меня уже есть; лет двести назад потратил на него достаточно времени... Предлагает взять цитринитарное соотношение 48/3 против изначальных 6 в альбедо. Посмотрим. Образец Гамма будет запущен с корректировками. Он чертит формулы до самого конца ночи. Бейта приносит наверх еду. Она знает: когда господин Фир в таком настроении, его нельзя отвлекать. За каждую сбитую мысль он устроит такой скандал, что даже рыба в заливе вокруг станет горькой на вкус.---------------------
ТЕЛЬ ФИР,
ЮГО-ЗАПАД ЗАЛИВА ЗАФИРАБЕЛЬ
- Папа, папа, посмотри, что Виста-Кай мне подарил! Девочка, хохоча, носится по нижнему залу Тель Фира, убегая от старшей сестры и пытаясь привлечь внимание седобородого мера, дискутирующего с группой авантюристов. Её брат-близнец во дворе думает, что прыгнуть с ветки дерева на чужого нерассёдланного гуара - отличная идея. Падает, не кричит: Фир отлично видит, как он катается по траве, схватившись за ушибленную ногу - но молча. Его сестра снова проносится мимо, хихикая и задевая гостей лентой, которую тащит за собой. - Сэра, так это ваша дочурка? - удивляется один из наёмников. - Не думал, что телваннийские волшебники размножаются... эм, естественными способами. - В некотором роде, - Дивайт морщится, как и каждый раз, когда кто-то считает его настоящим Телванни. Он - Фир, всегда был и намерен оставаться Фиром, но видимо, это очень сложно запомнить. Так же, как и то, что эти дети - не "дети" в прямом смысле. Они обладают всеми характеристиками и внешним видом детей. Но если он будет вдаваться в подробности, как именно его разум контролирует дополнительные участки его плоти, вынесенные за пределы основного тела... то головы у гостей могут и не выдержать. Гамма подбегает, творит иллюзию - огромный призрачный гуар проносится по залу. - Корпрусных бить нельзя! Сэры, а вы знаете, что если заключить в камень душ скампа и приложить к уху, можно услышать, как он ругается! Бейта подходит к девочке и уводит её наверх, хотя та всё пытается вывернуться и посмотреть на посетителей. Гости не то чтобы редки в башне, но и не каждый день появляются здесь. Её брат стоит у порога. Не привлекает внимания; смотрит, сколько влезет, слушает, сколько поймёт, а когда Бейта возвращается, тихо скрывается с глаз долой. Дивайт не знает, радоваться или беспокоиться. У мальчика нет никаких оснований вести себя настолько осторожно; никаких, если не считать некоторых нюансов прошлого оригинала. Но версия настолько глубокого влияния абсурдна... Потому Дивайт выкидывает это из головы: бритва Кагренака, отсекающая слишком сложные объяснения, редко ошибается.---------------------
ЖУРНАЛ № XVII-0.2
Образцы Гамма-1 и Гамма-2 находятся на стадии тестирования. Приблизительный психофизический возраст на начало запуска - десять лет. Цель эксперимента: создание максимально самостоятельно-бытийных объектов, определение пороговой индивидуации, при которой эрзац-эго обретает статус четверть-полной суммы психических потоков. Конечной стадией, недопустимой к зарождению в данном случае, можно считать формирование отдельного ида. При первичном клонировании неучтённая погрешность привела к формированию двух образцов вместо одного; я оставил их нетронутыми, решив не корректировать пол дополнительного зародыша. Время и место ритуала выбраны безукоризненно. Не могу понять, что упустил. Гамма-1 для удобства имеет также обозначение Гамма. Гамма-2 по тем же соображениям имеет обозначение Гимел.---------------------
- Смотри! Гимел отбирает у Бейты лютню, пытается напеть непристойную песенку, что слышал от одного из свежих корпрусных больных там, внизу. В Корпрусариум им с сестрой соваться запрещено, да только вот плевать Гимел хотел. - Куда веселее твоих стансов! Господин Нелот, который весь вечер пытается не выдать своего удивления, только кивает бойкому "отпрыску" своего друга. Ему, на самом деле, ужасно любопытно, Дивайт и правда создал на сей раз детей, или случилось нечто невозможное и старый кимерский эксцентрик и правда завёл женщину не только затем, чтобы потом собачиться с её родственниками за наиболее идиотский выкуп, что они придумают. Гамме лет пятнадцать. И она вышла куда симпатичнее Альфы и даже Бейты, хотя генетика у всех одна. Мысли господина Нелота вовсе не там, где им стоит быть, а Дивайт только подливает суджаммы и треплется про двемерский "Имперфектум когиториум" и его некоторые совпадения с айлейдской эпистемологией в "Нандорисе". Половина проходит мимо ушей, конечно же, а это верный способ обеспечить себе весёлый вечер - оскорбившийся Фир может и на дуэль вызвать. До истощения маны, гад, и ещё затащит для этого на такие задворки Обливиона, где даже огриму стыдно появляться... В прошлый раз это была Хладная Гавань. Нелот наступил в какую-то синюю слизь и неделю потом не чуял ног, а суставы болели ещё сильнее. Сосредоточить внимание на образце Гимел - тоже так себе идея. Юноша слишком очевидно похож на своего создателя. И хищноватый огонёк в его глазах пугает. Дивайт давно научился себя контролировать. Этот мальчишка словно отображает всю ту дикость, которой когда-то были полны кимеры. Прошлое велоти, неукротимых и непредсказуемых, бла, бла... суджаммы многовато. Можно стать слишком сентиментальным. Нелот так и не спрашивает того, что хочет. Привычно флиртует-без-надежды с двумя старшими сёстрами, шутит с младшей. Когда он уже собирается уходить, и Фир отправляется за артефактом, что забыл показать, Гамма протягивает руку и совершенно бесцеремонно касается его шеи. Но чувства опасности нет - девчонка просто считает его пульс. Потом считает себе. Выразительно смотрит на Альфу и убегает. Та фыркает и пожимает плечами. От взгляда Гимела, наблюдающего за этим маленьким эпизодом, неуютно, словно откуда-то на тонком плане сквозит ветер. Фир возвращается, шумный и полный информации, и всё уходит куда-то за задворки подпорченной алкоголем памяти.---------------------
ЖУРНАЛ № XXI-5
Странно, но последнее время мне иногда начинает вспоминаться прошлое столь далёкое и непоучительное, что остаётся лишь диву даваться относительно такого нерационального использования памяти. Неужели это симптомы старости? Старость, подкравшаяся к Дивайту Фиру? Абсолютный нонсенс. Мы живы, пока живы наши разум и чувства, тело же лишь сосуд, наполненный ими. Маленькое смертное неудобство. Если бы отец не научил меня этому... о, ну вот, снова. Нет ничего более бесполезного, чем опора личности на семью. И ничего более определяющего для первых этапов становления: сопротивление, которое мы оказываем среде, словно жидкость, обтекающая форму. Форма пустоты определяется контурами всех окружающих её наполненностей. Лишь тогда мы взрослеем, когда можем избежать этой детерминанты.---------------------
Один из авантюристов - альтмер-полукровка, рыжий, как луна и весь в шрамах, но обаятельный, словно сам Вайл благословил его - остался ждать своих подельников у ворот Корпрусариума. Их нет уже третий день, зато есть Гамма. Сидит и слушает его истории, и не может оторваться - то ли от смысла, то ли от самого звука голоса, низкого, бархатного, убедительного. Бард так и не признаётся, зачем нужен партии снаружи, но вместе веселее - Гамма сбегает с занятий, что Альфа проводит для них с братом, а полукровка находит, кому интересны его истории. Обо всём на свете - о Морнхолде, о Хай Роке, о Саммерсете, о ворожеях, об Акавире и Йокуде... Гамма приносит ему поесть и выпить. И не отстраняется, когда он хочет поцеловать её и потрогать грудь. Ей кажется, никто этого не заметил, но Виста-Кай умеет ходить очень, очень тихо, и на следующий день бард куда-то девается. Гамма рыдает несколько часов, но брата нет рядом, чтобы её утешить - Дивайту срочно понадобился помощник в каком-то эксперименте, и Гимел занят там. Гамма в который раз спрашивает Бейту - любила ли та кого-нибудь, но та не понимает вопроса. У них есть господин и наставник, разве может быть какой-то другой выбор? Альфу спрашивать и вовсе бесполезно. Они обе такие потрясающе-серые. Они пытаются рассказывать младшей о привычках и предпочтениях Дивайта, но та затыкает уши. Ей не хочется знать. Ей хочется, чтобы чародей оставался для неё тем, чем был до сих пор. У всех есть отец. У гостей, что приходят воровать; у членов Дома, что приходят разговаривать; у мрачных наёмников, что приносят артефакты; у поставщиков провизии, что приплывают на лодках; у храмовников, что держатся чопорно, пока не снимают от жары шлемов и не начинают болтать о том-о сём. У них также есть и матери... жаль, что Альфа не понимает, что это такое. Не понимает, зачем понимать. Тель Фир душит. Несмотря на странные и эксцентрические занятия Дивайта, которые, конечно, не дают заскучать... это всё слишком о нём. Слишком далёкое, непонятное - Гимел и то лучше разбирается во всех этих "аурбических консорциумах" и "иерархических метадревах инволюции ксивилаи". Он всё больше проводит времени не с ней - а с Дивайтом или ужасным, уродливым Барганом, который вдобавок сидит в подземелье и не желает подниматься, даже окружённый щитовыми чарами. К следующей партии авантюристов Гамма спускается со вполне конкретной целью - и, пойманная на горячем в растерзанной и полурасшнурованной одежде, следующие пару месяцев сидит в своей комнате под арестом, а её неудачливый избранник-норд красуется на одном из выступов башни в виде обсидиановой фигуры в полный рост. Скальные наездники сюда не долетают, но Дивайта это не устраивает, потому одной из самок приходит в голову построить вокруг статуи гнездо. Гамма перечитывает карманные версии книг, что ухитрилась достать через лодочника, что плавает аж до Садрит Моры и иногда доставляет по заданию Храма партии корпрусных больных. Книги эти вовсе не о чём-то умном... вернее о том, что каждой молодой данмерке стоит знать. Гимел к ней не заходит. Бейта говорит, они с господином Фиром уехали в Тель Арун.---------------------
ЖУРНАЛ № XXI-5/3
Не думал, что мои "помутнения" окажутся столь значимыми, что я вернусь в это место. Оно слишком изменилось. Не могу привыкнуть к тому уродству, что теперь на месте первоначальной башни. Готрен талантлив, но тороплив, как и все, кого ослепляют политические амбиции. Тель Арун выстроен ещё альдмерами; неприятно видеть, как даже города стареют, умирают и перерождаются быстрее, чем ты выпускаешь новую книгу. Потрясающее невежество и неуважение к традиции! В чём-чём, а в архитектуре бы стоило её оставить кое-где. Подумать только - вместо того, чтобы восстановить разрушенное землетрясением, Готрен впёр сюда проклятый гриб, который, конечно, вздулся, как на дрожжах. Наверняка до сих пор ковыряется в подвалах - если бы он только знал, где всё упрятано. Так я ему и сказал. Теперь нужно как-то пробраться туда самому и проследить, чтобы Гимел не наделал глупостей. Не хватало, чтобы Готрен и правда прознал о старой собственности Фиров у себя под носом. Жаль, что я не позаботился о стабильном портале раньше - но теперь уже не выйдет развернуть так близко настолько наглую работу.---------------------
Гимел появляется в Тель Фире один. Первым делом расшвыривает всё в своей комнате. Гамма просыпается от грохота: орёт выводок наездников за окном, видно, как вылетают из окна брата бумаги и какие-то вещи, пахнет горелым. Ей запрещено выходить, но замок взламывается слишком легко. Дверь Гимела распахнута, потому Гамма проходит внутрь. Брат сидит на кровати. Сосредоточенно рвёт на полоски свои тетради. - Эй? Всё в порядке? Взгляд его - как лезвие по открытым ладоням. - Нет, сестрица. А ты так и сидишь взаперти, как дура? Та смотрит на него округлившимися глазами. - Зачем ты так со мной? - Затем, что станешь такой же тупицей, как эти двое. Дивайт то, Дивайт сё, Дивайт - всё! Захочет - будут на одной ноге прыгать и тявкать, как нордские шавки! - Гимел... ну почему ты такой злой... - Гамма всхлипывает и утирает глаза, пытаясь не зареветь. - Что случилось? Где отец? - Не отец, дурёха. Когда ты только поймешь? Когда до тебя дойдёт? Мы даже не вещи. - Почему ты так думаешь? - спрашивает она тихо, но что-то в её сердце обрывается. Да, Гимел прав. Наверное, что-то он увидел там, в Тель Аруне. Бейта говорила - господин Фир родом оттуда. Несусветное количество лет назад он был молод, ещё в кимерскую эпоху, и где-то там, на чужой теперь земле... ...Гамма уже думала об этом. Много раз. Воображала, какой была эта семья. И не могла придумать ровным счётом ничего. - Ты знаешь ответ, сестрица. Он выхватывает нож из-за пояса, режет себе руку так, что кровь аж брызжет. На полу уже начерчен какой-то круг; Гамма узнаёт и символы, и форму до того, как Гимел произносит заклятье, и слишком удивлена, чтобы как-то ему помешать. Заклятье не работает. Гимел, хохоча, повторяет его на разные лады; лишь волшебник высшего класса может так менять тона и ритм, оставляя заклинание рабочим, но выражая нюансы своего настроения. И снова ничего не происходит. - Но ты говоришь без ошибок! - выдыхает Гамма. - Может, не тот день?.. - Тот. Всё правильно. Не то здесь только одно. Посмотри, сколько крови. Хватило бы на трёх магов. И знаешь, в чём дело? Гамма молчит. До неё медленно и безвозвратно доходит. - Это кровь Дивайта Фира. Только он может ею распоряжаться. Не ты. Не я. Не Альфа или Бейта. - Но это хуже, чем вещи... - шепчет Гамма, осторожно обводя носком туфли символ на полу. Вызывать дремору в комнатке размером с сундучок алхимика было бы самоубийством. Брат прекрасно знал, что ничего не получится. Или догадывался. Интересно, как давно.-------
ЖУРНАЛ № XXI-5/5
Мысль использовать образец Гимел для вскрытия семейных печатей во время того, как я сам присутствовал на приёме у Готрена, оказалась блестящей. Дурак даже не заметил, что что-то происходит в его собственном подвале; стоило просто понарассказывать ему гадостей про беднягу Нелота (выдуманных, конечно же, кроме одной - пусть теперь гадает, какой именно), потом вызвать покуражиться, синхронизировать свои глупости с кульминационными пиками ритуалов Гимела - и вот он, проход, который мне нужен. Отправил Гимела обратно в Тель Фир. Жаль, что ему нельзя долго находиться вне стабилизационного поля. Нужно будет решить и эту проблему. Он показал себя достаточно сообразительным для полевой работы.-------
- Будет у меня когда-то нормальное имя? Альфа, Бета, Гамма - так в Гленумбре чародеи из Гильдии Магов называют собак, на которых ставят опыты, - Гамма стоит в проходе, облокотившись спиной на дверной косяк и сложив руки на груди. Её брат уселся на ящиках с двемерскими запчастями. - Мы для него и есть опыт. Разочаровывающий, прошу заметить. Дивайт смотрит на них бесстрастно. У девушки всё больше прорезаются "фамильные" черты. У мужской... особи и вовсе - портретное сходство. Всё чудесное впечатление, что Гимел произвёл на него своей работой в Тель Аруне, разбилось теперь вот об это. "Вспомнишь, как изводил меня, Дивайт, когда у тебя самого появятся дети. Надеюсь, это всё-таки случится!" - вспоминает Фир не к месту холодный взгляд матери. Он почти забыл, что эта женщина вообще существовала когда-то; факт собственной биографии, скорее похожий на строку в книге, все ведь рождены кем-то.. или почти все. Даже недавний визит на старую "родину" едва ли воскресил в уме её лицо или другие подробности. - Кто мы? Ты никогда не назовёшь нас детьми, - Гамма улыбается, накручивая на палец длинный локон. - Никто нас за них не примет. Но мы думаем, дышим, чувствуем, отец. Ты создал нас такими. - Врёшь. Образцы мы для него. Пробы собственного эгоизма. Будущие куклы для утончённой дрочки. Что молчишь, папочка?! Думаешь, я не знаю, что ты развлекаешься со старшими? Они же тебе слова не скажут. Им хоть в котёл скажи сунуться - пойдут. Самодовольный... жалкий... надутый квам-консорт! Так боишься пустить мир к себе, что только и можешь, что запираться! Дивайт хотел бы что-то ответить, но это бесполезно. Наглость и непочтительность должна быть наказана. К тому же, нет смысла объяснять подросткам в двадцать пять лет, что уединился в башне не потому, что обижен на кого-то или боишься, а просто потому, что очень устал от глупцов и хамов, к какой бы расе те ни принадлежали. Потому он просто поднимается с кресла и накладывает на близнецов чары, от которых те не могут ни пошевелиться, ни сболтнуть ещё какую-нибудь чушь, а потом велит Виста-Каю запереть каждого на ключ. В прошлый раз им понадобилась неделя, чтобы сбежать, но и выходки были не столь тяжки. Каждый раз, используя подобное наказание, Дивайт меняет защиту, накладывает разные связующие заклятья, усложняет засовы. Гамма справляется за двенадцать дней. Гимел - за пять. Они учатся быстрее, исходя из недовольства и неприятия. Дивайт не знает, как учить иначе, потому предлагает то топливо, что имел когда-то сам. Простого любопытства никогда не бывает достаточно. Дивайт слишком узнаёт себя. Слишком, чересчур.---------------------
ЖУРНАЛ № XXI-7
Образец Гамма проявляет недюжинные когнитивные способности. Аналитический ум, впрочем, весьма затуманен эмоциями и сказками, что она подчерпывает от моих гостей и от тех пациентов, кто ещё не утратил ясности разума. Образец Гимел... пожалуй, я и правда перестарался с дотошностью реплики. Моё решение прибегнуть к более глубокой психопластике было недостаточно обдуманным. Альфа и Бейта послушны, как и положено обладателям дженерик-эго, им и в голову не приходит, что они могут представлять из себя что-либо вне Тель Фира. Образцы класса Гамма имеют слишком яркие проявления личности; можно было бы считать это как раз тем, чего я и добивался, но излишняя самостоятельность, похоже, постепенно попросту выдавит мой ментальный контроль. Их энергия даже в этом возрасте слишком, непозволительно кипуча. Могу себя поздравить. Суррогат настолько хорош, что начинает проявлять свойства подлинника. Души не должны создаваться подобным образом. Неужели я достиг порога своих амбиций? Гимел беспокоит меня больше всего. Есть здесь некоторое опасное место. Я ещё не уверен. Душа, отколотая со столь схожим тоном, имеющая идентичное тело идентичного пола... рано или поздно обретёт желание звучать не просто в унисон с камертоном... ей будет практически необходимо заменить его собой. Мицзанбар Мзинч предупреждал о подобном эффекте. Но мои расчёты не могут быть неверны. Образцы слишком… психически плодородны.---------------------
- Может, не стоит всё-таки, Гимел? Гамма тащит за ним сумку, но оглядывается - если Бейта их поймает, будет... будет плохо. Очень-очень плохо. Всем. - Я видел, как он это делает. И я хочу задать свои вопросы. Где твоё любопытство, сестрица? Всё тратится на смазливых нордов в катакомбах? - Пошёл ты. - Вот и иду. И ты со мной идёшь. Брось, будет весело. - Не знаю, что весёлого в том, чтобы сунуться в Обливион. Гимел только смеётся. Не может быть ничего опасного в том, что Дивайт повторял десятки раз. А вот копаться в его документах и находить лазейки... это и правда страшно. Страшно увлекательно, сработает или нет. Он готовит ритуал очень тщательно. Проверяет все детали. Потом достаёт выдернутую из дневника страницу - и зачитывает, слово в слово, текст договора, произнесённого когда-то самим Дивайтом. И на этот раз, как он и предполагал, круг вспыхивает синим, меняет цвет пламя свечей, и портал распахивается безо всяких усилий, порождая того, к кому слова и были обращены. Гимел даже не знает, о чём собирается разговаривать с тем, кого призвал. Это не важно. Всё не важно кроме того, что нашёлся путь. И это - ошибка. - ЗАЧЕМ ТЫ ВЫЗВАЛ МЕНЯ ТАК РАНО, ЖАЛКИЙ ЧАРОДЕЙ? - интересуется чудовище, имеющее вид, цвет, запах и все регалии дреморы-валкиназа, причем, кажется, женского пола. - ТЫ НЕ ДИВАЙТ ФИР, И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ТЫ - ОН. НЕМЕДЛЕННО ГОВОРИ, ИНАЧЕ Я СЛИЖУ ИНФОРМАЦИЮ С ТВОЕГО ОКРОВАВЛЕННОГО МОЗГА!.. Гимел произносит слова. Его рот раскрывается и издаёт осмысленные последовательности звуков. Но дремора только шипит. - Я НЕ СЛЫШУ ТЕБЯ, ЧАРОДЕЙ. ГДЕ ТЫ РАСТЕРЯЛ СВОЮ ВОЛЮ? За спиной дреморы возникает пара кланфиров, щёлкающих клювами. Гамма пытается кинуть в них заклятье, но тем словно всё равно. ...Дивайт появляется как-то вдруг - просто раскрывается портал, и старый маг выходит из него. Испепеляет кланфиров, накладывает на дремору связывающие чары, на Гимела и Гамму - щиты, несколькими ударами огня ослепляет ревущее чудовище и загоняет обратно в его план так резко, что сквозь портал видно, как валкиназ пролетает некоторое расстояние и ударяется головой о камень внутреннего святилища. Портал в Обливион с рёвом захлопывается. Гамма беззвучно рыдает от ужаса, забившись в угол и стараясь не всхлипнуть вслух. Её колотит от страха. Гимел же смотрит Дивайту в глаза - парализующие чары на нём сияют так ярко, что освещают комнату. Светильник перевернулся, свечи погасли. Дивайт Фир любуется отражением своих минувших страстей, давно укрощённых и пройденных, давно стёртых, давно трансмутированных в иные качества. Гимел ухмыляется. Разрушает его связывающее заклятье. В три раза быстрее, чем это мог бы сделать кто угодно ещё, даже куда лучше обученный. - Спасибо за спасение. Должна ли рука благодарить, если её выдёргивают из огня? Гимел уходит из зала, стараясь не хромать. Дивайт хочет помочь Гамме подняться, но та отталкивает его и убегает прочь иным коридором, чем брат.---------------------
Близнецы исчезают в ту же ночь. Дивайт Фир не снаряжает никакой погони. Он тщательно перепроверяет все материалы дела, и приходит к выводу, который не утешает его вовсе. А потом - начинает ждать. Месяцы идут, занятые рутинной работой; Ягрум Барган внизу спрашивает пару раз, куда делся Гимел, но потом лишь машет рукой. Говорит, что знает, где ошибка, но просто хочет видеть лицо самого Фира, когда до того наконец дойдёт.---------------------
Проходит несколько лет - и Гамма появляется первой. Одетая в чёрную мантию с капюшоном с головы до пят. Представляется агентом каких-то очередных грабителей, чтобы Виста-Кай провёл её сразу к господину; тот прекрасно чует всё, что нужно почуять, но делает вид, что туп, как пробка, и исполняет. Гамма дожидается, пока двери будут закрыты, а потом набрасывается на "отца" с зачарованным ножом. Тот не причиняет ему никакого вреда - Фир просто чуть ударяет по воздуху, и лезвие со звоном разбивается о призванный в мгновение ока даэдрический доспех. Гамма рычит, пытается пробить его огнём, молниями. Слишком мало. Наверное, никогда не было бы достаточно. Дивайт просто ждёт - не двигается, не делает почти ничего, только смотрит. На уродливые наросты на её руках. На обезображенное лицо. На корпрус, который никогда не вёл себя так на телах данмеров, только на телах людей и бетмеров - даже альтмеры имели больше устойчивости. И ведь для её производства он использовал не самый последний штамм… Горькое удовольствие - состязаться с Ворином в посмертной изобретательности. - Сделай что-нибудь! Ты же проклятый Дивайт Фир! Сделай что-нибудь с этим! - Гамма рыдает и извивается в истерике, пытаясь бить его ладонями в разошедшихся обмотках. Дивайт не находит ничего лучше, чем подойти на шаг и просто обнять её. Болезнь ему давно не страшна. Гамма какое-то время кричит ему в лицо, пытается расцарапать руки, дать пощёчину. Потом смолкает, продолжая иногда стучать кулаком в плечо. Она стала красивой женщиной. Подо всем этим; под тем, во что болезнь превращает её тело. - Ты. За что, отец? Зачем ты создал нас? - Где Гимел? - Он назвал себя Гилен. Всем нужно имя, отец. Дай нам хотя бы это. Своё имя. Свою смерть. - Его процессы идут медленнее твоих? - Да что ты за выродок такой, Дивайт Фир! Весь мир для тебя - один огромный Корпрусариум, будь ты неладен! - Тише, Гамма. Тише. Его процессы?... - ...идут медленнее. О, во имя Мефалы. Сделай что-нибудь, если можешь. - Я же предупреждал вас обоих, что ещё не добился стабильности ваших тканей вне Тель Фира. - К Дагону тебя и твои предупреждения! Лучше бы я была его частью. У самого ничтожного керла есть хотя бы его собственная ненависть... Ничего с нами не было. Или было слишком медленно. - Пока он не попробовал перелить вам чью-то чужую кровь, чтобы получить возможность колдовать? - Откуда ты... да. Да, конечно. Дивайт вздыхает. Гладит её по волосам. - У тебя началось раньше. И ты могла предупредить его. - Да. Она не хочет слышать, как Дивайт скажет, почему. Она и сама знает. Слишком много плотской любви размывают сущность сильнее, чем некоторые ритуалы. Сперва с кем-то одним. Потом - уже нет. Топить себя можно в разных желаниях; Гамма всегда знала, что не сможет убежать из Тель Фира достаточно далеко, даже если окажется… ну, хоть в Акавире. Не сможет проверить все сказки, которые наверняка не имеют ничего общего с былью. Конечной точкой всё равно станет этот зал, эта встреча и этот мер. - Изменения необратимы, да? - Да, дочь моя. Да. Я ещё не нашёл лекарства; то, что есть, наверное, убьёт тебя. Ещё ни один данмер не согласился пробовать добровольно; ты же знаешь, как капризны Спящие и как глухи обычные калеки. Гамма рыдает. Долго, горько. Даэдрический доспех давно развоплотился, потому слёзы впитываются в ткань домашнего халата, пропахшего курительной смесью, знакомой с детства, реагентами, бодрящими зельями - телом, отнюдь не стариковским, хотя Фир нарочно поддерживает среди посторонних видимость своей дряхлости. Это всё, что у неё есть. Чужой и неразгадываемый чародей, который скорее знает, как быть любовником, чем отцом, ведь отстранённость и контроль вполне хороши для некоторых утех. Тем больнее теперь слышать, что его голос может меняться, что он не отталкивает, видя слёзы, хотя сколько раз она натыкалась на "умей вести себя! Что за вздор это нытьё, Гамма? Маг не опускается до жалости!". Маг - наверное. И нет, ей не жаль себя. Она просто слишком хорошо понимает, что будет дальше. Понимает, что так же безумна, как и Дивайт Фир. - Ты же позволишь мне поработать с тобой над ним, отец? Поработать хорошенько над этим лекарством. Пока оно мне не понравится. Лучшего подопытного у тебя не будет. Ты посмотришь, как ведут себя на данмерах разные штаммы, и сделаешь это отлично, ведь я знаю, что именно ты ищешь. Знаю, что описать. А потом, отец, потом, когда уже нечего будет описывать, и нечего будет улучшать, я открою рот и закрою глаза…---------------------
ЖУРНАЛ № XXXI-1
Кого вправе мы называть своими родителями или детьми? Тех, кого судьба назначила нам проводниками физической оболочки? Тех, кого волею генетической лотереи породили наши чресла? Или тех, кто сумел каким-либо образом повлиять на течение нашей души - и тех, кого мы изменили достаточно, чтобы оставить узнаваемый почерк? Выбор, совершаемый в соответствии с осознанной волей, всегда самостоятелен, даже если принадлежит рабу или псевдо-эгику. Он уже освобождает его от рабства или принадлежности вне всяких формальных схем. Тот же, кто проходит твоим путём, следуя лишь собственным желаниям и ни минуты не желая на самом деле повторять его; может быть, даже не зная, что повторяет - не в самом ли деле настоящий твой ребёнок? Я никогда не хотел иметь истинного потомства именно потому, что не желаю наблюдать неизбежных повторений. Судьба, однако, имеет своё чувства юмора. Ягрум Багарн, кажется, я знаю, о чём ты: давным-давно мы спорили о том, что если суждено пройти некоторый урок, то он придёт к тебе в форме, о которой ты не подозреваешь. Я хохотал над двемером, ударившимся в оккультизм, а ты - над кимером, ставшим атеистом. Мы старые идиоты оба. Два очень старых, очень глупых мера.---------------------
Гимел приходит не один. Приводит с собой двух кинривов, отлично подчиняющихся, снаряженных по всей форме. Видимо, находит удовольствие, что чья-то тень пытается убить сердечник при помощи теней кого-то ещё. Вряд ли он верит в победу. Вряд ли не понимает, что не сможет провести атаку так, чтобы в момент смерти Дивайта полностью впитать его сущность, а не умереть следом за ней. И всё же - он пробует. Даже почти застаёт Фира врасплох - о, он научился многому за эти несколько лет самостоятельной жизни. Молодой и бойкий данмер с исключительным умом и отсутствием общепринятой морали может добиться колоссальных результатов, если не оглядывается на этику и не ленится. Большинство меров привыкли работать не спеша. Долгая жизнь делает их расслабленными. Когда часы начинают тикать, всё меняется, даже если приходится прятать лицо за маской, а руки - под перчатками. Дивайт не отвечает ни на одно оскорбление, которое Гимел бросает ему. Знает, что тот попробует отвлечь: он сам учил его дуэльной манере, где вывести противника из душевного равновесия едва ли не самый главный залог успеха, если тот старше и опытнее тебя. Дивайт смотрит, как тот двигается, как работает его ум. Понимает постепенно, как был самонадеян. Иногда кажется, что сделал выводы из всех своих провалов; что прошёл и закрыл многие уроки. Вот она, его, Дивайта, юность, во всей красе: и само наличие сейчас Гимела - прямой ответ на то, что сам Фир ещё не до конца попрощался с её ошибками. Он делает то, что должен. Защищается. Даже не атакует. Смотрит, как Гимел истощает свою магию, выкачивает себя до конца, до последней допустимой капли сущности - и недопустимой тоже. Если Гамма хотя бы попыталась нарастить какой-то слой самостоятельной души, то Гимел стал лишь ненавистью, а ненависть - универсальный расщепитель, только и всего. Нельзя жалеть об ошибках. Оглядываться назад, сентиментальничать, испытывать вину. Прошлое - не хоронят. Его сжигают в прах вместе со всеми мостами к пепелищу и не возводят кенотафов, иначе призраки возвращаются и не оставляют камня на камне от того, что привело к их появлению. Ещё один урок Вивека, да? Тот, который Вехк сам ещё не прошёл и лишь ожидает, когда появится этот... Наставник. Тень Наставника. Слишком много каламбуров, писанных кровью, для одной пепельной земли. Дивайт Фир долго стоит в обугленном зале Призыва. Стоит до тех пор, пока Альфа не осмеливается войти и спросить, собирается ли он выйти к ординаторам, которые имеют к нему несколько вопросов, потому что один из преступников, которого они ищут, направлялся к Тель Фиру.---------------------
ЖУРНАЛ № XXXI-9
Что ж, я могу считать эксперимент Гамма оконченным. Результаты подобающим образом будут фиксированы в журналах, когда я достаточно отдохну, чтобы не допустить при этом помарок. Душа образца Гимел аннигилирована. И то, с каким трудом это удалось сделать даже мне - именно мне - единственное и неоспоримое доказательство необходимости подобного. Каждый, кто находится на передовом крае науки, должен помнить, насколько одинок, и вооружиться метафорическим Правосудием Святого Велота, как сказал бы один мой добрый друг. Этим молотом стоит убирать лишнее с безжалостностью и отстранённостью, так как зачастую исцеление приходит лишь через иссекновение поражённых тканей. Какими бы... они ни были. Какими бы ни были. Душа образца Гамма извлечена из носителя и помещена в камень душ соответствующего размера. К сожалению, на нынешний момент тело пришло в полную негодность и не подлежит восстановлению, однако слепок личностных качеств... представляет из себя определённый интерес. Я создавал оба образца, пользуясь своим переводом труда Мзанча. К сожалению, я забыл, что работая над текстом, в своё время не озаботился переводом чисел с двенадцатиричной двемерской системы счисления в привычную себе девятиричную или модную нынче имперскую... 93 дроби крови вместо 173х. Или хотя бы 147. Слишком концентрированно, в любом случае... слишком. Последствия неудивительны. Так уничижительно глупо. Видимо, память и внимательность всё-таки действительно уже подводят меня. Жертва Гаммы, впрочем, дала чудовищное количество материала; несмотря на то, что в конечном счёте лекарство уничтожило тело – слишком фатально поражённое, - общий принцип наконец-то мне ясен. Надеюсь, я никогда не сумею создать подходящий сосуд для возобновления этого эксперимента. P.S. Меня преследует любопытная мысль... могут ли всплески памяти о прошлом, которое ты сам уже давно не считаешь значимым, быть следствием осознанного или неосознанного мантлинга, что предпринимается в твою сторону?.. Может ли неотколотая часть перезаписать целое, действуя изнутри? Тель Арун? О Боэта. Почему именно это время и место. Я не хочу думать о Тель Аруне так часто.