* * *
- Опять ты копаешься в ерунде! Придумай лучше, как снимать проклятое Безмолвие. Дом Сота по сотне раз просят, да? Запирающие чары на двери лаборатории для Фира, конечно же, вообще ничего не значат. С таким же успехом можно было написать на бумаге “не беспокоить” и оставить листок витать у входа. Сота Сил раньше делал именно так, и для всех этого было достаточно. Интересно, если вообще убирать дверь и заставлять комнату поворачиваться стеной к коридору, этого хватит? Ах да, есть же ещё окна. Стоит пернести всё в башню Кепора. - Здравствуй, Дивайт, - говорит Сота, не оборачиваясь - занят калибровкой напряжения в какой-то конструкции, состоящей из вращающихся по сложным осям шаров из застывшей во времени воды. - Мне пошутить про бесцеремонных кланфиров, или не стоит? Маг уже не совсем юн, но всё ещё хрупок сложением - вернее, привык быть нескладным. Серая мантия псиджика только подчёркивает то, что он уделил наивысшее внимание упражнениям ума. Плоть кажется ему такой... необязательной. - Слушай, я всё ещё жду твоего ответа на вчерашние тезисы. Видишь, как заждался - пришёл лично. - Я должен быть польщён? Дивайт перехватывает его за талию и оттаскивает от стола. Сота фыркает, потому что это глупо, окружает себя щитом - тот заставляет Дивайта разжать руки, но тут же лопается, когда Фир прижимает к нему ладони и впитывает магию. Фиру серая мантия идёт. Ему всё идёт. Даже схлопотать в ходе полу-шуточной, полу-серьёзной потасовки молнией рядом с ногой и получить прореху в одежде - на бедре, от чего Сил как-то странно усмехается. Десять минут, а по залу и правда словно выводок даэдротов пробежал. Не первый и не последний раз: Дивайт попытался перевернуть всю работу, Сота - перевернуть самого Дивайта. Это и игра, и нет. Где-то в глубине души они готовы бить по-настоящему - зная, что защита будет соответствовать. - Пошли отсюда, - говорит Фир, серьёзнея. Сота кивает, заставляет весь бардак принять более пристойную форму - остатков маны как раз хватает. Фир демонстративно сбрасывает и свою магию, создавая холостой разряд молнии, щёлкающий умершим бичом - звук он собирает в специальную форму и не даёт ему родиться до конца. Теперь можно идти. У Артеума свои тайны. У оказавшихся на нём двух кимеров - свои. Псиджики - монашеский орден, да вот только святой Велот никогда не был святым, как и его духовные дети. Может быть, большую часть времени последний из клана Сота и считает плоть лишней и неудобной, но "наставник Фир" - титул-то какой! - каждый раз вламывается в его личные границы, заставляя сомневаться в такой оценке телесного. За это Сил ненавидит его так же, как желает этих встрясок. Драк, пикировок, открытого соперничества на всех публичных спорах - о, альтмеры, словно снулые рыбы, только глаза таращат - сперва лишь духовного соперничества, перешедшего однажды за допустимые границы. Наедине остаться получается редко, и тем страннее каждый раз вспоминать эти... опыты. Начавшиеся как-то раз всего лишь с того, что один не смог вовремя вырваться, а второй был любопытен, голоден... и до смерти устал от чопорных салачи. Дурак бы понял, что реши Сота и правда вывернуться, вывернулся бы, да и Дивайт не тот, кто будет настаивать. Но есть вещи, которые не стоит переигрывать. Начинается теперь всё каждый раз почти так же, только они нарочно стараются заранее исчерпать магические силы, уйти от искушения использовать их... не самыми умными способами. На этот раз Дивайт слукавил, оставив кое-что, но Сота прощает ему - ради того, чтобы почувствовать слегка постыдное удовольствие сдаться и не признаваться себе, что сам же всё это и вызвал на свою голову. Это тайна, может быть, даже от них самих - никогда не произнесённое, не обозначенное, а потому словно и не имеющее место даже в повторении. Для тех, кто говорит так много, подобное лучше не называть никак, оставив в области просто случающегося. Довольно часто, если задуматься.* * *
Яхезис знает-и-не-знает. Знает - чему один научит другого. Знает, кто устанет первым и что оба покинут орден, но по разным причинам. Знает, что свои истинные роли они исполнят всё равно. Орден всегда добивается того, чего хочет, пусть для постороннего глаза пути его неисповедимы.