Башня молчания

1. Имперская инспекция обычно не тревожит дом Телванни. Себе дороже. Или, наоборот, дешевле. Грибные чародеи наладили свои отношения даже с Империей. Они всегда были себе на уме: даже во времена Пакта не отступили ни на шаг от привычного себе образа жизни, не присоединились к Войне Альянсов, не бросили работорговлю, не остановили свои… опыты. С одной стороны, Дивайт Фир лишь номинально принадлежит к этому Дому. С другой - вряд ли подходил бы к какому-то другому. Арион пытается понять своего наставника с самого начала обучения, но Дивайт остаётся необъяснимым. Он не содержит рабов - только работников, и тех очень мало. Некоторые ему чем-то обязаны, остались добровольно и получают жалованье. Но большую часть живых существ он считает не очень умными. Он против некромантии, даже издал книгу о разнице между этим занятием и колдовством… которую столь компетентно мог написать только тот, кто изучил ОБА предмета досконально. Фир вообще часто издаёт статьи, книги и исследования, может поиронизировать над известностью своего имени. А потом сделать вид, что “вся эта макулатура” - просто от необходимости систематизировать собственные знания. Он не женат, и Арион видит вокруг него женщин; мужчин… не видит, но ему нашептывают, что у Фира есть очень старые и очень прочные связи с кем-то из современников. У Дивайта Фира длинное холёное лицо кимера - может, с какими-то ещё вкраплениями древней крови - и манеры простые и саркастичные. Звания и регалии не производят на него никакого впечатления, словно он привык оценивать меров и людей исключительно по их внутреннему достоинству и откуда-то безошибочно знает, что почём и кто чего стоит. А ещё Дивайт Фир не берёт учеников, и свой собственный статус Арион никак не может объяснить. Насколько ему любезно сообщили, Фир если когда-то кого-то и учил, то к началу второй эры перестал. Его отец участвовал в “адаптации” детей клана Дагот. Дивайт Фир попытался сделать что-то для их дальнейшей судьбы, но говорят, не со всеми преуспел - и для нескольких сумел выбить лишь мягкие условия казни. У него был то ли сын, то ли племянник, - кажется, Гамма? - его след давно пропал. Двое айлейдских близнецов из клана Фирров, которых он приютил ещё в Тель Аруне, оставались его последней роднёй. Учил ли он их? Возможно. Другой информации у Ариона не имеется. Сам же Арион… плохо помнит себя вне стен Тель Фира. Отец то ли являлся одним из тех, кто искал для Дивайта диковинки, то ли заразился корпрусом… у него определённо БЫЛ какой-то отец; но всё, что Арион мог накопать в памяти - смазанное лицо, торопливые шаги, сметы, синяя одежда, но не индорильская. Споры… то ли отец, то ли отчим. Не сильно заинтересованный; очень загруженный делами. Мать Арион помнит лучше. Неприязненная, ослепительно красивая особа, в своё время имевшая место в Совете Телванни, заявившая, что её фамилию сын не получит; получит деньги - ровно вот столько-то, по достижению совершеннолетия; до этого времени - довольствие и обучение. Как именно эта мутсера уговорила Дивайта Фира взять сына в ученики - все молчали. Фир же относился к ребенку - затем подростку - и почти юноше - отстранённо-педантично. Наставлял, учил, поправлял. Воспитывал скорее действиями; каждое неповиновение оборачивалось для Ариона уроком, который запоминался очень наглядно и быстро, а самым главным пониманием стало следующее: кена Фир всё помнит, всё учитывает и всегда собирает головоломку из фактов и характеров окружающих так, как хочет. Лучше не становиться лишним элементом. Тель Фир - мрачное место, но благодарное к тем, кто готов прикладывать усилия. Арион впитывает знания, как губка, но знаний ему мучительно мало. Дивайт Фир, харизматичный, такой… не вписывающийся в рамки данмерского мира, нарушающий правила - чем чаще Арион выбирается из башни, тем больше понимает, насколько - Фир одновременно становится для него не-отцом, в поисках чьего одобрения можно штудировать книги и плести чары днями напролёт; конкурентом, которого хочется обставить, показать, что ты лучше; не-старшим-братом, которому бы рассказать о своих нехитрых горестях и победах… Всё это происходит в уме; а наружу с каких-то пор чем дальше, тем больше лезет совсем иное - и Арион боится даже всплеска случайной мысли (кена наверняка искусен в играх разума, подслушает ещё… эхо энергии… ), что может его выдать. Но всё тайное, как известно, рано или поздно становится явным. 2. Имперские агенты заявляются в Тель Фир с самого раннего утра - чем повергают обитателей башни в некоторый сонный вариант раздражительной внимательности. Уполномоченных двое; легат Северия Прима и капитан Луций Децимус. Забавная манера имперцев иногда подбирать имена и фамилии, руководствуясь числительными; не у них ли Дивайт взял… подход? Или - как говаривали - у двемеров, любивших порядок и цифры? Следуют долгие переговоры; Северия много спорит, Луций показывает некие счета. Дивайт аргументирует резко, напористо, горячо; так он пререкался только с… да, той имперкой… тоже имперкой?.. Альфидией, о да, - что интересовалась стилями вооружений. Кажется, он не преуспел, но Ариона тогда больше занимали задания по прикладной алхимии, которые Дивайт каждый вечер являлся проверять. Спорят, и спорят, и спорят; пьют вино и снова спорят; речь о покупке крупной партии каких-то зачарований, на которые один Фир и способен. Арион никого из них не интересует. Потом Северия - красивая женщина, хоть и не меретической расы - поднимается с Дивайтом на верхний этаж, якобы для обсуждения приватных условий. Арион следует за ними, прячась по теням и повторяя “хамелеона”. Он почти уверен, что Дивайт отправился наверх не только разговаривать. Почти унизительно быть настолько подчёрнуто незаметным; скорее игнорируемым. Для большинства магистров и мастеров Телванни ученики лет до тридцати - что-то вроде ещё одного слуги. Беспрекословное подчинение, послушание и внимание; за слово поперек можно схлопотать быстро и безжалостно. У многих есть отметины, оставленные суровой наукой ранних лет. С тридцати - приблизительно, зависит от способностей - ученика могут принять уже как партнера, полноценное, имеющее разум существо. А могут и вышвырнуть, если необходимый уровень не достигнут. Арион поднимается на верхний этаж, занятый личными покоями Дивайта; он уже давно научился обходить наложенное на все замочные скважины верхнего этажа заклятья “гуарьей слепоты”, но никогда ещё не тренировался делать это при личном присутствии хозяина в комнатах. Ему и неловко, и страшно; но пора попробовать и так… долгие полуденные часы, в которых снова для него, Ариона, не было места (иди займись своими заданиями; иди натолки того или зачаруй это; почему бы тебе Уупсе не помочь); раздражили и раздразнили его. Собравшись с мыслями, Арион осторожно взлетает, заглядывая в вентиляционное отверстие. Чары на нём, конечно, посильнее тех, что на двери, зато смотреть удобнее… и зрелище, что предоставляется взору, ожидаемо-непотребно. Полураздетая Северия, опершись локтями о подлокотник низкого кресла, трахается с Дивайтом Фиром, поддавая задницей и постанывая; серые пальцы Фира у неё на бёдрах, во рту, смазывают слюной и стискивают крупные тёмные соски, один из которых полуприжат сдёрнутой поддоспешной рубахой. Скорее всего, Дивайт и легат знакомы, и всё происходит не в первый раз. Скорее всего, капитан в курсе. Деловая встреча с продолжением. Данмеры часто закрепляют соглашения в неформальной обстановке. Любви здесь нет, но есть, наверное, влечение и способ договориться. Арион едва может удерживать заклинание левитации и в конечном счете рушится вниз, больно ударяясь пяткой. Он хотел и не хотел всё это видеть; ждал и с замиранием сердца боялся; перед глазами у него всё плывёт, а встаёт за секунду так, что приходится согнуться - штаны, как в дурной шутке, жмут… снять их, даром, что под мантией не видно?.. И подлететь к воздуховоду снова… Дивайт то ли плевать хотел на слишком любопытного ученика, то ли увлечен - есть, чем - и старается вовсю. Груди у женщины так и подпрыгивают, и звуки… помимо их дыхания и голосов… шлёпающие звуки; до Ариона не сразу доходит, откуда они вообще. Арион царапает ногтями стену; беззвучно… Другой бы вообразил себя на месте самого Дивайта. Северия полногруда, воистину “аппетитна” и получает хорошо видное и слышное удовольствие от того, что Фир делает с ней; зрелище кого угодно заведёт. Жаждущая женщина, умелый любовник... Но Арион смотрит только на наставника; на его сухие и чёткие мышцы, на его кожу без татуировок; на безукоризненную для долгожителя форму, поджарые ягодицы, на бродящие по полосами загорелой коже имперки ладони; и хочет в этот момент быть Северией. Чтобы наставник обратил на него именно такое внимание. Чтобы улыбался так же, хотел так же, был так же близко; чтобы наслаждался им. Всегда такой далёкий, даже когда проявляет участие. Кена… Конечно, Арион видел до этого, как сношаются гуары, и не идиот. Но ему ещё не доводилось самому пробовать ничего такого, кроме унылого подросткового рукоблудия. Он торчит у замочной скважины до самого конца “шоу”; а потом выясняет, что господин Фир и легат собираются на второй круг. Женщина снимает одежду; грубую, солдатскую, хотя под доспехами всё-таки не совсем уставная рубаха; садится на кушетку, принимает бокал с вином и шутит… Арион ненавидит её тем сильнее, чем Дивайт больше проявляет вовлечённость. Ненавидит её длинные пшеничного цвета нибенийские волосы, её пышную грудь, хорошо тренированную, тяжеловатую фигуру, даже длинный шрам на боку. Ненавидит её за то, что она может касаться Дивайта, а он, Арион, не имеет такого права; ненавидит за то, что сам он - невысокий, тощий, сколько ни таскает с кухни плошек риса со скрибятиной; совершенно обычный данмерский данмер, зацепиться не за что, хоть дырку в зеркале прогляди… глаза если только - но разве этого достаточно?.. Северия снова стонет; Ариону тошно, и не помогает даже отломить от ближайшего грибного нароста на стене ножку и вздрочнуть; кинуть вышедшую труху в мусорный канал; уж лучше, чем разводить лужи с подозрительной энергетикой; но всё равно… ни капельки не легче, даже хуже. Арион обтирается о стену, глотая злость; перед глазами так и стоит то выражение лица Дивайта, которое он никогда до сих пор не видел. Медленно, но верно в голове Ариона созревает план - скорее всего, глупый, но ему едва стукнуло шестнадцать лет, потому ждать от него особенного ума в этой ситуации не приходится. 3. Капитан Луций Децимус торчит в гостиной - скучающий и хмурый, потому что Альфа вовсе не стремилась его развлекать - выдала чашку горячего чая и удалилась. Капитан (для человека, разумеется) выглядит весьма достойно. Подтянут, строен, не очень высок ростом, но хорошо сложен. Доспех подогнан; плечи широки, жаль, гладко выбрит… не совсем похож. Арион ждёт у двери, сомневается… но потом входит решительно-беззаботно, здороваясь, осведомляясь о здоровье гостя и предлагая ему традиционного “дымка”. Данмеры часто курят, и не всегда безобидные легкие стимуляторы. - Ого, среди вашего брата и недоросли есть? - ухмыляется ему капитан. - А я думал, Телванни размножаются делением. Ну, давай свою трубку, всё равно делать нехера ближайшие пару часов… Арион усаживается рядом с ним, нарочно касаясь бедром бедра, и принимается заправлять и раскуривать кальян. Пропускает мимо ушей - аккуратных, не проколотых - все дурацкие шуточки, старается унять сердце. Ошибётся - получит “на орехи” и от капитана, и от наставника, и АЛЬМСИВИ знают, от кого и как ещё. Не ошибётся… отомстит. Фиру. Или Северии. Или себе. Или жизни. Год назад Арион достал боэтическую книжку. Там было… самые разные там были картинки. О мужчинах и женщинах, и о женщинах с женщинами, и о мужчинах… с мужчинами. Телванни относятся ко всему с энтузиазмом исследователей, потому издают подобные вещи открыто и подробно. Чего стесняться? Радости секса должны быть понятно объяснены отпрыскам меров хорошего происхождения и здоровья. Арион не уверен ни в происхождении, ни в таком уж здоровье, потому руки у него подрагивают, и ложечка, которой накладывают курительную смесь, звенит о чашку кальяна. Он подносит к губам трубку, потягивает первый дым, бросая на капитана резкий взгляд. Луций, конечно, ничего не понимает, но лыбится - смотрит и лыбится. Арион закрывает глаза; тотчас же вспоминает о том, что происходит наверху, и чуть не ругается. Намекать наставнику Фиру, что ему хочется… нет, нет, нет. Увидеть на его лице досаду будет слишком… Слишком больно для того, кто не имеет права жаловаться на дурную жизнь, но всё равно хочет больше, чем имеет. Раскурив и выпустив колечками дым, облизнув тонкие губы, Арион протягивает трубку имперцу - и сам, поражаясь собственной дерзости, садится ему на колени лицом к лицу. Кладёт ладони на блестящий, лёгкий летний доспех, гладит его, словно это кожа. Видел бы себя! Больше похож на испуганного никсада, чем на желанный кусок - весь из углов, нескладностей, торчащих костей и растрепавшихся прядей черных волос. Имперец его не сгоняет, но и не трогает. Изучает, ждёт реакции, покуривая кальян. Может, ждёт, когда смесь на него подействует. У Ариона-то уже голова слегка кружится.. Главное - молчать. Ничего не называть словами. - Так и будешь на меня пялиться? Чего хотел-то? - интересуется Луций. “Чтобы ты был Дивайтом. Или чтобы я был там, наверху, а ты со своей глупой женщиной подальше отсюда”, - Арион аж морщится, потому что ответить хочет именно это. Но вместо ответа наклоняется. Целоваться он не умеет. Не знает, надо ли с мужчинами целоваться. Ни беса он не понимает в том, что делает, но ему везёт, как везёт идиотам (и магам Телванни): Луций подхватывает его под затылок и делает всё сам. Вкус дыма. И такой пожар подо всей кожей, что Арион аж стонет и ёрзает. Имперец поднимается, так что приходится с него съехать на пол; разворачивает данмера к себе спиной. Задирает ему мантию, запускает под неё руки. Гладит по коже; обстоятельно, но немного торопливо. Может быть, думает, что для Ариона это не в первый раз. Тот не готов подставлять задницу. Он плохо понимает, к чему готов. Вертится; поскуливает, потому что его ещё никто не трогал так. Уупса его раз за разом посылает гуаров выпасти или уроки учить. Альфа и Бета… ну их. Ну их всех; желательно, в подвалы, к корпрусным тварям... Луций не стесняется, словно это ЕГО гостиная. Лапает, надрачивает так, что Арион и себе-то так бесцеремонно не умел. Хорошо… стыдно, но хорошо… хоть и страшно, что сейчас войдёт кто-нибудь. Арион ойкает, совершенно случайно пропускает небольшой электрический заряд по кончикам пальцев. Имперец дёргается, фыркает. - Слыхал, что все “грибоёбы” извращенцы, но чтобы вот прямо так… нравится? - Да, - Арион снова закрывает глаза; представляет на месте бесцеремонных рук - длиннопалые, ухоженные, тонкие кисти наставника... и чуть не спускает. Даже шипит. Луций, которому надоело заниматься не собой, пытается его наклонить и прогнуть; Арион бьётся пойманной рыбой, обтирается об него, борется… плывёт. Не от наркотика. Капитан сопит в ухо. Когда Арион очень недвусмысленно ощущает где-то у собственной ягодицы влажное… мажущий чужой член… то дрожит и замирает. - Так ты хочешь или нет? - ворчит имперец, стаскивая с него мантию через голову. - Хочу, - Арион разворачивается и смотрит человеку в глаза. - Но так, как надо мне. У человека небесно-голубые глаза и дыхание тяжёлое, прерывистое… чистое. Почему многие считают людей более “грязными”, чем меры? В Легионе попробуй не соблюдать гигиену - мигом влетишь на штраф. Арион без мантии ещё более тощий, чем в ней. Решительно дёргает капитана к себе; пробует поцеловать - уж как получается. Понять, как это делают. Научиться чему-нибудь самостоятельно! Не через Дивайта. Увы, не через Дивайта. Слава Трём, не через него. Стоять голым и пытаться укусить чужой язык неотвратимо-сладко; Арион готов позволить даже больше того, что на самом деле может позволить, но вовремя приходит в себя. Становится на колени; расстегивает на капитане пояс, расшнуровывает завязки, освобождает сильнее… ...имперец не даёт ему даже попробовать. Может быть, не очень доверяет серокожим облизывать себе член, может быть, просто хочет более определённых развлечений. - Вы, данмеры, все одинаковые, что девки, что парни - груди нет, а задница узкая. Не бойся, не попорчу… - слышит Арион перед тем, как быть поднятым и довольно грубо развернутым лицом вниз; может радоваться, капитану он нравится. А вот дальнейшие ощущения самому Ариону - не очень; слюны для смазки мало, доспех Луций отстегнул наспех, потому поддоспешник болтается и натирает тощее бедро; растягивают задницу Ариону впопыхах, может, и не неумело, но довольно безжалостно. Имперец не обладает ментальной чуткостью меров; не понимает, хорошо Ариону или не очень; делает своё дело, а данмеру остаётся только приспосабливаться. Луция немного слишком много - и по тому, что происходит, и по тому, как именно. Вдобавок он несёт какую-то ерунду про шлюховатых меров. Арион бормочет сквозь зубы короткие заговоры исцеления; просит дать ему лечь; подстраивается так и сяк, и наконец ловит… Ловит момент. Чушь, извергаемая Луцием, перестаёт задевать. Собственное тело перестаёт так сильно тревожить... Расслабиться так, как это делала Северия, Арион не умеет и не может, но наконец представляет себя на её месте. И всё срабатывает; Луций довольно крякает и продолжает орудовать членом. В Легионе нечасто перепадает неуставных радостей, а уж отодрать данмерского колдунишку, который сам под тебя лезет… дурак откажется. Отодрать со смаком, мстя серомясым за то, что легат Северия нос воротит от таких, как он, а теперь и вообще - от людей. Последние несколько - Арион даже не знает, как это называется, ударов? ему кажется, что в задницу ручку от молота всаживают - Луций не придерживает сил, и на глазах у данмера выступают слёзы. Капитан взрыкивает над ухом, делает несколько мелких движений и, кажется, кончает; Арион ноет, беспокоится, ёрзает под ним и получает шлепок по заднице и укус у шеи, от которых наконец и сам… Он представляет себе, что это зубы наставника Фира - на его коже. Что это его несдержанность и его хриплый смешок; что это он задевает, болезненно прижав щекой, ему кончик уха; что это кена рассадил ему вход так, что наверняка порвал что-нибудь… ...кончает. Белое-белое. Задушено-рваный стон - это что, его собственный голос? Так остро-хорошо ему еще никогда не было. Так... Мокро… кажется, на мантию попало… Так определённо-иначе. ...Луций отстраняется, что-то говорит. Арион не разбирает слов. Думает о том, что наверное по-идиотски выглядит, лёжа лицом вниз с оттопыренным и хорошенько попользованным задом. Луций звучит одобрительно, но имперская речь всё равно не откладывается в голове; Луций - просто инструмент. То, что Арион хотел, он получил. Теперь он хочет побыть один. Но выставить Луция не может. Потому просто лежит и делает вид, что задремал, пока капитан одевается. 4. ...Входит слуга; зовёт капитана Децимуса на нижний этаж. Делегация отбывает… Ариона тот не замечает или игнорирует: столик загораживает собой диван и распростёршегося на нём мера. Так хорошо, что все ушли. Арион потягивается, постанывает, давая остатней волне чувственности себя накрыть; зад, конечно, теперь болит, хоть никакой крови и нет, просто с непривычки ничего не понятно было. Но теперь ясно: не только кена здесь… Может найти себе… Возможность. Во всём этом была часть освобождения. Томление, мучавшее Ариона уже примерно с год, хотя бы немного улеглось… угрожая вспыхнуть уже ослепительно, но не сразу. Приятная усталость. Если не шевелить ногами, конечно, но это пустяк. Капитан Луций Децимус, имперец, что-то там о снабжении... Человек со всеми пороками человека, ну и пусть. Дивайт же не брезгует!.. - Арион, - слышен знакомый голос, и Арион чуть не подскакивает; сердце моментально пропускает такт, а по спине пробегает озноб. Вскидывается, пытается вытянуть из-под себя же мантию; та, как назло, подзастряла, и прикрыть получается почти что ничего важного - так, живот. Полувставший член и напряжённые соски - нет. - Ну и зачем? - только и спрашивает Фир. Действует хуже пощёчины. Спокойный, почти усталый голос. Внимательные глаза. Словно перед ним не обнажённый ученик, посереди бела дня прикорнувший на диване в гостиной, а вьючный гуар, только что обожравший живую изгородь. Арион готов разрыдаться от напряжения, но злится на себя, пытается смотреть в ответ спокойно… даже нагло. Тело ещё сладко-горько ноет от пережитого. Тело хочет ещё; ещё, больше. Хочет, чтобы кена подошёл - ударил, тронул, наорал. Что угодно сделал. Только бы не_ушёл. - Вы же знаете, что я поднимался на ваш этаж, кена, - цедит Арион. - Да, - соглашается Фир. - Тогда зачем я буду объяснять? Дивайт приближается - не_уходит - приближается, мягкий кафтан на нём скрадывает движения, наверное он такой приятный на ощупь, Дивайт же любит дорогие ткани так же, как дорогие напитки - приближается, оказывается совсем рядом, можно понять, как от него пахнет - не жучиным мускусом, чем-то куда более изысканным, мужским, табаком, кожей, кофе, хакльлоу... Поцелуй похож на ожог. Арион чуть не задыхается; кена делает именно то, о чём он мечтал и именно так, как мечтал, но магия диссонансит так, что всё равносильно удару тока. Пьяно и больно; почти что волосы дыбом встают. Оторвавшись, Арион неверяще-загнанно таращится на наставника. На его влажные от слюны губы, на которых теперь темнеет оставленный им прокус. - Ты просишь очень много, Арион. И ты не готов к тому, чего просишь. - Но человеческая женщина, кена! Почему с ней… - Она не так восприимчива, как ты. Учись контролировать то, что принимаешь. Ты ничего больше не получишь от меня; это попросту опасно. Убери здесь; до утра можешь заниматься, чем хочешь, но в лаборатории изволь быть в десять. И он распрямляется; от Ариона словно убирают солнце. Такой сильный, такой отвратительно-мудрый, отвратительно превосходящий, контролирующий. Чтобы он провалился. Отворачивается и идёт прочь. Останавливается. - Поздравляю с новым опытом. Надеюсь, это того стоило. 5. Ветер колышет занавеси. Арион молча смотрит в точку. Пытается осмыслить. Но не получается. С одной стороны, приятно было открыть все карты; наставник теперь знает. Будет учитывать. Может быть, учтёт и так, как Ариону хочется. Ведь тот учится не только на занятиях по алхимии или колдовству; учится замечать и делать выводы, основываясь на мелочах. В конце концов, почему-то Фир взял его в подопечные. И не вышвырнул сейчас; даже не выбранил. У каждого желания, как и у плода, есть свой срок, говорил лорд Вивек. На то вы и маги, чтобы изменять такой порядок вещей, добавлял Дивайт Фир. Арион всегда слушает очень внимательно.