Башня молчания

      0.       - Когда-то я был молод и зол, - думает вслух Дивайт Фир. Бейта слушает.       Он стал старше возрастом, но остался… злым. Да.       Злым до сути всех вещей.       Время, дарованное мерам, позволяет вникать в них - и время, которое иные тратят на пустое перекладывание действий и чувств, Дивайт использует, как драгоценную валюту. Всегда в дело.       Можно прожить века и ничему не научиться.       Или забить голову суммой знаний, но так и остаться дураком.       Что в понимании Дивайта “дело” - часто совершенно неочевидно. Только вот Бейта уверена, что даже многочасовое созерцание стены для него - очередной метод постижения неочевидного.       “Нет никакого секрета в моем бессмертии. Нет трав, нет магии, нет сделок с даэдра. НИЧЕГО нет особенного. Я просто жив, пока продолжаю жить; большинство утрачивает это искусство еще в молодости, а то и вовсе не овладевает им”, - отвечает он любопытствующим.       Он не лжёт. Лгать ему скучно - куда интереснее говорить правду и смотреть, как вытягиваются лица. Её тоже можно подать тысячью способов… и лучше всего - обнажённой. Сырой, как мясо, чуть сдобренной специями, непрожаренной.       Такой правда усваивается плохо, но навсегда.       Большинство предпочитает мягкую, притушенную вежливостью водичку, которая не способна сдвинуть сознание.       Дивайт устал от них - такие диалоги ни к чему не приводят, кроме ложных надежд, что тебя услышали. Меры, неды, цаэски, даже фактотумы - все склонны вдохновиться беседой, а потом снова поддаться инерциям психики, возобновляя “танцы псиджиков на граблях” - вечные два шага вперед, один назад, один назад, два вперед, и все по садовому инструментарию…              1.       Редко когда Дивайт обращает внимание на бури в учёном сообществе - всё потому же; доказать что-либо сборищу плохо образованных, ангажированных, претенциозных юнцов довольно сложно и уж точно не нужно ЕМУ лично.       Но приходит день, и бывший ученик пытается встать на крыло.       В этот день Дивайт Фир смотрит на бывшего ученика безо всякой приязни, неприязни или жалости, пытаясь просто оценить непредвзято.       И ему не нравится то, что он видит.       Он видит поверхностность.       Он видит, что Арион слишком спешит.       Слишком много смотрит, что могут сделать те, кто обладают большим опытом - и пытается копировать форму их исканий, не понимая того, что составляет суть.       Арион грозит стать просто ещё одним выскочкой, что научился красиво заплетать слова и чары, брать броские темы - в основном, чужие - и подавать с сервировкой достаточно академически ненавязчивой, чтобы его “жрали”.       Его и “жрут”.       Только ничего по-настоящему нового он не говорит, и именно это - то, что Фира раздражает. Посредственность, которой могло не быть, занимайся Арион своими собственными темами.       Дивайт Фир оценивает “за” и “против”, и всё-таки решает вмешаться.       Учитель и ученик - отношения личные. Можно сходить к кому-то на лекции, но учеником ты от этого не станешь. Не получишь знака качества.       Признав Ариона не просто вольнослушателем, а некоторым продолжателем своих взглядов, Дивайт рискнул. И теперь… проснувшийся дурной авантюризм Ариона грозит свести на нет все те результаты, которые они с наставником получили при совместной работе.       Итогом которой всё равно стало “выметайся”, но всё же…              2.       Незнакомец входит в зал собраний.       Этого мера никто не знает, но на нём одежды дома Телванни, и его магическая аура достаточно внушительна. Стражи проверяют его пропуск и не спорят. Значит, все хорошо. Может, чей-то протеже.       Незнакомец садится в первом ряду и смотрит, как Арион болтает с другими - о, его любят, кажется. Или делают вид. Часть собравшихся откровенно скучает, часть - улыбается. Ничего особенного; странны только фигуры, вызывающие одинаковые чувства у слишком разных групп.       Арион взбирается на кафедру и начинает доклад.       Уже на середине многие отводят глаза и покашливают в кулак; те, кому было скучно, заснули, а кто улыбался, пытаются выйти в отхожее место или сделать вид, что им безумно интересно.       В конце он получает вялые аплодисменты и парочку довольно вымученных комментариев.       Незнакомец молчит.       Ждёт, когда Арион останется окруженным молчанием - и начнет делать то, чего делать нельзя.       Тогда он поднимается - и начинает задавать вопросы; он задаёт их безжалостно, ведь незнакомец - тот, кто всегда был зол до сути вещей.       Незнакомец оперирует такими понятиями, что у Ариона не находится слов.       Незнакомец находит нестыковки, неточности, огрехи, слабые места, откровенные заимствования, бессмыслицу, воду; хуже того, некоторые из отрывков он узнает с точностью до буквы.       Арион пытается спорить, но это публичная экзекуция.       Постепенно слушатели, начавшие понимать, что происходит, удаляются из лектория.       Нельзя не узнать _фирменную_ едкость и колкость Фира - когда кимерский чародей желает быть услышанным очень внятно, он не скупится на слова.       Арион то возражает, то нет.       Потом Дивайт сбрасывает личину и поднимается на помост, заставляя бумаги вокруг обуглиться и рассыпаться в прах.       - Что же ты за мер, Арион? Я предполагал в тебе больше выдержки. Больше понимания, - говорит он, и Ариону не ясно только одно.       Почему Дивайт просто не вышвырнет его из башни?       - До какого-то момента я заботился о тебе, - продолжает холодно сообщать Фир. - Затем начал учить по-настоящему. Ты не хватал звезд с неба, но был усидчив, упорен, пытался понять. Делал ошибки, но исправлял. И обладал, как мне казалось, одним важным качеством - не пытался подсидеть меня. Потом ты с какого-то рожна решил, что раз я был так открыт своей частью, то ты имеешь право на всего меня. Моё время, моё мнение, моё одобрение. Ты оказался так непонятлив, что, несмотря на мои настоятельные просьбы, досаждал мне неприкрытой ревностью, словно я был твоим любовником. Когда я вышвырнул тебя из своей башни, подумав, что в одиночестве ты быстрее наберешься ума, ты оглянулся по сторонам…       Арион улыбается.       Всё это нереально. Зря Дивайт вспомнил некоторые вещи; от них колет в сердце - обидой, завистью, ревностью - и правда. Прошло давно… и словно нет.       - После Тель Фира ты так жаждал общения, что был просто счастлив нырнуть в суету дел. Алхимия давалась тебе отлично, изменения тоже. Ты также продолжал упражняться в колдовстве, хотя так и остался нулём в метафизике. И что же ты сделал? Вместо того, чтобы найти, как использовать уникальную сумму своих навыков и предрасположенностей, придать ей синергию - ты просто стал копировать. В свойственной тебе манере, выбрасывая то, что тебе казалось непонятным, но - копировать. Эстетику, смыслы (уж сколько поместилось в дурью башку), даже темы.       За плагиат в Доме Телванни могут и в кипятке сварить. Напрямую Арион этого, конечно, не делал - и почему-то уверен, что Дивайт не станет раздувать из этого проблему, но…       Но в глазах у Фира такое неприкрытое возмущение, что можно себя поздравить. Вывести из себя почти трёхтысячелетнее существо ещё надо уметь.       - Я старался не смотреть. Не критиковать, зная, какую реакцию вызовут именно _мои_ слова. Я закрывал глаза на то, что ты начал облизывать всех вокруг, что ты так вдохновился работами Драты, что устроил целое исследование на ее материале; что ты публиковал откровенно недотягивающие работы на фундаментальные темы - те, по которым твои кумиры уже писали и писали исчерпывающе. И теперь ты, сэра, как выражаются наши недруги с Атморы, слегка оборзел. Ты решил, что если смог взойти на холм, то тебе под силу гора, к восхождению на которую принято готовиться годами. Ты сделал несколько маленьких шагов, и опьянев от того, что вообще можешь ходить, лезешь на высоту, с которой рухнешь и свернешь шею - уже, в общем-то, упал. И мне было бы все равно, но ты посмел обронить, что раз Дивайт Фир может забираться так высоко, то и ты можешь. Знаешь, ПОЧЕМУ Дивайт Фир это может? Потому что никогда не лезет на рожон.       Арион шипит что-то о том, что Дивайт слишком много о себе взомнил.       Бывший учитель - ах, какая удобная мишень для того, чтобы обрушивать свои сомнения в собственной состоятельности…       То ли хочется, чтобы похвалил - то ли хочется обскакать…       Фир видит в нём - увы, не себя. Видит - запутавшегося мера, у которого никогда не было отца, только наставник, которого приходилось делить со всеми. Наставник, который устал исправлять одни и те же ошибки, потому что корень заблуждений - всё ещё в почве души.       - Настоящая смелость не в том, чтобы переть, как баран, на откровенные сложности. Настоящая смелость понять, что твоё "я" несовершенно и нуждается в корректировке. Умей быть собой, а не гоняться за чужими целями. Ты заведомо проиграл, пытаясь стать мною или кем-то другим - эти роли уже заняты. Однажды тебе попадусь не я, и этот кто-то тебя просто сожрёт за попытку встать на его место.       - Но я не…       - Ты даже не замечаешь? Значит, всё хуже, чем я думал.       Возражения и оправдания Фиру не интересны; ему интересны глаза… а в них - страх, зависть, желание одобрения, поиски смысла, отчаяние, неумение полюбить себя отдельно от чужих взглядов. Всё ещё.       Кто захочет говорить с сосудом, полным чужого эха?       Можно натолкать в него очень много теней - так, что они станут плотными, сойдут за плоть.. Но это все равно будут тени.       Дивайт уходит молча, оставив пепел бумаг и гобеленов.       Зал Собраний в Садрит Море его больше не волнует.              Он знает, что оставляет бурю в душе Ариона.       Знает, что был жёсток - о, он был жесток намеренно.       Мягкость не отрезвляет. Лишь поддерживает иллюзию, что всё ещё может хорошо кончиться; это ложный сорт вдохновения.       Дивайт слышал ПСЖЖЖ, видел строки кода и не ослеп - в них нет ничего утешительного относительно глупости и тщетности почти любой жизни. Героя не бывает без подвига, но чаще всего герой - лишь конструкт.       Быть своим собственным конструктом хотя бы достойно. Вид обнажённой правды часто уродлив. Но для того, кто сумел очиститься от собственной скверны - ничего другого не нужно, кроме созерцания её настоящего лика.              3.       Дивайт будет смотреть и ждать.       Может быть, когда-нибудь Арион отрастит мозги. Увидит всю картину - себя, других… взгляд того, кто понял, невозможно подделать.       Только тогда их новый разговор будет иметь смысл.       Дивайт смотрит и ждёт, и со временем - перестаёт ждать.       Арион, конечно же, обзаводится… индивидуальностью. Скорее идивидуальной манерой делать глупости, иначе его аферы с Империей Фир воспринимать попросту не может. Подобрал то, что ни одному велоти не нужно и сделал на этом карьеру? Ну, пусть тешится.       Пусть все считают, что набрался “эксцентричности” в Тель Фире.       Убеждать глупцов, что не стоит путать твёрдое с синим, Дивайт не будет.       Многие считают, что чувство собственной важности Дивайта не помещается даже в его обширной башне - это не так. Фир похоронил остатки этой лже-ценности вместе с Гимелом. Он знает себе цену - как и большей части ошибок.       Арион стал его последней попыткой кого-то исправить или убедить. Больше он этим не заниматься не станет - идущие в чернотопское болото пусть в нём и тонут. Он, конечно, крикнет, что впереди обрыв - но только один раз.       Потому что суть вещей в их желании меняться и приобретать новые формы, чтобы выйти на сушу - или желании оставаться неизменными и падать на мягкое илистое дно. На дне много затонувших кораблей с их сокровищами, но ничто и никогда не заменит воздуха и света.