Назови меня своим именем

Gotta live the life, live the life, the life that you wanna live When the roads are dark in the trees embrace Through fields of gold I know that you’ll find your way We are heaven sent, we centuries We are who we are, who you wanna be, who you wanna be, you wanna be Oceans will climb, deserts will die Under the stars of the beautiful life Rea Garvey — Beautiful Life       Когда Гэвин вернулся домой, густой туман кусками свисал с пожарных лестниц, лип к ногам, как бездомный пёс; в подворотне у мусорных бачков появилось новое граффити, которое сторожили прикормленные мисс Пирс бездомные коты.       Он прошёл мимо лифта к лестнице, медленные тяжёлые шаги отдавались эхом. Гэвин оглядел грязно-серые стены с цветными пятнами краски — управляющий зданием пытался скрыть следы подростковых попыток в уличное искусство, кое-где на этажах не хватало освещения, а из ближайшей к лестнице и пожарной лестнице квартиры отчётливо тянуло травкой. При дневном свете всё было не настолько скверно, на самом-то деле. Вот только район всё равно оставался довольно паршивым — зарплата детектива в мире, где львиную долю работы могут выполнять андроиды, не слишком велика. Сейчас, конечно, правительство обязало платить работающим андроидам, вот только платили им едва ли больше, чем мексиканцам или выходцам из восточной Европы.       Равенство, братство и любовь заканчивались там, где начинался капитализм, частная собственность и система налогообложения. И не было важно чернокожий ты, мексиканец, мать-одиночка, белый, или андроид. Поэтому Гэвин жил там, где количество маргиналов по отношению к арендной плате за жильё стремилось к золотой середине. Конечно, ближайший парк и детская площадка были в двух кварталах от дома, но и Гэвин не собирался заводить детей.       Больше тянуть было невозможно, неважно как медленно он шёл — дверь квартиры не хотела исчезать или перемещаться в пространстве-времени. Гэвин достал ключи, раздражённо вздохнул и открыл дверь.       Саймон сидел в тёмной гостиной перед тихо бормотавшим телевизором — вряд ли он его вообще смотрел, но прекрасно знал об эффекте “зловещей долины”, хотя, по мнению Гэвина, при этом мерцающем на лице голубом свете в тихой гостиной он был до усрачки пугающ.       — Добрый вечер, — с мягкой улыбкой поздоровался андроид.       — Ага, добрый.       Гэвин стоял в дверях собственной гостиной и понятия не имел, что сказать. Обычно они с Саймоном перекидывались ничего не значащими шутками, андроид рассказывал всё необходимое о прошедшем дне, потом в разговор встревала Диана и всё было достаточно неплохо. Но с похорон матери девочка говорила всё меньше, всё больше замыкаясь в себе. Даже к Коннору не проявляла так много любопытства и привязанности, как раньше.       — Коннор мне всё объяснил. Попытался.       — Что он тебе объяснил? — Гэвин вспыхнул, как отлично приготовленный “молотов”.       Какого хрена этот идеальный болванчик лезет в его жизнь? Какого хрена он забился в лёгкие, как сигаретный дым, просочился под кожу, вонзился в сердце? Какого хрена Гэвин ему это позволил. Дикая, бессмысленная и необузданная ярость выбила из лёгких весь воздух, залила красным мозг.       — Вообще-то попытался соврать о том, как была важна операция и вы никак не могли ни с кем связываться. Я почти поверил, — Саймон усмехнулся. — Потрясающе неубедительно. Я знаю, что общение с Дианой для тебя похоже на пытку. Ты не понимаешь, что делать с ней теперь, как и не знал до этого. Наверное, это похоже на камень, тянущий тебя ко дну. Вся прошлая жизнь летит псу под хвост.       — Знаешь, что я точно понял за всё время своей девиации? — Саймон резко изменил ход мысли. — Жизнь постоянно летит псу под хвост с редкими перерывами на рекламу и секс. И всё, что ты можешь сделать — увеличить рекламные блоки и количество секса.       Саймон улыбался так понимающе, что Гэвину хотелось всадить ему пулю в лоб. Что за херня? Что он может знать о жизни, а уж тем более о сексе? В голове словно тумблер какой щелкнул — вся ярость вдруг превратилась в глухую опустошённость. Дерьмово осознавать, что очередной андроид утёр ему нос.       — Всего доброго, Саймон, — выдавил из себя Гэвин, ясно давая понять, что этот разговор окончен. Навсегда.       — Всего хорошего, детектив. И ещё: просто попробуйте. Вам не нужно быть идеальным отцом. Достаточно быть хорошим. В общем, не только отцом, но и человеком. Этого достаточно.       Саймон ушел быстро и тихо, оставив разбитого Гэвина в тёмной гостиной с бормочущим телевизором, где как раз заканчивался очередной блок рекламы. Ноги сами понесли его в сторону детской. Дверь открылась бесшумно.       Диана лежала в огромном гнезде из одеял и подушек, обнимая огромного плюшевого единорога. Она чуть посапывала и смешно хмурила брови, отчего стала сильно похожа на Гэвина. Он действительно не знал, как быть отцом. Это слишком сложно с его-то работой и образом жизни. Как вписать во всё происходящее Диану? Пока они с Коннором были заняты расследованием, он мог игнорировать все мысли о ней, тем более, что Саймон действительно отлично справлялся со своей работой (и даже отказывался поначалу брать деньги, но Гэвин так взбесился, что выбора у андроида не осталось). От мыслей о Конноре сделалось совсем тоскливо. Диана чуть дёрнулась, и одна сторона одеяла съехала на пол, Гэвин наклонился и аккуратно поправил его, задел ладонью тонкую щиколотку — крохотная под его широкой ладонью. И тёплая.       Когда он вышел из спальни дочери мысли чуть прояснились, выстроились в подобие логической цепочки. Завтра его ждёт не самое приятное утро, но Саймон прав, поэтому Гэвин написал тому короткое сообщение с просьбой завтра забрать Диану позже обычного и не из дома.       Утро, как всегда, наступило неожиданно, особенно при условии, что будильник Гэвина сработал на несколько часов раньше, чем он привык. Он приготовил вполне приличную яичницу и разбудил дочь. Диана сонно тёрла глаза и смотрела на яичницу, как на восьмое чудо света — раньше Гэвин ограничивался хлопьями, причем для них обоих.       — Что-то случилось? — Диана непонимающе и чуть растерянно посмотрела на Гэвина.       — Типа того. Поедешь со мной к Коннору? Ты же хотела познакомиться с Сумо.       — И с Хэнком! — воскликнула Диана.       Она впервые за долгое время настолько оживлённая.       — И с Хэнком, — усмехнулся Гэвин.       Вообще-то, только ради разговора с ним он и встал в такую рань.       Сборы у них заняли совсем мало времени — Диана справилась со своим гардеробом самостоятельно, Риду лишь пришлось недолго повозиться с расчёской и ярко-зеленой резинкой для волос — хвост вышел кривоватый и с кучей торчащих прядок.       Рид нервно смотрел на часы всю дорогу, потому что в участке его ждало очень жирное, очень скользкое и крайне резонансное дело — андроид-наркодиллер не то, что можно скрыть от пронырливых стервятников от журналистики. Но разговор с Хэнком важен не меньше.       Дверь им открыл выглядящий как с иголочки Коннор. Он удивленно перевел взгляд с Гэвина на Диану и обратно.       — Привет! — Диана улыбнулась чуть застенчиво.       — Привет, — Гэвин попытался смотреть Коннору в глаза и не смотреть одновременно — задача невыполнимая, — мне бы с Хэнком перекинуться парой слов.       Коннор принял ещё более удивлённый вид — раньше Гэвин не стремился в разговоры с Хэнком, откуда сейчас такое рвение? Но он всё же пропустил их внутрь дома, провёл за собой через заднюю дверь на небольшой задний двор. Гэвин потрясённо наблюдал за тем, как Хэнк копается в каких-то цветущих кустах; его ужасно аляпистая и безвкусная гавайская рубашка покрылась землёй и зелеными разводами от травы, возле коленей лежали секаторы, небольшие лопаты, грабли. Всё это так не вязалось с тем алкоголиком, который менял рубашки дай бог раз в неделю, которого запомнил Гэвин. Вот что психотерапия животворящая-то с людьми делает, горько усмехнулся про себя Гэвин.       — Хэнк, тут к тебе гости.       Андерсон обернулся в сторону Коннора и удивленно приподнял седые брови.       — Рид, ты какого хрена припёрся? — начал он, но осёкся, когда увидел выглядывающую из-за того Диану.       — Да есть один вопрос. Коннор, думаю, Диане не терпится познакомиться с Сумо, ты же как-то обещал.       — Только не давай ему топтать мои лилии, — пропыхтел Хэнк, — они только начали приживаться.       — Хорошо. Ну что, ты готова к мохнатым и слюнявым объятьям? — улыбнулся Диане Коннор и свистнул.       Огромная мохнатая туша радостно выскочила из-за кустов и побежала им навстречу. Диана почти упала, когда мохнатая морда ткнулась ей в живот, мокро вылизывая руки, но Коннор аккуратно поддержал её за плечи, мягко и тепло засмеявшись. У Гэвина от всего этого внутренности в холодный узел свернулись.       — Ну, чего хотел? — Хэнк сел на прохладные ступени крыльца, глядя неприветливо.       — Я здесь из-за Дианы, — наконец ответил Гэвин и сел рядом.       — Из-за девочки? — кажется, этого Хэнк не ожидал.       — Я дерьмовый отец: не знаю, что с ней делать, о чём говорить, куда водить по выходным. Я понятия не имею, что нужно детям. А ты, вроде как, опыт в этом имеешь, — Гэвин понял, что ступил на хрупкий лёд из воспоминаний о потере и боли утраты.       Взгляд у Хэнка пронзительный, словно в самые тёмные и потаённые уголки души. Гэвину не по себе, но Андерсон был единственным человеком, у которого он мог попросить совет.       — Вот уж чудеса — я впервые в жизни с тобой согласен! Ты действительно то ещё дерьмо. А вот девчонка у тебя, судя по рассказам Коннора, золото. И за что ей такой папаша достался? — Андерсон хмыкнул, но ни злобы, ни раздражения в голосе Гэвин не услышал.       — Если бы не нужно было в участок, я бы, несмотря на время, выпил пива, — вздохнул Гэвин и посмотрел на бегающих по газону Диану, Сумо и Коннора. Андроид подхватил Диану на руки и подбросил так высоко, что у Гэвина на мгновение сердце в пятки ушло, он даже привстал с крыльца, словно готов был броситься к ним, если что-то пойдёт не так.       Но Диана громко и восторженно смеялась. Обнимала Коннора каждый раз, когда он невероятно аккуратно ловил её руками, которые могут гнуть металл и крушить бетон. Сумо радостно носился вокруг них и даже позволил усадить Диану на свою спину. До Гэвина долетал взбудораженный голос дочери, которая с искренним детским интересом тыкала в каждый цветок и куст, и ровный тёплый голос Коннора, который объяснял ей больше, чем когда-нибудь смог бы сам Гэвин.       — Да, но вам ещё сегодня допрашивать вашу электронную красотку. Когда родился Коул, я был так счастлив, как никогда в своей жизни. А ещё напуган до чёртиков. Я боялся, что из меня выйдет отвратительный отец, что я не смогу уделять ему достаточно времени из-за службы, что ему будет со мной скучно, что ему не будут нравится те же вещи, что мне, — взгляд Хэнка сделался рассеянным, он улыбнулся, и Гэвин вдруг вспомнил каким он был тогда, в те далёкие времена.       Рид помнил, что сам он был ещё зелёным сопляком, вечно недовольным патрулями, как рвал жилы, чтобы получить повышение, как доказывал всем и каждому, что будет круче, чем этот ваш огромный увалень Андерсон. Хэнк тогда только посмеивался, да показывал всем желающим (и не желающим) фотографии сына, с бесконечным восторгом рассказывал о том, как Коул впервые засмеялся, встал на ноги, разбил его любимую кружку, плакал всю ночь, когда резались зубы. Да, Гэвин помнил: стоило вернуться из патруля, как в департаменте тебя накрывала волна низкого грудного смеха Андерсона, и все подхватывали этот смех, и он нёсся на тебя лавиной, девятым валом, шквальным ураганом, и день становился чуть менее паршивым.       Гэвин терпеливо ждал.       — Я вроде бы справлялся. Не знаю, каким чудом, но справлялся. Я боялся, когда учил Коула ходить, но всегда успевал подхватить его, когда он падал. Как-то справлялся. Нет никакого секрета, Рид, есть только возможность пытаться сделать всё правильно. Ты ошибаешься, но продолжаешь делать всё, что в твоих силах. Я не знаю, чем тебе помочь. В конце концов тебе придётся справляться с этим самому. Возможно, стоит просто поговорить с ней? Коннор рассказывал, какая она умная. Ну, точно в мать, а не в тебя, — Хэнк засмеялся и хлопнул Гэвина по плечу. От этого прикосновения желудок Гэвина опять сделал кульбит — в который раз за такое короткое утро? — так мог бы подбодрить отец, если бы был жив, тоскливо подумал Гэвин.       — Может, оставить тебе это чудо на сегодня? — полушутя вдруг спросил он.       Эти слова вылетели так быстро и легко, что Гэвин сам удивился. Но еще больше он удивился широкой улыбке Хэнка.       — А почему нет? Сумо будет в восторге. Надеюсь, ты помнишь, когда у вас заканчивается рабочий день? Никаких задержек.       Гэвин почувствовал, как холодный кусок льда в желудке стал меньше.