одиночество.

Год назад У Паши щемит в груди, когда он видит улыбку Арсения. Бегают мурашки по коже, когда Арс случайно задевает плечом. Кружится голова, когда Попов оказывается совсем близко, обнимая в начале дня, и Паша чувствует его теплое дыхание. Паше хочется вдыхать его глубоко, круглосуточно, полной грудью. Уткнуться лицом в футболку с принтом pavelvolyaofficial, обнять за спину и дышать. Дышать. Слышать его смех, чувствовать губы за ухом, поглаживания где-то у поясницы. «Паш, ну пусти, мне переодеться надо», — смеялся бы Попов, а Воля отстранялся, тянул вверх его футболку и игриво отвечал: «Да без проблем, давай помогу». Арс смотрит на него долгим взглядом, кажется, уже третий раз его окликая. — Паша? Ты в порядке? Воля только сейчас приходит в себя. У него пылают огнем стыда уши, но он собирается и напускает на себя безразличие. — Я — да. А у тебя, судя по дыркам на джинсах, снова была бурная ночь! Он ржет и уходит в свою гримерку, пытаясь унять разогнавшееся сердце. Он так свыкся с этой своей дурацкой привычкой язвить тем, в кого безответно и беспросветно влюблен, что уже перестал себя за это ругать. И за влюбленности, и за язвительность. Он ненавидит делать больно. Ненавидит оскорблять и унижать. У него потеют ладони, когда приходится строить из себя подонка. Но, видимо, именно поэтому он выбрал такую роль — максимально не похожего на себя, далекого от реальности человека. Так легко спрятаться за маской того, с кем себя не ассоциируешь. Так легко потеряться за ней, не понимая, кто ты и чего хочешь. По меркам Шеминова съемки проходят замечательно, потому что парни жгут. По меркам Паши — отвратительно. Его обжигает каждый раз, когда Арсений касается Шастуна. Скручивает где-то в груди, когда с Поповым заигрывают гости. Леденеют легкие, когда Арс смотрит на Сережу так ласково, что глаза начинает щипать от ревности. — Ты им задание хоть успел дать, или снова меня обсирали? Арс обижается. Он неоднократно давал понять, что ему не нравятся Пашины шутки и подколы. И Паша уже сотню раз обещал себе — и даже ему — прекратить, не шутить так больше. И каждый раз он не находит в себе сил, чтобы побороть ревность, чтобы не уколоть, не задеть. Ты ведь меня обижаешь своей красотой, своими голубыми как лед глазами, своей дикой нереальностью. Почему я не могу? Ему кажется, что все это просто шутки. Что нельзя всерьез обижаться на них. В конце концов, в Камеди они стебут друг друга намного жестче, и никто не воспринимает это как личное оскорбление. Но Арс воспринимает. Он нежный. Он хрупкий. Он ранимый. Какой-то хрустальный. И от этого сводит в горле, от этого Паша сходит с ума. Он возбуждается, когда Арсений сочиняет под Маяковского. Кладет ногу на ногу, когда Попов шутит так, что никто не в зале не понимает, потому что шутка слишком умная, а люди — слишком тупые. У него перехватывает дыхание каждый раз, когда он вспоминает голодный взгляд Арсения на него в той самой вечеринке, где играл Паша. У него в груди горит, когда они встречаются взглядами во время импровизаций других ребят, и ему кажется, что это подарок небес, что Арс каждый раз отвечает на этот взгляд, ищет его, когда ему смешно. Воля старается не думать о том, что это по каким-то психологическим правилам означает, будто Паша Арсу нравится. Это было бы слишком хорошо. Так не бывает. Паша проходит мимо гримерки ребят и притормаживает, слыша свое имя. — Да ничего такого Паша не имел в виду, задолбал, — недовольно говорит Шастун. У Воли сердце пропускает удар. — Ты че, Арс у нас королева. На него все должны дрочить, а тут кто-то позволил себе этого не делать! — отвечает Антону Матвиенко. Паша выпускает смешок. Знал бы ты, Арсений. Попов выходит из гримерки и в прямом смысле натыкается на Пашу. Тот судорожно думает, как оправдаться, когда Арсений его спрашивает: — Ты чего тут? Подслушивал? — и улыбается своей неземной улыбкой. — Как все должны на тебя дрочить? Конечно, — усмехается Воля. Лучшая шутка — это правда, сказанная с иронией. — Извини, что не вхожу в этот пантеон. — Конечно, не входишь, — еще шире улыбается Арс. — В пантеон входят только боги, — горделиво проводит по волосам и подмигивает мужчине. А потом просто идет по своим делам. Как ни в чем не бывало. У Паши снова сводит в горле, и он окрикивает Попова. Тот поворачивается. — Арс... я... — «не хотел тебя обидеть», мать твою, ну выговори ты уже эти простые слова, думает Паша. — Я... не хотел. Не хочу. Чтобы ты обижался. Это просто шутки. Получается отрывисто и глупо, потому что дыхание сбивается. Потому что Паша не умеет серьезно говорить, глядя в глаза, в которых хочется захлебнуться бирюзовыми волнами. Арсений смотрит так серьезно и даже будто бы зло, что хочется убежать, провалиться сквозь землю и больше никогда с ним не говорить. А потом Паша чувствует его теплую ладонь на своих пальцах и сглатывает. Опускает взгляд и не понимает, когда успел протянуть руку для рукопожатия. Притянуть бы, уткнуться в шею и глубоко вдохнуть. — Не подвисай, — улыбается Арс и уходит, а Паша все-таки делает глубокий вдох. Сегодня ему снится кошмар. Вообще-то, романтики это называют хорошими снами, но у Паши саднит в груди каждый раз, когда он просыпается. В таких кошмарах он случайно признается Арсу в своей влюбленности. Случайно сталкивается с ним губами. Неслучайно засовывает руки под куртку, вдыхая полной грудью морозный воздух, который Арс принес с улицы. Улыбается, целует в шею и тает в его руках, пока Попов шепчет что-то теплое в скулу. Иногда в таких снах они творят непотребства прямо на Пашиной тумбе в съемочном павильоне, и плевать, что в реальности она от такого тут же сломалась бы. Еще в одном сне они делали это в «красной комнате», а Стас подкидывал им позы вместо жанров. Сегодня ему снилось, как Арс сам признается ему в любви. Долго, романтично и глядя прямо в глаза своими льдинками. Ласково улыбаясь, держа за руку. Так, как он иногда говорит с Матвиенко. Паша идет на кухню, разжимает кулаки, потому что ладоням уже больно от ногтей, и падает на стул. Пялится в одну точку, тяжело вздыхает и в тысячный раз уверяет себя, что Арсений Попов ему не нужен. Что это блажь, которой не стоит поддаваться. А потом берет телефон и заходит в инстаграм. Он даже не подписан на Попова, потому что ему кажется, что это станет признанием. А на остальных без Арса подписаться нельзя — Попов обидится, решив, что Паша посчитал его недостойным. «Не спится?» — пишет Паша совершенно глупое сообщение, видя, что Арсений онлайн и боясь упустить возможность. «Как и тебе», — отвечает Арс почти сразу же, и у Паши сердце стучит быстрее. Как тяжело соображать после таких снов, когда кровь отливает от мозга. «Не выспишься и будешь тупить завтра, принцесса». «Не волнуйтесь, высплюсь, мой принц)». Воля едва не выронил телефон из рук и глупо заулыбался. Надо как-то развить эту тему, но мозг не работает, там свистит ветер. «Если ты будешь звать меня принцем в ответ на принцессу, мне придется все время тебя так называть». Кажется, что это глупо и палевно звучит, но Паша совсем не соображает и просто отправляет. «Я не против)». Воля пялится в сообщение и щипает себя, думая, что еще не проснулся. Но это не сон. Сдуру чуть не написал «Я влюблен в тебя». Потом отложил телефон, выпил воды и ушел спать. На следующий съемочный день Паша злится. Потому что Арсений не обращает на него никакого внимания. Совершенно никакого. Наскоро кивает при встрече. Не смотрит на него, когда смеется. Не обижается на оскорбительные шутки. Паша в панике и недоумении. Проверяет переписку, не отправил ли спросонья чего лишнего. Вглядывается в Попова, пытается поймать взгляд и ничего в нем не видит. Сжимает кулаки, когда видит, как Попов милуется с Матвиенко. Надо что-то сделать. В перерыве он проходит мимо, шлепает его по заднице и отпускает привычную шутку на тему его штанов. Удивляется, как не теряет дар речи после такого, и снова рассматривает импровизатора. Которому внезапно стало абсолютно плевать на него. Паше хотелось бы, чтобы это его обрадовало, но ему становится страшно. Он словно теряет какую-то опору, константу. Как если бы небо перестало быть бирюзовым и навсегда превратилось в серое. Под конец второго съемочного дня шутки становятся злее, напряжение растет, но ничего не меняется. Попов вообще перестает реагировать. Паша едет домой, сжимая челюсть и не понимая, что происходит. Приезжает, укладывает детей и заходит в инстаграм. «Сергунь, чайник вскипел», — кричит Арсений в трансляции Матвиенко, и Паша до крови прикусывает губу изнутри. «Совет да любовь, голубки», — цедит он себе под нос и откидывает телефон подальше от себя. Смиряется. Закрывает глаза и пытается стереть улыбку Арса с радужки. Арсу плевать. У Арса есть Сережа. ---- Арсений любит Сережу. Он готов проводить с ним дни, ночи, рассветы и закаты. Едет к нему посреди ночи, когда узнает, что Сережа в Питере, даже если сам ночным рейсом вернулся из Испании и еще не спал. Носит ему кофе и выступает подушкой на всех их гастролях. Рассматривает ночами, когда Сережа спит и не видит. А иногда и днем, когда видит. Потому что не может оторваться. Но Сережа не гей. Сережа позволяет себя ласкать после трех бокалов виски. Сережа ревнует Арса ко всему, что движется. Сережа требует от Арсения быть рядом столько, сколько тот может себе позволить с учетом разных городов. И Арс ведется. Ласкает. Целует. Обнимает. Терпит, когда затекает рука, пока Сережа сладко спит на ней между Орлом и Тамбовом. Оправдывается, когда идет на концерт с Виталиком в Питере, пока Сережа тусуется и дуется в Москве. И часами смотрит в потолок, не понимая, как довел себя до таких неадекватных отношений. — Смотри, как тебе? — Матвиенко показывает Попову очередную смазливую девочку в Тиндере. — Симпатичная. Но сиськи маленькие, — хмыкает он. — Ну я ж к твоим привык, — ржет Матвиенко и думает, что это смешная шутка. — Пойду чай сделаю. Будешь? — Арс встает с дивана. — Ага, — бросает Сережа и продолжает листать девушек. Телефон жужжит уведомлением, Арс проверяет и видит, что Воля выложил новый пост. Вздыхает и уголком губ улыбается, видя, что у Воли снова сольный концерт. Арс уважает Пашу. Он им восхищается и немного завидует. Всегда, в общем-то, восхищался, считал птицей высокого полета. И когда узнал, что именно он станет ведущим Импровизации, сердце пропустило удар. Не поверил, что так бывает, что он его увидит, руку ему пожмет, будет обращаться на «ты». А потом не поверил, когда заметил расширенные зрачки, сбивчивую речь и влюбленный взгляд на себе во время съемок. Он не знал, как реагировать. Хотя Паша и не намекал на взаимность, он ведь даже не признавался ни в чем. Подкалывал, пялился в перерывах, подвисал, глядя на Попова, искал поводы прикоснуться, но не признавался. И не признается, если уж быть откровенным. Поэтому Арсений решил не реагировать. Посмеиваться на шутки, улыбаться при встрече и никому не говорить, что от Пашиных прикосновений по телу идет ток. Что сам факт этой Пашиной влюбленности ему так льстит, что перехватывает дыхание. Что он бы с удовольствием ответил взаимностью, если бы не тысяча причин, почему этого делать нельзя. В одном из перерывов они сидели вместе на диванчике, куда Паша приходил крайне редко, и слушали спор Шастуна с Матвиенко про какую-то видеоигру. Был длинный перерыв перед установкой декораций для шокеров, и Воля, измотанный тремя съемками, опустил голову Арсу на плечо и прикрыл глаза. Попов просунул руку между ним и диваном и приобнял, чтобы ведущему было удобнее. Тот открыл глаза, приподнял голову и посмотрел на Попова со странной смесью благодарности и тоски. Потом снова улегся на плечо, скрестил руки на груди и почти не шевелился больше, кажется, даже дыша через раз. А Арсу было хорошо. В груди горело, на губах играла улыбка и почему-то хотелось, чтобы перерыв совсем не заканчивался. А потом он ощутил, как Пашины пальцы нашли руку Арса на спине и соприкоснулись с его пальцами. Это было так странно и так... невинно, словно Паша сделал это случайно, и следующие двадцать минут они сидели почти неподвижно, боясь потерять это хрупкое касание. А потом Арсений рассказывает Сереже про свои догадки. Показывает их переписку в инстаграме, где назвал Пашу своим принцем. Думает, что Матвиенко усмехнется, похлопает друга по плечу и пожелает удачи, но совершенно не ожидает, что Сережа взорвется. Схватит его телефон, кинет в другую часть квартиры и разорется, что Арсений «задолбал со своими пидорасами». Оттолкнет от себя, когда Попов попытается успокоить, и отправит «трахаться с Волей». Заберет подушку и одеяло и скажет, что лучше будет спать на полу, чем рядом с Арсением. И Арс ничего не понимает. Ему больно, обидно и холодно. Он не любит, когда Сережа злится. Он бы душу продал за то, чтобы Сережа никогда на него не злился. Поэтому он за что-то извиняется, говорит, что это все шутка, и решает больше никогда не думать о Паше и какой бы то ни было взаимности. У Арса есть Сережа. Есть?