одиночество.

И снова год назад Паша постукивает ручкой по столу и листает сообщения в айфоне. Вообще-то, в них нет ничего важного, но он почему-то волнуется перед приходом трио «Смирнов, Иванов, Соболев». Глупо и бессмысленно: Соболев с Арсением знакомы уже много лет, и никакого треугольника нет и в помине, но у Паши почему-то именно такое ощущение. Он слышит шум в коридоре и чувствует учащение пульса. От радости. С Соболем они видятся раз в месяц на съемках Камеди, и ему кажется, что этого ничтожно мало. Он так привык к Илье, что уже не может себе представить жизнь без. Без глаз цвета горького шоколада с похотливой искрой во взгляде, без скабрезных шуток, от которых даже Воле неловко, и без запаха цитрусового бриза под боком в перерывах. И без очень редкого, но чертовски горячего секса в гримерках. Паша бы шутил, что это лучшая в мире дружба с бывшим, если бы не… много причин, на самом деле. Одну зовут Наташа, другую — Ляся, а еще по две маленькие причины у каждого дома. И еще примерно 146 миллионов причин, которые не простят такого безбожного каминаута двум образцовым семьянинам. Он обнимается с Ильей, Смирнягой и Бандерасом и расспрашивает, как добрались и чего ожидают от шоу. Потом Леша и Антон уходят, а Соболь остается, прикрывает за ними дверь и похотливо ухмыляется. — Ну и кого из них четверых ты трахаешь? Илья вальяжно подходит к Паше, толкает на диван и садится на бедра сверху. И это впервые в жизни кажется чем-то неправильным. — Илюх, вот максимально не время сейчас… — Да ладно, — усмехается Соболев и опускается губами к его шее, проводит языком и прикусывает, и у Паши бегут мурашки по коже. — Ты даже дверь не закрыл, придурок, — Паша чувствует его руку на груди, потом животе, а через секунду выгибается вверх. Такой мелкий и несерьезный, но как легко заставляет Волю плавиться под ним. Паша прикрывает глаза, слабо придерживает руками бедра Соболева и лениво принимает ласки: язык на ключицах, поглаживающая ладонь на ширинке, теплое прерывистое дыхание на щеке… — Ну так кого? Матвиенко? — продолжает Илья, усиливая нажим внизу. — Прек… — Или эту длинную шпалу? — перебивает Соболь, останавливаясь и смотря Паше в глаза. Воля усмехается. — Не, ты не любишь таких. — Соболев делает вид, что серьезно размышляет над этим вопросом. Паша подыгрывает: заинтересованно ждет вердикта и приподнимает брови, едва сдерживая усмешку. — Не-е-е-т, — как змей-искуситель, тянет Илья ему на ухо. — Ты любишь брюнетов. Самоуверенных. Которые сами на себя дрочат. Которым палец в рот не клади… — Соболь, заткнись, — зная, что за этим последует, предупреждает Паша. —…то ли дело член, — ржет Илья и сильнее сжимает внизу, уже забравшись под белье. — Соболь, блядь… — не зная, то ли смеяться, то ли злиться, выдыхает Воля и подается на его руку. Останавливать это он не в силах: слишком хочется продолжения, слишком редко им удается оказаться наедине без лишних глаз и ушей. Вот только… — Па… ой, — Арс стоит в дверях с раскрытым ртом и явно не знает, как себя вести. Паше хочется провалиться сквозь землю, а Соболев просто ржет, уткнувшись ему в шею. — Сорри, мужики, я ничего не видел, — Попов поднимает руки, словно сдаваясь, а Соболь не может не использовать момент. — О-о-о, давно не виделись, вот это встреча! — вставая и протягивая Попову ту же руку, которой только что дрочил Воле, восклицает Соболев и едва сдерживает смех. Арс смотрит на руку, на Пашу, отвернувшегося к стене, и хмыкает. — Неожиданная, — усмехается он. Прокашливается и как ни в чем не бывало возвещает: — А я, кстати, тебя искал. Переодеваться зовут. Ну, вы можете закон… — Соболь, вали, — глухо и совсем не весело усмехается Паша, все еще глядя куда-то в стену и, кажется, обоим боясь смотреть в глаза. Илья обходит Попова все с той же ухмылкой, с которой вошел в эту гримерку, и уходит. — Арс, — через несколько секунд молчания зовет Воля. Попов слышит в его голосе напряжение и тут же откликается: — Никому не скажу. Не беспокойся. Но дверку в следующий раз закрывайте… Паша набирает в легкие воздух, собираясь что-то сказать, но передумывает. — Хорошо, — с тем же напряжением кидает он. Арс пару секунд медлит и делает шаг вперед. — Все в порядке. Правда. — А почему должно быть не в порядке? — холодно спрашивает Паша, уткнувшись взглядом в стул. — Не знаю. Он мнется на месте и, кажется, хочет сказать что-то еще. — По поводу принца… Паша тут же поднимает взгляд на него. — Рад, что у тебя есть свой, — улыбается Арсений, подмигивает и уходит. Паша сползает по дивану вниз и не знает, как дальше жить. *** —…и он увидел меня с Соболевым, — заканчивает Паша и залпом допивает бокал виски. Лазарев сочувственно хлопает его по плечу и вздыхает. — Мда, Паш… у тебя гей-драмы похлеще моих, а я ведь выступаю в гей-клубах, — смеется он, надеясь разрядить обстановку. Воля грустным пьяным взглядом смотрит в ответ и качает головой. — Мне это все надо заканчивать, — в сотый раз за их встречи говорит Воля. — У меня семья… Ляся… дети… я же их так люблю! Лазарев видит, что Воля бухой в стельку, и поглаживает его по спине. — Так, давай-ка я тебя уложу на диван, отоспишься и поедешь домой. Негоже тебе в таком состоянии дома появляться… — Но я ведь и этих дебилов люблю! — упираясь, заплетающимся языком восклицает Паша. — Сережа… Ты бы знал… — Я знаю, Пашуль, я знаю, — таща его в зал на диван, устало соглашается Лазарев. Каждый раз одно и то же: алкоголь, слезы по семье и страдания по Арсению с Соболевым. Сережа подозревает, что кто-то в этом гареме точно лишний, но Паша не признается. А Сережа, кажется, знает, но вслух не говорит. — Сереж… у него же есть Матвиенко… а я? А мне что делать? — Любить жену и трахать раз в полгода Соболева? — зная, что Паша не вспомнит, не выдерживает Лазарев. — Эта схема тебя устраивала раньше. — Соболев меня не любит, — отмахивается Воля, не замечая сарказма в Сережиных словах. — Я его игрушка, способ задержаться на ТНТ… А я слишком привык к нему… Может, я этот… бдс… бэдээс-сэм-с-щик? — Лазарев недоверчиво прищуривается. — Ну типа это… мазохист, вот. — Паша вздыхает. — Люблю, когда он издевается. И использует… Это заводит… Лазарев смотрит на Пашу, поджав губы. Ему бы к хорошему психологу на пару лет. Этот клубок в обнимку с Джеком Дэниелсом точно не распутать. — Но он ведь такой хороший… — снова подает голос Воля. — Кто? — Илюша, — отворачиваясь к спинке дивана, уже тише говорит Паша. — Веселый такой, непосредственный. Настоящий, не то что я… и всегда делает, что хочет. Я так не умею… — Ага, настоящий. Поэтому женился и спит с мужиками-продюсерами ради эфиров, — недовольно фыркает Сережа. — А Арсений тебе зачем? — Арс… он такой… Сереж… он нереальный… Глаза эти его… Улыбка… Я бы душу продал… Лазарев проводит ладонью по лицу, качая головой. — Такой нежный и добрый… — Откуда ты знаешь-то? — Он так на Матвиенко своего смотрит. Нежно, ласково… На меня так никто никогда не смотрел. Если бы он хоть раз… просто обнял… А я бы обнял в ответ. И не отпускал… Я бы все отдал… хоть на минуточку побыть на месте Сережи… Лазарев делает глубокий вдох, накрывает уже почти заснувшего Волю пледом и выключает свет. Психолог бы точно не помешал. Им всем. *** Арсений не может уснуть и смотрит в потолок. Перед глазами одна и та же картина — Паша, Илья и этот странный разговор после. Попов не понимает, что чувствует. Еще недавно он заигрывал с Волей и думал, что между ними что-то есть, но оказалось, что он ошибся. И это… радует? Честно говоря, он сразу почувствовал облегчение. Сережа как-то упоминал, что у Воли с Ильей был роман в Убойке, но Арс не думал, что он мог продолжаться до сих пор. У обоих жены, дети… («София Воля и София Соболева», — тут же всплыли имена их дочек в голове). Но это ведь хорошо? Сережа не будет беситься. Паша, наверное, больше не будет подкалывать. Все вернулось на круги своя, никакой неловкости, недоговоренности и неясных чувств. Арс вздохнул, чувствуя, что что-то упустил, подвинулся к Матвиенко и положил руку ему на талию. Во сне тот никогда ничего не замечает, и Арсений пользуется этим, чтобы хоть иногда быть ближе. Придвинулся вплотную, уткнулся носом в затылок и закрыл глаза, надеясь выспаться перед утренним поездом в Питер.