1:32
Кейтлин молча обследует его повреждения. Процесс восстановления затягивается на пару дней: всё не так печально, как когда Зум сломал ему позвоночник, но для его друзей, для Джо и Тоуна наблюдать его таким — впервые. Они все подавлены: Джо беспокоится о его состоянии, навещая его по вечерам и прикрывая перед Сингхом. Барри не знает, что тот сказал Айрис, но она так и не появляется в С.Т.А.Р. Лабс, отвлекая его от печальных мыслей о Ронни и профессоре Штайне вечерними разговорами по телефону. Если бы он не побежал в прошлое, думает Барри, Айрис бы сидела возле него и утешала бы его одним своим присутствием. Если бы он не побежал в прошлое, Кейтлин не походила бы на призрака самой себя. Барри не может поверить в то, что смерть Ронни и профессора Штайна случилась лишь потому, что он решил выпустить Хартли сам вместо Циско; что он решил не встречаться с Линдой. Он не понимал логики этих событий, а больше он ничего и не менял. Барри думает над тем, смог ли бы он вновь переместиться по времени и всё исправить, когда не знал, что именно послужило тем, почему Циско и Тоун не успели сделать квантовый разделитель. Но, возможно, думает Барри, он мог бы переместиться ещё раньше, до столкновения Огненного Шторма с Флэшем. Именно его скорость повредила его матрицу, сделала нестабильной. Если бы он просто не боролся с Ронни и Штайном… пострадала бы Кейтлин. И Тоун, но на него Барри было всё равно. Аллен был бы даже счастлив, если бы того зацепило пламенем, но тот наверняка бы убил Огненного Шторма на месте, чтобы выжить самому. Барри сжимает ладонь в кулак от отчаяния и едва не вскрикивает от того, как по-прежнему больно было касаться чего-либо. Кожа на его руках ещё не восстановилась до конца. Тот факт, что Кейтлин по-прежнему меняет ему повязки, говорит ему, что он не виноват и ему не следовало бы срываться так, чтобы спасти заведомо обречённых на смерть — заставляет его поджимать губы и бессмысленно глядеть в потолок. Потому что это его вина, думает Аллен, что у Кейтлин не будет еще по крайней мере нескольких месяцев, проведенных с Ронни порознь, но осознаваемых так, словно у них было будущее вместе. У Кейтлин теперь не будет свадьбы, которую проведёт профессор Штайн. Циско не сможет с счастливой улыбкой подносить им кольца, а Айрис не станет подругой невесты, словившей букет и с умиротворенной улыбкой оглянувшейся на Эдди. «Я не хотела, чтобы он был героем. Я хотела, чтобы он был моим мужем». Барри чувствует, как на глазах вновь выступают слёзы. Сейчас он был бы даже не против отправить Тоуна домой в обмен на то, чтобы тот помог ему всё исправить, и единственное, что его останавливает, — осознание, что Тоун лишь воспользуется его доверием и наверняка сделает всё куда хуже. Мысль обвинить в случившемся Тоуна велика и соблазнительна — почему тот не смог спасти Огненного Шторма в этом времени? Почему вообще заговорил о том, что это была его ошибка? Второй раз просил прощения за взрыв ускорителя, точно это не было именно тем, чего Тоун и добивался? Впрочем, в прошлый раз тому удалось разделить Штайна и Ронни. Возможно, думает Аллен, ему стоит принять тот факт, что Тоун не может быть ответственен за каждое событие в его жизни и в жизни команды. Винить остаётся лишь себя. — Мы должны сделать что-то с телами, — безэмоционально говорит Барри Циско и Тоуну, не отрывая своего взгляда от потолка. Он не видит, но по тому, как Циско тут же перестаёт что-то печатать, замирая на месте, понимает, что ему не следовало говорить этого вслух. Слишком рано. Для Циско смерть близкого друга — то, что он переживает уже дважды, притом гонимый своей виной в том, что случилось. Кажется, думает Барри, они все чувствуют ответственность за смерть Ронни и Штайна не меньше, чем он сам, и его это задевает: они не правы, они не должны винить себя за то, на что не могли повлиять. Барри отрывается от созерцания потолка: Тоун пристально на него смотрит, но постичь значение этого мрачного взгляда, от которого ноют ожоги, Аллен не может. Никто ему не отвечает.4:27
Несколько дней после полного выздоровления проходят крайне медленно, но спокойно. Барри возвращается в участок, и Сингх заваливает его делами за время отсутствия, хотя работа в лаборатории над ними занимает лишь несколько часов, проводимых с использованием скорости. Он выходит патрулировать город чаще обычного, ловя на себе обеспокоенные взгляды Джо и — отчего-то — Тоуна. Будто тому было не всё равно на него помимо его скорости. И Аллен убегает от этих взглядов подальше, хотя и не может не замечать такие детали. Ему нельзя поверить в несуществующую доброту доктора Уэллса, нельзя поверить в его благие намерения, когда он знает правду. Доктор Уэллс — лишь образ человека за ним, жестокого и способного на убийство. И тем не менее, желание поверить в то, что в Тоуне есть что-то хорошее, слишком велико. Он находит Джо в его лаборатории, наблюдающего за интервью их общего знакомого. — …вам не о чем беспокоиться, — вещает Айлинг с экрана, — взрыв является результатом испытаний, проводимых в условиях изоляции от города. Пострадавших нет, и я прошу вас лишь не наводить панику — у нас всё под контролем. Мы стараемся на благо Соединённых Штатов Америки. Джо оборачивается в его сторону, заслышав шаги: — Я оставил тебе три сообщения. — Да-да, — Барри неловко опускает голову, поджимая губы, — я знаю, мне жаль. Я, видимо, забегался. — Всё нормально, я пытался связаться с тобой не из-за взрыва, — Джо оценивающе оглядывает его, а в его глазах беспокойство и сожаление. — Мне нужно тебе кое-что показать. Джо забирает пальто со спинки стула и идёт к выходу, призывая его следовать за ним. Произнесенное следом «Что же?» остаётся без ответа, и, судя по походке Джо, Аллен думает, что это должно быть что-то тяжёлое, что невозможно просто объяснить. Барри вздыхает и идёт следом, садится в машину с Джо, и тот достаточно медленно набирает скорость. Он замечает, как тот отбивает слегка нервный ритм подушечками пальцев по рулю и слишком часто переводит взгляд на зеркало заднего вида, наблюдая за его лицом через него. Где-то спустя десять минут в тревожном молчании Аллен понимает, куда они едут и зачем. Его мысли, видимо, слишком явно отражаются на лице, потому что Джо нарушает тишину: — Как Кейтлин? Барри неровно выдыхает, вновь обращает внимание на дорогу. — Плохо. Она многое пережила за последнюю неделю, ей сейчас нужно время. Джо кивает скорее своим мыслям, чем в ответ, а затем вновь оглядывается на него через зеркало: — А ты? — Я? — он нервно усмехается и дёргает головой в сторону. — Я в порядке. — Правда? Потому что ты сам не свой последнее время, и я вижу, когда с тобой что-то не так. — Ну, я не смог спасти ни Ронни, ни профессора Штайна, — он отворачивается, оглядывая замедляющуюся картинку сменяющих друг друга домов и про себя договаривая: «…на этот раз». — Так что, конечно, это меня задевает. — Барри, это не просто тебя задевает. Ты выглядишь так, будто эти смерти — полностью твоя вина. Но ты не можешь винить себя во всём, что происходит вокруг: всегда есть то, что ты не сможешь контролировать, как бы ты ни хотел обратного. — Я знаю, — он громко выдыхает и горько усмехается. — Забавно, что доктор Уэллс сказал мне то же самое, почти слово в слово. Раздумывая над этой схожестью, Барри приходит к неутешительному выводу о том, что от Тоуна эти слова ему хотелось услышать сильнее, чем от кого-либо ещё, хотя внутри всё ещё сопротивлялся их влиянию: он хотел винить себя в произошедшем. — В этом он прав, — задумчиво произносит Джо и завершает разговор, паркуясь возле бывшего дома Алленов. Барри пытается приготовиться к тому, что сейчас ему придётся заново столкнуться с самым ужасным воспоминанием о смерти матери. С тем, что ему вновь удастся увидеть её образ, искажённый страхом на лице. Он не готов к этому — да и никогда не сможет быть готовым, но всё же заходит в дом и пытается взять себя в руки, глубоко дыша, чтобы успокоиться. Когда Джо включает собранный Циско проектор, он не может не зажмуриться; лишь спустя несколько долгих, мучительных секунд он открывает глаза и видит маму. До этого момента ему казалось, будто бы он отпустил эту трагедию, когда попрощался с матерью вместо того, чтобы спасти её; когда решил спасти Циско и отправил Обратного Флэша в будущее, на путь к убийству его матери. Но теперь он всматривается в её лицо и сжимает ладони в кулаки от переполняющей его злости на Тоуна. Барри едва ли слышит голос Джо, который объясняет ему о том, что Циско и он обнаружили следы крови на стене, о том, что она принадлежит Флэшу, и о том, что это должно и может значить. Всё, что имеет значение для него сейчас, — то, что Тоун просто подумал о том, что случится с ним, если ему придётся пережить смерть матери и заключение отца. Джо мягко кладёт ладонь ему на плечо в попытке обеспечить хоть какой-то комфорт и поддержку. — Можно я недолго побуду тут один? — голос Барри предсказуемо ломается, когда он оглядывается на приёмного отца. — Хорошо, Бар, я подожду снаружи. Джо по-отечески хлопает его по плечу и уходит. Несколько минут Барри просто наблюдает за неподвижной картиной, затем садится на колени возле голограммы своей мамы и не удерживается — проводит рукой по воздуху, пытаясь дотронуться до её щеки. — Мне так жаль, мама, — рука проходит сквозь неё, и Барри ссутуливается, опуская голову вниз.5:11
— Путешествие во времени, — смакует на языке Тоун, только что прочитавший результаты анализов крови с места преступления. Барри пытается подавить злость, которая хочет выплеснуться наружу: ударить, растерзать, убить Тоуна за то, что тот сделал с его жизнью. — Вы говорите об этом так, словно это возможно. Это правда? — спрашивает Джо, обращаясь к Тоуну. — Да, это возможно, — отвечает тот, чуть размахивая распечатками в руках точно в подтверждение, — однако, крайне сложно. Необходимо создание подходящих для этого условий и, предполагая, что они созданы, нужно учитывать и то, что пока никто не догадался о сущности перемещений сквозь время и пространство. Применяется ли в них принцип самосогласованности Новикова? — Это что ещё? — перебивает Джо. — Изменяя событие в прошлом, путешественник становится причиной его возникновения. — Как во втором «Терминаторе», — приходит на помощь Циско. — Или же при изменении события прошлого создаётся альтернативная временная линия? — продолжает Тоун. — «Назад в будущее». — Док Браун! — театрально восклицает Тоун. — Потрясающая картина. Барри пристально следит за ним, и тот, кажется, намеренно избегает его взгляда, фокусируя внимание на распечатках в своих руках. То, с какой небрежностью тот говорил об этой теме, заставляло злиться. Тоуна хотелось убить; хотелось заставить того страдать так, как страдал он. — Так… что на самом деле стоит за путешествиями во времени? — спрашивает Джо. — Если ты спрашиваешь, дам ли я тебе рабочую теорию о путешествии во времени, то, боюсь, не сделаю этого, Джо, — отвечает Тоун, и Барри чувствует, как ярость заполняет его сознание. Тот просто не хотел давать ему преимуществ, объясняя, как работает время. В его будущем Тоун лишь дал ему инструкцию — и Барри как тогда, так и сейчас платил за то, что не следовал ей, ценой жизней других людей. — Человек в Жёлтом сам из будущего, — зло проговаривает Аллен, иррационально желая, чтобы Тоун обратил на него внимание; чтобы тот перестал делать референсы к фильмам вместе с Циско, когда они обсуждают ночь убийства его матери. Это было глупо, знает Барри, но не может перестать злиться. Тоун наконец поднимает на него удивлённый, но больше растерянный взгляд и пока не торопится отвечать. Барри в принципе безразлично содержание ответа: он уже решил, что не станет спасать маму, потому что другие слова Тоуна, произнесенные после того, как он перенёсся во времени впервые, теперь — после смерти Ронни — обрели для него новый смысл: «Сколько людей могут умереть, если твоя мама выживет?» — С чего ты так думаешь, Барри? — заинтересованно спрашивает Джо, украдкой поглядывая в сторону Тоуна. — Я имею ввиду, что… это бы объяснило многое. — Ну конечно! — воскликает Циско. — Смотри, Джо, металюдей не могло существовать до взрыва ускорителя частиц… Аллен вглядывается в лицо напротив, пытаясь вычленить причину того, почему Тоун ведёт себя по-другому, и с пониманием приходит оцепенение: тот выглядит так, словно о чем-то жалеет. На несколько десятков секунд Барри забывает дышать. Ему не хотелось думать, что Тоун действительно жалел о том, что убил его маму. В последний настоящий диалог, что у них был, тот нисколько не раскаивался в своих действиях, лишь отмечая их как ошибку, что стоила ему скорости. Не хотелось думать о том, что Тоун говорил правду, что действовал, исключительно отталкиваясь от того, что Флэш в любом случае вернёт всё на круги своя. Потому что это подразумевало, что тот не пытался забраться ему под кожу, чтобы попасть домой, когда говорил о том, что понимает, что чувствовали Джо и Генри, когда смотрели на него. Потому что теперь, когда он обречён нести на себе груз смерти Ронни и профессора Штайна, он мог понять и поверить в эти слова.3:43
Они встречаются на набережной, где с одной стороны полно рабочих, что разгружают у порта какие-то поставки, а с другой, ближе к облагороженной части выхода к морю, полно семей, наслаждающихся выходными. Барри вспоминает последний раз, когда был здесь, чтобы остановить Марка Мардона, и его наполняют смешанные эмоции. Место встречи, впрочем, выбирал не он. — Гм, — протягивает Аллен вместо приветствия, замечая, что из-под рукавов толстовки Хартли виднеется сероватый металл, подсвечиваемый зеленоватыми светодиодами. Ратауэй ему не доверял, и Барри думает, что в обычной ситуации и сам бы проявлял недоверие, но теперь Хартли был единственным человеком, с которым он мог быть честным. Было что-то странное в том, чтобы разговаривать с экс-преступником (да и бывшим ли?), что напоминало об инциденте со Снартом, но ощущение спокойствия, которое он испытал, когда выложил Дудочнику всё, что знал о Тоуне, в прошлый раз, когда тот решил за него уравнение скорости, хотелось повторить. — Ты опоздал на тринадцать минут, Флэш, — с претензии начинает Ратауэй, выглядя раздраженным. Должно быть, тот все тринадцать минут ожидал какого-то подвоха — или же он просто не смог смириться с тем, что ему пришлось столько ожидать самого быстрого человека на Земле. Барри лишь вздыхает вместо ответа и ведёт плечом: к жалобам окружающих на его опоздания он привык (и хотя он пытался избавиться от своей пагубной привычки, что-то всегда вставало на его пути). — Зачем ты хотел встретиться? Ратауэй разворачивается к нему полубоком и взглядом предлагает следовать за ним. Аллен засовывает руки в карманы пальто и равняется Хартли, подстраиваясь под его неторопливые, уверенные шаги. И всё же что-то в облике Хартли и его поведении выдаёт его мнительность и неуверенность, думает Барри. — Ронни погиб, — сообщает он, — вместе с профессором Штайном. Хартли останавливается. — Я не знаю, в каких отношениях вы были, когда работали вместе, но подумал, что ты заслуживаешь знать. Ты помог нам понять, что с ним произошло… — Мы не были друзьями, Флэш, — прерывает его Хартли, выплёвывая слово «друзья» так, будто это было чем-то позорным. Барри молчит, не зная, что сказать. Хартли помог им спасти и Ронни, и Штайна, пусть и из эгоистичных побуждений, а реагировал на новости об их смерти так, словно его это не волновало. — Тот взрыв?.. — Да, — Барри поджимает губы. — Это случилось из-за меня. Хартли прищуривается на мгновение и произносит: — Штайн и Реймонд были живы в твоём будущем. — Да. Мне нужна твоя помощь, — просит Барри. — Пожалуйста. Я не знаю, почему это произошло. Я не знаю, что я сделал не так, потому что я изменил лишь две вещи, которые совершенно не имели отношения к Огненному Шторму, но случилось это! — он повышает голос, махая в сторону ладонью, потому что наконец может признать перед кем-то свою вину, а не слышать то, что «он не виноват». — Я должен понять, как мне избежать того, чтобы кто-то ещё пострадал, погиб из-за моих ошибок. И возможно, думает Барри, тогда он смог бы и спасти Ронни вместе с профессором, вновь отправившись обратно во времени. И Аллен, даже не дождавшись ответа Хартли, вываливает на него всю информацию о том, как он — не Циско — выпустил того на свободу; как он встретил бывшую девушку не в том месте, как решил не начинать вновь с ней отношения, как оказался в том грузовике раньше положенного. Как Тоун с Циско в итоге не смогли создать квантовый разделитель вовремя. — Это он убил их. И Барри не может признаться себе в том, насколько ему нравится то, что произносит Хартли. А потому возражает: — Тоун не мог убить их, мы все наблюдали за тем, как он работает. У него не было причины убивать Огненного Шторма. Он спас всех в прошлый раз, что же тогда изменилось? Только я… Смешок Хартли выбивает его из колеи. Барри хмурится, внезапно испытывая желание ударить Хартли. Он постоянно забывал, что тот был, как выражался Циско, придурком, и так же постоянно удивлялся грубым комментариям и насмешкам. — Ты и в самом деле этого не видишь? — Не вижу что? — грубо выдыхает Барри. — Тоун знает, что ты из будущего. И именно поэтому он убил их. Барри чувствует, как земля уходит из-под его ног. — Нет… Он бы убил меня, как только понял бы… — он тяжело вздыхает. — Зачем ему убивать Ронни и Штайна из-за меня? Если бы он стал кого-то убивать, то для шантажа, а не подстраивая все это как несчастный случай! — Он мог убить их по незнанию. Просто из-за того, как ты реагировал в тот день на возможность смерти Огненного Шторма и ядерного взрыва. Он знает, что ты здесь делаешь, Аллен. Он знает, потому что он может наблюдать, а ты иррационален и даже глуп. Ты должен убить его, прежде чем он решится действовать сам. С каждым днём, что ты здесь находишься, ты лишь даёшь ему преимущество, потому что он может ударить тебя внезапно. Ты — нет. Барри закрывает глаза: мог ли Тоун действительно знать о том, что он из будущего? Да. Мог ли Тоун перестать волноваться о ядерном взрыве в тот день, просто потому что уверился от него в том, что они успеют всех спасти? Смерть Ронни и Мартина Штайна по-прежнему лежала на его плечах. — Ты не сможешь спасти их, Флэш. Даже если ты вновь вернёшься во времени, ты не сможешь. — Как… — У тебя это на лице написано. Тебе нужно убить Уэллса. Или я сделаю это за тебя. — Я не хочу его убивать! — слегка громко и слишком быстро реагирует Барри на предположение Ратауэя, будто пытаясь изгнать из себя тот процент ярости, что на самом деле заставляет его раздумывать о такой возможности. — Тогда это сделаю я. — Нет, — отвечает Барри уже спокойнее. — Мне нужна твоя помощь посадить его в тюрьму. — Если бы я хотел, чтобы он оказался за решёткой, я бы нашёл способ это сделать с помощью моих показаний в гражданском суде. Если ты не сделаешь это, то сделаю я. Барри вздыхает. Насколько Тоун заслуживал смерти, никто из них не имел права лишать того жизни. Он прибыл в это время, чтобы спасти жизни будущего от Зума. Что могло случиться, если бы он переписал историю? — Он убил твою мать и разрушил твою жизнь, а ты отказываешься действовать. Если бы ты действительно был против его смерти, то не стал бы меня освобождать, Флэш. Барри мотает головой, поджав губы. Хартли был прав, но одновременно и не был. — Ты не имеешь представления о том, как я хочу его убить. Своими руками. Но его смерть не принесёт тебе удовлетворения, — отвечает Барри тихо. — Я знаю. Я это уже пережил. — Ты мог жалеть о том, что тот погиб в твоем будущем, Флэш. Но теперь ты будешь жалеть, что не воспользовался шансом, когда было нужно.10:00
Возле дома Уэллса слишком тихо и спокойно, и Барри наблюдает за тем, как облака постепенно то открывают, то закрывают ярко мерцающую на серовато-черном небе луну. Его кисти уже успели замёрзнуть за те полчаса, пока он терзает себя сомнениями. Барри достаёт из кармана телефон и несколько секунд смотрит на время, решая: сейчас или никогда. Он глубоко вздыхает, пытаясь чуть оттянуть момент, а затем всё-таки делает первый шаг вперёд. Расстояние до двери ощущается короче, чем кажется издалека, и Аллен нерешительно водит указательным пальцем возле звонка. Барри закрывает глаза и нажимает, быстро отдергивая руку назад, словно в испуге от того, что он сейчас наделал. Тоун слишком долго добирается до двери: Барри уже четыре раза решает убежать отсюда как можно дальше, — а затем дверь всё-таки открывается, и Аллен тут же начинает жалеть о своём решении. — Барри? — Можно? — произносит он, чуть перебивая Уэллса, и проходит внутрь, когда тот чуть отъезжает с пути и жестом руки позволяет пройти дальше. Напряжённое молчание длится несколько секунд, Тоун хмурится и вновь зовёт его по имени. — Я знаю, кто вы такой на самом деле, — быстро произносит Барри, не оставляя места сомнениям, и спустя паузу добавляет, но куда тяжелее: — и то, что это вы убили мою маму. Уэллс перекладывает руки на поручни своего кресла, будто готовясь встать в любой момент. Барри думает, что тот собирается напасть на него. — Я просто хочу поговорить с тобой, Тоун. — Очень хорошо, мистер Аллен, — произносит Тоун; на его лице почему-то появляется улыбка, и Барри хмурится в ответ. — Я слушаю. — Как долго ты знал о том, что я из будущего? — С самого начала. Ты же не думаешь, что у тебя бы получилось обмануть меня, верно? — улыбка на лице Тоуна становится шире. Барри жмурится и ладонями закрывает на несколько секунд лицо, напряжённо думая о том, почему Обратный Флэш не начал действовать сразу же, как только вычислил, откуда он. Сколько возможностей у того было! Когда Барри опускает руки, Тоун оказывается рядом с ним — на ногах, оставив инвалидное кресло, — и Аллен делает несколько шагов назад, упираясь голенью во что-то твёрдое сразу же за ним. Он пытается удержать равновесие, а Уэллс поднимает ладони вверх, таким успокаивающим жестом показывая, будто не собирается ему вредить, будто он безобиден, хотя это находится далеко от правды. — Я тебе нужен, — шепчет Барри скорее, чтобы убедить себя в том, что ему не нужно ожидать сейчас того, что Тоун занесёт вибрирующую руку в его сторону. — Верно, — отвечает Уэллс мягко и медленно опускает руки. — А ты начал искать способы меня убить. Аллен обеспокоенно смотрит на Тоуна: — Я никогда не хотел твоей смерти, — говорит Барри, немного кривя душой, потому что эта мысль на самом деле часто преследовала его своей простотой, и Тоун приподнимает одну бровь. — Точнее, не планировал. — Тогда что же ты искал в моей банковской ячейке, Флэш? Барри заводит руки за спину, нащупывая в кармане прихваченные с собой в качестве запасного плана наручники для мета, которые дают ему некоторую толику уверенности. Тоун хмыкает и поворачивается к нему спиной, слегка задевая пальцами спинку своего кресла, а затем останавливается возле стены, чуть прислоняясь к ней и скрещивая на груди руки. — Вы сами велели мне никому не рассказывать о том, что происходит в будущем, и вам в том числе, — отвечает Барри, непроизвольно переходя на «вы», когда вспоминает уже не состоявшийся разговор, и Уэллс издаёт смешок. — Почему вам смешно? — Потому что ты всё равно сделаешь всё, что я тебе скажу, Барри Аллен. — Почему вы так в этом уверены? — Потому что ты захочешь увидеть то, что здесь записано, — Тоун показывает зажатый в пальцах металлический предмет, и Барри хватает лишь доли секунды, чтобы понять — на этом накопителе находилось признание. Барри злится и не думает — злится на себя, на Тоуна, на Ратауэя за то, что тот был прав, и на то, как всё складывается, — использует свою скорость, чтобы подобраться к Тоуну и, оттолкнув, выхватить из его рук флэшку. От удивления, что у него это получается, Барри хмурится и за горло прижимает того к стене, возле которой тот стоял. Тоун по-прежнему выглядит так, словно его ничто не беспокоит. Тот даже не защищается в ответ, глаза его не наполняются красным. Барри смотрит на флэшку в своей ладони и с сожалением понимает: — На ней ничего нет? — Бинго, — с усмешкой подтверждает тот и цепляет ладонью запястье Барри, чтобы освободить себя. Аллен продолжает давить рукой ему на горло, но спустя несколько секунд, проведённых в размышлениях, всё-таки отпускает Тоуна и делает несколько мелких шажков назад. Тоун потирает шею в том месте, где Барри его схватил, и выпрямляется. — Будьте благоразумны, мистер Аллен, от ваших действий зависит судьба ваших родителей, — предупреждает Тоун. — Вам бы не хотелось меня разозлить. Барри сжимает ладони в кулаки, ощущая себя бессильным. В любой момент. Тоун мог сделать всё это в любой момент, зная, как сильно Барри хочет вытащить отца из тюрьмы. Тоун лишь проверял, насколько его хватит, когда он сам придёт к нему, попытается что-то сделать. На этот раз с ним не было Огненного Шторма и Стрелы, чтобы упрятать того в клетку ускорителя. Не было Дудочника. У него была скорость — но он сомневался, может ли упрятать Тоуна в ускорителе раньше времени. А если он это сделает, то признается ли тот в убийстве матери теперь? — Мета-наручники в заднем кармане не помогут тебе получить признание. Я научил тебя всему, что ты знаешь, Флэш. «Не всему», — думает Барри зло. Он молча поджимает губы и опускает взгляд на мгновение, борясь с желанием ударить Тоуна от отчаяния, как тот оказывается совсем рядом с ним, и на лице его рисуется ухмылка: — Зачем бы тебе понадобилось это признание? — спрашивает он мягко, и от этой фразы Барри теряет все причины продолжать разговаривать с человеком, из-за которого его мама была мертва. Тоун ловит направленный в его сторону кулак, и Барри думает о том, что тот был прав. Он не был достаточно быстр для того, чтобы победить Обратного Флэша сейчас, как не был и тогда, когда Эдди пришлось пожертвовать собой, чтобы спасти их всех. Тахионного ускорителя под рукой не было, и Тоун так же был прав, когда говорил, что он слишком полагался на него. Ему не следовало приходить сюда как Барри Аллен, что опасался сделать что-то не то, что поставило бы под угрозу жизнь его отца и жизни других людей. И Тоун мог бы сейчас просто убить кого угодно из друзей, чтобы доказать, что он был беспомощен… Но Тоун просто отпускает его, будто его по-прежнему ничего не волнует, а затем вновь повторяет: — Тебе не нужно это признание, оно не даст тебе ничего. Но я могу дать тебе возможность спасти Нору Аллен. Ты можешь получить то, что я у тебя отнял. Ты можешь прожить ту жизнь, которой я тебя лишил. Голос Тоуна звучит сладко, и Барри тихо, сломанно смеётся. «Ты никогда не будешь счастлив, Барри Аллен. Поверь мне, я тебя знаю». Тоун знал его достаточно хорошо, чтобы оказаться правым. И теперь, после смерти Ронни и Штайна, он совершенно точно знал, что не может спасти, что он обречён жить с воспоминаниями о той ночи. Он не может — и Тоун это знал, но отчего-то думал, что у него получится убедить его спасти её. — «Сколько людей может погибнуть, если твоя мама будет жить?» — цитирует Барри слова Тоуна и видит, как тот меняется в лице. — Я не могу. Ему стоило солгать, обещать, что он отправит Тоуна домой, и то, что он сделал, было совершенно глупо, думает Барри. Но он ощущал себя так беспомощно, а теперь смаковал выражение злости на лице Тоуна, наслаждаясь этой иллюзией контроля. — Ты вернулся во времени сюда, но не станешь спасать свою маму… потому что эту возможность даю тебе я, — произносит Тоун медленно, словно приходя к какому-то выводу. Тот улыбается, и Барри вспоминает абсолютно идентичную улыбку, что подарил ему Тоун, будучи запертым в ячейке ускорителя. — Ничего страшного, — произносит Тоун, и у Барри перехватывает дыхание от непонимания, он хмурится, рассматривая глаза, внутри которых плескаются красные отблески жестокости, о которой раньше ему снились кошмары. — Я умею ждать.