Я думала, что поступила правильно. Гордость во мне заверяла, что так и нужно, что по-другому быть не могло. Но где-то внутри я безостоновочно корила себя в том, что позволила словам, подобным острым иголкам слететь с моего языка.
Однако… Я шла сейчас не к Чонгуку, не извинится перед ним за свою грубость, я шла к Юнги. Не знаю почему так твёрдо и уверенно я решила, что именно ему сейчас нужна была помощь. После того рассказа о том, что Юнги пытался покончить с собой, я начала переживать. И даже несмотря на то, что я не чувствовала к нему былые тёплые чувства, всё равно хотела помочь.
Мне было жаль его
Жалость — то, что я продолжала чувствовать к Юнги на протяжении долгого времени. И именно она заставила меня забыть о чувствах Чонгука, просто взять и, смотря ему прямо в глаза, наговорить ужасного.
Я пыталась зарыть свой страх глубоко в мыслях. Отвлечься и не бояться, но всё равно не могла. Я боялась того, что он действительно мог принять эти слова за правду… Боялась того, что упаду в его глазах… Забавно, что в начале этой истории он боялся упасть в моих глазах, а сейчас… Даже не думая об этом, я опустилась, опустилась на самое дно, где осталась наедине со своими страхами и совестью, что беспрерывно давила на меня со всех сторон…
— Джису! Ох, какое счастье, что ты пришла! — Кан Черин, та, кто отвечала за порядок и его сохранность в этом замке. Сохи доверяла ей порой даже больше, чем мне.
— Что-то случилось? — я знала, что без положительного ответа на этот вопрос не обойдётся. Оставалось только гадать и скрещивать пальцы, молясь о том, что Юнги хотя бы жив.
— Он, не переставая, пьёт и курит. На улицу не выходил с того времени, как вы оба, с господином Чоном, ушли.
— Он же ест? — почему-то я ожидала положительный ответ, хотя по грустному блеску в глазах напротив я уже поняла, что ничего он не ест.
— Он в своей комнате? — спросила я, проходя в замок и снимая обувь.
Запах, встретивший меня с порога почему-то вовсе не напоминал о сестре и её муже. Мне не казалось, что я была здесь раньше. Было лишь чувство, что я зашла в чей-то дом, без согласия самого хозяина, который явно не ждал гостей.
— Да, он у себя…
Я, уже и не слушая, поспешила наверх. Ступенька за ступенькой. Никогда эта злосчастная лестница не казалось такой длинной. Даже в день нашей первой встречи я не представляла её такой нескончаемой.
Но вот она — дверь, по другую сторону которой всё тот же парень, только с сломленной душой, с почерневшим сердцем и онемевшими чувствами.
Я прислушалась к себе, своим чувствам, но былого учащённого сердцебиения я не чувствовала. Будто я действительно не чувствовала к нему ничего, кроме жалости…
Мой кулак с глухим ударом встретился с дверью. Сначала неуверенно, а позже сильно и настойчиво. Но даже никакого звука с той стороны я не услышала, отчего в голове сразу появилась картинка бездыханного трупа с окровавлеными руками.
— Пф, бред, — шепнула я себе под нос и неуверенно толкнула дверь.
На моё счастье (не уверена, счастье ли это?) парень дышал, а значит все мысли о безжизненом трупе можно было сразу отбросить. Только вот он не двигался и, не моргая, смотрел в одну точку на потолке.
— Эм… Юнги? — позвала я почти что шёпотом.
Тело содрогнулось, и его голова приподнялась с подушки, глядя в мою сторону. И если честно, лучше бы я не встречалась с его взглядом, с его тёмными, как омут, глазами.
— Хмк… И чего ты пришла? Посмеяться? — хриплым голосом начал он.
— Нет, я… Переживала…
— Переживала?.. Наверно, просто пришла поиздеваться надо мной, какой же я беспомощный овощ, — мутный взгляд, который будто смотрел в пустоту; потрескавшиеся губы с засохшей кровью на нижней; синяки, которые до сих пор не прошли. Я не могла его узнать. Не могла снова увидеть в нём того наглого принца, который с насмешкой смотрел на меня сверху вниз.
Он был сломлен. Неизлечим.
— Да нет же! Я серьёзно переживаю за тебя…
— Хах, если бы так, то пришла бы не через три дня, а уже на следующий же вечер, — он отвернулся к окну и замолчал. Так, будто даже говорить ему было трудно.
— Ну, знаешь ли… Не по собственному желанию я ушла… Мог бы и извиниться хотя бы, — я неуверенно двинулась в сторону его кровати и так же медленно опустилась на её край, возле ног Юнги.
А парень молчал. Молчал так, будто меня и не было тут. Просто вздыхал, и так же безотрывно смотрел в окно.
— Она оставила меня, — хриплым голосом выдал Мин, всё так же не поворачивая головы.
— К-кто? — с небольшой запинкой спросила я, на что вновь получила молчание.
— А ведь она всегда так искренне улыбалась, — этот голос, эти слова насквозь были пропитаны какой-то обидой и сожалением.
Я молчала, потому что прекрасно знала, что на любой из моих вопросов никогда не последует ответ. Он говорит, лишь когда захочет сам.
Он отрывает эти слова от сердца, подобно тому, как из ромашки выдирают лепестки. И если повезёт, последний будет счастливым…
— Она на год была младше меня, но мысли её опережали на целых лет пять… Миён росла в детском доме. Она потеряла детство… Оттого и повзрослела раньше всех остальных детей… — я молча впитывала его слова как губка, и мне всё было мало. Интерес захватывал меня так быстро, что окончания истории я ждала с замиранием сердца… Но концом тут и не пахло. — Они издевались над ней… Богатые детишки из её же школы. Они гнобили её лишь потому, что та не имела тех денег, что были у них. Смеялись над тем, что она ходила в одной одежде, хотя одну форму носили все ученики. Они высмеивали её внешность, избивали, ведь наказания не последует… И выбрасывали в мусорку её вещи: сумку, пенал, тетрадки… любимую игрушку-брелок в виде собачки — единственное, что осталось от матери… Но последней каплей для неё стала их отвратительная выходка, на которую даже учителя закрыли глаза… — Юнги вздохнул, и на несколько секунд прикрыл глаза, будто пытаясь сдержать поток, что поднимался где-то из глубины души. — Это был обычный школьный день… Ён… Она ничего не делала и никак не привлекала внимание к себе, но эти придурки… Они просто так решили снова поиздеваться над ней… Только уже не в пустом коридоре, а при всех, на глазах у учеников, даже на глазах учителя… Они начали глумиться над ней. «Хэй, оборванка, денег хочешь?». «Ой, смотри, у меня мелочь осталась. Подарить?» — вышвыривая монетки прямо ей в лицо… А она молчала, как делала это всегда… «Слушай, сегодня же для тебя особенный день, да?» — усмехнулся один из них, переглядыааясь с другом… Миён начало трясти. В тот день её маме должно было исполниться 35… Один из этих придурков взял дневник с её стола и достал оттуда закладку. А на ней фотография мамы. Её мамы… «Теперь понятно, в кого ты пошла такой уродиной» — съязвил один, а другой подхватил. «Дайка, посмотрю… Боже, и эта шлюха твоя мать?» — он залился истошным смехом, а Миён уже не могла терпеть. Она могла терпеть всё, кроме плохих слов о матери. — «Жизнь тебя так потрепала, оборванка»… И она впервые дала отпор, впервые смогла им ответить… «Заткните свои грязные рты! Она была в тысячу раз умнее вас, и никого не судила по деньгам!». И громкий шлепок раздался по всему классу… Миён лежала уже на полу, держась за свою щёку, которая горела как обожжённая. Кто-то из них наклонился к ней и что-то шепнув, пнул её ногой по животу… — Юнги поднёс руку к лицу и быстрым движением, которое всё же не ускользнуло от моих глаз, стёр влагу с глаз. — Она поклялась себе, что отомстит. Поклялась матери, что эти богатые придурки ответят за свои слова… Только вот… — Юнги снова замок. — Её жертвой стал я…
Молчание длилось уже минуту. Юнги не открывал больше рот, а я так и продолжала осмысливать историю.
— Как? — сорвался такой резкий и непростительный вопрос, после которого совесть ещё минут десять колола иголками в сердце и лёгкие.
— Она сделала так, что вместе со своей смертью унесла всю мою душу… Я полюбил её. Маленькую одиннадцатилетнюю девочку, в душе которой поселилась большая и неисчерпаемая обида… Миён завоевала моё доверие, которое в детстве у меня не имело строгих границ, как сейчас. Я доверял всему и вся… А потом она отомстила… Не всем богатым детишкам, а только мне… Хотя я никогда и никому не причинял боль… В мой двенадцатый день рождения я пригласил её ко мне домой. В большой и просторный дом где-то на краю города. Мама и папа были рады, ведь Миён понравилась и им… А ещё им было жаль её… Как и мне… — голова парня резко повернулась ко мне. Глаза его, такие влажные и истощённые, смотрели прямо в душу, пытаясь хоть как-то насытиться энергией. — И когда мы все собрались за столом… Маме резко стало плохо. Она упала головой на стол… Замертво… И все засуетились, только Миён молча смотрела на эту картину… А после и папа… Он упал на пол, рядом с телом мамы… Я испугался, подбежал к ним, начал тормошить тела, звать, кричать, чтобы те очнулись и больше так не шутили, но бесполезно… А потом удар бокала о плитку… И вот Миён уже лежит на полу с окрававленными руками и огромными печальным глазами, наполненными слезами… А я понять не могу, что произошло. Бегу к ней, хочу помочь, а она лишь отталкивает меня легонько и мотает головой, уже еле держа своё тело. Руки подрагивают и подгибаются, роняя её тело на пол. Удар головой. Этот стук, что раздался по всей столовой… А рядом никого. Служанки куда-то ушли, а со мной только два трупа и умирающая девочка. «Прости меня…» — сквозь слёзы шепчет она, вытирая с щеки слезинку, но вместо этого размазывает по лицу кровь… «Вот» — она еле достаёт из кармана смятую бумажку и отбрасывает мне что есть силы, а та отлетает только на пять сантиметров, потому что сил больше нет… А я кричу, плачу и бьюсь об пол как сумасшедший. Она в последний раз с трудом, хрипя, делает вдох и замертво опускает голову… Её пустые теперь глаза отражали холодный мраморный блеск. Они смотрели на меня, но жизни в них больше было. С щеки скатилась последняя слезинка, смешиваясь с мазком крови на лице… И вот я один… Нет больше ни родителей, ни Миён, только сломленный мальчишка с окровавленной ручонкой и бумажкой в руке… Я не читал письмо до тех пор, пока не остался один в своей комнате, в своей жизни… — Юнги зажмурился и с трудом начал читать, читать эти строки из своего сознания, на котором письмо, казалось, уже давно было выжжено болью. — Юнги-я~ Ты самый лучший, знай это… Мне жаль, что именно тебе придётся это пережить, я правда долго думала, металась, но… Я обещала маме… Обещала, что отомщу хоть одному богатому подонку… А ты попался первым в тот вечер… И я решила, что именно ты будешь мучаться, но со временем я поняла, что ты не такой, но назад пути не было… Я честно не хотела… Воспоминания с тобой всегда были полны радости и лёгкости, что так тебе подходит. И я даже рада, что последние минуты жизни я проведу с тобой… Прости меня, Юнги…
Слёзы пеленой покрывали и мои, и его глаза, только он их уже не сдерживал, а я всё пыталась спрятать их обратно, хоть и не могла.
— М-мне жаль, — полушёпотом произнесла я, а Мин лишь качнул головой, ничего не отвечая. Но ответа не нужно было, молчание восполняло эту пустоту лучше, чем что-либо из сказанного мною или им.
Мой телефон вдруг завибрировал, пульсируя где-то в правом кармане пальто. Я взглянула на контакт и без раздумий смахнула вправо — отклонить.
— Чон? — сиплым голосом спросил он, на что я кивнула. — Ответь, вдруг что-то важное…
— Мы поссорились… Мы все поссорились, — грустно выкинула я, сама усмехнувшись своей глупой мысли.
— Он хочет лучшего для тебя… А нашей дружбе просто пришёл срок…
— Хватит! То что из-за какого-то пустяка вы поцапались ещё не значит, что это конец! — прикринула я, толкнув Юнги в бок.
— Нет… Значит… И он это понимает… Не стоит хвататься за уже оборванный канат… Всё равно упадёшь.
— Айщ, да вы оба дураки, — после чего я засмеялась.
— Ты так похожа на Миён… — и я посмотрела в его карие, что так и взывали о помощи. Я не знаю, показалось ли мне, приснилось ли, но я впервые прочла его взгляд насквозь.
Он позволил мне это сделать.
Я хочу стать счастливым… Пожалуйста… Отпусти меня. Она же ждёт меня там. Ждёт и плачет, возможно, сожалея…
— Всё будет хорошо, — шепнула я, вдруг прильнув к его груди и прижимая к себе сильнее.
А внутри вспыхнул огонёк… Последний, не вечный…
И мои губы аккуратно прикоснулись к его обветренным и покрасневшим. Он слабо ответил, при этом удивлённо разглядывая меня.
— Спасибо… — ответил он, отпрянув первым. — Но тебе правда не стоит цепляться за меня…
Я молча посмотрела на него. Впервые не на принца с его замашками, а на Юнги с его хрупким расколотым сердцем и мутным просящим взглядом.
— Но я тебя не держу… Ты приковываешь меня к себе, — он отодвинулся дальше, отведя глаза. — Пусть даже, не теми чувствами, что должны были быть…
— Если тебе не сложно, то я бы хотел побыть один… Мне нужно подумать… Пожалуйста, — его холодная рука, едва коснулась моей ладони, но этого было достаточно, чтобы понять.
— Я приду завтра… Не убивайся так… Жизнь продолжается, — я улыбнулась, выходя за дверь, где меня уже ждала Черин.
— Ну что?
— Ему стало легче… Он смог хотя бы выговориться… Я приду завтра к обеду, — предупредила я, уже надевая обувь. — И спасибо, что заботитесь о нём. До свидания.
— Тебе спасибо, милая…
***
После того, как Джису вышла из комнаты мной овладела тревога. Необъяснимая. Такая необъятная и сотрясающая всё изнутри.
— Я приду завтра… Не убивайся так… Жизнь продолжается, — улыбнулась она, выходя за дверь.
— Для меня жизнь давно остановилась на том моменте… — ответил я в пустоту.
Я не соврал, моё существование после всех потерь нельзя было назвать жизнью, даже с натяжкой. Даже до прихода Ким Джису это существование не сильно отличалось, может только, раньше я был развязнее и жёстче. Сейчас же всё немного иначе. Наверно, Джису всё же изменила меня. Не знаю уж в какую сторону, но то, что произошло за последнее время действительно сказалось на мне. Я наконец осознал, что прошлое приковывает меня к стене из боли и сожаления. Где бы я ни был, кто бы ни был рядом со мной, воспоминания всё равно находили ту щель, через которую проникали в голову, начиная постепенно выедать все внутренности. И Миён была самым
главным воспоминанием. Она просто въелась мне в сердце и стикером приклеилась к душе. Не оторвать. Не вывести.
Она со мной навсегда…
Как проклятие.
И я жил так несколько лет. И больше не могу…
Прикрыв веки, я тяжело вздохнул. Впервые, я не представлял, что делать и как выбраться. Всё выходы были закрыты, а мои глаза были словно слепы. Но взгляд зацепился за сигареты на полке. Те самые, которые вот уже несколько лет приносят мне боль и облегчение одновременно…
flashback
Мы сидели с Миён у меня дома. Она что-то чёркала в своей тетрадке, которую всюду носила с собой. Белая непримечательная тетрадь, но в её руках она оживилась. Ён нарисовала на обложке белый клевер. Не знаю почему именно он, но когда я спрашивал её, она отвечала, что цветы не любит, ни клевер, ни розы, ни астры. Тетрадь эту никому нельзя было открывать. Миён могла побить меня (по-дружески), если даже я случайно её касался. Поэтому до сих пор я не знал, что там было.
Я смотрел на неё и невольно улыбнулся. Она выглядела сосредоточенной и что-то бурчала себе под нос.
Я потянулся за пачкой сигарет, которые выкупил у старшеклассников из нашей школы, и достал одну.
— Брось эту гадость, — шикнула она будто невзначай.
Я сделал вид, будто не услышал и уже достал зажигалку. Но тут ручка её прилетела прямо по пальцам, отчего зажигалка упала на пол. Воспользовавшись моментом она изъяла и сигарету, вместе со всей коробкой.
— Это. Вредно! — пригрозила она, после чего схватилась за маркер, которым писала в своей тетради. — Вот! Храни эту зажигалку как брелок, и никогда не используй по назначению!
Я взглянул на «брелок» в её руках. Теперь на нём виделись два инициала.
Y. K.
Я вопросительно взглянул на подругу, на что та усмехнулась.
— Ты знаешь! — снова хихикнула она, возвращаясь к своей тетради.
— Что? О чём ты? Пожааалуйста, объясни, — я забыл уже о сигаретах, и пододвинулся к Миён. Та лишь лучисто улыбалась и морщила носик.
Это было её привычкой. Когда она была настолько взволнована и весела, она морщила нос и улыбалась.
— Что это значит?
— You. Know.
Я понял смысл только спустя полминуты. А потом залился смехом, т.к. Ён уже не могла сдерживать порыв эмоции. Она тут же звонко засмеялась, как только я опомнился.
— Я думал, тут более глубокий смысл…
— Ну… Если так хочешь, пусть это будет… Эмм… Kiss for You, — и вдруг она поворачивается ко мне и почти невесомо касается щёки своими клубничными губами.
Я покраснел. Вместе с ней. И мы замолчали. Она снова уткнулась в тетрадь, а я на неё.
— Пусть это будет тебе уроком… Не кури больше, — прошептала она, всё ещё с красным лицом.
А сердце моё помимо этого пламени, ещё и билось прямо у глотки мешая нормально дышать и думать…
end flashback
Клубничный аромат её бальзама до сих пор ощущается где-то на задворках памяти.
strawberries and cigarettes
Именно так звучало название одного из первых стихов, которые я написал после её смерти…
— Миён-а, ты правда меня никогда не любила? — я повернулся на бок и взглянул в окно. Темнота. Что на улице, что на душе.
Очень скоро сон настиг меня. Но Миён сегодня я уже не видел. Первая ночь, без её появления…
***
Вернувшись домой, Джису взглянула на часы.
22:48
Довольно поздно, поэтому Ким решила быстренько перекусить и лечь спать, чтобы завтра проснуться пораньше.
Утро встретило Джису лёгким ветерком из открытого окна, которое девушка оставила на ночь по невнимательности. Погода была тоже не самая приятная. Тучи, небольшой моросящий дождь и отсутствие солнца, такого нужного ранней весной.
Но Джису проспала даже не до завтрака, а почти до полудня. Сама себе удивляясь, Ким даже не услышала будильника, который звонил чуть ли не через каждые пол часа.
Разбудил Джису только звонок. От Юнги.
— Мда? Щто-фто происошло? — неразборчиво и слегка сопя начала Джису, всё ещё не отошедшая ото сна.
— Чон в больнице…
И тут по спине проходит молния, заставляя глаза быстро раскрыться и пуская мурашки по телу, обдуваемому прохладным ветерком.
— Я отправлю тебе адрес… — и после Мин отключился… вместе с мыслями девушки…
Джису замерла, а вместе с ней и сердце с остановившимся дыханием. Только вот время шло, а оно, как оказалось, было самым дорогим…
Через закрытые глаза пробивались слёзы. Такие горькие и обжигающие, что Джису начинала немедленно их стирать, как будто пытаясь это скрыть, скрыть свои чувства, скрыть свою слабость. А в голове уже мелькали картинки. Его каштановые волосы, отливающие в рыжий на свету яркого солнца. Его улыбка, которая не просто согревала, она окутывала тебя, заключала в свои объятия и заставляла улыбнуться тоже. Его глаза, в глубине которых отражался огонёк, такой загадочный и игривый, никому не поддающийся… А Джису могла… Могла заставить этот огонёк разгореться ярче, ослепляя всё вокруг и вместе с тем принося спокойствие, которое как казалось, было создано из его чистых карих глаз.
— Я… Виновата, — всхлипнула девушка, запрокидывая голову наверх и вглядываясь в потолок, будто прося о помощи.
— Тогда давай и разойдёмся! Похоже, зря я прощала тебя. Человек не может исправиться…
И только сейчас Джису поняла, как смертельны были слова, слетевшие с её острого языка.
— Чонгукиии, — прохрипела девушка, зарываясь руками в волосы и нещадно их дёргая, будто в попытке себя наказать. — Это всё моя вина…
— Прости… — произнёс он, держа руки за спиной. — Да, я знаю, я паршивец, которых ещё поискать нужно. Такие как я, даже улыбки не достойны, но я не спорю… Я знаю, что я самая последняя мразь. Я довёл ту невинную девушку до смерти, ещё и таким подлым способом… Признаться честно, стыдится этого я начал лишь недавно… Когда увидел тебя впервые и то, каким взглядом ты смотрела на Юнги, что-то внутри меня сжалось, мне стало тебя жаль… В ту ночь я видел, как ты плакала, слышал твои тяжёлые всхлипы и… ни чуть не испытал отвращения, как когда-то раньше… Впервые я подставил кому-то плечо, впервые успокоил кого-то, а не довёл… Твоя улыбка и тот взгляд были самым большим вознаграждением, которые я когда-либо получал… Но, я знал, что если ты узнаешь о Сане, будешь меня ненавидеть и проклинать, я больше не увижу твоей улыбки, посвещенной мне, не увижу доверия и тепла в глазах напротив… Это было больнее всего осозновать… Я не хотел рассказывать: не хотел падать в твои глазах… Но я упал… Упал с самой высокой скалы прямо в море, которое удушливой волной потопило меня и твоё доверие… Я не знаю, почему стал так зависим от твоего мнения, и не понимаю, почему не могу наплевать, как когда-то… Но раз уж так сложилось… что теперь я хочу только возвышаться в твоих глазах и видеть лишь счастливую улыбку… то я могу и изменится… Я хочу изменится… И если даже ангелы плачут черными слезами, то и дьявол может хоть раз взлететь на белоснежных крыльях до небес… Я знаю, я грешник, но то, что ты заставляешь меня чувствовать, обязывает меня раскаяться во всех грехах…
А сил у Джису уже нет, только слабость по всему телу, отчего её хрупкое тело падает на пол, ударясь коленками и подгибая ноги. Слёзы уже не текут, а щёки все равно сырые, и сердце всё ещё тянется под землю.
— Прости, Чонгуки… Я… Я…
— Если бы это была не ты, я бы даже беспокоится не стал…
И эти слова добивают окончательно, вбивая кол прямо в лёгкие, и не вдохнуть и не закричать, только впитывать боль, разносящуюся по телу со скоростью света.
Ты ошибся тогда, увидев в моих глазах отражение ангела.
Ты обознался тогда, выбрав меня как любовь.
Я в итоге оказалась лишь дъяволом,
Что боль причиняла всё больше и вновь.
***
— К-как он? — я ворвалась в палату. Тридцать третью.
— Девушка, будьте добры, не кричите. Это вам не зоопарк! — возмутился мужчина в халате, который осматривал его тело. Такое окаменевшее и остеклённое свиду. — Вы вообще кто?
— Я… Я Ким Джис-су… Подруга, — лишь выдала я, сразу кинувшись к кровати.
Столько аппаратов было к нему подключено. Какие-то трубочки выходили чуть ли не из каждой части его тела. А глаза закрыты. Так, будто никогда не откроются.
Слёзы снова подкатили к глазам.
Щека его была стёрта в кровь. Губа разбита, а на месте старой ссадины красовалась уже глубокая рана, переклееная пластырем на пол лба.
— Кхм, вы пришли чуть ли не спустя сутки и называетесь подругой?.. Вы уж меня простите, но таких подруг даже врагам не пожелаешь.
— Я… Знаю… А что произошло?
— Попал под машину. Паренёк пошёл на красный, вот и результат. Не удивлюсь, если это он шёл от вас с таким настроением…
— Почти, — грустно выкинула я. — Мы поругались… Это всё я виновата.
— Не спорю, — выдал мужчина, после чего встретил мой вопросительный взгляд. — А вы что думали, что я скажу, что в этом виноват светофор и вы никак вообще не виновны? Дамочка, из-за таких как вы мне приходится работать в две смены, так что не набивайте себе цену и поскорее покидайте палату!
— Но я должна извиниться! Пожалуйста, эм… — я мельком взглянула на его бэйджик, — доктор Ли.
— Боже, как же вы все задолбали. У вас есть десять минут, и потом вас на носилках увезут, если не уйдёте по-хорошему! — буркнул блондин, покидая палату, громко хлопая дверью.
— Придурок, — буркнул я уже в закрытую дверь, а после посмотрела на брюнета.
Грудь его медленно, едва заметно поднималась, руки, расположенные по бокам, замерли в одном положении — расслабленном и безжизненном.
Я присела на край кровати возле его ног и обхватила его правую руку, слегка поглаживая.
Совсем ледяная. Как у мертвеца.
— Прости меня, Гуки… Я такая глупая. Столько всего наговорила, дура, а ведь тебе тяжелее было… Ты не только друга потерял, ещё и получил удар от того, в кого верил… Я не подумала, что вот эти слова… Могут так полоснуть по твоему сердцу… Я… Просто не знала… — я посмотрела на его закрытые веки. Мечтать сейчас о его взгляде, возможно, странно, но я так этого хотела. Его кристальные глаза цвета горячего шоколада всегда давали поддержку, невидимую, но самую сильную и надёжную. — Ты открылся мне… Доверился, а я вот так… Безжалостно и мгновенно раздавила все чувства…
Меня наказать должны, не тебя. Ты невинный. Ты — ангел! Ангел, который боится света, считая это своей слабостью… Но ты сам лучик света, проблеснувшего сквозь тёмные тучи прошлого… И неважно, что было раньше… Сейчас ты исправился… Даже без моей помощи… Я ведь никому помочь не могу. Я как дьявол в обличии чистой и невинной души… Всё мои рисунки источали какой-то пессимизм и негатив… Даже тот ангел, который тебе так понравился, был точно как я, весь пропитан болью и злом… Хах, как забавно вышло… — я грустно усмехнулась, закатывая глаза, начиная уже видеть всё сквозь пелену слёз. — Ангелок вроде тебя пришёл на помощь дьяволу, объятому обидой, и что вышло? Я продолжаю дышать, а ты еле можешь впустить кислород в свои лёгкие… Почему так? Ты же не виновен ни в чём… Твой нимб раскрошился, а крылья обломились, когда ты пытался поднять меня ввысь… Это ведь я тебя сломала, такого хрупкого ангела, который боится света. Я тот, кто разрушил твою жизнь одним появлением… — слеза упала с моей щёки на его руку, холодную и неподвижную. — Прости меня, Чонгуки… Я обещаю, что когда ты проснёшься, я и…
— Так, дамочка, тебе уже как минут пять положено быть на улице. Ну-ну, поднимаемся, стираем свои сопли и выходим! — меня схватили за плечи, оторвав от твоей холодной руки, даже не дав договорить своё обещание…
Но я исполню его, даже несмотря на то, что ты его не слышал… 
