— Я прожил много лет средь портиков широких, Что в бликах солнечных торжественно горят; Как в сумраке пещер базальтовых, глубоких, Я полюбил бродить под сенью колоннад…
Выразительно начал рассказывать Кихен. Его голос успокаивал живых трупов, возвращал их в реальность. Хену тоже заслушался и смотрел на сосредоточенного Ки.— Волной колышима, лазурь небес далеких И догорающий в моих зрачках закат, И полнозвучный рев и звон валов высоких Одной гармонией ласкали слух и взгляд,
— закончил Хену. — Вы знаете Шарля Бодлера? — удивился инспектор и не понял как, но перешел на «вы» к убийце. — Вы не скрываете удивления, но это так. Скажите, — помедлил Хену, — вы ведь не просто так выбрали произведение «прежняя жизнь»? Глаза Кихена чуть не полезли на лоб от такого наступления. Встав, сгребая документы в одну кучу Ю вышел с коридора и запер за собой дверь без всяких объяснений. На лице тюремщика проскользнула улыбка, но что-то в ней было до жути печальное, вовсе это не улыбка была. Поднимаясь по ступенькам и привыкая к нормальному освещению, инспектор понял, что изменить своё дежурство и попытаться что-то сделать, а именно — изучить дело прибывшего Сон Хену — можно публично огласить проваленным. Кихен вошел в прокуренный кабинет и как только он почувствовал запах дыма и вспомнил, что сигарет не осталось — сообщил об этом Чангюну. Вспомнив, как много содеянного лежит на плечах Сон Хену — Ки начал думать, что собеседник он очень интересный, и умный, и… красивый. Но сейчас не время философствовать. Ки взглянул на часы — лишь четыре утра, а это значит, что ему еще предстоит вернуться к своим заключенным баранам. Вдруг тишина взорвалась. Порывы ветра сотрясали двери, где-то очень далеко в ночи жалобно заскулили дворняги. Кихен содрогнулся, привиделось что-ли? Нужно скорее возвращаться, что бы не возникло лишних вопросов у начальства: почему узники остались без надзора и «крепкой» руки Ю.