— Я, смерды, — торжественным тоном объявляет Нино, — вынужден вас покинуть.
Это случается аккурат перед химией, и Адриан с Альей синхронно разочарованно выдыхают. Сезер сначала шутливо отвешивает Нино подзатыльник, а потом интересуется, в чем же дело — оказывается, соседка позвонила родителям, сказала, что "их домашнее животное" воет и мешает её детишкам спать. Нино сначала (вполне резонно) замечает, что если ребенок спит в три часа дня — это сугубо его проблемы, но вовремя одумывается. На химии его ждет лабораторная работа, к которой он готов где-то на треть, а дома — очень беспомощная и очень беременная кошка, которая, судя по всему, грозится вот-вот разродиться выводком котят.
— Тебе смысла предлагать нет, — суетливо запихивая тетрадки и отдельные мятые листы с конспектами, кивает Нино, — а вам всем информация на подумать: если кому-то нужна модель животного для референсов (он бросает взгляд для Натаниэля) или просто пушистый кошкоребенок — вы знаете, куда звонить.
Натаниэль откидывает со лба челку и неопределенно мотает головой: пятьдесят на пятьдесят. Зато Роуз пищит так, что сразу становится понятно: если будет нужно, она возьмет на попечение сразу пятерых. Нино отбивает пять сначала Алье, потом Адриану — порядку очереди он не обижается, до Сезер просто ближе — и скачками выбегает из класса. Адриан надеется, что с выводами Лейф погорячился: прогресс такими семимильными шагами идет, что, может, отец и на кота согласится. Хотя беспородный отпрыск Спагетти, неестественно длинной кошки Нино, ему бы вряд ли понравился. Если от заводчика и с родословной, тогда еще может быть.
— Адрикинс, — слышится... Сзади. Алья стреляет глазами сначала на Хлою, потом на Адриана, и подпирает щеку кулаком, — работа на двоих рассчитана, один не справишься.
"Адрикинсу" разжевывать не надо. Он перекладывает тетрадку на парту Маринетт, сам перемахивает туда же и закатывает глаза на притворно восхищенное "Паркур!"
Алья теперь сидит между ним и Маринетт, и до него внезапно доходит, что с последней он не успел даже поздороваться как следует: в класс забежал со звонком, сумбурно всем помахал и запнулся на рукопожатии с Нино. Какая уж тут Маринетт — особенно если она сидит еще тише, чем обычно.
С Маринетт всегда было приятно, но немного неловко. От общения лед таял, и если счистить налет ненужного смущения, заиканий и дерганых движений, она оказывалась действительно... классной. Удивительно, но в этом плане Маринетт ему напоминала Хлою. Несмотря на то, что они и по внешности, и по характеру были друг на друга так же похожи, как его отец — на балерину, наедине все шло по схожей схеме. Хлоя куда меньше к нему липла и ластилась, больше говорила про маму и фоном к разговору занималась своими делами. Маринетт переставала запинаться, и когда она становилась капельку увереннее — если была на своей территории или рассказывала о чем-то, в чем разбиралась лучше Адриана — к ней странным образом тянуло.
Примерно как к Ледибаг до вчерашнего дня. Адриан мысленно поправился: не до вчерашнего, а вообще. Вряд ли эта мелкая стычка разрушит их тандем. За вечер, утро и день Ледибаг должна бы уже отойти, и после школы он попробует её вызвонить, вытащить на какую-нибудь неприметную крышу и основательно поговорить.
— А что, — он наклоняется к Алье, дергает бровями и скашивает глаза на Маринетт. В переводе на человеческий это означает "А что это такое с Маринетт". Алья сочувствующе поджимает губы и незаметно жмет плечами: если даже она не знает, в чем проблема — значит, дела совсем плохи, и Адриан парой жестов предлагает поменяться местами.
Он просто не любит, когда людей вокруг него что-то тревожит. У него самого тогда настроение портится — вот вам и мотивация на геройские дела. Звенит звонок, Алья отходит к учительскому столу, чтобы взять поднос с нужными пробирками-порошками-жидкостями, и Адриан наконец завязывает разговор.
— Драматично, — хвалит он. Отец часто так отзывался о тех работах своих интернов, которые ему нравились. По мнению Габриэля, хуже безумного аляпистого месива, которое он не переносил, были посредственные пресные формы, а в этом Маринетт упрекнуть нельзя было.
Свою внутреннюю истерику она вполне успешно аккумулирует и сплошным потоком выбрасывает на страницы скетчбука. У него так было с фехтованием и борьбой со злодеями: рано или поздно тело изнемогало, и агрессия сходила на нет. Маринетт только при нем изрисовала эскизами костюмов уже три листа, и останавливаться не собиралась. Мягкий карандаш, которым она жестко и размашисто чертила по бумаге, смазывался, и все пальцы у нее были в блестящей графитной пыли.
Адриан начал сомневаться, что она вообще его услышала, но тут Маринетт откликнулась.
— Твой отец часто так говорит, — она улыбается краем рта, откладывает карандаш в сторону и чуть удивленно пролистывает наброски. В реальной жизни такое, конечно, вряд ли наденешь, а на какую-нибудь конвенцию анимешных злодеев — вполне. Рассмотреть в деталях Маринетт не позволяет, захлопывает альбом и отодвигает его на край парты. Но там много черного.
Адриан старательно переписывает из Альиной тетради формулы и выводы, Маринетт переписывает их у него, и её настроение, кажется, понемногу выправляется. Для режима фанатки она слишком подавлена, поэтому принимает помощь спокойно и с благодарностью. Адриан вращает между пальцами левой руки карандаш (мини-версия того, как он ежедневно прокручивает в ладони шест), и ему все хочется сказать, что у неё профиль очень... Драматичный. Как росчерк тушью.
— Что-то товарищ Моль задерживается, — хмурится Алья. Её пальцы порхают по клавиатуре телефона и выискивают хоть какие-то инфоповоды. Таковых не обнаруживается: Адриан на девяносто процентов уверен в том, что травмирующих событий сверх нормы парижане сегодня не испытают. Маринетт сжимает в кулаке карандаш и вся подбирается. Её длинные овальные ногти глубоко впиваются в ладонь.
— Не бойтесь так, мадемуазель, — он обменивается веселыми взглядами с Альей: Сезер нравится, что у подруги с парнем мечты наконец-то что-то клеится, и она всегда готова подыграть. — Ледибаг и Нуар на каникулы не уходят.
Щеки у Маринетт вспыхивают так резко, как будто ей отвесили по затрещине.
— Кстати, об этом, — с долей фанатичности продолжает Алья, — знаете, что вчера было?
Маринетт еле слышно бурчит, что не знает. Надо бы это трактовать как "не знает и знать не желает", но Адриан подхватывает, откидывается на спинку скамьи, чтобы девчонкам друг друга лучше видно было, и с полуулыбкой смотрит на Алью. Она в деталях расписывает "драму", которая уже сегодня вечером трансформируется в статью и попадет на страницы Ледиблога. Ледибаг якобы не сказала "Хорошая работа" и покинула особняк Агрестов "очень спешно".
— У меня и фотка есть, — трещит Алья, и Адриан наклоняется к её плечу, чтобы рассмотреть получше. Кадр смазанный, но лицо у Ледибаг под маской злое, обиженное, губы сжаты в плотную линию.
Маринетт бледнеет и кривится так, как будто её без анестезии препарируют. Адриан читает все в корне неверно: героиня в стрессе — героиня может ошибиться на миссии — город в опасности. Раз город в опасности, значит, Маринетт тоже не может спокойно сидеть.
Она ему сейчас кажется очень хрупкой. Беззащитной даже.
— Адриан, — опоминается Алья, — ты-то где был? Твою домашку по литературе сожгли враги?
— У меня китайский в это время, — беспечно отвечает он. — Всегда все самое интересное пропускаю. Но отец в шоке, его текилой пришлось отпаивать. Говорит, отделался легким испугом, спасибо единственному и неповторимому...
— Фанбой.
— ...Коту Нуару. Так что хотя бы на одного героя рассчитывать можно.
Этим он надеется хоть как-то успокоить Маринетт.
— Если так подумать, он ему много чем обязан, Кот его сколько раз спасал уже... Может, в новой коллекции будет что-нибудь такое супергеройское. Когда тебя чуть ли не из-под пуль выхватывают, это обычно очень вдохновляет.
Идея в голову приходит совершенно спонтанно: наброски Маринетт ему запоздало напоминают самого себя. Черный костюм, зеленые вставки, которые обозначены прозрачной штриховкой — да, получается неплохо.
— Ууу, — Алья играет бровями, — хочешь с ним фотку?
— Больше всего на свете. Но что-то не получается никак.
— Он как-то раз сказал, что твой большой фанат, — Алья копается в памяти телефона и включает коротенькое видео. Адриан вспоминает, как сам себе слал виртуальный поцелуй, и как это вылилось в серию скандальных статей про то, что "Помощник Ледибаг отхватил самого завидного парня Парижа".
Маринетт говорит что-то настолько тихо, что Адриан сначала даже не слышит, а Алья — тем более. У Дюпен-Чен белое лицо, красные пятна на щеках, и волосы отливают синим. Адриану кажется это похожим на национальный флаг.
— Я слышала, что он Катаклизм на человеке использовал.
Коленка Альи взлетает и ударяет столешницу.
— Откуда? — Адриану и самому интересно. Алья выглядит как лиса, готовящаяся разодрать добычу: она готова признавать ошибки своих кумиров, если ей предъявят доказательства. Если это клевета — просто так с рук даже лучшей подруге не сойдет.
— Просто слышала. И видела. Неподалеку была, — Маринетт давит из себя слово за словом и с вызовом смотрит на Алью. Адриану кажется, что он случайно оказался в эпицентре торнадо.
— И когда конкретно увидеть успела? Где это было?
— Ты не веришь мне? — Маринетт давится воздухом и понижает голос, когда на нее оборачивается Хлоя. — Ты — ты моя лучшая подруга.
— А он наши задницы без выходных и праздников спасает.
— Это определенно отменяет мораторий на убийство.
— Это, — Алья разъяренно дергает подбородком, — значит, что не надо обливать его помоями из-за того, что тебе что-то там показалось.
— Девчонки. Да девочки, — Адриан нервно барабанит пальцами по столу и поворачивается к Маринетт. — Все же разрешилось, вроде. Ледибаг двоих утащила, Лаки Чарм все...
— Какая разница?
— ...исправил.
— Какая разница? — повторяет она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — А если бы его не было?
Адриан хочет что-то еще сказать, но в горле пересыхает, и звенит звонок с урока. Алья не пытается её догнать.
***
Ледибаг не отвечает на его звонки и голосовые, зато после видео с извинением — получилось прямо-таки кинематографично, за спиной облака уже нежно розовеют, готовясь к закату — ему приходит текстовое сообщение.
Есть границы, которые нельзя переступать.
Нельзя и все. Называй меня истеричкой, если тебе так будет проще,
но с этого все и начинается.
Адриан болтает ногами, затянутыми в кожу и латекс, набирает "Дэдпул, Сорвиголова, Джессика Джонс" — если его Леди может в массовую культуру, то поймет отсылку. Примеров антигероев, все равно приносящих обществу пользу, масса.
Сообщение не доставлено.
Сначала он винит плохое качество связи, а потом понимает, что его только что добавили в черный список. Грудную клетку сдавливает тупой и неуверенной болью: неуверенной, потому что какая-то надежда еще остается. Она ненамного старше его (если вообще старше), может, еще отойдет. Но на химии он себе то же самое говорил.
Адриан подходит к краю крыши, расправляет плечи и плавно пикирует вниз. Люди из маленьких точек превращаются в трехмерные улыбчивые фигурки, и это помогает отвлечься. Он понимает, почему Ледибаг не хочет его слушать и как она смотрит на мир, но сейчас ему больше хочется видеть, как пожилые мужчины салютуют ему, подростки в срочном порядке включают трансляции в Инстаграме, а дети гордо выпячивают свои значки с черными лапками и ушастые ободки.
Он обещает устроить себе сеанс самобичевания. Просто не сейчас. В толпе он краем глаза замечает Алью: она не подходит, не снимает, смотрит устало и недоверчиво, но когда Кот Нуар складывает пальцы пистолетами и подмигивает ей, все-таки улыбается.
***
Домой он возвращается через окно. У отца сегодня было очередное крупное интервью, встреча с матерью Хлои — они уже давно говорили о том, что в моде без свежей крови никуда и, возможно, есть шанс продавить мэру проект стипендии имени Агреста-Буржуа для студентов-дизайнеров.
— Пап, — начинает Адриан, завидев его в библиотеке на втором этаже. — Вчера ты съехал, сегодня я, но я тебе клянусь, что мы еще поговорим про... Лети и очерни их сердца, вот это все. Но не сегодня.
Габриэль не спорит и выглядит достаточно расслабленным. Первое странно, второе ещё страннее. Судя по всему, он и сам не так давно вернулся — на нем все еще ботинки и "костюм для скучных канцелярских выездов номер три".
— Ого. С каких пор ты сок пьешь, это же... — для зубов вредно, хочет сказать Адриан. Но, во-первых, отец тянет напиток через трубочку, а во-вторых, через запотевшее стекло просматривается, что жидкость градиентная: от багрового у донышка к оранжевому.— Это что, Текила Санрайз?
Кошачье зрение подтверждает, что текила. Её меньше, чем должно быть согласно рецептуре, а сиропа наоборот больше, и это совершенно не вписывается в его представления о том, что должен пить отец.
— В это время суток уже Сандаун.
— И? Всегда теперь её будешь пить? — усмехается Адриан. — Wine aunt, vodka mom, tequila dad?
— Ты портишь момент. Не ерничай.
Адриан дергает хвостом, становится рядом с отцом и молча смотрит, как солнце садится в облака. Обниматься они, конечно, не обнимаются, но Габриэль задевает его плечом, и Адриан задевает в ответ.
