6 мая, 12:52.
Натали везде с собой носила Папку. Папка заслуженно обладала заглавной буквой — как Президент, Франция и даже, даже Бейонсе — потому что содержала в себе все секреты тайм-менеджмента Габриэля Агреста. Если бы такая Папка существовала во вселенной Поттерианы, Джоан Роулинг не смогла бы написать третью книгу: использование Маховика Времени это в некотором роде нарушение закона, Папка же абсолютно легальна. И сейчас Натали, сверившись с папкой, попросила ассистентку визажиста обновить на лице Габриэля пудру. Тон у нее был абсолютно спокойный, но в глазах отчетливо читалось: если пудра под вспышками и, упаси Господь, на камеру в прямом вещании, ляжет белыми пятнами, полетят головы. Ассистентка закивала, метнулась к мсье Агресту и трясущейся рукой набрала на кисточку пудру. — Много, — не отрываясь от планшета с открытым на нем Paris March, сказал Габриэль. Адриан попытался послать девушке ободряющий взгляд... И у него почти получилось — их глаза, по крайней мере, встретились. Но это никак не помогло: зрачки у нее были широкие, руки дрожали, и она вряд ли понимала, куда смотрит. Возможно, это был её первый день на стажировке. Возможно, её здесь вообще быть не должно было: интервью важное и ожидаемое, список визажистов заранее оговорен и утвержден. И берут только лучших, даже если необходимый максимум — поправить гелем идеальные брови Адриана или, как сейчас, пудру обновить. Что-то, в общем, было не так, девушка мешкала, и по студии пошел свистящий шепот. Ассистентка это заметила и застыла, как лань в свете фар — лань, которую сейчас собьют на полной скорости. Но хуже всего было другое: тишина означала, что приблизительно пятьдесят человек перестали глотать кофе и шипеть, когда он обжигал им язык, шуршать бумагами, передавая их из рук в руки, перестали настраивать камеры и на пробу шептать "Раз-два-три" в микрофоны. Тишина лишила Габриэля привычного ему фонового шума, и это заставило его отложить планшет. Адриан краем глаза заметил, что отец тщательно изучал Le Royal Blog — выходы в свет Меган Маркл, если быть точным. А еще он заметил, что некоторые (видимо, жаждущие лишиться работы) сотрудники очень увлеченно копались в своих телефонах. Камеры были предсказуемо направлены на уже известный Адриану зеленый диванчик. Если разыграется сценарий "Катастрофа" — отец впадет в истерику, как обычно, наорет на беднягу, и кто-нибудь заснимет это на видео, у Натали достаточно связей с юристами, чтобы засудить всех причастных. Если сценарий "Обычный день на работе" — Габриэль разорется, распалится, разыграет жертву, и придется отменять или переносить интервью, параллельно успокаивая его, то у Натали с собой его лекарства. Если сценарий "Моментальное повышение стоимости акций компании на пять процентов"... Адриан и Натали усмехнулись: видимо, они одновременно думали об одном и том же. И оба приходили к неутешительному, но, будем честными, очевидному выводу: третий сценарий настолько невероятен, что его даже расписывать не стоит. Натали не слишком жалела девочку: нервы нервами, но она своей медлительностью противоречила Папке. Такое мало кому можно было спустить с рук. Габриэль вздохнул, и аудитория синхронно вздохнула вслед за ним. Экран планшета погас, и если бы они жили в фильме или реалити-шоу, его показали бы крупным планом. А потом началась бы резня. — Как давно я сказал, — негромко начал Габриэль. Не "ужасающе тихо", и не "по-змеиному свистя", и не "трясясь от ярости" — хуже всего было, что он забросил ногу на ногу, продемонстрировал всем, кто находился слева от него, ярко-красный носок, и откинулся на спинку дивана. Вполне спокойный и готовый разрушить человеку карьеру. Строго говоря, если человек так пугается и впадает в ступор, вряд ли ему место в шоу-бизнесе, но это тема для отдельной дискуссии. Габриэль подумал, что эта девушка идеальна для акуматизации. У него в голове даже злодейский костюм сразу вырисовался: изначально он был серым, а по мере того, как она... Ну что здесь привязать, "забирала бы славу у тех, кто её недостоин", превращался во что-нибудь цветастое. И светящееся. Забрать славу, кстати, дело трудноосуществимое — можно сделать так, что любимец толпы внезапно станет всеми ненавидим, но из памяти-то человека у всего Парижа не сотрешь. В любом случае, в видеоиграх ведь мир за спиной персонажа не прописывают — так зачем ему заморачиваться, если жаждущий мести неофит все равно не оценит его творческого гения? Тем более, костюм в голове выглядел очень уж хорошо. Господи, как ему хотелось привести в действие "Катастрофу"! Когда Агрест узнал, что Натали так отзывается о нем — всем подразделениям код Красный, код Красный, "Катастрофа" в действии — то безумно оскорбился и урезал её зарплату на символические два процента. Потом, разумеется, вернул. Габриэль уже придумал, что скажет, в какой момент встанет и нависнет над своей жертвой, а потом ему на глаза попался оранжевый кед Адриана. Ах да — акуматизировать пока нельзя. Кто-то, не будем тыкать пальцем, не обговорил со своим сыном план дальнейших действий и сорвал все сроки, застопорил операцию и, если бы Папка была человеком, очень бы её разочаровал. Он не знал, с чего начать. И что делать дальше, тоже понятия не имел — каким-то образом то, что Адриан был заодно с ним, упрощало все в десять раз и усложняло в сто. Адриан, твоя мать находится в состоянии Волшебной Комы и лежит у нас в подвале в стеклянном гробу — нет, я не серийный маньяк, нет, она пахнет своими духами и не выглядит, как разложившийся труп. Ага, я настолько одержимый человек, что готов раздирать Париж на части раз за разом, чтобы ненамного приблизиться к тому, что в теории может вернуть твою мать. Как она к этому отнесется, как это провернуть, возможно ли это все... У Адриана, который об этом в первый раз услышит, ответов будет столько же, сколько у него. Тем не менее, "отпускать, принимать и двигаться дальше" — это для Габриэля что-то из области фантастики. "Господь милосердный. Он сейчас заплачет." Адриан, Натали и девушка с круглой баночкой пудры в руках подумали об этом почти одновременно. В разных формулировках, но все-таки. А потом Габриэль скрестил руки на груди и повторил свой вопрос: во-первых, потому что визажистка наверняка его забыла, а во-вторых, потому что он не закончил. — Пудры слишком много. Как давно я это сказал? — Очень, — еле выдавила девушка. Адриан посмотрел на отца и в момент расслабился: что бы за этим ни последовало, "Катастрофа" была отложена на неопределенный срок. — И что надо сделать, чтобы пудры стало нормально? — Стряхнуть. Габриэль издевался, но издевка была какая-то... Добрая. Натали бы меньше удивилась, если бы ей показали научно подтвержденные доказательства того, что Бигфут не только существует, но еще и близко дружит с Лохнесским чудовищем. На каникулы они собираются вместе в Шотландии, и Натали более-менее представляет, что с этим делать. Дальнейшие же действия Габриэля для нее были загадкой. Впервые за долгое время. Девушка закатала рукава рубашки и неловко стукнула ручкой кисти по краешку банки. С пушистой головки слетело крохотное облачко полупрозрачной пудры. — Отлично, — сухо кивнул Агрест. — И на будущее вам... — он вопросительно посмотрел на девушку. Все еще снизу вверх. — Эмили. — Надо же. На будущее, Эмили, стряхивайте вот так. Он забрал кисточку, уперся локтем в колено и выбросил вперед два пальца. Потом он тщательно обстучал между ними кисть, сдул моментально рассеявшуюся в воздухе пудру и передал кисть Эмили. — Красивый браслет, — сказал он. И улыбнулся. И ненавязчиво кивнул на него. Натали посмотрела по сторонам, убедилась, что люди действительно снимали, и отложила Папку в сторону. Габриэль, который уже срывал своим тяжелым молчанием эфир, и девочка, имени которой она не знала — по губам читалось Эми или Энни — только что опередили установленный график на полгода. Акции падали и набирали в цене постоянно, но если никаких ужасов не происходило, всегда крутились вокруг одного среднего числа. Натали не знала как и почему, но Агрест только что провернул план "Моментальное (и устойчивое) повышение стоимости акций компании на пять процентов". Потому что они находились в столице Франции, шел две тысячи девятнадцатый год, а Габриэль, известный своим отвратительным характером, хорошо обошелся с девушкой, у которой на руке был радужный браслет. Очевидно, из-за того, что он новое лицо французской прогрессивности и толерантности. Эмили спокойно напудрила ему лицо, и Надья Шамак, Агрест-первый и Агрест-второй вышли в дневной прайм-тайм.***
Объяснение этому было только одно: существовал некий ген, ответственный за способности к зарабатыванию денег. Обладали ими Рокфеллер, Роман Абрамович... и, в какой-то модификации, Габриэль. — Отец, — Адриан обращался к нему уже спокойнее, но до сих пор не мог собраться и назвать его "папа". Габриэля формальность, судя по всему, тоже устраивала, и на "папу" его мозг в момент выдал бы ошибку 404. У Адриана дела не ладились. Если Маринетт в конце концов оттаяла и снова начала перед ним краснеть, то Ледибаг была непреклонна. Он специально попросил отца не нападать на людей, но Габриэль только отмахнулся: у него оставалось чуть меньше месяца, чтобы в пух и прах разделаться со своими конкурентами на арене. В смысле, чтобы порадовать людей — но люди обрадуются вне зависимости от того, какой у него мотив, верно? К тому же, он никому не скажет. К тому же, ему нужно расширить свою мансарду. К тому же, как он сам говорил, ваз и картин много не бывает. Особенно тех, которые можно урвать на аукционе. Нет, он уважителен ко всем конфессиям, расам и ориентациям — безусловно, естественно. Он обеими руками за то, чтобы направлять свое влияние в верное русло (раз уж обладание Квами не туда свернуло), за репрезентацию, за равные права. Но он, в первую очередь, бизнесмен. И его бизнесменское чутье подсказало ему, что нужна капсульная коллекция. Не кричащая, но яркая, стильная... И вызывающая чувство безудержного счастья, которое испытывает человек, кричавший (примерно со Стоунволла) слишком долго, и наконец-то кем-то услышанный. Политики пускай двигают прогресс в своей сфере, он будет одевать людей. И радовать! И, возможно, в декабре вешать в холле вторую картину Климта. Возможно, передача прибыли в какой-нибудь благотворительный фонд окупится еще больше. Денежный ген подсказывал, что это не обязательно, но Габриэль уже решил, что так и сделает. ...Но не по доброте душевной, естественно. Он все еще суперзлодей, все еще не ценит жизни своих сограждан, и все еще делец-капиталист. Адриан его не размягчил. И эта Эмили... С его Эмили решительно ничего общего не было, кроме родинки возле носа. Все остальное — и цвет кожи, и комплекция, и текстура волос, отличались. И тем не менее родинка была слишком специфичной, чтобы выпустить её из головы и пустить все на самотек. В любом случае, это просто пиар-ход. Не было никакого "резкого напоминания о его обожаемой жене, заставившего Габриэля не вести себя с людьми так, как будто они ходячие мусорные баки". Нет. Пиар. И тем не менее, настолько вдохновленным он давно уже не был: тематика вынуждала играться с цветами, вылезать из предпочитаемого "черное-красное-белое", и это... Освежало. Как минимум. — Отец, — прервал его Адриан. Габриэль на секунду поднял на него взгляд, а потом провел стилусом по планшету плавную изогнутую линию. Стер, провел, стер, провел — последняя ему понравилась своим характером, он подогнал её под размер эскиза и передвинул к остальным деталям, которые потом планировал собрать вместе, как конструктор. Эскизы нужно было отправить команде, чтобы их перевели в трехмерную модель, подогнали под размерную сетку и отправили на производство. — Адриан, — ответил он, поправляя на носу очки. — Какая-нибудь вероятность того, что ты гей? Такое возможно? Адриан отфыркивался, как мог. Как это... Неправильно! Неправильно и нечестно по отношению к сообществу. И к нему самому — нельзя притворяться тем, кем ты не являешься. У него есть Ледибаг. Да, в отношениях у них сейчас то, что тактичные люди называют "разлад" — она его не подпускает на расстояние вытянутого шеста — но это абсолютно ничего не значит. С другой стороны (и это была совершенно мимолетная мысль, ни к чему не приведшая) у Маринетт был этот Лука... — Расслабься, шутка, — улыбнулся Габриэль. Честно, ему только вазы с фруктами для завершения образа не хватало: свободные домашние штаны, дорогущая брендовая футболка и мягкие тапки. За спиной панорамное окно, вид на лужайку и ворота... — Мы не играли здесь в бейсбол? — вдруг спросил Адриан. Великий дизайнер отвлекся от работы, заложил стилус за ухо ("Показушник", — подумал Адриан, улыбнувшись) и, задумавшись, прикусил щеку. — Было такое. Тебе было... Пять? — Где-то так. Мама подавала, ты рисовал? — Мама подавала, я рисовал. — Какая сопля. — Адриан, — предупреждающе нахмурился Габриэль. Фиолетовое платье с пышной юбкой рисковало превратиться в шипастый комбинезон, утыканный ножами. Адриан обожал их новую манеру ругаться. Ничто не кричало "отец-сын" громче, чем возможность обозвать его соплей и получить тапком по уху. Только тапки все еще оставались у Габриэля на ногах, а глаза становились картинно холодными. Он серьезно страшно выглядел, никакой искры или шутливости в глазах, но Адриан достаточно с ним прожил, чтобы знать: Габриэль Агрест не станет терпеть того, что ему не нравится. И это значило, что где-то в глубине души отцу... — Адриан? — Ау? — Да, отец, а не "ау", — фыркнул он. — Хочешь кофе? Адриан не хотел, но не мог не вспоминать, как мама каждое утро варила кофе. Четыре ложки кофе на полную турку, — хватает на двоих — проследить, чтобы шапка поднялась трижды, и разлить по чашкам. — Хочу. Пойти и сделать? — Удивительная проницательность. Две ложки, воды до ободка. Адриан вернулся через полчаса с обожженным пальцем. Под ногтями был молотый кофе, на деревянной доске — две чашки, одна уже с молоком, и полная турка. Адриан вытер её салфетками, но скрыть то, что кофе выкипел и заляпал плиту, все-таки не получилось. Габриэль рисовал и внимания не обращал, но работа у него шла бодро — и Адриан подумал... И не понял, что именно подумал. Ему пришлось повторить это у себя в голове. Он подумал, что любит маму, и все еще скучает, но сосущей дыры в сердце уже нет. Не то, чтобы мама в момент начала значить меньше. Просто кто-то — не будем показывать пальцем, но он сейчас разрисовывает полупрозрачную блузу с длинным рукавом — начал со своей стороны эту дыру заполнять. — И что? Прямо к июню выпустишь? — Не представляю, как я справлюсь, — насмешливо пробормотал Габриэль, смахивая рисунок влево и по привычке проходясь ребром ладони по экрану. Видно, что карандаши и бумага ему привычнее. — Ничего не успею без твоей помощи. — Да уж. Адриан вертел в руках кольцо. Плагг еще не оправился от потрясения — ему многое надо было переосмыслить. Квами Ледибаг он, хвала Небесам, поклялся не говорить, но на Габриэля все равно смотрел со смесью ужаса, ненависти и отвращения. Сейчас он сидел у Адриана на плече и точил когти о белую жилетку. — Вещица дорогая, — вполголоса заметил Габриэль. Плагг начал точить когти с удвоенной силой. — Серьезно, хочется — вот стилус. Адриан закатил глаза: как это, блин, типично. Не "Адриан, я хочу с тобой провести время и чему-нибудь тебя научить. Иди сюда, я поиздеваюсь над твоим чувством вкуса, и мы вместе слепим модельку рубашки" — нет. Подачка какая-то. С другой стороны, кто он, чтобы отказываться. — У меня чувство стиля плохое. — Ничего, скажем, что это твой дебют. Продастся все и больше.***
1 июня, 8:54.
— Вы в трендах Твиттера. — Удивительно. Никто этого не ждал, Нат, — зевнул Габриэль.@GabrielAgreste: agreste.com/fr/pridecapsule
@GabrielAgreste: Bonne Mois de la Fierté.