Happy New Life

      Часов в двенадцать, когда солнце вовсю долбилось в плотно закрытые занавески, Хэнка выдернуло из сна от того, что кровать слева от него просела под чьей-то задницей. Порыв вскочить и наставить на неизвестного дуло спрятанного под подушкой табельного Хэнк подавил с огромным трудом, мысленно напоминая себе, что андроиды ходят практически бесшумно. Даже те из них, что были когда-то людьми.       Сосчитав до трёх, лейтенант открыл слезящиеся от недосыпа глаза и сфокусировал их на сгорбленной фигуре в полумраке спальни. "Гэвин" сел к нему левым боком, сознательно или случайно пряча светящийся в полумраке лимонно-жёлтым диод.       – Эй… – получилось хрипло, но достаточно участливо, не каркающим голосом старого пьяницы, который развалился сейчас по кровати, и Хэнк, ободрённый результатом, протянул руку, чтобы коснуться локтя Гэвина.       Под пальцами оказалось прохладное, неживое, прикрытое тонкой тканью и Хэнк невольно зажмурился, давя в себе суеверный ужас. Некстати вспомнились осаждавшие телефон агенты, обещавшие воскресить Коула в виде идентичного андроида, слепить его подобие, чтобы так же приходило ночью, дохлое, холодное и чужое, пластиковая пародия на человека, с которой можно было до бесконечности сюсюкаться, а потом, наигравшись, отключить за ненадобностью и кинуть в чулан.       – Хэнк? – грубоватый голос Гэвина разбил надвигающуюся жуть и напомнил лейтенанту о взятых на себя обязанностях. Свой выбор он сделал давно и не с ним ему сейчас разбираться.       – Да, да… я сейчас… – Андерсон с кряхтением приподнялся, подтащил грузное тело по кровати повыше, чтобы не лежать, как вылезшее из миски тесто.       Живот неприятно колыхнулся, пришлось придержать его рукой и выслушать хриплое хмыканье Рида. Говнюк не изменил своей привычке раз в неделю напоминать Хэнку, что у того жирная задница, а со своим членом он поддерживает отношения на расстоянии, видя его только по видеосвязи. Сейчас это было даже приятно. Поддерживало иллюзию, что это именно Гэвин смотрит на него сейчас тусклыми серо-зелёными глазами и ждёт, когда разбуженный лейтенант усядется поудобнее, а не та агрессивная пластиковая тварь с налепленной на невыразительное белое рыло чужим лицом, которую он чуть не застрелил вчера. Живот снова скрутило холодным комком страха, надо бы чем-то его задавить…       – Не спится? – буркнул первое, что пришло в голову, Андерсон и тут же мысленно поморщился.       Ну какое «спится»? Это же андроид, у них там дефрагментация, режим сниженной активности или как там ещё это по заумному называется, когда Коннор стоит в своей стойке как Кен в упаковке и таращится в пространство открытыми глазами.       – Можно сказать и так, – пошёл на компромисс дубликат, не заостряя внимание на своих естественных, мать его, пластиковых нуждах. – Я заметил, что дверь открыта и решил, что можно зайти…       «…чтобы не сходить с ума одному в пустой гостиной,» – договорили глаза и Гэвин поспешно их опустил, сминая в пальцах край простыни. Говорить что-то сейчас было опасно, обидчивый Рид мог в любой момент взмахнуть жопой и убежать от неосторожного слова, поэтому Хэнк выбрал действие. Второе прикосновение к руке прошло спокойнее, под тканью всё ещё было чужое и жёсткое, но уже не такое жуткое, чувствующее ободряюще лёгшую на сгиб локтя тёплую человеческую ладонь. Хэнк знал об этом, потому что Гэвин крупно вздрогнул то ли от испуга, то ли поражённый человеческим прикосновением, в первый раз после возвращения с того света долгим и намеренным. Несколько секунд андроид сидел тихо и неподвижно, затем поднял руку и неуверенно, болезненно подрагивая пальцами, накрыл ею ладонь Хэнка.       Гэвин был прохладным, жёстким даже со скином и это остро напомнило то, как Коннор так же накрыл его руку в момент особого беспокойства в один из тайных задушевных разговоров на кухне и тогда он почти сразу же снял скин с пальцев, прижался голым, белым, интимным к коже лейтенанта. Хэнка тогда это несказанно поразило и сейчас он ожидал того же от Гэвина, но… не случилось. Андроид с лицом жившего две недели назад человека просто держал его руку, крепко и почти отчаянно, таращась в пространство невидящим взглядом, и Хэнк осмелел ещё больше, протянул вторую руку, сжал жёсткое пластиковое плечо, уверенно и крепко, как делал не раз с молодым Ридом, желторотым ещё юнцом, только выпорхнувшим из Академии, но уже получившим по носу.       «Гэвин» не двигался. Комнату снова повело, размыло нехорошей, дрожащей иллюзией. Это тело в руках хотелось отогреть, растормошить, заставить орать, хрипеть и дёргаться, как подобает Гэвину Риду, агрессивному и темпераментному ублюдку, способному заебать любого на своём пути. В голову полезли нехорошие мысли, вспомнился недавний разговор на кухне и поганый голосок зашептал на ухо крамольные, но такие соблазнительные вещи. Сам пришёл, на кровать сел, к рукам жмётся, почти ластится, да напрашивается же! А про жопу функциональную кто на кухне разболтал? А про чувства кто спрашивал? Теперь припёрся прямо в руки, так может, трахнуть его, раз он этого так хочет?       Пальцы сами по себе поползли вниз по плечу, тихо шурша тонкой тканью, прощупывая жёсткое тело, несомненно чувствующее каждое прикосновение горячей со сна руки. Гэвин вновь повернул к нему голову, но не поднял взгляд, неподвижный и послушный его воле, и Хэнк остро почувствовал это. Покорность. Принятое решение подчиниться его выбору, каким бы он ни был. Если Андерсон сейчас нажмёт на это плечо, вернувшийся с того света напарник послушно ляжет в его постель, раздвинет ноги, позволит трахнуть себя в андроидную жопу. Будет кряхтеть и стонать сквозь стиснутые зубы, подмахивая его неловким, грузным движениям, пока старик не кончит. А потом, возможно, вскроется из-за того, что его всё-таки выебали, чтобы отделаться.       Хэнк отстранился и помотал головой так энергично, что седые патлы несколько раз ударили по лицу. Не сильно помогло. В комнате было интимно, тепло и полутемно из-за плотных занавесок, пропускавших между собой тонкий лучик, деликатно лёгший правее от Гэвина, а внизу живота приятно ныло, чего не было довольно давно и вполне ожидаемо для его возраста. Грёбанный сексуальный гомункул.       – Надумал чего? – Хэнк прикусил язык, понимая, что ляпнутый, чтобы не затягивать интимную тишину, вопрос звучит грубовато. Впрочем, за последние двадцать лет он ни разу не выдал ничего изящного и правильного, уж Гэвин-то должен был знать.       Андроид повёл плечами, словно металл и пластик внутри могли затечь от долгого сидения на старой кровати лейтенанта, приподнял лицо, блестя в полумраке глазами. Возможно, влажными от недавних слёз, а может быть, это просто были вставленные в глазницы стекляшки, равно и честно блестевшие у всех андроидов. Хэнк стиснул зубы, чувствуя, как радостно приподнялось от этого блеска под складками плотного одеяла, но взгляд вернул ясный, трезвый.       – Я хочу перестать дышать, но не могу, – голос у Гэвина был жутким, особенно в тот момент, когда пальцы провели по груди рядом с крышкой регулятора тириумного насоса, сжали ткань на размеренно двигающейся грудной клетке.       От этого заявления челюсть Хэнка отвисла так же, как когда Гэвин вывалил ему факт о своём давнем интересе к старому лейтенанту. В голове столпились какие-то дурацкие общие слова, что-то про то, что дышать нужно, пусть и андроиду, что не надо пытаться изменить себя, но они были напарниками достаточно долго, чтобы Андерсон чётко понимал, что любая из этих фраз заставит вспыльчивого Рида скинуть его руку и уйти из комнаты, оставив глупого старика, который даже не знал, зачем вообще дышать машине.       «Гэвин», крепко сжатый его руками, вдохнул ещё пару раз, нервно, глубоко, совершенно безрезультатно для пластикового корпуса и, кажется, только разозлился от этого ещё больше.       – Мне не нужно дышать. Мне не нужен долгий оффлайн для очистки систем. Мне не должны быть интересны вкусы и запахи. Это всё Элайджа придумал, – имя учёного андроид произнёс сквозь стиснутые зубы, не только смодулировав соответствующий голос, но и на самом деле сжав ровные пластиковые зубы, скалясь в пустоту мимо Хэнка. – Это всё он… хочет, чтобы я был человеком… хочет…       В голосе «Гэвина» проскользнуло неровное заикание, как иногда это делали плееры времён молодости Хэнка и лейтенанта вновь передёрнуло от того, что в руках у него пластиковая кукла с электронными потрохами. Эти скачки от «живого» Гэвина до какого-то Гэвиндроида-3000, того и гляди, готового утечь ртутной струйкой, происходили неожиданно и быстро, как в плохом фильме ужасов. И негативная реакция Хэнка на это была всё равно что девчачий визг посреди кинозала, слишком явная, чтобы бывший коп, пусть и с электронной начинкой, этого не видел.       – Возможно, он хочет, чтобы ты привык к новой жизни постепенно, – Хэнк пожал плечами как можно более спокойно. – Уверен, что, если сказать ему, что ты обвыкся с новым образом жизни, он что-нибудь там натыкает и сделает, как надо. А потом, кто знает… Андроид-детектив уже зарекомендовал себя как конфетка для участка, а с твоим-то опытом…       – У меня нет опыта, – «Гэвин» дёрнулся излишне резко для бездушной машины, наклонил голову, глядя в глаза Хэнку. – Значительная часть банка памяти не совмещается с системой, я не…       – Если ты сейчас собираешься заявить, что ты не Гэвин, иди-ка ты на хер! – Хэнк заявил это достаточно громко, уверенно и развязно, чтобы заглушить собственные сомнения. – Ты – Гэвин. Невыносимый говнюк и незатыкающееся трепло. Мудак, каких поискать. Даже сейчас такой, споришь, чтобы спорить!       Андроид не стал опровергать это заявление, отвёл взгляд и опустил голову, признавая правоту бывшего напарника, хоть и не вслух. Помолчал немного, разглядывая собственные переплетённые пальцы и одним ударом отправил празднующего маленькую победу Андерсона в нокаут.       – Скажи мне, Хэнк, зачем ты всё это делаешь? Разве я тебе нужен?       Хэнк прикусил губу. Честно и предельно правдиво было бы ответить: «Конечно, не нужен, Гэвин. Мне нужно успокоить себя, а твои проблемы ожившего нелюбимого трупа мне до фонаря», но кто решится сказать это в лицо? Ответ они оба знали, копы всегда знают ответ, но Гэвин был ещё и человеком, а люди всегда надеются, даже если вместо сердца у них качающая голубую кровь пластиковая помпа. И у Хэнка не было права сломать эту надежду неосторожным словом.       – Я хочу, чтобы ты разобрался в себе и жил так, как тебе хочется, – он постарался сделать голос как можно мягче, сжать пальцы на плече сильнее, показывая свою поддержку.       Выдержать взгляд Гэвина было почти невозможно. Несмотря на полумрак комнаты, Хэнк видел ту отчаянную жадность, с которой пластиковый Рид искал на его лице подтверждение, что его слова честны, что кому-то на этом грёбанном свете нужно что-то большее, чем его номинальное наличие, как ненужного хлама, с которым не хочется расставаться. Гэвин смотрел с надеждой, с невысказанной мольбой и Хэнк горел в ней, как в Геенне Огненной, за все свои грехи и наглую, грязную ложь, пока Рид не отвёл наконец взгляд, насмотревшись на суровое и правдивое лицо лейтенанта.       Он слегка улыбнулся, почти незаметно, затем кивнул и поднялся, одним движением выскользнув из рук Андерсона.       – Спасибо, Хэнк, – тихий голос Рида казался иллюзией, додумкой уставшего мозга, настолько редко говорил это слово при жизни почётный мудак всея участка.       Тихие нечеловеческие шаги пронесли его до двери, прикрытой на время разговора, и Гэвин ловко выскользнул в коридор, оставив зазор с человеческий корпус, а Хэнк так и не смог выдавить из себя что-нибудь ему вслед. Только рухнул, оставшись один, на кровать неопрятной кучей брехливого дерьма и устало прикрыл глаза.       Перед мысленным взором Гэвин стоял рядом с Коулом и смотрел ему в душу тусклыми, полными безнадёжной муки глазами. Хэнк не сомневался, что будет видеть это до конца жизни, если не вытянет парня обратно в мир живых.       Когда лейтенант Андерсон разлепил опухшие от сна глаза, часы показывали половину четвёртого вечера, нормальное для него время пробуждения после суток. Пришлось покряхтеть, чтобы встать, его мутило после вчерашней выпивки на пустой желудок, под ребром противно ныло, но в целом было полегче, чем после обычного ещё три месяца назад пробуждения на холодном полу кухни в компании пустой бутылки. Спасибо Коннору, под сочувствующим взглядом которого было тяжело напиваться.       В своём доме Хэнку обычно было нечего стесняться, поэтому лейтенант выполз в гостиную как был, в уляпанной чем-то футболке и боксерах, через которые чесал свой старый зудящий зад. И тут же почувствовал себя как-то глупо в компании полностью одетых и аккуратных андроидов.       Впрочем, им было куда более неловко, потому что Хэнк успел увидеть две сплетшиеся белые ладошки, которые они поспешно отдёрнули при виде человека. Лейтенант медленно поднял седую бровь, посмотрев сначала на одного, затем на другого, но Коннор предпочёл просто подняться с подлокотника дивана, на котором примостил свою тощую жопку, а Гэвин так и вовсе отвёл взгляд, делая вид, что крайне заинтересован коллекцией джазовых пластинок Хэнка. Будто не морщился на них каждый раз, забредая к лейтенанту домой.       Хэнк предпочёл не комментировать увиденное, хотя посмотреть, как эти двое будут оправдываться и пытаться объяснить, чем тут занимались, было бы забавно. Интимный жест, которым андроиды прижимали друг к другу снежно-белые пальцы, врезался в мозг с момента, когда он увидел этих жест в исполнении Маркуса и Норт на экране плазмы в каком-то баре, где ждал разрешения конфликта, пока Коннор вершил революцию. Каких-то два месяца прошло, а казалось, целая вечность. Кто-то успел пожениться, кто-то сменить профессию, место жительства, имя, кто-то съехаться, а кто-то – умереть…       Пришлось треснуть себя по морде ладонью, чтобы не скатываться опять в этот поросший тиной омут, в котором тонул уже Гэвин в соседней комнате. Конечно, Хэнк видел это выражение его шрамоватой морды, когда зашёл. Так на Коннора не смотрел даже Сумо, когда в руке андроида был поводок, только Гэвину никакого поводка не надо было, чтобы так же стлаться и скулить перед неумолимо-эффективным и таким же холодным к нему РК800.       На звук шлепка на кухню, куда завернул со своей горящей мордой Андерсон, заглянул лишь один андроид, его, можно сказать, уже личный, домашний. Коннор открыл было рот, но Хэнк шикнул на него, крайне не настроенный на то, чтобы выслушивать лекцию о калориях и жирах, когда башка болит, на сердце погано, а живот скручивает от одной мысли о сочном буррито, закинутом в микроволновку небрежным движением руки.       – Тириум вон там, если хочешь, можешь составить мне компанию, – буркнул Андерсон, поворачиваясь к жужжащей микроволновке спиной и скрещивая руки на груди, всем своим видом показывая, что готов защищать свой жирный и острый ужин любой ценой.       – Благодарю, я не нуждаюсь в дозаправке тириумом, – в голосе Коннора, таком вежливом и серьёзном, масляной прокладкой лежала издёвка.       Дело было не в буррито, и не в тириуме, между ними висела, раздуваясь, большая, как слон в комнате, проблема, катализатор которой остался в гостиной, не имея столько смелости и наглости, сколько их имел андроид-детектив, остановившийся в каких-то пятнадцати сантиметрах от лейтенанта Андерсона. Возможно, Коннор видел, как поднялись дыбом волоски на скрещенных руках Хэнка, хотя смотрел исключительно ему в глаза, прямо и честно вызывая на давно зревший разговор.       Хэнк сглотнул, хлопнул по кнопке микроволновки, останавливая гудение и крепчающую вонь от разогретого фаст-фуда, портящие слишком интимный момент, и понял, что к такому его жизнь не готовила.       – Я слышал ваш разговор в районе полудня сегодня, – не дождавшись от лейтенанта инициативы, Коннор начал с хука слева, – и считал ваши показатели во время него.       Лейтенант почувствовал, как желудок легко и быстро заполнился ухнувшим в него сердцем. Быстрый взгляд на фитнес-трекер на запястье заставил громко скрипнуть зубами. Кто бы сомневался, что Коннор заставил его нацепить эту дрянь исключительно для того, чтобы постоянно следить, что там с его драгоценным напарником, когда он сидит на толчке, прощаясь с жизнью, жрёт трофейный пончик или передёргивает быстренько перед сном…       – Помимо прочих реакций, вы испытали возбуждение во время разговора, – Коннор был неумолим в своей машинной прямолинейности, расстояние между едва дышащим лейтенантом и пластиковым телом сократилось ещё на пять сантиметров. – Могу ли я считать, что ваше мнение относительно взаимодействий с андроидами изменилось со времени нашего обсуждения готовящегося закона о браке между…       – Коннор, твою пластиковую мать!       Окрик прозвучал излишне громко для маленькой кухни, Хэнку пришлось глубоко вдохнуть, чтобы перебороть желание спрятать рдеющую морду в ладони. Он не помнил, как вообще умудрился когда-то давно жениться, с романтическими отношениями у него было примерно так же, как с паролями на службе, поэтому сейчас бесстрашный лейтенант Андерсон пасовал перед зажимающим его на собственной кухне пластиковым напарником, явно готовящимся следующим ходом напрямую предложить себя в партнёры.       Под руку попала гладкая прохладная столешница, на которой вчера вечером сидел своей функциональной жопой Гэвин, и Хэнк вновь сглотнул, чувствуя себя распоследним лживым куском дерьма. Ебливым лживым куском дерьма, если быть до конца честным, потому что хер снизу шептал ему голосом дьявола забить на андроида в гостиной и поплотнее обсудить щекотливый вопрос с андроидом напротив.       – Слушай, Коннор… – Андерсон предпочёл отдать управление мозгам и увесисто шлёпнул ладонью в центр груди напарника, примяв идеальный галстук, но не решимость восьмисотой модели, – давай-ка не сейчас. Я не готов обсуждать всякие там… отношения. Тем более с андроидами. Окей?       – А что такого в отношениях с андроидами, лейтенант? – Коннор убийственно уверенно отнял его руку от себя и медленно снял скин до самого запястья, вжался прохладным и пластиковым между пальцев Хэнка.       Так интимно, так притягательно-неправильно смотрелись ставшие немного тоньше без скина ровные белые пальцы с мягкими подушечками на кончиках рядом с намозоленными оружием, толстыми, мясными пальцами Хэнка… Морщинки на сгибах, маленькие кустики волос, мелкие шрамы от ранений рядом с гладким белым пластиком от Киберлайф, да и весь такой несуразный, шумно сопящий от волнения и здоровый Хэнк рядом с новейшей разработкой, венцом творения, идеальным на работе и дома Коннором.       Сердце скакнуло и забилось где-то в глотке, когда Хэнк шевельнул пальцами навстречу, согнул их, переплетаясь с доверчиво открытым белым пластиком. Даже если бы они тут бурно трахались на кухонном столе, развесив трусы на люстре и оглашая стонами всех соседей, это было бы и вполовину не так интимно как то, что происходило сейчас.       Пальцы и ладонь приятно, очень слабо покалывало электричеством, будто Коннор пытался приконнектиться, пообщаться с ним так же, как с собратом, а возможно, это было способом показать своё доверие и расположение к человеку… Спрашивать было неуместно, смотреть в глаза Коннору – практически стыдно. Но Хэнк смотрел и чувствовал, как спокойный взгляд андроида затягивает его, заставляет податься ближе, чтобы закрепить неозвученное признание поцелуем…       В гостиной брякнула задетая тумбочка и осознание грохнулось на Хэнка стотонной плитой.       Гэвин…       Блядь.       Андроид нашёлся в ванной комнате. Дверь была не заперта, скорее всего, он просто забежал сюда, ни о чём не думая, лишь бы быть подальше от болезненной для него сцены. Гэвин сидел на краю старой вытертой ванны, глядя в пол перед собой. Классическая для андроида поза со сложенными на коленях руками никак не вязалась с учащённым дыханием и напряжённо сжатыми пальцами. Это было похоже на попытку отрешиться, уйти в ту часть себя, что знала только нули и цифры и понимала, что всё её «поведение» диктуется написанными программистами протоколами. А ещё не понимала, что тут ей ловить нечего и лучше бы вовсе не возвращаться.       Хэнк замер на пороге, глядя на макушку андроида со знакомо зачёсанными назад искусственными волосами. В них были неровные борозды, привычные взгляду, потому что Гэвин, когда нервничал, часто запускал пальцы в шевелюру, снова и снова зачёсывая назад мягкие пряди. Привычка из прошлой жизни или заботливо прописанная хорошо знавшим брата Элайджей черта характера?       На языке у Хэнка вертелись совершенно идиотские вопросы вроде «Ты чего?» и «Как себя чувствуешь?», ответы на которые были настолько очевидны, что задавать их было бы просто издевательством над загнанным в угол Ридом, диод на виске которого истерично моргал, отсвечивая на гладкие поверхности тревожно-красным, будто где-то снова стояла скорая в ожидании, когда вынесут тело.       Гэвин поднял голову. Не сразу, прошло несколько томительных секунд наедине с дураком-лейтенантом, но он первый решился начать диалог.       – Мне кажется, твоя ванная комната похожа на мою… на ту, что была у меня… – поправился Рид, подняв взгляд на всё ещё висящие на зеркале яркие стикеры.       Коннор несколько раз порывался их убрать, но Хэнк стоял насмерть. Его хорошо заводили с утра ернические записки собственного авторства и сейчас лейтенанту думалось, что и у Гэвина могло быть что-то подобное в маленькой квартире на Бьюкенен-стрит. Что-нибудь вроде «Обругай всех в пределах видимости» или «Пластиковые жопы»… или «Пожалуйста, живи». Последнее неожиданно показалось Хэнку болезненно-правдивым, но прежде, чем он открыл рот, взгляд Гэвина спустился на раковину и оттуда на ванну. Андроид выгнул шею, глядя через плечо на гладкое белое дно, и Андерсона замутило от неясного предчувствия.       – Ванна, по крайней мере, точно похожа. Я вспомнил, – рука андроида шевельнулась, потянулась пальцами к запястью и этого хватило, что Хэнк запаниковал и быстро пересёк ванную только для того, чтобы остановить эту руку.       Прикосновение словно пронзило током обоих. Гэвина, потому что он не ожидал крепкой хватки на своём запястье, Хэнка, потому что знакомая много лет рука не отпружинила мягкой плотью, осталась жёсткой, пластиковой, будто он по ошибке перехватил за руку манекен в магазине.       – Не надо, – это вырвалось спонтанно, но ему показалось, что в обращённых наверх тусклых глазах Рида мелькнуло понимание, что именно «не надо», и это вызвало новый приступ удушливой паники. – Не надо тут сидеть. Пойдём на кухню, составишь мне компанию за ужином. Понюхаешь буррито, вспомнишь, что ты их терпеть не мог… Пойдём.       Гэвин помолчал, несмело опустил глаза на руку Хэнка и после паузы кивнул, заставив человека подавить вздох облегчения. Штаны скрипнули по гулкому краю ванны, когда андроид снял с неё свою жёсткую пластиковую жопу. О том, что она скорее всего, наоборот, очень даже мягкая и приятная на ощупь, как у тех девочек из клуба «Рай», Хэнк старался не думать. И вообще старался не думать об андроидных частях тела, которых за текущие сутки перетрогал слишком много.       Послушно шагающий следом Рид сам отобрал у него руку до того, как они вышли в поле зрения Коннора. Андроид-детектив словно не двигался с места, однако буррито снова крутилось в микроволновке, источая божественные ароматы еды бомжей, на протёртой столешнице лежали две пачки тириума, более чем толстый намёк на предельно вежливую совместную трапезу.       Коннор моргнул жёлтым диодом и кивнул вошедшему Гэвину на стул и тот, к великому удивлению Андерсона, без единого слова повиновался. Решив расспросить о методах дрессировки депрессивных андроидов позже, Хэнк вытащил из микроволновки горячий буррито, но, повернувшись к паре пластиковых засранцев, населивших его дом, едва не выронил его из рук. На столе перед Гэвином стояла его кружка из ДПД, белая, с размашистой надписью G.REED на блестящем керамическом боку. Пальцы сидящего напротив андроида дрожали, перешедший было в нормальный для Рида жёлтый спектр диод снова был тревожно-красным.       – Я решил, что необходимо вернуть детективу Риду принадлежащую ему вещь, – подчеркнул свой жест Коннор, ставя рядом с кружкой пакет тириума. – А также предположил, что ему стоит потребить тириум классическим для людей методом для ускорения интеграции памяти в текущее сознание.       Заботливый жест андроида показался Хэнку издевательским, наличие дома чёртовой кружки, о которой Андерсон и думать забыл, слишком предусмотрительным, но на острый, испытующий взгляд лейтенанта хитрожопый РК800 не ответил, выкладывая на стол приборы для Хэнка, всегда предпочитающего есть руками.       – Ты бы ему ещё Барби вернул, – буркнул Андерсон, чтобы немного разрядить обстановку и отвлечь Гэвина от молчаливого созерцания куска своей почившей жизни.       – Барби?.. – голос Рида промелькнул неприятным техническим срывом, но он хотя бы оторвал глаза от чёртовой кружки и уставился на Хэнка, ожидая дальнейших пояснений.       Мысленно поставив себе плюсик, лейтенант попытался придать голосу жизнерадостный оттенок, забыв, что это получается у него хреновее, чем у Коллинза приседания.       – Да, ты как-то подарил Коннору Барби в коробке и гордо прокомментировал, что нашёл ему девушку, – смешок вышел более естественным, злополучная кукла, закинутая под кровать, всё ещё веселила Хэнка, как и воспоминание о том, с каким лицом Коннор принял подарок.       Гэвин помолчал несколько секунд, глядя на опустившийся на тарелку рядом свёрток с логотипом ближайшего фаст-фуда, затем несмело протянул руку, но не тронул буррито, как думал Хэнк, а подобрал со стола острый кухонный нож, чтобы вглядеться в блестящую поверхность.       – Да, я, кажется, так и сделал… Подарил Барби… – лицо Гэвина исказилось горечью, очевидно, воспоминания об этом подарке у него имелись и были не такие радужные, как у Хэнка. – Я вспоминаю…       Нож в руках андроида медленно повернулся остриём вниз, перехваченный привычно и удобно, чтобы вспороть оставшиеся в прошлом человеческие вены. Гэвин замер, мрачнея ещё больше. Вспоминая. Понимая.       Краем сознания Хэнк отметил звон, с которым нож упал на кухонный кафель, бездумно откинутый им от уязвимого, прикрытого тонким пластиком и слоем ткани белого запястья. Его трясло, как ни на одном задании. А ещё тошнило, особенно от того, как требовательно смотрел на него Гэвин, поднимаясь из-за стола рваными рывками.       – Где мой некролог, Хэнк? – хрипло спросила пластиковая кукла, искажаясь лицом и дёргаясь голосом, как самая хреновая из лежащих в гостиной джазовых пластинок. – Где-де мой некрол-лог? Я и-искал! Ка-как я умер?!       В том, что вдвоём с Коннором, уже заходящим тихо сзади, они справятся с буйным андроидом, Хэнк не сомневался, но Гэвин вернулся в то же состояние, в котором был в участке, и в этот раз у лейтенанта не было для него верного ответа.       – Эл-лайджа сказал, что это был не-несчастный случай! – жёсткие пластиковые пальцы вывернулись из руки Хэнка, перехватили его запястье до боли, до глубоких, чёрных синяков, но он выдержал, не заорал в лицо трясущемуся андроиду. – Но это было не так! Ска-ажи, Хэнк, э-это ведь было не так!       Лицо Гэвина стало почти умоляющим и тут же вновь оскалилось в гримасе злости, но глаза оставались сухими. В чём-то Элайджа Камски был слишком жесток, в частности, не оставив брату шанса поплакать.       – Зачем?.. – Рид осёкся, остекленел взглядом и рухнул обратно на стул, раскатавшись по нему безвольной тушей с запрокинутой головой, иронично повторяя всем своим видом откинувшегося от передоза наркошу, которых оформлял не раз и не два. Глаза «Гэвина» были стеклянно открыты, лицо приняло дефолтное спокойное выражение, никак не вяжущееся с лицом экспрессивного детектива, диод на виске погас, приняв вид серой стекляшки. Дохлый андроид как он есть.       Дурнота всё же подступила к самому горлу, заставив Хэнка прикрыть рот ладонью в попытке удержать желчь из пустого желудка внутри.       – Я его отключил, – спокойно пояснил Коннор после того, как его напарника вырвало в раковину.       – Что?.. Это как? Насовсем? – вопрос был предельно старпёрским, но до появления в участке андроида-детектива на пластиковых болванчиков Андерсон смотрел лишь издалека, никак не интересуясь их функционалом.       – Нет. Это примерно как отключить компьютер. Все данные будут сохранены до… повторного включения, – покосившись на напарника, Коннор безо всякого пиетета к отключённому андроиду взял его под мышки и утащил в гостиную, как обычно таскал из магазина тяжёлые пакеты с продуктами. Точно так же остановился по дороге, чтобы перехватить пластиковую тушу поудобнее.       – И до этого надо придумать, что ему сказать и как успокоить, когда он включится… – Хэнк вздохнул, вытирая прополощенный по-быстрому рот, и встал, грузно оперевшись на раковину. Буррито больше не хотелось. Да и вообще ничего не хотелось.       Коннор вернулся, педантично отправил прибор в посудомойку и достал новый, несмотря на то, что Хэнку он никогда не был нужен.       – Лейтенант, я просканировал состояние этого андроида, когда он разрешил установить связь, – голос восьмисотого звучал буднично, удивительно контрастируя с состоянием его мясного напарника.       – Так это была твоя инициатива, гадёныш ты пластиковый? – лейтенанту Андерсону пришлось отлипнуть от раковины и принять более соответствующий занимаемой должности вид. Внимание к Коннору теперь было острым. – Ну, и? Что ты там накопал?       – Он всё помнит.       Утро следующего дня Хэнк отметил, как исключительно поганое. Тёмное, бесснежное, с пластиковым полутрупом, красочно раскинувшимся на диване в гостиной. Хотя Сумо это особо не смущало, старый пёс свернулся клубком возле безвольно свисающей руки андроида, а хозяина поприветствовал условным беззвучным тявканьем, его обычным поведением рядом со спящими людьми.       – Дурак ты, Сумо, – Андерсон с кряхтением уселся на корточки, чтобы погладить завилявшего хвостом пса, и поморщился, когда в коленях щёлкнуло. – И я дурак, ещё побольше тебя…       На работу в то утро Хэнк опоздал. В голове было пусто, болезненно и гулко, будто с похмелья, хотя виной всему были нервы, уж слишком похож был Гэвин на труп, который какие-то шутники вырыли ночью из могилы и кинули на диван Андерсону в назидание. Коннор, конечно, клялся и божился по-андроидному, что пластиковый покойник не восстанет, пока их нет дома, но Хэнк всё равно перед уходом дал Сумо команду сторожить «спящего» Гэвина. Кто его знает, эту разработку «великого гения» Камски…       Кстати о Камски. Увидев возле стола знакомую фигуру с блядским пучком на голове, Хэнк нисколько не удивился, лишь тяжело, совсем по-старчески вздохнул, огибая самого нежеланного для встречи человека на планете, и плюхнулся в рабочее кресло, показывая лицом покорную готовность к диалогу и отвращение к визитёру одновременно.       – Доброе утро, лейтенант Андерсон, – Элайджа встал ближе, слишком близко для комфортного общения, ещё и пришлось задрать на него голову. Знает, что делает, хитрый сукин сын…       – И вам того же, мистер Камски, – Хэнк откинулся на спинку оглушительно скрипнувшего старого рабочего кресла, нарочито выпятив пузо, обмякнув и приняв вид бомжеватого старикана, случайно усевшегося в кресло лейтенанта полиции.       Элайджа дрогнул уголком рта. Бесится. На то и рассчитывал Хэнк, в душе расплываясь в блаженной улыбке и мысленно отливая на мягкие кроссовки гения и величайшего ума столетия, чей собственный брат предпочёл его обществу старого сослуживца с не менее старой собакой. И домашним тостером, который в этот безмолвный конфликт не вмешивался, стараясь вести себя как можно тише. Даже диодом моргал через раз, пластиковый шельмец.       – Могу я узнать как самочувствие моего брата? – безрезультатно прождав вопроса о цели визита, Элайджа подступил к щекотливой теме сам, чётко проступив мышцами на нервно сжатой челюсти. – Вы ведь оставили его одного?        - Сносно, мистер Камски. Я бы даже сказал, нормально. Осваивается на новой территории, кушает тириум…       «О тебе, говнюк, не спрашивает», – добавили насмешливо прищуренные глаза Хэнка. Сбоку прошуршало, Коннор, всегда отличавшийся крайней чувствительностью пластиковой жопы, быстро встал и ушёл из зоны риска, бормоча что-то про кофе для лейтенанта и делая вид, что не чувствует острого взгляда «мистера Камски» в спину.       – Что ж, мягкие силиконовые ушки нас покинули, и у меня будет для вас пара вопросов, господин технический гений, – Хэнк немного сгорбился, возвращая себе напряжённый, деловой вид. – Можете считать, что это для следствия, хоть я и не заводил дела.       Невысказанную угрозу и некрасивые последствия для своей карьеры Элайджа считал корректно и примостил тощую жопу в мешковатых джинсах на край стола Андерсона, демонстрируя свою готовность к диалогу. Хэнк поморщился, не видя, но помня о блестящей потёртости на краю, потому что именно это место обожали обтирать филейными частями и Гэвин, и Коннор, и даже Джеффри Фаулер, когда вылезал из своего начальственного аквариума.       – Итак, мистер Камски, – лейтенант с трудом отодрал глаза от многострадального стола, чтобы посмотреть в прозрачные глаза учёного, – вы утверждаете, что смогли перенести воспоминания Гэвина Рида в тело робота, о таких разработках я слышал, в это верится… Но как вы смогли перенести его личность, а в том, что эта личность принадлежит именно Гэвину, я уверен, в банки памяти того самого андроида, что сейчас шастает у меня по дому?       Глаза Элайджи Камски сверкнули торжеством и самодовольством, а в голове Андерсона хлопнула, закрываясь, ловушка. Привыкший к успеху и всеобщему поклонению гений, конечно, не был бы собой, если бы не купился на подтверждение удачности своего эксперимента. Небрежно кинутая наживка была заглочена целиком и жертва уже раскрыла свою болтливую пасть, чтобы сдать себя с потрохами.       – Я считал данные с мозга Гэвина после его смерти и об этом я, кажется, уже упоминал в нашем последнем разговоре, – Элайджа даже приосанился, раздражающе светя своей фирменной самодовольной ухмылкой. – Видите ли, лейтенант, деятельность нашего мозга не более, чем электрические колебания, которые можно легко считать современной аппаратурой…       – Простите, что перебиваю, но у меня есть ещё один вопрос, – Хэнк кашлянул в кулак, останавливая лекцию в самом начале, про себя отмечая, как помрачнел Элайджа, поняв, что старый полицейский уже за что-то зацепился, – я, конечно, не врач, но по долгу службы примерно представляю, сколько живёт мозг после смерти. Обычно это время составляет минут пятнадцать, в отдельных случаях до получаса… но никак не то время, за которое кто-то обнаружил тело, вызвал спецслужбы, а те, в свою очередь, сообщили близким о кончине Гэвина Рида, который к тому времени, скорее всего, начал уже коченеть.       Несколько секунд Камски сидел тихо и неподвижно. Рука Хэнка сама собой сползла на табельный в ожидании, что попавшийся на преступлении псих сорвётся, выкинет что-нибудь дикое при помощи своих пластиковых игрушек или в ярости попытается забить его коробкой пончиков, оказавшейся под рукой. Но Элайджа не стал кидаться и рвать на себе очередную супергеройскую толстовку в попытке обелить своё имя, лишь опустил голову, крепче переплетя лежащие на бедре пальцы.       – Я не убивал Гэвина, – его голос звучал тихо, сорванно. – Никогда и в мыслях не было, что бы вы там обо мне не думали. Но я… да, согласно закону это вмешательство в личную жизнь, противоправно и всё такое… Я всегда волновался за брата, поэтому как-то раз, когда мы ещё виделись с ним и с семьёй, подловил момент, когда Гэв валялся бухой в стельку, и вшил ему под кожу трекер. Ничего эдакого, мне не нужен был уровень адреналина, фазы сна, сердечный ритм, только… его наличие. И когда поступило оповещение о том, что сердце Гэвина перестало биться, я схватил мобильную станцию и помчался к нему.       Носки собственных кроссовок, кажется, были для Элайджи Камски интереснее всего, что происходило в участке, даже голый клоун, которого провели в камеру задержания, не отвлёк от созерцания ни его, ни Хэнка. Они были в своём личном маленьком мире, в крохотной допросной, за пределами которой их не слышала ни одна душа. В участке всегда было шумно, в вечном гомоне терялись люди, их жизни и смерти. На столе Гэвина теперь была свалка из планшетов и забытых стаканчиков из-под кофе и Хэнк не мог перестать о ней думать, даже глядя в опущенное кроткое лицо Элайджи.       – Я не стал сразу вызывать скорую, потому что понимал, раз сигнал шёл из квартиры Гэвина под Новый Год… ничем ему уже не поможешь, – учёный вздохнул, глубоко и прерывисто, сдерживая подступившие к горлу слёзы двухнедельной давности. – Успел приехать вовремя, чтобы простимулировать мозг и перенести данные на электронный носитель, вызвал скорую для экспертизы, распорядился насчёт тела и уехал к себе, работать. Всё, о чём я думал, это вернуть брата к жизни…       Когда рассказ дошёл до квартиры Рида, он крепко зажмурился, и Хэнк не мешал, понимая, что Элайджа снова стоит на коленях возле ванны с бездыханным телом, снова подсоединяет безвольно мотающуюся голову брата к аппарату, снова давит подступающие к горлу слёзы ради важного дела. С которым в итоге не справился и без особых возражений передал лейтенанту Андерсону только для того, чтобы отключённый Гэвин сейчас валялся у него на диване. А они друг друга стоят, что уж тут говорить…       – Но вы сделали это не для него, верно, мистер Камски? – добивать Элайджу было жестоко, но Хэнк не мог сдержаться, понимая, что в существенной мере эти слова относятся и к нему. – Вы сделали это для себя. Потому что вам было совестно, что вы позволили брату дойти до суицида.       Элайджа вздрогнул, резко поднял взгляд, чтобы посмотреть на собеседника снизу вверх. Лейтенант Андерсон успел встать и нависнуть над допрашиваемым, давя не столько ростом, сколько словами, честными и правильными, выворачивающими душу наизнанку. Ему и себе.       – Трагедия состоит не в том, что Гэвин покончил с собой, верно? Самое поганое здесь, самое мерзкое то, что всем на него насрать, мистер Камски. Всем было насрать на его чувства, на круги под глазами, на тоскливый взгляд брошенной собаки, с которым он таскался на работу и с работы. И всем насрать на него сейчас, когда он вернулся с тем же взглядом. Всех интересуют только свои чувства. Поэтому ни одна сволочь не хочет помочь ему, все хотят помочь только себе. Погасить своё чувство вины, приласкать и успокоить себя, что они хорошие, они скорбят, они помогают, они дают второй шанс… – упаковка от пончиков с хрустом смялась в руке Хэнка, полетела в мусорку, как и все лживые намерения участников этого дурацкого спектакля с Гэвином на ниточках. – Только херня это всё, мистер Камски. Вонючее собачье дерьмо на лопате, которой мы дружно размахиваем, делая вид, что всё нормально. И нам остаётся только молиться нашему богу и их rA9, чтобы это дерьмо превратилось в конфетку.       Хэнк рухнул назад в кресло и развернулся к монитору, оставляя толстый как жопа Коллинза намёк, что больше Элайдже здесь ловить нечего. Учёный, видимо, был с ним согласен, он негромко попрощался и немедленно вышел из участка, вызвав несколько любопытных взглядов, но не более.       – Я что-то пропустил, лейтенант? – на стол с негромким стуком встал стаканчик кофе, голос у Коннора был настолько невинным, что захотелось немедленно зарядить ему в лживое пластиковое табло.       – Пошёл ты… – с нескрываемым отвращением прошипел Хэнк, забирая стаканчик.       Коннор помигал ярко-жёлтым диодом перед тем, как внешне спокойно усесться на рабочее место. Мстительный пластиковый мальчик ему всё припомнит, в том числе вчерашний просранный интимный момент, но в данный момент лейтенанта занимал лишь один вопрос, касающийся лежащего дома в компании скулящего Сумо отключённого корпуса.       Что же делать с Гэвином?..