***
Аудиодневник доктора Коллайдер. Запись номер семьсот пятьдесят один: Объект «Алый», несмотря на призывы всего персонала, отвечающего за защиту комплекса, уничтожить его как можно скорее, в данный момент помещен в изолированную зону — титановый бокс для исследования особо опасных материалов, оборудованный всем необходимым для проведения бесконтактных анализов любого типа. После инцидента в лаборатории, в ходе которого объект проявил агрессию и угрожал жизни одного из оперативных сотрудников, его удалось обезвредить с помощью аномалии типа «Бегунок». Не могу не отметить тот факт, что мы с помощью современных технологий научились использовать её в нужный момент и это оказалось весьма полезным. Сейчас к жизненно важным местам тела объекта с помощью механических манипуляторов (ибо кто-либо из научного персонала наотрез отказались заходить туда лично) подключены датчики считывания жизненных показателей. Состояние — расслабленное. Сердцебиение слабое, но стабильное — пятнадцать ударов в минуту. Дыхание — восемь. Кровяное давление — значение установить не удаётся по причине неизвестного пока строения организма. Оба аналитика, бывшие непосредственными инициаторами эксперимента, в результате которого существо попало к нам, с большой неохотой, после угроз отстранения от исследований, всё же согласились прийти в комнату наблюдения. По их прибытию будет ставиться вопрос о дальнейшем изучении объекта.***
Гонять по вытоптанной земле лёгкий кожаный мячик? Очень давно, когда мне было столько же лет, сколько и детям, которые позвали меня поиграть, в дни отдыха от обучения и тренировок я проводил свой досуг куда более спокойным образом, потому как само обучение итак проходило довольно активно и после него не хотелось не то что бегать, играть и тому подобного. Дойти бы с ноющим телом и истощенными «каналами» праны до кельи и рухнуть на кровать, чтоб утром начать всё по новой! Нет, ну в дни отдыха мы могли, конечно, организовать что-нибудь весёлое, вроде игры в прятки (ибо дети любой расы есть дети), которая сильно отличалась от людской тем, что её участники обладали куда более обострёнными чувствами, естественно, дающими преимущество как в поиске, так и в скрытности. Ещё я любил отважно взбираться по стенам крепости и даже один раз на спор спрыгнул с башни точно в копну сена, правда, приземлился неудачно — ногу сломал… Мелочь, учитывая, что Руфина залечила мне её за полчаса, а неприятно, но, как говорится, «что нас не убивает, то делает сильнее», а? Для кригара эти слова значат очень многое, я гарантирую это! В общем-то, моё детство было вполне насыщенным, даже если бы в нём совсем не было и таких игр. Каждый день приходилось изучать и осваивать новое, оттачивать, комбинировать его с уже известным. Когда казалось, что сложнее быть уже не может, оказывалось, что может, и ещё как! Не всё, что я выучил, мне пригодилось за долгую жизнь, но ведь ей было далеко до завершения, а значит… я не знаю, я немолод и устал… А вот когда был юн, то после выхода на большак я начал участвовать в чём-то весёлом и относительно опасном, наподобие бойцовских соревнований. Собственно, именно так и оказался в «Золотом береге», когда мне шёл двадцать первый год. Знать бы, чем могут закончиться желания, подогреваемые азартом молодости… ах, если б каждый знал, где споткнётся! Потом снова был длительный перерыв, разбавляемый событиями с куда большими действами, при которых выделяется много адреналина. И служба в армии, бой в Кардионском ущелье, унесший жизни друзей и едва не забравший мою. Страшное известие о смерти той, которая прожила менее года после встречи со мной… Кто бы знал, как же больно! Шрам на правой стороне лица каждый раз напоминает о тех нескольких днях и наступивших последствиях… Вспоминая то, как я прожил до сотни лет, пожалуй, можно было сказать, что вся жизнь была словно тело зебры — полосатой дикой лошади, обитающей в Аравасских саваннах. Почему я привожу такую параллель? Из-за окраса этого животного. То идёт белая полоса, то чёрная, то белая, то чёрная… и никогда не знаешь, какой ширины будет следующая. Некоторые остряки шутят, что в конце идёт задница… большая и неприятно пахнущая. Надеюсь, до этого мне ещё далеко. Очень надеюсь. В общем, жил я, словно переходя с полосы на полосу. Так продолжалось ровно до тех времён, пока в конце последней десятки первой сотни лет я не поселился в Технограде, а потом, волей случая, стал «имперским защитником» и одновременно учителем принцессы Эмелины, которая давно, вот уже сорок восемь лет как стала императрицей Иритании. Несмотря на то, что после весьма неприятных событий официально в этой стране я был персоной «нон грата», она до сих пор тайком писала мне. В последней весточке, прошедшей весной, очень благодарила меня за то, чему я учил её полвека назад. Говорила, что только в зрелом возрасте полностью поняла то, что я пытался до неё донести: всегда держать себя в руках и мыслить как можно холоднее. В постскриптуме она говорила, что подумывает о передаче власти сыну и что до сих пор очень сожалеет о гибели моей жены… «Я пишу эти строки пальцами, кожа на которых уже суха, но помнит твои руки, поддерживающие меня… и не было ни дня, чтоб я не вспомнила о том, какую цену иногда приходится заплатить… прости, что тогда не приняла на веру твои слова, я так бы хотела провести с вами побольше времени в те годы, что уже никогда не вернуть…» Мне тоже очень этого хотелось. Пройтись с ней по дворцовым садам, хоть на денёк окунуться в атмосферу, что царила там по праздникам. Во что только мне не довелось там поиграть! В крокет, в поло, серсо, бочче… список того, в чём приходилось состязаться, можно было продолжать бесконечно долго. Для меня это было больше забавно, чем весело. Было, и давно прошло, оставив после себя лишь воспоминания… Такая вот она, положительная или отрицательная (как посмотреть) сторона жизни, что у дракондора составляет больше восьми поколений людей. Если доживёт, конечно. Выходя на игровое поле лагеря в этот солнечный день, я не рассчитывал, что окажу влияние на ход состязания. Ведь я совсем не стремился стать известным в этом странном лагере. Это привлекло бы чересчур лишнее внимание, а такого следовало избегать. «Будешь искать популярности — станешь самым известным покойником в городе», — так мне сказала один страж Технограда. Знаете, такие философские разговоры с женщиной после близости? Ну вот и тот был таким же. Под сигару и бутылку крепкого напитка. Пикантности прибавляло то, что женщина рядом со мной была, на минуточку, начальницей команды стражи по противодействию распространению наркотиков и при первом знакомстве в одном из увеселительных заведений даже хотела меня арестовать… но что-то пошло не так! Впрочем, не о том сейчас речь. Кто бы мог подумать, что простая игра может принести столько удовольствия даже такому старому брюзге, как я… Ульяна явно давно и хорошо умела играть в подобное, но знала бы она, что позвала в команду того, чья суть, как полубога, выйдя на поле боя, оставить за собой только два исхода для противников — повергнуть или убить? Поэтому я решил ограничиться тем, чтоб помогать своим товарищам по игре, оставаясь на вторых ролях. Меня вначале просили быть в центре, но я отказался и потому встал в «полузащиту». Кажется, так это правильно называется? Любому, кто изучал тактику было хорошо известно, что прикрытие тыла стоит немало. Ребята, игравшие с моей стороны, чувствуя, что теперь благодаря моей поддержке силы команды возросли, бросились в атаку. То и дело слышались крики игроков, пытавшихся завладеть мячиком, пыхтение, удары по многострадальному снаряду. Быстро ли идёт время? Философский вопрос, мучающий многих из младших рас, чей век значительно короче, чем наш. Я точно знаю, что оно идёт Неотвратимо, с большой такой буквы! А насколько быстро или медленно — это уже субъективно для каждого в отдельности. Так к чему я это говорю? Да к тому, что совсем потерялся на время игры, счёт которой в итоге стал равным. Пять против пяти. Никто не хотел уступать, и неизвестно чем бы закончилось накалившееся противостояние, если бы не… прозвучал горн, зовущий всех на обед. Его звук заставил меня вернуться к осознанию того, что вот я, неизвестно откуда появившийся в этом чуждом для меня месте, играю вместе с детьми, словно приехал сюда по своей воле! Почему я только на это согласился? Наверное, просто хотел помочь тем, кто просит. Ведь такова наша роль, во всяком случае была ей, когда Создатели оставили нас вместо себя. Из головы на небольшой промежуток времени пропали и размышления о причинах нахождения здесь. Я даже не заметил, что спина стала мокрой, а такое со мной случается, в общем-то, редко! «Это ж как надо увлечься?!» После сигнала игра прекратилась по двум причинам: во-первых, многие, как и я, видимо, задумались о том, как много уже времени, а во-вторых — мяч, которому вновь достался мощный удар Ульянкиной ноги, улетел далеко за площадку. — Фуф! — выдохнул я, пока за мячиком побежал один из пареньков. — Ну что? Похоже, выходит ничья? Может, на этом и порешим? От всех игроков раздался одобрительный гул, а Ульяна, будто и не бывшая одним из самых активных, а, следовательно, должна бы быть самым усталым, но не была, приняла многозначительную, гордую позу и выдала: — Это уж точно! — широко улыбнулась она. — Но в следующий раз мы вам ещё покажем! — Посмотрим-посмотрим! — свысока ответил я, снова взяв в руки принесенный мячик и снова покрутив его на пальце, также довольно улыбнулся. — Но это будет потом, а теперь пойдёмте-ка все обедать! Поблагодарив меня за игру, дети рванули к столовой. Я же никуда не спешил. И вместо того, чтоб пойти следом, облокотившись о заборчик, наблюдал. — Мам? А почему ты всегда так смотришь за тем, как ученики уходят с тренировочного двора? — спросил я однажды у Руфины. Это было незадолго до моего первого выезда в странствие. — Ты это заметил? — тепло улыбнулась она. — Конечно. Так почему? — Просто вспоминаю себя в их годы. Ищу на лицах то выражение, которое вскоре исчезнет. — Кажется, понимаю… — Пока нет, — с тоскливой улыбкой покачала тогда головой Руфина, — но когда тебе будет столько же лет сколько и мне сейчас, обязательно поймешь! «Мама… теперь я и правда знаю, что ты имела ввиду. Просто жизнь, огоньки которой блещут в глазах тех, кто ещё не испытал всего, что будет, когда станешь взрослым и глотнёшь той горечи, что несут с собой года». Глубоко вздохнув, я вышел и, закрыв за собой скрипнувшую слегка ржавыми петлями калитку площадки, наконец отправился к столовой. На крыльце не было толчеи, как, собственно, и на раздаче. Это было хорошо… а вот то, что я пришёл сюда позже остальных, создавало малюсенькую трудность — свободных мест вновь не оказалось. Получив на поднос порцию еды: куриный суп с картошкой и длинными мучными изделиями, которые, как я услышал краем уха, местные повара называли вермишелью, гречневая каша с куском курицы, пару ломтиков серого хлеба и стакан чаю, я отправился на поиски свободного места. Искомое всё же обнаружилось. За столиком у окна, который был на двоих. Здесь спокойно принимала пищу Славяна. Глубокая тарелка перед ней уже была пуста, и девушка приступила ко второму блюду, аккуратно, словно дворянка, отрезая неострым ножиком от мяса небольшие кусочки, прежде чем отправить их в рот. «И кто же привил ей такие правила этикета? Может, я не ошибся насчёт её благородного происхождения?» — подумал я, вспоминая, как мама учила нас, что «ваше лицо — это не только то как вы выглядите, а ещё — как вы себя ведёте, во всех проявлениях!» А ведь и верно. Это в корчме, среди простого народа, да ещё и с большой усталости, можно хлебать пиво из глиняной кружки, закусывая его жареным мясом, жир от которого остаётся на лице. А вот в доме какого-нибудь аристократа, пригласившего тебя отужинать и выслушать работу, для которой тебя хотят нанять, следует вести себя совершенно по-другому. — Добрый день, — поприветствовал девушку я, удивляясь, почему она сидит одна, — могу составить компанию? — Кир! — обрадовалась она, едва увидев меня. — Конечно, садись! Я всегда тебе рада. «Уже второй раз за сутки она говорит мне такие слова. Холера! Можно сказать, это весьма приятно». — Благодарю, — я поставил поднос и присел напротив, — приятной трапезы. — Тебе тоже! Взяв стакан с чаем, я не спеша наслаждался сладковатым напитком и глядел в открытое окно, через которое было видно площадь с памятником «великому Генде», как по-панибратски мысленно нарёк его я. Уж сильно бывалым казался его взгляд из-под очков. — Как твои дела? — по-деловому поинтересовалась Славя. — Ты уже всех обошёл? — Пока нет, подзадержался малость, — ответил я, допив, и, отставив стакан, взял ложку, хлеб и приступил к еде, — мне остались общие кружки и музыкальный клуб. — Смотри у техников наших осторожней, — предупредила златовласка, — а то им людей не хватает, и они пытаются заманить к себе новых членов любыми способами. «Людей, говоришь…» — Учту. Спасибо, — благодарно кивнул я, отправляя в рот ложку супа, который оказался простым, но вполне вкусным и заедая его хлебом, который тоже был хорошего качества. — Ты левша, да? — с улыбкой спросила Славя, глядя, что я держу ложку левой рукой. — Амбидекстр, — ответил я, прожевав, — в равной степени владею обеими руками. — Ух ты! — удивилась она. — Редко встретишь таких людей. Очень хотелось поправить её насчёт моей расы, но я не настолько ей доверял. Да и место было неподходящее — многовато ушей рядом. — Ну вот, встретила, — улыбнулся я, продолжая принимать пищу. — А ты всегда был таким? — снова спросила Славя, когда я доел суп. — Нет , — покопался в памяти я, отставляя пустую суповую тарелку и пододвигая к себе второе блюдо, — не всегда. Помню, что в детстве был правшой, но когда меня начали учить фехтованию, то пришлось развить в себе это качество. Наставник требовал от меня умения пользоваться любой рукой. — Ты как рыцарь, — хихикнула Славя, — умеешь ездить на лошади и фехтовать. «Создатели! С этим обходным я же совсем забыл про Ярого, а ведь на улице так жарко!» — Ох! — выдохнул я, едва не поперхнувшись суховатой кашей на резком вздохе. — спасибо, что напомнила про коня. — Не за что, — снова хихикнула она, — я и бочку для него уже нашла, как ты просил. «Я слов подобрать не могу! Почему она такая? Наверное потому, что ещё просто не знает кто сидит напротив… А стоит ли ей вообще это знать?» — Благодарю тебя, — вздохнул я, — где можно её взять? — В одном из зданий общих кружков, — улыбнулась она, — там только одно сейчас используется, а второе как склад. Можем сходить туда вместе после обеда, если хочешь? А потом как раз сможешь пойти дальше по обходному. — Хочу не сколько я, сколько мой конь, — ответил я, — ему в день нужно пить почти полсотни литров воды, а мы ему с утра принесли всего литров десять, так и то было утром. — Ничего себе! Так много? — удивилась Славя. — Конечно, — пояснил я, — он же большой и ему нужно больше воды, чем тебе или мне. Объясняя всё это златовласке, я заметил, что Ульяна и Алиса, сидящие за соседним столом, внимательно прислушиваются к нам, поэтому я поспешил замолчать и доедать обед как ни в чем не бывало. Когда с трапезой было покончено, мы со Славей отдали посуду и отправились к общим кружкам — тем самым строениям, где вчера Ульяна напугала Лену. Подойдя к левому зданию моя, спутница достала связку ключей и, подобрав нужный, открыла дверь. Когда она зажгла свет, я увидел, что внутри, как, впрочем, и снаружи, было весьма пыльно. Нужная мне ёмкость обнаружилась тут же. Это была обычная деревянная бочка, которые я привык видеть дома, и состояла из идеально подогнанных деревянных клепок, скрепленных снаружи железными немного тронутыми ржой обручами. Вынеся на улицу, я тщательно осмотрел её и удовлетворённо кивнул. Ёмкость была даже больше чем пятьдесят литров — около семидесяти. — Подойдёт? — спросила Славя, закрыв дверь. — Да, отлично, — согласился я, — лучше не придумаешь! — Но как же…? — робко спросила она — Что? — удивился я. — Ты же не сможешь донести полную бочку на поляну, — заботливо сказала Славя, — она будет очень тяжелая. Может позвать кого-нибудь на помощь? — Ооо, это не потребуется — протянул я с улыбкой, решив, что эта девочка вряд ли будет рассказывать о том, что сейчас увидит, каждому встречному, а если и да, то это будет возможность форсировать обстоятельства, — неужели ты в меня не веришь? В меня? Рыцаря с конем? — Верю, конечно! — картинно рассмеялась Славя, но тут же посерьёзнела. — Ты что, правда такой сильный? — Идём, сама увидишь! — позвал я, беря бочку и отправился к душевым, которые были совсем недалеко. Девушка с молчаливым любопытством отправилась за мной и чуть позже наблюдала, как, зайдя в одну из кабинок, я сполоснул сосуд от пыли и грязи как внутри, так и снаружи и наполнил его водой почти полностью. — Ну что? Думаешь, не смогу? — подмигнул я, и под удивленный взгляд Славяны, присел, а потом, обхватив бочку чуть ниже средины, поднял и вынес её из кабинки. — Кир! — охнула она. — Что? — улыбаясь спросил я. — Ты же сказала, что я рыцарь, и это пробудило во мне столько сил, что я смог поднять эту тяжесть. Но давай пойдём поскорее, а то я, конечно, сильный, но мне тоже тяжело! Враньё, конечно. До силы гестанов мне далеко, но любой дракондор намного сильнее человека или младшего гибрида. Даже моя мать — целитель, с тонким, казалось бы, слабым телом и то во время одной из наших прогулок по лесу, без магии левитации, легко могла приподнять поваленное бурей довольно толстое дерево, придавившее медведицу, возле которой с бессильными криками бегало двое её маленьких медвежат. Мы быстро добрались до ворот, миновали их, вышли на поляну, где валялся на траве Ярый. Здесь я, картинно выразив усталость, аккуратно поставил бочку на землю. Перекатившись в последний раз, конь вскочил и, радостно подбежав к бочке, принялся жадно пить. — Прости меня, — сказал я, поглаживая его по шее, — снова забыл про тебя. Ярый после валяния весь был в семенах местного разнотравья. Решив немного почистить его, я нарвал пучок осоки и начал аккуратно смахивать с него мусор. Славя подошла ближе и осторожно поглаживала коня, что приносило ему ещё большее удовольствие. Кони вообще любят женские руки, это любой знает. Главное — дать животному понять, что ты не желаешь ему зла. Впрочем, с людьми и прочими гуманоидами то же самое. Никто не откажется от компании красавицы, расположенной к тебе. — Ты не забыла, о чём просила утром? — напомнил я девушке, закончив чистку коня. — Я думаю, сегодня это не получится, — грустно сказала Славя, поглаживая коня по ноздрям, потому что он уже закончил пить и потянулся к ней, — у тебя ещё обходной не заполнен, и у меня тоже много дел… — Ничего. Я пока уезжать не собираюсь, — пожал плечами я, понимая, что пока уезжать собственно и некуда, по ряду причин. — Может, тогда завтрашним утром? «Если конечно, ничего не случится и меня отсюда не выгонят. Это было бы обидно!» — Да, хорошо, — согласилась Славя. — Вот и договорились, — кивнул я, — а пока что пойдем завершать наши дела. Не скучай, друг, — сказал я напоследок Ярому, который побрёл гулять к лесу. Когда мы уже начали идти к воротам, я заметил, что в проёме створок промелькнуло маленькое знакомое личико с ехидным выражением и красно-рыжими волосами на плечах. «Так-так… похоже, я зря так громко рассказывал про Ярого за обедом. Ульяна нас услышала и проследила. Ну и что она теперь сделает? Расскажет кому-то? И пускай, не жалко! Без меня конь к себе всё равно никого не подпустит. Лягнуть не лягнет, но подойти не даст, убежит. Не зря носит кличку». Мы вернулись к зданиям кружков. Славя, напомнив про коварство неких «кибернетиков», ушла по делам, а я поднялся на крыльцо здания, в котором явно кто-то был и, постучав в дверь, прошёл. Как я и вспоминал вчера, едва увидев это здание и надпись на нём, здесь оказалась типичная обитель тех, кто занимается изобретательством. Ещё не переступив порог, я сразу ощутил витающий здесь запах горелой смолы и ещё какой-то странный и незнакомый, бывший с… металлическим привкусом? Под потолком, меж ламп освещения, которые, как и в столовой были в форме длинных тонких цилиндров, висели на тонких нитях… эээ, нет, на лесках, модели планеров. Кажется, так называли эти конструкции, с помощью которых люди в моём мире не раз пытались покорить небеса. Удавалось это с переменным успехом. В частности, спланировать с высоты было можно, а вот далеко улететь или набирать высоту не получалось. Нужен был движитель, и без него никак! Стены украшали висящие на них инструменты, которые были мне знакомы. Например, на стене напротив входа был привинчен держатель со стамесками, а левее висел лобзик по дереву. В центре помещения стол, заваленный всякими неизвестными мне деталями, которые, вне всякого сомнения, предназначались для сборки какого-то технического устройства. Полки по углам тоже были загромождены похожими вещами, а в той стене, где висели инструменты по бокам от них, было два окна, возле каждого из которых стояло по столу. На правом было устройство — короб с чёрным стеклом, похожий на тот, что я давеча видел в медпункте, а у левого застыли, бурно обсуждая и показывая что-то пальцами на чертеже, двое пареньков. В одном я безошибочно распознал кудрявого Сергея по прозвищу Электроник. Второй тоже был блондином, но с прямыми, недлинными аккуратно причесанными волосами. — Всем доброго дня, — сказал я. Молодые люди, прекратив обсуждение, синхронно обернулись. — О! Приветствую! — ответил незнакомый пионер, который, когда распрямился, оказался повыше ростом, чем товарищ по увлечению. Сразу же бросилось в глаза деловое выражение его лица, солидности которому добавляли очки в роговой оправе тёмного цвета. Если Сергей явно был эмоциональным человеком, готовым на подъёме хвататься за любую задачу, то этот «очкарик» явно относился к тем, кто много раз подумает и просчитает все «за» и «против». Доводилось иметь с такими дела. Весьма и весьма специфические личности, способные для достижения цели идти на непредсказуемые шаги. — Я здесь старший, — сразу же заявил он при рукопожатии, которое при его скромном сложении оказалось весьма твёрдым. Для человека, конечно, — Александром зовут, но можешь звать меня Саша или Шурик. — Рад познакомиться! Зови меня Кир, — ответил на неожиданно крепкое рукопожатие я. — Здравствуй! — обрадованно поздоровался Сергей. — И тебе не хворать! Как дела? — поинтересовался я, вспоминая вчерашнее сопровождение. — Алиса больше не цепляется? — Эээ, нет, — ответил он, смутившись, — спасибо тебе. — Да не за что, — махнул рукой я, — главное, не обзывай её больше, а то сам понимаешь… Электроник кивнул, а Шурик деловито продолжил: — Так зачем ты к нам пришёл? — Думаю, и сам догадаешься, — с глубочайшим ироничным вздохом, на который был способен, я достал из кармана помятый лист и протянул ему, — вот! — Ааа, обходной, — с усмешкой протянул он, забирая его и глядя на отметки, — так нет проблем: вступи в наш кружок, и я подпишу. «С козырей решил зайти! Нагло! — мысленно улыбнулся я. — Впрочем, это можно понять — ты же изобретатель! Технический прогресс требует пробивной силы. Иначе все твои задумки так и останутся на бумаге, если вообще дойдут до неё». — Не могу, — развел руками я, в который раз по обстоятельствам придумывая отговорку, поскольку к технике я не очень тяготел, хотя и разбирался в ней довольно сносно, — меня к себе физрук пригласил, говорил, что у меня… данные хорошие, поэтому извиняй, конечно, но… — Эххх, — недовольно крякнул Шурик, явно раздосадованный подобными обстоятельствами, — ну вот так всегда! Пока до нас дойдут, уже куда-то запишутся. Ладно, — махнул рукой он и, забрав у меня бумажку, поставил роспись, а возвращая, добавил: — но, если передумаешь — заходи. Мы всегда рады новым членам. — Всенепременно, — кивнул я, радуясь, что не пришлось вступать в дискуссии или того хуже. Откланявшись, я вышел из клубов и закрыв дверь, облегченно вздохнул, а потом улыбнулся, вспомнив механиков из Технограда, которых мне напомнили эти двое. Самыми главными мастерами инженерного дела в моём мире всегда считались гномы — невысокие коренастые бородатые гуманоиды, любящие горное дело и также вершение технического прогресса. Собственно, почти весь вышеупомянутый город на севере Иритании возник благодаря их стараниям. Они его построили, медленно, но уверенно расширяли и поддерживали в работоспособном состоянии все его механизмы. Но и здесь нашлось исключение. В нижнем городе, где были дома не самых богатых его обитателей, жили три человека. Чистокровные люди, братья-погодки, с фамилией, после упоминания о которой любой всем сразу становилось понятно, о ком идёт речь. «Если что-то сломалось — позовите Ремраков. Они починят всё что угодно, быстро и недорого, но не вечером!» — именно так их характеризовали те, кого спрашивали про них. На вопрос — «почему не вечером?» — ответ был прост: «они просто не смогут, потому как будут не в состоянии». «Угу, в состоянии нестояния, потому что обязательно напьются в зюзю, но утром как ни в чем не бывало снова выйдут на работу! Их поймут, им простят». В какой-то мере можно было даже позавидовать такой стойкости. Мы так однажды в Гнезде набрались втроём — я, брат и ровесник брата, ритуалист Карло. Да-да, такая вот компания на букву «К». Не помню сколько мы выпили, но лично я очухался утром у себя в келье в одних трусах и почему-то под кроватью, а не на ней. Да всё бы ничего. Крис, например, зачем-то умыкнул шляпу Астрид, которая была ей весьма дорога как память, и случайно порвал. Ох и смеялись же мы, глядя на то, как она заставила Криса зашивать этот головной убор вручную. Вы сами представьте — сидит здоровый взрослый мужик и шьёт тонкой иголочкой маааленькими стежками, а за ним внимательно наблюдает женщина, любимая женщина! Ради такой можно стерпеть и куда большее! Что, разве нет?