Ты здесь, а остальное не важно

Как его встретит Симон, Маттео не знал. Прежде чем выбрать достаточно большой парк на краю города, недалеко от порта, он сто раз подумал: свидетели точно не нужны были, а листва и море могут вывести на нужную волну. Но не смотря на позитивные убеждения, Бальсано всё же допускал мысль, что старый друг его закопает в том же парке. — Тебе не стоит соглашаться. Нет, друг, это самая херовая идея, которую я слышал. — Почему? Бальсано тут же пожалел, что выбрал такое время встречи. Или Валенте опаздывал (что, впрочем, совсем не удивительно), или солнце слишком быстро уходило за горизонт, оставляя после себя лишь ярко-розовую затуманенную полосу. Был бы волшебной красоты закат… если бы серые тучи полностью не заполонили небо, омрачая не только настроение, но и сам парк. Гастон был прав. Идея ужасная. Более того, она безумно глупая и слишком наивная. Наивно было полагать, что Симон встретит Маттео с распростёртыми объятиями. Бальсано и не полагался. Он просто… просто захотел. — Почему?! Ты с дуба рухнул?! Маттео, ты, конечно, идиот, но не настолько же! Вы не виделись пять лет! Пять, мать твою, лет, когда он считал тебя мёртвым! Мёртвым! — чуть ли не кричал Гастон в отчаянии. Он хоть трезво видел, как ситуация выглядит со стороны, и понимал: это ненормально. Это не просто ненормально, это целое сумасшествие! А сколько потом у Маттео будет проблем… — Знаешь, мёртвый человек, когда он не живой. Не. Живой. Раз вы придумали байку, то не стоит от неё отходить. Пойми, тебе же потом хуже будет. А Маттео не думал. Никто, даже он сам, не смог бы разобраться во всей каше, что варится в его очаровательной головке. Наличие чувства самосохранения у итальянца под вопросом. — Да ну тебя, — отмахнулся Маттео. — Да ну?! Маттео, ко мне плакаться не приходи, если, конечно, сможешь вообще дойти. — Я не плачу. — Попробуй ещё головой подумать. Ты, видимо, и этого не делаешь. — Гастон, — шатен закатил глаза, усмехаясь, — твои нравоучения, смешанные с сарказмом, оставь для учеников. Я всё решил. — Что решил? Только не говори, что ты согласишься. Бальсано. Не глупи! — Ну, значит, я промолчу. Холодный ветер заставляет тело съёжиться. Маттео потихоньку начинает понимать, что это всё к добру не приведёт, но отступать не желал. Нет. Он стоял, облокотившись на перила, и наслаждался видом неспокойного моря. Тишина. Лишь шум воды и шорох листвы, а также размеренное дыхание парня — больше ничего. Успокаивало и настораживало одновременно. Бальсано прищурился, услышав совсем незаметное потрескивание асфальтированной дорожки парка сзади. Даже не предположив, что это мог быть просто прохожий, Маттео вынес для себя вердикт: это Симон. Но поворачиваться он не решался. Нет, Маттео не прогадал. Это именно Симон напряжённо стоял там, в тени, в двадцати метрах от отвёрнутого итальянца. Именно его охватила дрожь при виде Маттео. Именно его захватил ураган воспоминаний, а по щекам били непонятные смешанные эмоции. И именно он убедился: он был прав. Симон не ошибся. Лучше бы ошибся. Придя в себя, Валенте сделал шаг вперёд. Потом ещё. И ещё. Каждое движение давалось с трудом — это был путь в никуда. Он казался бесконечным. А ещё губительным. Для обоих. Стоя в жалких двух метрах от человека, которого не должно быть здесь, Симон замер, не веря в происходящее. Ком застрял в горле, но надо было говорить. Но Маттео начал первый. — Я не сомневался, что ты опоздаешь. Эта такая отличительная черта Валенте. Лучше бы не начинал. — А какая отличительная черта семьи Бальсано? Врать? Использовать людей в корыстных целях? — вопрос не прозвучал грубо, так как Симон лишь прощупывал почву, прежде чем вставать на чужую территорию. Но чем дальше Валенте проходил, тем больше ему казалось, что территория не чужая. Она просто забыта годами. — Странно, что Нина совершенно другая. — Какая? Симон долго думал, прежде чем собраться и ответить. — Например, для неё нет отельной стать в интернете. «Маттео Бальсано, наследник огромной компании «Eliza», оказался скрыт родителями от всего мира до поступления на физико-математический факультет Оксфорда». Какой филиал, там не было указано. Но это и не важно. Важно, что я всегда знал: Нину Симонетти так и зовут — Нина Симонетти. А вот насчёт тебя я не уверен, Алехандро Ферранте. Имя ножом резало не только ухо, но и всё внутри обоих парней. Симон не был уверен, что с первого раза сможет произнести эти два слова вновь, но всё же он это сделал. Лучше не стало. Это «Алехандро Ферранте» содержало в себе всё: боль, гнев, радость, отчаяние, надежду, предательство, ложь и правду. Винегрет чувств, эмоций, воспоминаний и событий, которые давили на Симона эти несколько дней. А на Маттео — несколько лет. — Симон, — прохрипел Бальсано, срывая голос. Он хотел выглядеть уверенно, но, повернувшись к мексиканцу лицом, не смог не вздрогнуть. Не смог не замереть, рассматривая его с ближнего расстояния. Не смог не улыбнуться, вспоминая прошлое. — Алекс, — выдохнул Симон, кажется, еле-еле удержавшись, чтобы не упасть в обморок. Должно быть, Маттео стоило поправить его — это не его настоящее имя, — но он лишь расплылся в ещё более довольной улыбке, подмечая, как же всё-таки по-родному звучит это имя из уст Симона. — Или всё-таки Маттео? — М-мне, всё… мне всё равно, — запутавшись, прошептал Маттео, надеясь, что он не перепутал слова. Язык что-то заплетался, а дар речи помахал ручкой, оставляя итальянца разбираться самому. — Хорошо. Говорить не хотелось. Но и тишина не была какой-то неловкой или гнетущей — она была нужна. Тишина и время, чтобы принять. Всего лишь немного тишины и времени… — Я скучал, — сломанным голосом начал Симон, — очень. — Ты не представляешь, как сильно скучал я… Маттео не успел договорить, как вдруг по лицу прошёлся кулак. Из-за неожиданного удара парень сделал два шага назад, благо, не упав. Бальсано отметил, что рука у Симона потяжелела, а удар стал мощнее и чётче. Вопрос «за что?» можно было и не озвучивать. Оба знали, что список бесконечен. — Заслужил, — сдавленно прошипел Маттео, потирая горящую щёку и двигая вперёд-назад челюсть, проверяя, не отвалилась ли она случайно. — Ещё как. Симон сдержался, чтобы не ударить его ещё раз, посильнее. Чтобы тот почувствовал хотя бы приблизительно ту боль, которую чувствуешь, когда умирает близкий человек. Руки то сжимались, то разжимались, а грудь тяжело вздымалась и опускалась, повествуя о тяжелом состоянии парня. А что тут хорошего? — Почему? Почему ты здесь? Маттео растерянно забегал глазами, понимая, что речь не о встрече в парке. Не о Буэнос-Айресе. Не об Аргентине. — Почему ты жив? «Обнимашек мне не дождаться», — иронично мысленно заключил Маттео. — «Ему надо выговориться. А мне главное не наболтать лишнего и не сорваться. Нельзя ничего портить. Всё и так херовее некуда». — Зачем это всё? — от безысходности Симон развёл руками. На эти глаза было больно смотреть. Сейчас они выглядели… потерянными. — Зачем нужно было приезжать? Зачем ты вообще со мной связался? Зачем заговорил со мной, если знал, что всем придёт конец? И почему конец такой?! — Я знаю, всё это сложно, и… — Нет, — твёрдо перебил Симон, — да ты ни черта не знаешь и не понимаешь. Ты понятия не имеешь, каково это, когда твой лучший друг, твой брат покидает тебя, оставив лишь жалкую статью в газете. Ты понятия не имеешь, каково это, когда приходится смотреть на твои вещи и раздумывать, что с ними делать, ведь хозяин не вернётся! Никогда! Ты, чёрт возьми, не видел Луну в непрекращаемой истерике, не ходил с ней по врачам и не решал, что делать с её диагнозом, который по-человечески можно назвать амнезией! Мы решили, что для неё будет легче тебя не вспоминать, ведь ты, ты ушёл от нас! — голос сорвался на крик; Симон незаметно дрожал, пытаясь сдержать в себе ту бурю эмоций, что бушевала в крови. — Если ты помнишь, я никогда не врал Луне. Никогда. Но пришлось. Пришлось, потому что я не мог смотреть, как она мучается! Никто не мог. И вот, я переехал в Аргентину. Жизнь стала более-менее терпимой, а врать сестре стало не так сложно. Я нашёл Луне хорошую школу, она переехала ко мне. И тут появился ты. Ты перечеркнул всё то, что мы стоили после тебя. Все руины были практически восстановлены. И ты пришёл, чтобы разрушить всё вновь, поздравляю. Браво, Ферранте, браво! Маттео чувствовал себя мерзко. Хотелось не только провалиться сквозь землю, а ещё и исчезнуть. Умереть ещё тогда, когда выпуск газеты об этом сообщил. Но жизнь слишком сложна, чтобы не трепать нервы всем людям. Стыдливо дожав губы и опустив глаза на асфальт, будто провинившийся ребёнок, Маттео сдерживался, чтобы не заплакать. Как бы странно это не прозвучало. — Прости, не Ферранте. Бальсано, точно. Маттео Бальсано, — Симон почти засмеялся, — надо будет привыкнуть. Наверное, это не так сложно, как тебе было привыкнуть к имени Алехандро. Господи, — он устало поднял голову, проведя по лицу руками, — какой же ты гад. Ты же понимаешь, что Луне нельзя тебя вспоминать, да? Ох, ты бы знал, как много ей снов снится, да ещё она их разгадать пытается. Всё думает: что за Алекс, что за Алекс. Маттео пробила дрожь. Все колкие слова он принимал, понимая, что Симону сейчас тяжко. Проблема в том, что Маттео было больно не меньше. — Она может вспомнить? — глухо подал он голос. — Чисто теоретически, как мы думали, нет. Но, — он издал смешок, который больше казался нервным всхлипом, — никто и не подозревал, что она встретит тебя. Так что теперь вспоминает. Но она не должна. Алекс, она не должна пройти через это снова, не должна! Я не позволю. Маттео не возразил. Он понимал желание Симона защитить сестру и поддерживал, но факт, что их воссоединение получилось негативным и, кажется, обречённым на провал, расстраивал до глубины души. — Ладно, Алекс… То есть, Маттео, точно. — Бальсано проклял все свои имена уже миллион раз. — Я пришёл сюда, чтобы сказать одну вещь: не смей приближаться к Луне. Маттео тихо усмехнулся и тут же осудил себя за такую высокомерную привычку, которая была слишком неуместна. В такой щекотливой ситуации нервы на пределе, все мозги уходят на то, как бы не сойти с ума, а не на контроль языка. — Вообще-то, кхм, она у меня учится. — Я не об этом, — серьёзно оборвал Симон, развернувшись и собираясь уйти. Если он ещё хоть каплю будет смотреть на Маттео, то точно сломается. — Я знаю. — Ты мне и этого не говорил. Ты никогда не говорил, что любишь её. — Говорил. Много раз. — Но ты не упомянал, что именно имелось в виду. Симон сорвался с места. Но не успел он сделать и пяти шагов, как его остановил Маттео: — Это не моё решение, — громко сообщил он, чтобы Валенте услышал. — Я отказался уезжать, из-за этого меня забрали насильно, из-за этого мне в лицо кинули тот треклятый выпуск дневной газеты, из-за этого всё пошло под откос! Я… Я жил, словно в агонии, не зная, что делать и как жить без вас. — У тебя было пять лет, чтобы всё исправить. Ты этого не сделал. Прощай.

***

Время шло. Нет, оно с неимоверной скоростью летело, не оставляя ни минутки спокойно подумать. Первое полугодие уже закончилось, оставив за собой и Рождество, и маленькие каникулы, и сданные экзамены. За эти пару месяцев Маттео хорошо ужился в роли классного руководителя, Бенисио — в роли ученика аргентинской школы, а Луна — в роли девушки Бенисио. По правде говоря, она до сих пор имела смутное представление, каково это быть чьей-то девушкой, но оставалась более-менее довольна результатом. Точнее, она просто не была против. Луна не возражала, когда Бенисио водил её в милые кафешки, где они говорили без умолку. Она не была против того, что они вместе ходят на переменах, иногда гуляют после уроков, или Бандербиелд помогает у Луны дома с учёбой, которая, к удивлению абсолютно всех, ему даётся довольно легко. Единственная разница, которую заметила Луна, между обычной дружбой и отношениями — поцелуи. Но и к ним девушка постепенно привыкла, больше не шарахаясь от каждого неожиданного романтического жеста со стороны её парня. — Тебе не кажется, что Маттео какой-то… не такой? — тихо спросила у Бенисио Валенте, вглядываясь в спину своего учителя, который писал какие-то формулы на доске. Теперь Луна сидела не с Ниной, а с Бенисио — это был общеизвестный факт. — Он всегда был не таким, — ухмыльнулся Бенисио, — и что? Как учитель, который предпочитает, чтобы его называли по имени и на «ты», может быть «таким»? — Нет, это не то, — отмахнулась Луна. — Раньше он был более весёлым, открытым, не знаю. Понимаешь, будто он избегает тесных разговоров с нами. — С нами или с тобой? — Со мной? Нет-нет-нет, — засмеялась Луна, на секунду не поверив в собственную искренность, — у него нет причин ни избегать лично меня, ни вообще со мной… тесно общаться. — Да забей на него, милая. Думаю, тебе просто кажется. Маттео как Маттео, ничего не изменилось. — Это ты его просто с самого начала не взлюбил, вот и всё. Он на самом деле очень классный, — улыбнулась Луна, тут же себя поправив, — учитель. Бенисио нахмурился, но больше ничего не сказал. До конца урока он то и делал, что разглядывал то Луну, то этого Бальсано, а также наблюдал за их редкими переглядками. Недолго раздумывая, он тихо шепнул своей девушка: — У меня сегодня важная семейная встреча, так что сегодня никуда пойти не смогу. Ты как-нибудь без меня, хорошо? Луна ничуть не расстроилась, лишь слегка вскинула брови в удивлении и начала перестраивать планы на оставшийся день. — Конечно. Разумеется, Луна Валенте не то чтобы была мастером планировки дел, она вообще это не умела, так что если что-то сдвигалось, то девушка выбрасывала идею следовать продуманному ранее сюжету и просто плыла по течению. Но, стоя посреди школьного двора, Луна не знала, что ей делать. Бенисио уже ушёл. Идти домой и сидеть одной не хотелось, так что выбор пал на Роллер. Но во дворе Луна заметила Нину, с которой в последнее время не так много общалась, и сразу побежала к лучшей подруге. — Нина! — радостно прокричав, набросилась со спины смеющаяся Валенте, обнимая Симонетти. — Ты сейчас куда? — Привет, — скромно, но не менее радостно, чем Луна улыбнулась Нина, — к Маттео. Сегодня я у него. — О, да?.. — По правде сказать, она надеялась, что подруга составит её компанию в Роллере. — Да, — протянула Симонетти, — сегодня же понедельник. С понедельника по вторник я отдыхаю от родителей с ним. Или ты забыла? Забыла. Но виду не подала. Лишь уверила подругу, замахав руками: — Нет-нет-нет, конечно, я не забыла. Я не могла забыть — лучшая подруга всё-таки. С Маттео, говоришь? Ой, а я думала… думала, что сегодня вторник. Ты же знаешь, какая я рассеянная — наверное, что-то запланировала на вторник и подумала, что сегодня он и есть! Вот забавно, не правда ли! — Эм, да… весело. Нина недоверчиво покосилась на подругу, замечая наигранность. Она поправила очки и тяжко вздохнула, горько улыбнувшись. — Бенисио занят? — Ага, — равнодушно ответила Луна, не зная, что ещё сказать. Потом она опомнилась, нервно засмеявшись: — Но мне не скучно! Нет! Пф, конечно, не может быть. Просто я привыкла, что Бенисио решает, как будет проходить день дальше. То есть, я не это хотела сказать. Дело в том, что у Бенисио резко изменились планы, а я не была к этому готова. Так. Ой, точнее, нет, не так. Просто… ну, ты поняла, думаю. Аргентинка слабо кивнула, нахмурившись. Поправив лямку от рюкзака, она рассматривала растерянную, несобранную подругу, разбираясь: что стало с её Луной Валенте и кто её сейчас заменяет. Было видно, что в мексиканке происходит борьба. Но кто противостоял кому, а также какие интересы и чувства отстаивал, Симонетти определить не смогла. — Если ты хочешь, чтобы я пошла с тобой… — Нет-нет! Блин, то есть… я не это имела в виду. Я хотела сказать, что не могу лишать тебя времяпровождения с братом только из-за того, что самой скучно. Я всё понимаю. И, если честно, я в полном порядке — встану на ролики и всё пройдёт. Да. Вон, кстати, кажется, Маттео, — Луна указала на приближающуюся чёрную машину. — Я пойду. — Ты уверена? Валенте ободряюще улыбнулась: — Разумеется. Не хочу тебя тревожить. — Нет, стой, погоди, — остановила её Нина, призывая подождать. Как поняла Луна по тому, что смотрела Симонетти на автомобиль брата, дождаться надо Бальсано. Симонетти открыла дверь и, поздоровавшись с братом, не сильно уверенно начала: — Слушай, Маттео, знаешь… Эм, э-э-э… Ты ведь, мы… Нина понимала, что идея позвать к Маттео Луну была… очень наивной и совсем не заманчивой именно для итальянца. После пыток в виде серьёзных разговоров со старшим братом, Нина всё же поняла: подруга ему нравится по-настоящему, это не очередное развлечение. Но у Луны есть парень, так что обоим будет неудобно. Да что там скрывать, Симонетти меж двух огней тоже будет некомфортно — но помочь-то хотелось. — Нина, садись давай быстрее, — поторопил Бальсано. — Стой, Маттео, я хотела сказать… Сказать что… — Когда ты со мной, — он выделил последние два слова, — разговариваешь так неуверенно, это заведомо говорит, что идея плохая. — Да, но… — она поправила очки, формулируя более чётко в голове мысль. — Клубничный мальчик, а со мной поздороваться не хочешь? Заметив, как явно игнорирует учитель присутствие Луны, та, чувствуя себя оскорблённой, встала, перекрестив руки у груди, и высоко подняла подбородок, как это иногда деда Бенисио, когда был раздражён. Валенте презрительно фыркнула, а от взгляда, которым она терроризировала Маттео, парень смутился, хоть и попытался этого не выставлять на показ. — И, кстати, я соглашусь с Клубникой. Когда в прошлый раз мне Нина так что-то предлагала, это была настоящая катастрофа. Больше никогда не буду делать дополнительные проекты по химии, не-а, — засмеялась Луна. Маттео на неё даже не посмотрел, а Нина притихла. Он молча села на переднее сиденье и, прежде чем закрыть дверь, сказала: — Знаешь… Я передумала, ты можешь идти, — она попыталась улыбнуться, — до завтра! Не успела Луна и произнести «до завтра» в ответ, как осталась стоять одна и махать рукой вслед уезжающей машине. Усмехнувшись, девушка пошла в сторону Роллера, надеясь, что хоть там себе компанию найдёт.

***

— Что ты хотела предложить? — Что? — девушка поспешно отложила наушники, вслушиваясь в речь брата. Маттео внимательно следил за дорогой, крепко сжимая руль, и изредко кидал вопросительные взгляды на сестру. — Спрашиваю, что ты тогда хотела спросить? — Ты про это, — потускнев, заметила она. — Это уже не важно. Это и было не важно. Лишь совершенно бездумная, наивная, глупая мысль, которая мне показалась тогда благородной и… честной. — Может, всё-таки расскажешь? Нина тяжело вздохнула, уставившись на дорогу. Маттео в штыки примет дурацкую идею Симонетти, но терять было всё равно нечего. — Сегодня Луне некуда было пойти (а ты и сам знаешь, что усидеть на месте она не может), ведь у Бенисио резко изменились планы. Я хотела ей предложить поехать с нами, но… не знаю. — Бенисио, — сквозь зубы прошипел Бальсано. — Как же меня бесит этот напыщенный индюк. Нина приподняла бровь, усмехаясь а-ля «ты просто ревнуешь». Она покачала головой. — Давай без этого. — Хочешь сказать, что ты со мной не согласна? — Я согласна, что он не знает рамок и ко всем без исключений относится пренебрежительно, но всё равно не стоит так выражаться. — Но ничего такого не сказал, заметь. — Если бы я тебя не остановила, ты бы такого наговорил, — важно проговорила Симонетти, вскинув указательный палец вверх, мол, я тебя знаю. — Это да. Но, — он поджал губы, — не нравится мне этот Бенисио. Лишь дикое отвращение парень вызывает. Девушка прищурилась, коварно улыбаясь. — Не из-за того ли, что он встречается с Луной? — Из-за этого тоже. И что ты улыбаешься? Если ты не заметила, он и у тебя подругу уводит. Было сложно не заметить, что Валенте поставила своего парня выше лучшей подруги. Но Бальсано был уверен, что это сам Бандербиалд поставил себя в добром, уступчивом сознании Луны на самое первое место, внушив, что остальные не так важны. И Нине, и Маттео нравилось то, что Валенте непривередлива, добра и мягка в тех сферах, где не разбирается, но такое корыстное потребление неопытности и нерешительности Луны в отношениях было неприемлемо даже для уровня наглости Бенисио. — Она слишком легко ему поддаётся, это… это ненормальные отношения. Разве так должно быть? — запутавшись, спросила у брата Нина, перебирая ткань школьной юбки. Симонетти не могла определить, на чьей она стороне, и есть ли они вообще. Она лишь знала, что всеми руками за счастье своей подруги, но не уверена, даёт ли Бенисио то, что мексиканка заслуживает. — Разумеется. Он её не достоин. Не смейся, я говорю серьёзно. — Прости, просто я забыла, у кого спрашиваю, — она слегка прикусила нижнюю губу. — Ну и кто тогда её достоин — ты? — Хотя бы я. Но не этот псих. — Если смотреть на ситуацию более трезвым, вдумчивым взглядом, то можно понять, что Бенисио не так уж и плох. В роли парня Луны. Они знакомы давно, общались очень много до переезда в Аргентину. — Маттео усмехнулся: лучше него знает Луну только её родной брат. — Вместе работали, так что хорошо знают друг друга. — Нина подметила: — Луна его знает как облупленного, так что прекрасно понимала, на что соглашалась. И, заметь, она ещё ни разу не пожаловалась на своего парня, ни разу. — Можно не говорить это, сестрёнка, а? — прошипел Маттео, сморщив нос. — Что? Я вроде бы всё верно проаргументировала, а твоя точка зрения корректна быть не может — ты просто ревнуешь. А если ты считаешь, что мои сведения неверны, и я не могу… Маттео понял, что сейчас начнётся утомительная словесная тирада без причины и повода, так что быстро перебил: — Нет, я не про это. Ради всего святого, — он брезгливо сжал губы, — не произноси «парень» и «Луны» в одном предложении. Хотя бы при мне. Губы тёмноволосой изогнулись в лукавой улыбке. Она медленно закивала, поправляя свои красные очки рукой. — Конечно. Ты же у нас герой-любовник. Но не забывай, что если бы ты хоть на секунду угомонил свою развратную персону и не позволял себе невесть что с той недокрашенной блондинкой, с которой по непонятной причине водишься до сих пор, тебе бы не пришлось лицезреть такую замечательную картину, как Луну и Бенисио в качестве пары. Ведь единственное, что от тебя требовалось, — показать Луне, что она тебе не безразлична, а не вести себя самым таинственным образом. Хотя я знаю, ты просто сам не разобрался в себе, но, заметь, из-за этого пострадали абсолютно все! С каждым словом тон девушки менялся, превращаясь из шутливого в озлобленно-осуждающий. Грудь девушки тяжело вздымалась и опускалась, руки стиснули ткань юбки, которую Нина постоянно теребила в машине, а очки слезли на самый кончик носа. Постоянно разговоры о Луне и Маттео её приводили в такое состояние. Понимать, что твой старший, но слегка тупенький брат пропустил свой шанс, оправдываясь беспечным характером и коротким «мы с ней слишком разные», хотя сам в неё по уши влюблён (этот факт Симонетти уже приняла), до одури невыносимо. Да, может, это не слишком и правильно. Да, они знакомы не так много. Но разве это должно мешать? Симонетти могла привести целый список причин почему две такие незначительные вещи, как социальный статус и не слишком хорошие знания друг о друге, меркли на суде чувств. — Да знаю я, — фыркнул Маттео, жалея, что возразить младшей сестре не может. — И? Ты всё равно ничего не делаешь, лишь… избегаешь её! Почему? — Тяжёлое молчание окутало салон автомобиля. — Почему?.. Бальсано мучает совесть за то, что он скрывает от родной сестры огромную часть своего прошлого, настоящего и, может быть, будущего. Не мог. Не мог он рассказать про Симона. Про дурацкое обещание держаться от Луны на расстоянии. Про всё. — Маттео?.. Парень сглотнул, пытаясь не поворачивать голову в сторону сестры. Его растерянные, беспомощные глаза сдадут с потрохами — даже Нина считала его уверенным человеком, которому всего лишь не хватает дисциплины, но в таком состоянии видеть даже для родной сестры будет странным. — Я думаю, — он не мог связать слова в предложения, немного запинаясь, — я считаю… Нет-т, я уверен, что без меня её будет лучше. Просто не судьба. У неё со мной будут лишь одни проблемы. — Ага, — закатила глаза Нина, — проблемы, которые сами же себе и создаёте. — Сестра, я уже решил: никому не будет лучше, если я буду увязываться за Луной. Надо всего лишь жить дальше. Учитель, ученица — не больше, не меньше. Всё, как и должно быть. — Дурак ты.

***

Состоятельное кафе «La Playa», вопреки названию, не веяло ни морем, ни горячим песком, ни вообще летом — лишь эстетично висящие зеркала на стенах, больше напоминающие огромные кристаллы, напоминали о чарующем блеске воды на солнце. Заведение заполнено не из-за гениальной идеи, которой не было, а лишь по той причине, что обычный «смертный» не мог себе позволить на такие деньги кушать. Ты попал в это кафе, каждая деталь которого кричит о деньгах, — значит, ты привилегированная личность. Вот и вся политика. Ради этого народ и идёт. Блондинка, которая была лишь крашеной брюнеткой, у которой специально пробивались тёмные пряди волос на голове, сидела за угловым столиком в том самом кафе, дерзко закинув одну ногу на другую и с интересом рассматривая свои чёрные берцы. Вальяжно снимая свою чёрную кожаную куртку, она улыбается посетителям, которые искоса на неё смотрят — тут все чувствовали себя рядом с ней белыми воронами, что было обоснованно мрачным, но брозким и стильным внешнем видом посетительницы. — Эй, ты что так медленно плёлся? Да ещё и столик забронировал поздно! Мне пришлось двадцать минут уговаривать ту выскочку с фальшивой улыбкой, что на меня столик тут заказан! — важно заявила девушка, брезгливо скорчившись. — Это ты попросил о встрече, заметь. Парень, который пришёл только что и плюхнулся на стул напротив, не повёл и ухом. Лишь резко оборвал: — Заткнись, Эмилия, достала. — Дорогой мой, я тебе позволю меня затыкать лишь из-за того, что ты платишь. Брюнет насмешливо изогнул бровь, подметив, что его подруга уже заказала коктейль, который непонятно сколько стоит, и выпила половину — видимо, трезвого совета не дождаться. — Какая разница, приду я на двадцать минут раньше или позже, ты всё равно будешь тратить мои деньги. — Да, Бени-Бон, — довольно улыбнулась Эмилия, а потом надула губы, — ты-то душка, где попало встречи не устраиваешь, а вот Маттео не хочет никуда меня водить. — И чем же он тебе так понравился, не понимаю, — раздражённо выдал парень, рукой подзывая к себе официанта. Заказав для начала чай с чебрецом, он откинулся на спинку стула, холодно продолжив: — Все по нему сохнут, как ненормальные, а я вот ничего в нём не увидел. Обычный самодовольный богач, прикрывающийся за маской учителя — и что в этом такого? Эмилия мечтательно вздохнула, уже было начав подробно рассказывать про все достоинства итальянца, но вовремя остановила себя — прошлый их разговор об этом ничем хорошим не кончился. Парень был упрям, как осёл. — И не называй меня Бени-Бон. Бе, — он скривился, — противное прозвище. Будто я плюшевая игрушка какая-то. — Да ну тебя! Меньше ворчи, это не привлекательно, лучше давай уже рассказывай, Бенисио, — она сделала ударение на имя, чтобы показать, что пока действовать на нервы не собирается, — ради чего ты сорвал мои планы? Хотя, думаю, и твои пошатнулись. — Что мы знаем о Бальсано? — Ты серьёзно? — усмехнулась Эмилия, но, заметив серьёзный настрой итальянского друга, отставила шутки в сторону. — Ничего такого. Сын владельцев известного модного дома. Есть сестра, которая у него же и учится. До поступления в Оксфорд о нём никто не знал. Пьянки, немного драк… в общем, ничего необычного. — Я про отношения. Его отношения с кем-то. — Ничего серьёзного. Ни одного романа, продлившегося больше недели не было, это я точно помню. И, э-э-э, есть ещё я. Не знаю, каким словом охарактеризовать наши отношения, но я, в принципе, и против свободных ничего не имею. Он такой горячий. Ну прям настоящий… И зачем я тебе это рассказываю? — Потому что я спросил. — Да нет, дурень, я не про это. Ты же и нанимал людей, разбрасываясь деньгами, которыми твой папочка тебя не обделяет, направо и налево, чтобы те узнали о твоей Луните всё. А Маттео просто тебе не понравился. — Он посмел унижать меня. И он понравился тебе, я не мог его не проверить. — Мистер Благородность. Нет бы не лезть в чужую жизнь, — осуждающе, немного посмеиваясь, ядовито сообщила она, практически шипя, — а ты во всю в неё суёшься. Ну не нравится тебе он, и что? Это всего лишь дурацкое совпадение, что Маттео, который приглянулся мне до того, заметь, до того, как ты приехал — благодаря мне ты свою Луниту и нашёл, кстати, — является вашим учителем. — Классным руководителем. — Да не важно это, в старшей школе нужны классные руководители лишь для того, чтобы дети совсем от рук не отбились, а не как в младших классах. После небольшой паузы Бенисио озадаченно проговорил: — Мне кажется, между Луной и твоим Маттео что-то есть. Или было. Они вместе так странно себя ведут. И Луна слишком много о нём беспокоится. Эмилия не подала виду, что в этом хоть капельку заинтересована. — Ревнуешь что ли? — Это тебе надо волноваться, — прыснул Бандербиелд. — Школьница у тебя из-под носа мужика уводит, ай-ай-ай, непорядок. — Могу тебе сказать то же. — Что ты думаешь по этому поводу? И не играй со мной, детка, я вижу, что у тебя есть мысли насчёт этого. — А может и есть, — задумчиво протянула Эмилия, прищурившись. — Я помню, что встретила эту девчушку в доме Бальсано. Кажется, она была на ночёвке с его сестрёнкой-тихоней. Она тогда так глаза выпучила, — засмеялась она. — А нет, было ещё когда-то! Вроде в парке. Я их вместе видела. Но они сбежали. Точнее, Маттео меня заметил, но предпочёл уйти — наверное, если бы эта малышка поняла, какая девушка на самом деле с ним, то чувствовала себя ужасно, вот он и забеспокоился. Такой милый, неправда ли? — То есть ты об этом мне говоришь только сейчас?! — Не заводись ты, сейчас-то какая разница? — Да, и вправду, какая нахрен разница — моя девушка всего лишь сохнет по какому-то учителю! Да всё просто зашибись! — Ведёшься себя как ребёнок, ей богу. Такая мелочь, а ты уже на взводе. — И что ты предлагаешь мне, простите, делать? — Прощаю, — ухмыльнулась Эмилия, преподнося прохладный стеклянный стакан с коктейлем ко рту и делая медленный глоток, хитро прищурив глаза. Бенисио покорно ждал, пока Менсфолд повыпендривается немного, ведь понимал: в таких вещах женщины коварнее и более сообразительны, нежели мужчины. — Всего лишь надо показать, что этот экземпляр занят. А вот как именно будешь это делать ты: придумывай сам. Это совсем простецкая задача. — Я уже придумал. Надо лишь подобрать случай. Будь на связи. — Несомненно.

***

Луна, выходя с Хим и Ям, тихо проклинала всех и всё. Благо, физика была последним уроком, но позитивных эмоций на оставшийся день она не дала. Валенте недовольно ворчала, крепко сжимая лямки своего портфеля, а девочки лишь сочувствующе переглядывались и шли рядом. — Что он до меня докопался! Я-то выучила всё! А он решил меня вопросами завалить, из-за чего я еле до тройки дотянула — просто феерично! — Вы не заметили, что он сегодня слишком взвинченный? — заметила Ям. — Я про Маттео. Хим тут же закивала: — Да-да! Хотя я заходила утром, чтобы сдать тетрадь — настроение тогда у него было намного лучше. Может, что-то случилось? — Какая разница, что у него там случилось, — Луна сложила руки у груди, недовольно нахмурившись. — Это не повод срываться на учениках. Вот за что он меня завалил? А Бенисио вообще весь урок гонял по школе — то к тому сходи, то это передай — это ведь его обязанность, а не Бенисио! Джим поникла, пожав плечами, а вот Ям серьёзно задумалась. — Если он больше придирался к вам обоим, то… может, ему не понравилось, что вы на перемене поцеловались? — Что? Бред, — фыркнула Валенте, — это уж точно не повод. Ему до этого нет дела. — А по мне так, это очень романтично, — витая в облаках, вздохнула Хим. — Вот бы и я встретила свою судьбу. Луна ничего не ответила. Лишь скованно сжалась, когда Бенисио назвали «судьбой». — Дело не в том, романтично это или нет, Хим, — начала объяснять Ям, — это просто заходит за рамки дозволенного в стенах школы. Но да, довольно сомнительный повод. Когда Луна, попрощавшись с девочками, оказалась у дверей учительской, где, по её предположениям, должен был быть Бенисио, она напечатала сообщение парню, что ждёт его там. Но, вдруг поняв, что телефона у Бандербиелда нет, как и рюкзака, который находился в руках у Луны, она проныла: какая она всё-таки забывчивая. Спустя десять минут никто не вышел, а когда девушка заглянула в кабинет, то узнала, что парня тут и нет. Скитания по школе прошли безуспешно. В четвёртый раз проходясь по первому этажу, Луна устала и остановилась. И почему их школа такая огромная? — Луна! — окликнул голос позади. Бенисио вмиг оказался рядом и, приобняв девушку, забрал свой портфель. — Всё, можем идти. Стой, подожди, ты забрала мой телефон? — В смысле? — растерялась Луна. — А он не в портфеле? — Нет, Луна, — Бенисио свёл брови к переносице, — у меня же его Маттео забрал. — А-а-а, — будто вспомнив, протянула она. Валенте не помнила момента, когда Бальсано отобрал у Бенисио телефон, но решила не надеяться на свою забывчивую натуру. — Точно, да. — Но ты не волнуйся, я заберу… — Нет-нет-нет! Я забыла — я принесу. — Хорошо, милая, — расплылся в довольной улыбке Бенисио, — я тебя тут подожду. — Я мигом! Девушка потом успела себя двести раз проклясть, ведь идти надо было в кабинет Бальсано, а он её раздражает. Она его просто ненавидит всем нутром. У кабинета она долго мялась, испепеляя взглядом закрытую дверь. Вроде бы войти в кабинет не составляло ни малейшего труда, но ноги будто приросли к школьному паркету, а руки не хотели подниматься к ручке от двери. Луна нахмурилась, услышав непонятный шум. Слышались также голоса, но это не было похоже на разговор. Отдалённо осознавая, что может происходить в классе физики, Луна застыла, резко и уверенно распахнув дверь. — Господи! — она втянула в себя воздух, окаменев. Взору предстала картина, которая никогда не сотрётся из памяти. Нет, семнадцатилетняя ученица совсем не против поглазеть на голый торс своего приведённого в порядок учителя, но когда тот расстёгивает свой ремень, а к нему прижимается почти полностью обнажённая девушка, чей зад частично прикрывает задранная юбка, которая и в обычном виде ничегошеньки не скрывает, — это уже слишком. Да зашла бы Валенте на пять минут позже, то смогла бы в живую посмотреть порно в школьных стенах! Маттео резко повернулся в сторону входа. Луна попятилась, ошарашенно качая говой, громко захлопнув дверь. Её настигла странная истерика. Всё тело дрожало. ноги покосились, а глаза уже перестали что-либо различать из-за слёз. Что-то внутри оборвалось, заставляя душу кричать от боли. А ноги — убираться подальше. Луна шла, кажется, постепенно переходя на бег. Внезапные, нежеланные слёзы, которые то и успевала девушка вытирать тыльной стороной ладони, неприятно жгли глаза. Всё расплывалось. Не только картинка перед глазами, но и мысли в голове. И вправду хотелось забыть то, что только что было увидено — забросить ком противных воспоминаний в котёл вечного забытая и жить спокойно. Без разрывающегося сердца и мокрых от слёз глаз. Все чувства, накопившиеся за эти месяцы, вывалились наружу из-за одного лишь случая, разнося девушку в пух и прах. На этом моменте Луна поняла, что сейчас единственное, чего желает сердце, это Маттео. Она поняла, что не выдержит, если кто-то будет рядом с ним, кроме неё — хотелось, чтобы он быль лишь её, ничей больше. К сожалению, осознание, что Девочка-доставка влюблена в Клубничного мальчика, сопровождалось разбитым сердцем и отсутствием надежды.