***
— Маттео, скажи честно, что ты натворил? — аккуратно спросила Нина, неуверенно глядя на него с переднего пассажирского сиденья. Маттео же пытался смотреть исключительно на дорогу впереди. Любой другой бы мог подумать, что с ним ничего не случилось, максимум — плохое настроение, но Нина знала своего брата слишком хорошо, да и по природе была чуткой, внимательной и сообразительной. Ей было легко увидеть, что он корит себя за что-то. Но вот за что? Бальсано, сжав руль, сдавленно ответил: — Ничего. Он знал, что отнекиваться не имеет смысла. Также как и спрашивать, с чего это она взяла. Но есть шанс, что в этот раз пронесёт. — Значит, точно что-то натворил, — вынесла вердикт, кивнув самой себе. Автомобиль остановился, Бальсано приглушил мотор. Бросив тихое «вылезай», он вышел из машины, захлопнул дверь и проследил за тем, как Симонетти делает то же самое. — Ты же понимаешь, что если что-то случилось, лучше рассказать об этом? — И потом услышать фразу «какой же ты идиот», да? — усмехнулся. — Нет уж, спасибо, сестрёнка. — Что? — удивилась Нина. — Я тебе такое скажу? Ты что?! Не факт, кстати, что ты и в самом деле что-то сделал не так. Может, ты себе надумал пессимистичный вариант того, что есть на самом деле, а мне придётся тебя убедить, что всё не так плохо? — Очень сомневаюсь. — А ты попробуй, — подтолкнула она, — только побыстрей, пока мы не вошли в школу, где уши на каждом шагу. Увидев, что брат решился рассказать, но пока мается, замедляя шаг, Нина послушно ожидала, затихнув и взглянув на сосредоточенное лицо Маттео. Он, поджав губы, медленно и тягуче начал: — В общем… Эм, если я, как бы это сказать, позволил себе лишнего в школе, и меня застукали — насколько это серьёзно? Нина ошарашенно остановилась. Мыслей сразу же в голове буря. Из-за того, что Маттео этого не предусмотрел, он отошёл на два шага дальше, но потом развернулся и нахмурился ещё сильнее — понял, что это полнейший трындец. Ему пришлось подойти к замеревшей сестре. — Ч-что именно… «позволил»? — еле шевеля губами, спросила Нина, рисуя у себя в голове миллион вариантов произошедшего. Конечно, версия, которая больше всего подходила к натуре Маттео, была самой извращённой из всех возможных. И самой нежеланной. — Ты же сама догадалась, зачем… — Скажи, — перебила она. Маттео тяжело вздохнул. Как на зло, дунул ветер, вызвав мурашки и заставив съёжиться. — Я чуть не тр… переспал с Эмилией в своём кабинете, — на одном дыхании выплюнул Бальсано. Минута молчания. Сказать, что Нина была в шоке — ничего не сказать. Маттео вдруг пожалел, что проболтался, поддался ревности, да вообще что согласился преподавать в этой школе! А ещё что родился на свет таким развязным и тупым. Ещё не до конца придя в себя, Симонетти тихо проговорила: — Какой же ты идиот. — Ну, спасибо, сестрёнка, я не знал! — Маттео, — испуганно прошептала, — ты же понимаешь, какие у тебя будут проблемы? Одно слово — и тебя выгонят из школы, заодно камеры проверят и убедятся. Вот скандал будет, — она протёрла руками лицо, понимая весь ужас ситуации. Репутация Маттео упадёт в никуда, о нём будут говорить — соответственно, и до семьи дойдёт; всем будет известно, что Нина сестра Бальсано, и конец тихой жизни! — Там есть камеры?! — Тебе не говорили? Должны были рассказать… или, разумеется, ты не слушал инструкции заместителя директора. — Как будто делать мне было больше нечего, — стыдливо, но всё же с ироний ответил учитель, усмехаясь своей неудаче. — Маттео, это не шутки! У абсолютно каждого нет причин тебя не сдать! — по интонации можно было сказать, что она кричала, но делать Нина это пыталась как можно тише, чтобы не привлекать чужого внимания. — Нам повезёт, если человек побоится рассказывать, ему будет совершенно всё равно или он не захочет создавать тебе проблемы, но вероятность этого очень мала! Да и ещё с Эмилией, Боже! Ты ведь обещал держаться от неё подальше, когда Луна вас ув… — Не надо о ней. — Что? Об Эмилии? — Нет? — О… Луне? — она не верила брату. А тот кивнул. А она не оверила. — Не приплетай сюда её. Мы уже говорили: сейчас она для меня ничего не значит. — Луна? — вновь уточнила Нина. — Прости, конечно, но то, что ты спишь и видишь лишь её, заметно невооружённым глазом. Впервые кто-то тебе по-настоящему нравится, а ты стоишь в сторонке, отнекиваешься, да ещё и спишь с другой — ты всё должен делать в точности наоборот, что с тобой? Ещё и эта Эмилия… с вероятностью почти девяносто процентов вы должны были перестать контактировать еще давно. Я не понимаю: зачем? Маттео отвернулся и ничего не ответил. Он сам до конца не понимал, что делает и из каких побуждений, что тут говорить об ответе на конкретный вопрос? Конечно, отдалённо он понимал, что это из вредности, ревности и просто ради регулярного выпуска эмоций в виде секса, но осмыслить это полностью, так же как и сказать в слух, он не мог. — Сейчас не важно, с кем я был, важно, что застукали, — серьёзно отметил Бальсано, совсем не желая предполагать, что видела их именно Луна — тогда это катастрофа в кубе. — Может, я попрошу доступ к камерам и проверю, кто тогда приходил? Заодно сотру «случайно» всё к чёртовой матери. — Нет, это точно не выход, — качнула головой Симонетти, нахмурившись. — Нельзя будет уговорить, чтобы посмотреть лишь одну камеру — они изучат ещё и несколько ближайших, таков принцип. К сожалению, единственный выход: пережить это. Тебе стоит попытаться ладить со всеми. Может, оно и забудится… — Это твой гениальный план? Ничего не делать? — Маттео, — тяжело вздохнула, — больше вариантов нет. Помни, что ты эту кашу заварил. — Точно, прости, спасибо, — смутился Маттео, — я понял. Только можно к нему я относиться хорошо не буду, — парировал он, вдруг зло посмотрев за спину Нине, на школьную парковку. Симонетти развернулась и увидела, как из только что приехавшей машины выходят Луна и Бенисио. Она горько усмехнулась и вновь повернулась к брату лицом. Ревность Маттео была слишком очевидна, у него просто из глаз испепеляющие лазеры рвали и метали — и он ещё говорит, что Луна ему не интересна? — Если бы можно было… Он тоже в списке подозреваемых. — Мне всё равно, — он сжал кулаки, — я хочу набить ему морду. — Только из-за того, что он сейчас с Луной, а не ты? Ответа не последовало. Они оба наблюдали, как Луна и Бенисио проходят мимо, даже не удосужив обоих взглядом. Через некоторое время Маттео холодно выдал: — Идём, а то опоздаем. Я должен был быть в школе ещё пятнадцать минут назад. Как же хорошо, что сегодня физики у вас нет…***
Луна заметила, что весь день Бенисио был как на иголках. Молчал, язвил и шутил редко и коротко, постоянно хмурился и ни разу не обнял — конечно, Валенте почувствовала себя более свободной, даже была немного рада, что парня едва заметить можно, но подозрение это всё же вызывало. И некий страх — что же могло случиться, что даже Бандербиелда выбило из колеи? Также парень ушёл уже после четвёртого урока, немного нервно ответив: «У меня есть срочные дела, я не могу тратить время здесь», — так что на следующих двух уроках Луна сидела одна, одна передвигалась по школе и одна вспоминала, какие тетради и учебники нужно доставать. Нину подозвать к себе побоялась (сама не понимала, откуда страх), а может, и даже стыдилась немного. Перед последним уроком она чувствовала себя крайне странно, чувство некой освобождённости граничили с пониманием того, что она не на своём месте. Тело странно ломило, хотя причин и не было. Неожиданно сзади подошёл Гастон. Его шаги были хорошо слышны (и даже узнаваемы), так что Луна повернулась до того, как остановил её сам Перида. «Просто замечательно!» — подумала она. — «И у этого вид, будто он раскрыл вселенскую тайну и теперь лишь об этом и думает. Ну, или наоборот: эту тайну пытается разгадать. Разве обязательно всем быть такими хмурыми и задумчивыми?» — Здравствуй, Луна, — мягко начал он, слегка торопясь. — Прости, что отвлекаю, но ты не знаешь, что сегодня с Маттео не так? У Нины я спрашивал, она и слова не выдавила — значит, суперважное, от меня у неё секретов нет. Ты случайно не знаешь? Забыв о своих внутренних возмущениях, теперь уже Луна непонятливо свела свои брови к переносице, плотно сжимая губы. — Добрый день, сеньор Перида, — тихо проговорила, задумавшись, почему спрашивают именно её — хотелось же не вспоминать этого Бальсано хотя бы пару часов, — нет, я его даже не видела, только утром. Да и с чего бы мне знать? — как бы она не хотела вставить в голос нотки претензии, в тоне чувствовалась грусть, что удивило не только Гастона, но и саму Луну. — Всё в порядке? — Конечно, — натянуто улыбнулась, — как же иначе? С Вашего позволения, я пойду на урок. Перида смутился и быстро ответил: — Да, разумеется. «И почему сегодня все такие странные?!» По правде говоря, Луна и себя чувствовала не лучше, чем остальные. Выкладывая учебные принадлежности на парту перед последним уроком, она не думала ни о чём — мыслей в голове не было; сидя ровно, она пыталась найти ответы на вопросы, которые даже не сформулировала; вертясь и осматриваясь, она искала в каждой частичке школьного кабинета, что именно сейчас не так. Учительница не была на месте, как и большая часть класса — до конца перемены ещё достаточно времени, — а все, кто находились в классе, делали то же самое, что и всегда. Всё обычно. Луна уверена, и Хим с Ям опоздают, хором пролепетав заученные извинения — ничего нового. Но всё же внутри продолжал бушевать чувство, что… это не то, к чему Валенте по-настоящему привыкла. Какая-то, может, мелочь мешает всему… В класс вошла Нина. Она скромно, но твёрдо прижимала к груди учебники и почему-то смотрела лишь на пол. Быстро прошмыгнув на последнюю парту (Луна, кстати, тогда важно поселилась на третьей), Симонетти грустно обвела взглядом совершенно пустую парту и села, так и не отлепив учебники от рук и тела. Тоска накатывала волнами, наплывая всё яростней и крышесносней, но Луна продолжала сверлить дырку в робкой подруге, сама не зная поему. Она не могла отвезти взгляда, хотя и не смотрела конкретно на неё. В голове не оказалось ни одной мысли. Губы сами зашевелились, Луна едва слышно позвала: — Нина! Та моментально подняла голову и уставилась на Валенте большими глазами. Сама же Луна не знала, для чего это сделала — просто поддалась эмоциям и всё. По той же причине губы произнесли едва различимое «Садись со мной, подруга». По той же причине, после того как Симонетти в мгновение ока очутилась рядом с Луной, подруги обнялись. Они впервые за долгое время вновь оказались за одной партой, улыбающиеся и поглядывающие друг на друга. И впервые Луна за последнее время смогла почувствовать: она на своём месте. Всё в самом деле в порядке.***
— Бени-Бон, здравствуй, милый, какого хрена ты опять созвал совет, всё ж просто заебись? — мило прощебетала Эмилия без намёка на претензию, садясь напротив парня и брезгливо осматривая помещение. — Да и что вообще за место ты выбрал? Так тесно, везде одни подушки, запах кофе и какие-то люди-отбросы. Ответа не последовало. Точнее просто не сразу. — Не было времени выбирать. Это обычная кофейня, уйми свои замашки, бесишь, — фыркнул Бандербиелд в ответ, не отрываясь от внимательного чтения за ноутбуком. — Ты и что мы такие напряжённые? Та девчушка совсем не даёт? — язвительно усмехнулась она. — Ах, да, точно, она же у нас милая и невинная, не дай Боженька, если испортишь! — Отвянь. — Отвянь? Серьёзно? И для этого ты меня позвал?! Вообще-то я сюда припёрлась не для того, чтобы быть игрушкой для битья, дорогой мой, настроение своё мрачное для подружки побереги — так что или выкладывай, что к чему и почему, или я ухожу и ты больше мне не звонишь. Сегодня планировала Маттеито позвонить, от него ни слуху, ни духу… Бенисио раздражённо выдохнул, прикрыв глаза. Сейчас важно было не наговорить лишнего, а действовать разумно. Да, ситуация с Луной его очень сильно волновала, а неведение, смешанное с ревностью, мучило, к тому же ещё Эмилия постоянно показывала свой сложный характер — нервы были на пределе. Но он сам ей позвонил, чтобы с кем-то поговорить и посоветоваться; Маттео тут замешан — никто, кроме Менсфолд, Бенисио не поможет. Нельзя отталкивать. — Прости, — выдохнул он через силу, открывая глаза и смотря уже непосредственно на блондинку, которая расплылась в победной улыбке. — Не уходи, но и не трещи, всего пять минут, мне надо дочитать. Пока на, закажи себе что-нибудь, — он скучающе протянул свою банковскую карточку. — Окей. Конечно, ей было интересно, что вообще происходит, но Бенисио выглядел более чем серьёзным — в такие моменты лучше просто подождать. Да если ещё и платят за тебя, зачем навязываться? Можно и потерпеть. Вскоре Бенисио отложил свой ноутбук, а Эмилия в тот момент наблюдала за ним, попивая мохито (к огромнейшему её сожалению, безалкогольный — другого здесь не продавали). Заметив, что Бандербиелд топчется на месте, та подтолкнула: — Валяй. — Вчера, если быть точным, сегодня ночью, произошёл… очень интересный случай. Точнее разговор, — слова давались с трудом, так как парень до конца не верил в свои собственные знания и наблюдения. Новая информация нехило так выбивала его из колеи. Эмилия впервые видела его в таком странном состоянии, так что решила взять повествование в свои руки. — В доме твоей Луниты? — Да. — Разговор с ней? Бенисио ещё больше нахмурился (хотя казалось бы, это невозможно). — Нет… Я вообще участия в разговоре не принимал. — Так ты у нас подслушивал! — коварно усмехнулась Менсфолд. — Неужто она жаловалась, что за такой огромный период отношений, ты ни разу к ней даже и не попытался пристать? Я бы была в возмущении. Хотя твой выдержке можно завидовать — не понимаю, эта малышка и вправду того стоит? — Стоит, — не раздумывая, ответил он, но потом отмахнулся, — мы вообще не об этом. Нет, Луна тоже… не участвовала в разговоре. — И, значит, без Луниты?.. — Да. — И чей тогда был разговор? — искренне недоумевала она. — Шкаф со стенкой болтал, или там был задействован вентилятор? Бенисио закатил глаза: — Очень смешно. Симон — вроде его так зовут — со своей девушкой болтал ночью. Это брат Луны. — О тебе шла речь? — Нет. — Так на кой чёрт это мне?! Что там такого? Как же его взбесила в этот момент Эмилия, Бенисио был на пределе. Но рассказать надо было спокойно, без каких-либо конфликтов — и уж тем более без повышенного тона. — Выслушай до конца, — успокоившись, поставил условие он и, увидев молчаливое согласие со стороны собеседницы, кивнул сам себе. — Они говорили о Луне, и, поверь мне, тебе это будет, — он выделил последнее слово, — интересно. Я вышел из комнаты Луны именно в тот момент, когда Амбар тоже проснулась и уже спускалась по лестнице — я слышал шаги. Я-то думал, ну встречу их ночью, ну выпью воды в этой гнусной компании девицы брата моей девушки, что с того? Но блондиночка позвала своего ненаглядного, — он скорчил лицо, — уже тогда я понял, что разговор будет личным. — И не мог не подслушать, — заключила Эмилия, нахмурившись. Она вдруг тоже серьёзно подошла к этой теме, которая для неё ещё является полностью затуманенной — чересчур озадаченный вид Бенисио выбивал из колеи; тут уже не было важно, хотела ли она вдумываться в суть или нет, просто автоматически вышло. — Я думал, что сейчас вот, получу халявного компромата на парня — мне ж точно когда-нибудь пригодится, но… но. Сначала я вообще не врубился: эта миссис будущая Валенте спросила про кого-то а-ля «что ты с ним не поговоришь?», дальше было что-то по типу «я Луну берегу» и прочая фигня — короче, ни черта не понятно, какие-то локальные проблемы обсуждали, которые, как мне тогда казалось, меня никак не касаются. Он замолчал. Пожал губы и отвернулся, проникаюсь ненавистью как и к тому, что ему сейчас надо распинаться и детально описывать свои же действия и эмоции, как и к ситуации, в которую попал. Она его тревожила — знаете, такому человеку, как Бенисио, совсем не привычно чувствовать себя обеспокоенным. А всё непривычное всегда является нежеланным. — Знаешь, я тоже ни черта не понимаю. Ты хоть понял, кто такой этот «он», или это не важно? — Важно, очень важно, — он вновь повернулся лицом к Эмилии. — Они говорили об Алексе. Менсфолд всплеснула руками, негодующе уставившись на парня: она-то не понимает вообще ничего. Мозги кипят от информации, от которой толку ноль. — Просто замечательно, какой-то там Алекс! — Только ты учти, что Симон потом имя этого Алекса исправил на другое. Эмилия фыркнула: — Ну и какое же? — Маттео. Девушка уже было чуть не закатила глаза по привычке, но вовремя до неё дошёл смысл слов Бандербиелда. Она вмиг вытянулась, а глаза забегали по разным сторонам. — М-маттео? Я надеюсь, не… — Он. — Ты ув… — Да. И вновь минута (или больше) задумчивого молчания. — Что дальше? О чём они говорили? — Их разговор… — он напрягся, чтобы вспомнить хотя бы отрывками что-нибудь. — Они говорили слишком размазано, чтобы вникнуть в суть на месте, но достаточно, чтобы позже я смог найти нужную информацию и наконец разобраться, что за чертовщина происходит — я использовал некоторые связи родителей, которые нарыли мне много, очень много нужной информации. — Расскажи уже! Хоть что-нибудь. Не тяни ты! — У твоего Маттео было очень странное детство. Точнее фактически его не было: его родители «прятали» его до самого поступления в Оксфорд. Даже несколько статей в солидных газетах Италии (а также на нескольких интернет-порталах) посвящены были этому — раскрыта личность сына хозяинов какой-то там компании, о которой восемнадцать лет (вроде) никто и не подозревал. Как я понял, твой ненаглядной в детстве ездил по разным странам с няньками. И, кажется, какой-то период времени жил в Мексике. — В Мексике? То есть ты хочешь сказать, что с Луной они познакомились гораздо раньше? — Бенисио кивнул. — И… у них что-то было? — Неизвестно. Тут одни лишь факты, которые можно лишь частично связать друг с другом, так что точно утверждать нельзя… А ещё я дословно не помню слова Симона и Амбар, мог и напутать чего… — Не томи ты — бац, в зануду превратился, как только речь об этой малышке зашла и её тёрках с учителем. Заканчивай с этим всем заумничеством. Говори по сути. Парень пропустил замечание мимо ушей, продолжив: — Несколько лет Маттео провёл в Канкуне и, получается, там сильно сдружился со всеми Валенте. — Сильно? — Они были почти одной семьёй. Эмилию вдруг одолела ревность и жуткая обида — эта малышка имеет куда больше шансов заполучить Маттео, даже не стараясь особо. Это было нечестно, ведь сама Менсфолд не знала, куда себя девать, чтобы хоть чуть-чуть заинтересовать итальянца — и то всё тщетно. — Ничего не понимаю. Но сейчас Луна с Маттео ведут себя как почти чужие, изначально я бы и не догадалась, что между ними были несколько лет тесной связи — ты что-то недоговариваешь? Бенисио закатил глаза, едва слышно зарычав. — Конечно, я ещё не договорил, а ты уже вопросы задаёшь. — Так не медли. Давай-давай. — Не знаю почему, но в какой-то газете Канкуна была статья о погибшем парне под именем Алекс, через несколько дней вся Италия узнала, что Маттео Бальсано существует, а Луне поставили диагноз… эм… там что-то с амнезией и шоком связано — чувствуешь связь? — Подстроена смерть альтер-эго Маттео, из-за чего у Луниты поехала крыша, — заключила Эмилия. Как бы она не хотела придать заключению иронические нотки, звучало как приговор. Да она и не была глупа и прекрасно понимала, насколько для неё это плохо. — Симон боится, что Луна вспомнит всё. Амбар сказала, что она уже вспоминает, так как Маттео встретила и здесь. А ещё там говорили про какую-то гитару, благодаря которой голова на место у Луны может встать… короче, у неё есть шанс вспомнить. И это… — Полнейшее дерьмо. — Кхм, верно. Далее оба в гробовой тишине переосмысливали сказанное. Эмилия просто сидела в шоке, а Бенисио не переставал думать с самой ночи. В конце концов Менсфолд протянула: — Пиздец. — Я заметил. — Бенисио, так что мы тогда тут сидим и дурака валяем? Ты понимаешь, что каждая минута, когда Луна хоть только думает о Маттео, влияет на то, останется она с тобой или нет, и заполучу ли я Маттео! Повезло ещё, что этот брат… Симон? Короче, он фактически на нашей стороне — он тоже не в восторге от того, что Лунита придёт в себя. Нам нужно всего лишь… всего лишь сделать так, чтобы они не пересекались — может, и забудут уже друг друга, и все будут счастливы. — Ты забываешь одну деталь: он наш учитель. — И что? Какая разница? Как будто это должно помешать — насмешил, пф-ф. — Ты серьёзно? — усмехнулся Бенисио, покачивая головой. — Не видишь тут проблемы? — Бени-Бон, — она сладко улыбнулась, смахивая выпавшую прядь светлых волос назад, — ты слишком узко мыслишь. Маттео к чёрту не сдалась эта работа, ему она даже не нужна. Мы свободны делать всё, что посчитаем нужным. — И ты предлагаешь… Стой, подожди, у меня есть идея.***
Коридор, застеленный школьными шкафчиками, пустовал. Впрочем, как обычно. Ими почему-то пользовались настолько редко, что про существование этой части школы забывали напрочь — только самые продвинутые ученики, обладающие особой эрудицией (ленью), почти поселились в них, создавая целый склад, если не дом. Хим тоже нашла в этом плюс. У неё дома было множество разнообразных тканей, которые бы пригодились Ям для создания своей собственной коллекции одежды, показ которой та хочет устроить в Роллере. Они договорились собрать все ресурсы в один день в школе. Но Хим-то знала, что забудет и не принесёт всё сразу, поэтому в течение некоторого времени потихоньку приносила вещи в школу и складывала в свой шкафчик, чтобы в какой-то день просто гениально всё представить лучшей подруге и удивить её. Этим она и занималась сейчас. Точнее собиралась заняться. Шарканье балеток резало по гробовой тишине, царившей рано утром, когда ещё даже ранние пташки не собрались в школе, но Хим было всё равно — она привыкла ко всему относиться легко и непринуждённо, говоря «нет» неловкости и странным ситуациям. Она, пританцовывая и напевая заевшую песенку, шла, параллельно отсчитывая номера шкафчиков. Вот и нужный. Щелчок замка, покряхтывание жестяной дверцы, шелест бумаги. — Что это? — она моментально подняла какую-то мелкую бумажку с пола, невинно прощупывая её и вертя в руках. Она не знала раскрывать или нет, её это вообще или является ли сия записка всего лишь шуткой. Но девушка была более чем заинтересована. Вовремя вспомнив о том, зачем пришла, Хим сунула неизведанный объект в карман пиджака. Чересчур романтичное сознание уже обрисовало миллион возможных вариантов того, что находится внутри, и каждый из вариантов заканчивается свадебным путешествием, щеночком и двумя детьми. Медина упорно отметала мысль о том, что она сама же положила листочек себе в шкафчик, но забыла — это слишком разочаровывающий исход событий, чтобы о нём думать. Вновь вернуться к предполагаемой записке получилось лишь у кабинета, где должен был пройти первый урок. Медленно раскрыв бумажку, Хим удивилась не только тому, каким обалденным почерком это было написано, но и чья подпись стояла в правом нижнем углу. Перечитывая снова и снова, Хим улыбалась и умилялась, а удивление быстро переходило в детское счастье. — Привет, — неожиданно рядом появилась Ям. Хим вздрогнула, а внутри всё затрепетало — подруге пока лучше не знать ни о чём. — Приве-ет! — радостно протянула та, чересчур энергично вскочив со скамейки напротив кабинета и обняв Санчес. Та засмеялась, принимая странное поведение Хим как привычное дело — иногда Медина не отличалась своё адекватность, что совсем не тревожило блондинку. — Эй, ты что так рано? Уже не первый день, — улыбнулась Ям, присаживаясь на скамейку. — Да так… получилось просто, — к своему удивлению, больше она говорить не стала, ограничившись короткой непонятной фразой. Молчание затянулось, лишь пришедший Рамиро разрядил обстановку, втянув девчат в разговор, суть которого Хим так и не уловила. Ей как-то было не до болтовни Понсе. Разговаривает он всегда, а приходят любовные записки — нет. Сердце готово было вырваться из груди, всё тело трепетало — да, одной романтической вещицы было достаточно, чтобы голова пошла кругом, а над головой витали ангелы со стрелами и сердечками. Ей так давно не хватало чего-то… такого. Любви и заботы. Хотя бы чуть-чуть. — Как ты думаешь, — задумчиво-мечтательно спросила Хим у Ям уже в столовой, пока Рамиро горячо спорил с бенисио, а Луна пыталась примирить их, — если бы мне написал парень и признался, что любит меня, было бы разумно поверить и подойти к нему? — Что? Тебе кто-то написал? Когда? — Сегодня, — Хим улыбнулась, прикрыв глаза и приложив ладони к сердцу, — мне подложили самую милую и романтичную записку в мире! Представляешь! — В-вау, — Ям удивилась и на секунду застыла, но вскоре радостно улыбнулась, — это потрясающе. Кто написал? Что написал? Надеюсь, ты понимаешь, что всё может быть не настолько радужно, как ты предполагаешь. — Да-да, конечно, — нервный смешок, — кто я такая, чтобы бросаться сразу с головой? Санчес скептически осмотрела подругу, вскинув вверх одну бровь а-ля «я тебе не верю». — Хим Медина, вот кто. — Да ладно, Ям, — отмахнулась та, — не такая я уж и ветреная. Я смогу постоять за себя и прекрасно знаю, что не каждая история — сказка. — Вот и прекрасно, — конечно, она не поверила, прекрасно зная темперамент подруги — но это и умиляло. — Так кто это? — А-а, это… это… не важно, — смутилась Хим, понимая, что скандал такой может начаться — врагу не пожелаешь. Ям-то — борец за справедливость и разумные действия, а не авантюрист и искатель приключений на свою очаровательную пятую точку, как Хим. — Нет, не думай ничего такого, пожалуйста, — она сделала самое жалостливое лицо, на которое только была способна. — Я очень тебя люблю и, конечно, доверяю на все сто процентов, просто… Санчес ободрительно улыбнулась: — Понимаю, только всё произошло, сейчас не время. Тогда… позже расскажешь? — Да. Обязательно. — Помни, что что бы не случилось, не скрывай это, хорошо? Хим уверенно закивала, довольная, словно кот. — Ты не будешь против, если сегодня после уроков я пойду к… этому парню и спрошу у неё насчёт, — она смущённо опустила глаза вниз, пытаясь перебороть улыбку, — насчёт всего этого. — Конечно, я не против — только за. Это хорошо, что ты хочешь для начала во всём разобраться. А ты уверена, что ты его найдёшь после уроков? Ты знаешь, где? Когда? Куда? Хим усмехнулась и потёрла свои пальцы на руках. Она обвела взглядом столовую, на миг лишь остановившись на нужной фигуре. — Я уверена.***
Скрип двери. Хим огляделась и не увидела ни одного человека в кабинете — она знала, что сразу после уроков все уходят, но чтобы конкретно все… Она тихонько вошла, забыв закрыть дверь, лишь немного прикрыв её. Она обошла парты, ненавязчиво проведя по деревянной поверхности рукой, от скуки стёрла все надписи с доски и села на удобное учительское сиденье. Принялась ждать. Вскоре дверь лаборантской открылась, а Медина вскочила с кресла, поправив свою юбку и натянув милую улыбку. — Я так и знала, Маттео, что ты ещё не ушёл. Тот от неожиданности вздрогнул и чуть не уронил кипу самостоятельных работ, которую только что проверил. Он поднял глаза на девушку и устало выдохнул. — Что ты здесь делаешь? Есть какие-либо вопросы? Тон был официальным, учительским, но Хим это ничуть не смутило; она предпочла думать, что он пытался скрываться — но странно, не перед кем было шифроваться, а он себя всё равно вёл отстранённо. — Да, у меня есть вопрос… — она отошла, позволив Маттео пробраться к своему месту и разложить бумаги по местам. — Так задавай. Хим поняла, что это сложнее, чем кажется. Ком в горле застрял, а тело сковывали неловкость и страх. Она смирно стояла, не сводя взгляда с учителя, и всё улыбалась, молча. — Почему ты раньше не сказал? Почему не сказал лично? Ступор со стороны парня не заставил ждать. Сначала он подумал, что неправильно расслышал. Потом повернулся лицом к Хим — может, она шутит — но, вглядевшись внимательно в лицо рыжеволосой, понял, что она спрашивает на полном серьёзе. — Не сказал что? Он начал перебирать в голове все уроки, что провёл и её классе, и все задания, которые озвучил. К нему всегда обращались на «ты», так что не было и мысли о том, что разговор пытается наклониться в более личную обстановку, ежели кажется. — Как это что? — искренне недоумевала. — Я знаю: для тебя очень опасно говорить об этом, даже если кажется, что наш разговор совсем-совсем никем не прослушивается, — начала вдруг тараторить она, то качая головой, то кивая, то странно улыбаясь, — но ведь это не так страшно, говорить об этом. Маттео же был в смятении. Он застыл, не особо понимая, о чём, собственно, речь. Слишком неожиданная ситуация, чтобы на ходу в ней быстро разбираться. — Но ты сказал! Точнее написал — и Боже, письмо получилось волшебным! Такое романтичное, не длинное, чувственное и просто идеальное! — Хим… — Да, я помню: ты будешь отнекиваться и скрывать свои истинные чувства, — но так нельзя! Нельзя таить это в себе! Никто не достоин быть отвергнутым всего лишь из-за страхов или «норм» остальных людей. — Хим! — он с ужасом понял, к чему клонит ученица. Маттео нервно сделал шаг вперёд, встревожившись, что Медина его не услышит и надумает себе невесть что — хоть они до этого и так стояли близко; та случайно сделала то же самое, из-за чего столкнулась с учителем и чуть не упала, но повезло, что Бальсано вовремя ухватил хрупкое Хим за талию, не позволяя ей столкнуться с полом. Они застыли в такой позе на пару секунд. Для Маттео это были самые неловкие несколько секунд в жизни — он не знал, куда деваться от этого чересчур романтичного взгляда и как выкручиваться. Для девушки же это был момент очаровательного подарка судьбы. Она не верила, что это и вправду происходит с ней. Она смотрела прямо в карие глаза итальянца и не верила своему счастью. И неожиданно, под сумбурным руководством подростковой наивности, впилась в губы Маттео. И именно в этот момент Бенисио успел высунуть руку из-за двери и сделать парочку снимков.***
Мёртвая тишина. Едва было слышно собственное дыхание. Дверь директора. Кто бы мог подумать, что сейчас, словно провинившийся ребёнок, он будет мяться у этого кабинета и гадать, что там ему уготовлено. Пронесёт, не пронесёт… Может, зря только и беспокоился. Стук костяшек руки о деревянную поверхность. Едва различимое разрешение войти. Медленно открывающаяся дверь. И совсем не дружелюбный тон: — Здравствуйте, сеньор Бальсано, прошу садитесь, нам есть, о чём с Вами поговорить.