***
Понедельник у всех начался обычно — с будильника. У Луны — с опоздания. Очередного. Так что ни на еду, ни на душевные разговоры с братом у неё не было времени, хотя тот пытался разузнать, как прошла встреча с Бенисио — Амбар с Симоном гуляли вдвоём всё воскресенье, так что Луна в тот день была полностью посвящена себе, урокам и телевизору: никаких распросах о парне. А ещё… по дороге в школу кушать вдруг захотелось… Луна рада была, что рассказывать дословно ту ночь не пришлось, ибо из-за не совсем чётких воспоминаний сводило живот и подкашивались ноги — настолько всё было смутно и неопределённо для Валенте. Помнила ли она всё? Да. Поняла ли? А вот тут вряд ли — она и так мастер на все руки в непонимании всего происходящего вокруг и непонимании себя самой, а тут и алкоголь одурманил разум, как тут вообще рассуждать о чём-то? Никак. И Луна не хотела. Она всячески пыталась убежать от раздумий о клубе, своём парне и Маттео, а также пыталась как можно скорее добежать до школы — она ж опаздывала. И, конечно, ворвалась в здание лишь после звонка, а в класс — когда уже детям было выдано какое-то самостоятельное задание. Должен был быть урок физики. А учителя не было. Нет, конечно, он был, но это был не Маттео, а какой-то другой — хотя, скорее, другая, ибо это была учительница, которая преподавала в параллельном классе. — Здравствуйте, извините за опоздание, можно войти? — наконец пролепетала Луна, всё ещё надеясь, что женщина за столом её подлинного учителя физики превратится в кучерявого итальянца, который то задирает нос, то спасает девушек от их же парней. — Фамилия, — равнодушно сказала учительница, даже не повернув голову в сторону опоздавшей — она проверяла какие-то тетради, причём очень нервно. — Луна, — испуганно ответила та, тут же исправившись, — ой, то есть… нет, конечно, Луна — это моё имя. Я Валенте. Ну, моя фамилия — Валенте. Да… По классу прошлись смешки. Луна тоже сама не могла сдержать улыбку, ибо только она может просто взять и запутаться, что из надписи в её паспорте имя, а что — фамилия. Учительница же шутки никакой не услышала. Она лишь медленно подняла голову и холодно осмотрела ученицу, которая аж вздрогнула от столь тяжёлого и устрашающего взгляда. А вот Маттео бы пошутил в ответ: например, сказал бы, что, конечно, очень легко забыть своё собственное имя рядом с таким ослепительным красавчиком, как он… Но его не было. И шутки тоже. Был лишь замешкавшийся взгляд Луны и угрожающая тишина. — Садитесь, — не шибко ласково проговорила наконец учительница, — Луна Валенте. Та лишь опустила голову и медленно поплелась на своё место рядом с Ниной, молясь всем Богам физических наук на учеников, чьи тетради проверяют замещающая Маттео. Луна незаметно оглядела класс: все уткнулись в свои тетради. И выглядели… какими-то расстроенными. Но что Валенте поспешила разузнать всё у своей лучшей подруги, ибо чем больше она думала сама, тем быстрее рос страх в груди. — Нина, — тихо позвала Луна, пытаясь унять волнение, — Маттео заболел что ли? И кто эта… дама? Симонетти, посматривая на надзирающую учительницу, что сидела, уткнувшись в свои заботы, непонимающе свела брови к переносице, а позже и поняла, в чём дело. — Блин, точно, — она досадливо сжала губы, поправляя рукой очки, — я ведь тебе так и не рассказала — ты не знаешь… — Не знаю что? Нина вновь опустила голову к тетради, записав что-то в ней и перелистнув страницу учебника, что устроился подоле тетради. У девушки был сосредоточенный вид. И только Луна разгадала в напряжённом конспектировании параграфа Нины сильную растерянность и смятение — Симонетти часто начинала усерднее учиться, когда пыталась скрыть какие-либо эмоции от окружающих. Чтобы отвлечься, как поняла Луна. — На перемене расскажу, — тихо и быстро шепнула Нина подруге. — С сеньорой Долорес лучше не шутить. — Поняла. Поверить в суровость учительницы було нетрудно — посмотреть хотя бы на то, в каком напряжении сидят абсолютно все одноклассники: хотя бы половину учеников усмирить трудно, а тут весь класс покорно поддался… Но оставаться наедине с собственными мыслями Луна не желала. Она уже второй день избегала свой собственный разум, чтобы не начать лихорадочно думать о том, что с ней произошло — о том, что ей делать, о том, правильно ли это и что она лично думает и чувствует. Для неё было слишком сложно окунуться в эту суету (неразберихи в жизни ей и так хватало), вот она и пыталась… не окунаться. Пойти по стопам лучшей подруги не получилось — уже через семь минут Валенте сдалась: интенсивное обучение на неё не действовало положительно — голова начинала кружиться, да и текст перед глазами как-то подозрительно расплывался. Луна решила переключиться на что-нибудь другое… только на что можно переключиться в классе до одури напуганных (и расстроенных) детей? Единственное, что оставалось — выполнять задание, которое Нина кратко записала подруге, и считать минуты до конца урока, то и дело покусывая губы и нервно стуча ручкой по парте. И вот, звонок прозвенел; все мигом подскочили с мест и начали собираться. Шелест бумаги быстро сменился звуком удаляющихся шагов и неуверенных голосов учеников, которые решили проявить вежливость и попрощаться с учительницей. Луна выбежала из кабинета почти самая первая, но Нину пришлось ждать, хоть и та пыталась поспевать за подругой. Они прошли всего пару метров, как Валенте взволнованно спросила: — Так что? — она уже не могла терпеть этого ожидания и незнания. Но Симонетти-то знала: эту новость воспримут плохо. — Маттео уволился. — Что?! — кажется, этот возглас слышала вся школа. Но Луна была слишком поглощена эмоциями, чтобы это заметить. — Не может быть! Как? Когда? Зачем? Что-то случилось?! Боже, наверное, это я виновата — он, наверняка, уже устал видеть меня каждый день настолько, что даже из школы сбежал!.. Нина, ты что молчишь?! Симонетти удивлённо поморгала глазами, испуганно осмотревшись по сторонам — все на них смотрели. Она судорожно ухватила подругу за руку и повела в сторону следующего по расписанию кабинета, чтобы к ним внимание со стороны любопытных школьников угасло. — Луна, — шепнула она, пока они шли, — как я могу что-то сказать, если ты не дала мне на то возможности? — Ой… — Она тут же притихла, неловко опустив голову, но всё же молящими глазами поглядывая на подругу. Нина улыбнулась. Только вот улыбка вымученная. — В субботу он подписал заявление об увольнении — причина мне неизвестна. Он отказался говорить, почему ушёл. Я бы и не стала сильно интересоваться — его дело: говорить или нет, — но… — Есть что-то настораживающее? — На вопросительный взгляд Нины Луна с озорной улыбкой ответила: — Ты постоянно роешься в том, чего не знаешь, но где есть мельчайшие зацепки, роешься до тех пор, пока не зайдёшь в окончательный тупик или не решишь вопрос. Упёртая — вся в меня! — Луна, он не планировал увольняться. И замену ему не нашли. Никто до увольнения не знал, что это произойдёт! Не знаю, признаёт он это или нет, но работать тут ему нравится — нравилось, — он бы ни за что просто так не решился уйти. Валенте прикусила губу, задумавшись. Она не хотела, чтобы вдруг раз — и Маттео полностью исчез из её жизни. Точнее хотела. Но нет… Она до сих пор не решила. Она ничего не решила, а время-то идёт — пора хоть что-то делать! — Хорошо… — сама себе тихо, но уверенно ответила Луна. Кажется, вслух. — Хорошо? — удивилась Нина, опечалившись. — Ты думаешь, это хорошо? Луна нахмурилась, выйдя из своих мыслей и вернувшись в реальный мир: — Что? Серьёзно? Сама знаешь: я так бы никогда не подумала! — возмутилась Валенте, совсем не контролируя свой речевой поток. — Я волнуюсь за него не меньше, чем ты. И это даже не плохо, это полнейшая катастрофа! И тут она поняла, что с таким длинным языком она нахватает себе проблем и лишних вопросов — да что ж там, она так уже все свои семнадцать лет живёт! — Ты волнуешься за него? — переспросила Нина, после чего озорная, но не сильно заметная улыбка расположилась на её губах. — Н-ну… да. А ты нет? — быстро перевела стрелки Валенте. — Он мой брат — я не могу за него не волноваться. У него могло что-то случиться… Да знает Луна, что могло что-то случиться, она ж в голове уже придумала миллион разных драматичных вариантов того, из-за чего Маттео решил уйти из престижной школы. — А он мой… — она лихорадочно забегала глазами, нервно улыбнувшись. — А он мой учитель, да. Хоть и бывший — уже как-то без разницы, да? Каждый учитель отдаёт часть себя ученикам, и, как его ученица, я не могу не интересоваться его благополучием, — довольно закончила она, придумав вполне себе правдивое и логичное оправдание. — Вот. Но уверенность быстро спала, так как Луна увидела, как подруга её прожигает взглядом а-ля «ага, ври дальше, я всё равно вижу тебя насквозь». — Да брось, Луна, он тебе просто до сих пор нравится — вот и всё. — Что? Нет-нет! Нина, ты что… он мне никогда не нравился. — Разумеется, — усмехнулась Нина. — Кстати о тех, кто нравится, а кто — не очень, — она кивнула в сторону, чтобы Луна посмотрела, — вон Бенисио сидит, всё же пришёл ко второму уроку. Они уже дошли до класса, где должен пройти второй урок. Бандербиелд и вправду стоял, облокотившись на стену у кабинета, и скучающе листал что-то у себя в телефоне. Он поднял голову. Может, девочки и слишком шумно шли (хотя, скорее, не девочки, а Луна, ибо Симонетти обычно не заметна), ибо Бенисио сразу почувствовал, что его девушка рядом — он тут же отлип от экрана смартфона и стены и направился навстречу Луне и её подруге. Тёплые объятия, приветственная улыбка и милое приглашение войти в класс. Он был очень расслаблен. Отчасти Валенте была рада хорошему настроению парня, ибо у неё оно было отвратительное после новости об увольнении Бальсано. Отчасти она довольна, что прибывший ко второму уроку немного отвлечёт от внешней суеты. А отчасти она не знала, кто был тем человеком, который так романтично держал её руку на переменах и так отчаянно следил, чтобы никакие взгляды не косились на его девушку — Бандербиелд удивлял её снова и снова, потихоньку раскрывая разные черты его характера. Бенисио был для неё загадкой. Слишком сложной, кажется, чтобы до конца понять. Принять. Она видела в нём тысячи разных сторон, но была слишком рассеянна, чтобы разбираться, какую из сторон любит она. Чтобы разбираться, какая сторона появится перед ней следующая. Это изматывало, хоть и казалось интересным. Это выводило на мысли, что, может, ей и не суждено постоянно гадать, чего ожидать от собственного парня — но это Луна решила оставить на потом. Бать может, она никогда не будет понимать свою жизнь — это просто не её стиль, — но она всё ещё могла её себе облегчить. Разъяснить хотя бы что-то. И начнёт Луна с кабинета директора.***
Валенте чувствовала себя воодушевлённо, когда попросила Нину поехать к Маттео и побыть с ним (она сказала, что сделала бы так же, если бы у Симона вдруг были какие-то проблемы), а также когда договорилась о встречи с Бенисио вечером, чтобы несколько часов она была предоставлена сама себе. Но с каждым шагом уверенность угасала, так же как и понимание, где она находится — всего за четыре минуты она успела заблудиться в собственной школе, а чтобы выйти на верный путь, понадобилось ещё пятнадцать. У кабинета сеньоры Смит от былого настроя не осталось и следа. Но… бояться же было нечего, да? В конце концов Смит — будущая родственница Луны, мама девушки Симона, так что Луна живой вернётся домой точно. Какой бы бред она не несла. Тяжёлый вздох и неуверенный стук в дверь. Дружелюбное «входите» со стороны директрисы и зажмуренные от испуга глаза со стороны Валенте. Даже радушный приём казался девушке предзнаменованием чего-то плохого и неудачного. — Здравствуйте, — неожиданно для себя тихо и невинно подала голос, — можно, пожалуйста, Вас занять на пару минут? — Луна почему-то не сразу вспомнила, что у директора миллион и больше своих забот и что она, может, пришла совсем не вовремя, но надеялась всё-таки на лучшее. — Конечно, Луна, — добродушно ответила сеньора Смит, — только подожди в коридоре ещё десять минут, не больше — мне нужно сделать пару очень важных звонков. Спустя сказанное время Валенте вновь постучала в те же самые двери; она осторожно прошла внутрь кабинета и села на стул у стола сеньоры Смит. Тишина. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь лениво колышущийся туль и ровное тиканье часов навевали истинную атмосферу конца рабочего дня. Луна, обычно очень общительная и разговорчивая, с любопытством озиралась по сторонам, смущённо избегая взгляда сеньоры Смит, которая слишком пристально рассматривала ученицу. А ещё улыбалась. Так по-доброму, так заботливо, что Валенте чувствовала себя неловко. Взрослый, который видет в ребёнке себе равного, с которым чувствуешь, что этот человек тебя понимает и осуждений не имеет — разве такое существует? — Милая, — её голос был настолько же нежный, как и улыбка, — ты же знаешь, что, прежде чем приходить ко мне, нужно записаться у моего секретаря? — спросила она без намёка на претензию, почти шутливо. — Тот, кто тебя ко мне направил, должен был тебе сказать. Луна слегка повернула голову в сторону, чуть нахмурившись. Ей было сложно собрать мысли и слова в кучу, они рассыпались по её сознанию, словно бисер по полу. — Меня… мне никто не говорил, сеньора Смит, — она мотнула головой, — я сама решила прийти. Кажется, директрису это никак не удивило, она непринуждённо проговорила: — Тогда тебе очень повезло, ведь сейчас я свободна, несмотря на напряжённый график. Что ты хотела? — она мягко подталкивала смутившуюся ученицу. — Что-то связанное с Симоном и Амбар? — Нет, с ними всё хорошо… — Что-то, касающееся твоей учёбы? — Не совсем… Я бы хотела спросить насчёт сеньора Бальсано, — в горле словно ком появился, но говорить нужно было, — моего классного руководителя. Ну, — горько усмехнулась, — бывшего классного руководителя. Нам сказали, что он уволился — так ли это на самом деле? — Почему ты спрашиваешь? — слегка скептический взгляд и немного лукавая улыбка, о которой Луна старалась не думать — откуда она знает, что может прийти в голову сеньоре Смит. Нужно было сосредоточиться на том, чтобы лишнего не сболтнуть. А это Луна умеет. — Он не хотел уходить. И никто из его учеников не хотел, чтобы он уходил. Валенте не знала, почему нервничала так сильно, что её взгляд тщетно пытался зацепиться хотя бы за какую-нибудь дивную вещицу, которых полным полно в кабинете, но не мог, никак не сосредоточившись на теме разговора или хотя бы на чудной женщине напротив. Где-то глубоко внутри своего сознания Луна предполагала, насколько подозрительно выглядят её действия и поведение — для неё самой это было подозрительно, — но отступать не собиралась. Как и смотреть в глаза сеньоре Смит. Плюсы этой щепетильной ситуации проявились сразу, по крайней мере один: Луна призналась сама себе в одной вещи… она боится, что директриса увидит в её глазах симпатию к бывшему учителю, что лишь усугубит дело. Влюбляться же в учителей нельзя? В любом случае она думала, что нет. — Ты задаёшь вопрос, на которой сама знаешь ответ, Луна. Смысл слов та поняла не сразу, а думала над этим ещё дольше. Маттео уволили? Это никому не сказали, но так легко выдали ей? — Вы не можете… не можете, пожалуйста, тогда рассказать, — Луна прикусила губу, боясь за то, что её вопрос будет слегка подозрительным, — почему… — Почему его выгнали? Валенте выдохнула, обрадовавшись, что сеньора Смит не находит в этом ничего странного, и облегчённо ответила: — Да. Ответ совсем не затруднил сеньору Смит: — Он повёл себя непрофессионально, совершенно не подобающе учителю заведения такого уровня и нравственно положительному человеку, — спокойно заявила она, хоть и было видно, что говорить ей это не очень приятно, — за что, соответственно, был наказан увольнением. Чтобы разные слухи не распространялись и репутация школы не пошатнулись, мы предложили ему самому написать заявление — к счастью, он сам догадался, всё же умный парень. — Что именно он сделал? — Ты же понимаешь, что это должно остаться строго между нами — даже Нине Симонетти, его сестре, не положено это знать, — она, быстро найдя какую-то бумагу у себя на столе, протянула вещицу Луне. Это оказалась не просто какая-то там бумажка, а фото… такое гладкое на ощупь и неприятное во всём остальном. Увиденное заставило ту сразу же отдать глянцевую фотографию обратно и запретить информации доходить до головы — один снимок причинял слишком много боли, которая сейчас… совсем неуместна. Зато удивление странным не было. — Это мог быть фотошоп, — она растерянно покачала головой, явно отказываясь верить в то, что Хим Медина целовала Маттео Бальсано. Это казалось немыслимым! Но развить бурные мысли не дал очень скорый ответ директрисы. — Нет, исключено — мы уже поговорили с сеньоритой Мединой… — После этого Луна чуть не вскочила со стула с полностью поражённым лицом, но сеньора Смит поспешила её успокоить: — Нет, мы не собираемся её выгонять, не делай поспешных выводов. Вышла довольно смутная ситуация… У Хим Медины и Маттео Бальсано не было никакой, — она медленно подбирала слова, — связи до этой фотографии, а случилось это по чей-то не очень смешной шутке: кто-то подкинул записку Хим якобы от лица сеньора Бальсано. — И Вы им верите? — У них неоспоримые доказательства. Сеньор Бальсано не знал о крыле школы, где была спрятана записка, пока я его туда не отправила, так как нужна была помощь — это было в середине дня, когда была подкинута записка, подкинута утром, — она пожала плечами, слегка сжав губы, тем самым показывая, что произошёл временной парадокс. — А со стороны сеньориты Хим подтвердила всё её лучшая подруга, Ям Санчес, которая не была осведомлена лишь в имени «тайного воздыхателя». — Значит, М… — она запнулась, — может, сеньор Бальсано был уволен зря? Он же не виноват ни в чём. — Луна, это, — она тяжёло вздохнула, — очень тонкое и сложное дело. Здесь это не важно, главное — фотография есть. Попади она не в те руки, я, как и сам сеньор Бальсано, нахватались бы проблем, масштаб которых ты даже представить себе не можешь. — Проблем? — Человек, отдавший мне эту фотографию, совсем не тонко намекнул, что провинившиеся должны быть наказаны соответствующе — как-никак что сделано, то сделано, а это нарушение нескольких школьных дисцеплин. Если бы я оставила обоих в школе, это вызвало бы скандал. Луна, бездействие тоже наказуемо. То, что сеньор Бальсано позволил этому случиться, послужит ему уроком: жизнь порой наказывает людей за то, к чему они не были готовы, заставив в дальнейшем готовиться ко всему, что могло и не могло произойти. — Она немного устало убрала фотографию обратно. — Не волнуйся, финансово эта ситуация его точно не коснётся. — А кто сфотографировал? — озадаченно спросила Луна. Ответ для неё был неожиданным: — Бенисио Бандербиелд, твой одноклассник и, насколько я знаю, парень. Тогда пришёл черёд паузы, тяжесть которой почувствовала и директриса. Точнее только она. Луна полностью погрузилась в свои мысли, кусочки пазлов то медленно складывались в голове, то перемешивались вновь — ей нужно было время, чтобы проанализировать ситуацию. Только она не учла, что занимает время ещё более занятого человека. Сеньора Смит недвузначно кашлянула в кулак, с ожиданием всматриваясь в ученицу напротив. Та, очнувшись, поняла глаза. Она мысленно стукнула себя по лбу и наругала за бестктность и неуклюжесть. — Спасибо огромное, что рассказали, — быстро проговорила она, улыбнувшись, и встала. — До свидания, — неуверенно бросила, уже подходя к двери, но неожиданно остановилась. У неё вдруг что-то щёлкнуло в голове: если же всем соврали, сказав, что уход Бальсано добровольный, то почему же сказали Луне? Не может быть, что только из-за связи Смит-младшей с братом Луны. Это… нелогично. Валенте развернулась, нахмурившись и в непонимании подняв руку. — Почему Вы мне рассказали это? Ответа не последовало. Лишь широкая уверенная улыбка, за которой скрывалось замешательство. Конечно, как объяснишь человеку, что благодаря своей дочери она знает, что Маттео Бальсано неплохо раньше дружил с семейством Валенте — только это насчёт прошлого, — а ещё отношения Бенисио и Луны не желательны? Разумеется, что Луна не ровно дышит к бывшему учителю, директриса догадалась сама, но это ничего особо не меняет: решение рассказать всё казалось правильным и нужным. Сеньору Смит спас звонок телефона — обязательства директора школы дали о себе знать. — Передавай привет Симону и Амбар, милая. — Она потянулась к телефону, с немного виноватым лицом попросив: — Прости, пожалуйста, но можешь выйти? — Оу, — прошептала Луна, почувствовав себя крайне мешающейся персоной в кабинете, — конечно, — сказала это и тут же выскользнула в коридор. Пытаясь не шуметь, Луна закрыла дверь кабинета директора. Не сделала ни шагу. Лишь уткнулась в пол, кусая губы и собираясь с мыслями. Она пыталась унять гнев внутри себя, сосредоточиться лишь на том, что делать со всем этим ей самой. Сжав руки в кулаки и медленно выдохнув, она приняла решение. По сути, осознание того, что пора уже двигаться, проскальзывало уже где-то в сознании, но сейчас она точно поняла: пора раскрыть глаза. Пора начать жить так, как того хочет сердце. Хотя тут важнее было решить, чего она, определённо, не хочет.***
Если «повзрослеть» — это начать думать и чувствовать слишком много, заполнять свою голову бессмысленным хламом, который должен был тебя спасти, а не погубить ещё больше, то это ужасный период жизни. И зачем тогда «взрослеть»? Зачем надо переставать жить как счастливый человек и начинать думать, как же жить и поступить дальше? Положили бы хоть инструкцию, чтобы не запутаться… хотя Луне и она не помогла бы. Стоя в небольшом сквере в центре города и постоянно поправляя свои волосы, она пыталась для себя определить, какая жизнь у неё сейчас — какой багаж она оставила на своей родине, а какой приобрела в столице Аргентины? Кажется, в Мексике Луна оставила всё, кроме имени, неуклюжести и своей истории — и то о последней она очень давно не думала, быть может, понимание того, кто она, тоже потихоньку угасло за эти месяцы. Но друзья и увлечения, приобретённые в новой стране, держали Луну живой, так… почему она всё равно чувствовала себя странно? Раньше неё не было ответа на этот вопрос, пока она сама не призналась в нём. В правде. В глупости. В ошибке. В страхе. В совершенно безответственной блокировки самой же себя, в попытке сбежать, почти отключившись от мира, оставив лишь какое-то подобие себя, без былой энергии, без былой радости, без настоящей себя. И что было причиной побега от реальности? Парень. Боже, как всё банально и даже немного обидно — парень, вот и всё! Луна наконец поняла фразу «Любовь движет миром», которую когда-то сказала ей мама, потому что Луной двигала именно она. Стоило лишь по уши влюбиться в Маттео Бальсано, стоило лишь ему разбить ей сердце, так сразу всё пошло по наклонной; она попыталась сбежать от чувств, которые беспощадно топили её на суше, просто-напросто сбежав от себя. Было бы не так плохо, если бы сбежать получилось — ни капельки. Чувства были, есть и останутся. Но было уже поздно — Валенте не имела ни малейшего понятия, сможет ли она когда-нибудь ещё встретить Маттео, увидит ли она ещё увидеть в нём того самого итальянца, в которого как-то умудрилась влюбиться. Но она могла перестать бежать. Перестать прятаться за чужой спиной. Перестать втягивать в это других людей. Другого человека. Бенисио. — Куда пойдём? — Он появился неожиданно, но очень вовремя. Его непринуждённая улыбка спала, как только он увидел виноватое состояние Луны. Это не предвещало ничего хорошого. — Бенисио, прости, — она говорила, делая довольно длинные остановки в речи — ей было сложно говорить то, что она собралась, — но сегодня мы никуда не пойдём. И больше… — она опустила глаза и огорчённо прикусила губу, — не будем никуда ходить. По правде говоря, не хотелось ей этого делать, совсем не хотелось. Как бы то ни бьло, она достаточно привязалась к этому человеку и видела то, чем можно дорожить. Но так продолжаться не могло. Это неправильно: быть с одним, только чтобы избежать мыслей о другом. Не стоит забывать и о том, что Бенисио подставил Маттео — а об этом догадаться совсем не сложно, — что никак не лезет в моральные нормы Луны. Она даже ненадолго разозлилась на своего парня, ведь это было жутко подло и нечестно. Он специально уничтожил возможность Валенте видеться с Маттео — это было практически непростительно в её ситуации. — Почему? — Бандербиелд тут же нахмурился и напрягся, а голос приобрёл пугающую серьёзность — он не был идиотом, он догадывался о нескольких причинах такого поведения. Он всем сердцем желал, чтобы ничего криминального не произошло. — Что, — он неожиданно для себя и для всех запнулся, — что случилось? — Прости, но… Бенисио, нам нужно расстаться.