Natta den kjem

      Воспоминания обрываются резко, внезапно. Безжалостно возвращают Геллерта в реальность, оставляя после себя горечь и боль, сожаления и извечные вопросы «а что было бы, если бы…». Он кривит губы в усмешке и прикрывает глаза.       Если бы Альбус только знал, если бы только он сам не сбежал, как последний трус, если бы они поговорили… Хотя бы раз за все эти невероятно долгие двадцать лет… Многое могло бы измениться и многое могло бы пойти совсем иным путём, и столько бы судеб не было разрушено, и их сердца не были бы разбиты.       А у их сына была бы любящая семья. И они даже, возможно, смогли бы противостоять закону, оспорить его, как-либо смягчить… Если бы они были вдвоём, они смогли бы многого добиться, гораздо большего, чем имели на данный момент, а так…       Они были по разные стороны баррикад, и мир только и ждал, когда они вгрызутся друг другу в глотки в смертельной схватке.       Геллерт тяжело вздохнул — он становится всё более и более сентиментальным. Думает об Альбусе, и идея Квинни о разговоре с ним кажется ему всё менее и менее непривлекательной. И даже сомнение в том, что бывший друг и возлюбленный просто не захочет видеть его, не может перекрыть желания встретиться с ним.       Слова чернильными строками сами ложатся на пергамент, словно они только и ждали, когда же Геллерт решит воплотить их в жизнь. Он выводит аккуратные символы, складывая их в короткие лаконичные предложения — приглашение на встречу на нейтральной территории просто поговорить и выяснить то, что не было прояснено ещё тогда, двадцать лет назад.       «Интересно, как Альбус отреагирует на новость о том, что у нас с ним есть уже взрослый сын», — ленивая мысль уносится следом за совой, спешащей доставить своё послание в туманную дождливую Британию.       Ожидание ответа проходит для Геллерта в беспокойной напряжённости. И когда через несколько дней бурая неясыть приносит письмо из Британии, он не признаётся даже себе в том, что чувствует облегчение, держа в руке неподписанный конверт.       Альбус, вопреки ожиданиям, соглашается на встречу. Предлагает в качестве компромиссного варианта Швейцарию — что маггловская часть, что магическая всегда славилась своим нейтралитетом и хладнокровной позицией во всех конфликтах. Геллерта это вполне устраивает, и на место встречи он приходит первым.       «Три гарцующих пони» — таверна ещё времён Средневековья. Геллерт выкупает номер на последнем этаже, оставляет необходимые указания владельцу, а по совместительству и администратору таверны, а сам недвижимой напряжённой тенью замирает напротив окна.       Горы, от которых его уже тошнит, остаются где-то с другой стороны, перед глазами Геллерта же — густой вечнозелёный лес. Он смотрит на него спокойным взглядом и едва сводит тонкие светлые брови, когда слышит гулкие шаги на лестнице, приближающиеся к закрытой двери номера. Видит в отражении, как та медленно открывается, и он сам так же медленно отворачивается от окна.       Альбус, застывающий на пороге комнаты, меняется за годы разлуки. Обрезает волосы и отпускает бороду, чуть щурит глаза — скорее от проблем со зрением, чем от настороженности. Под ними залегают глубокие тени, а ещё, в общем-то, молодое лицо испещряют морщины. И сломанный нос, который вправить-то секундное дело, резко бросается в глаза.       Они стоят так, в недвижимости и молчании, несколько долгих минут, разглядывая друг друга, пока Альбус не улыбается устало одними лишь уголками губ: — Здравствуй, Геллерт.       Гриндельвальд едва заметно вздрагивает от своего имени и почти забытого голоса — он, в отличие от тела, не меняется совершенно, и кивает в ответ: — Здравствуй, Альбус. — Итак, о чём ты хотел со мной поговорить? — Дамблдор, наконец, проходит вглубь комнаты; держится уверенно и, на первый взгляд, весьма беспечно. Не выказывает ни тени настороженности или опаски, и Геллерт не может сдержать ухмылку. — Не думал, что ты так просто согласишься прийти ко мне, — он роняет слова небрежно, отходит от окна к камину и присаживается в одно из трансфигурированных кресел. — Ни авроров не приведешь с собой, ни министерских шавок, — мельком замечает, как дёргается лицо Альбуса, и он едва заметно сводит брови на переносице.       «Неужели после всего случившегося он не возненавидел меня настолько, чтобы желать мне смерти при каждой удобной возможности?» — вспышка интереса мелькает в голове, но Геллерт гонит её подальше, сосредотачиваясь на происходящем. — Если бы ты хотел загнать меня в ловушку, ты бы выбрал более изящные методы действий, — Альбус усмехается странно и тяжело опускается в соседнее кресло.       Геллерт в ответ лишь уязвлённо фыркнул.       На какое-то время между ними вновь воцарилась тишина. Альбус смотрел в танцующее в камине пламя и то ли делал вид, то ли действительно не замечал, как Геллерт время от времени бросал на него быстрые косые взгляды. — Ты знаешь, я хочу извиниться перед тобой, — в конце концов нарушил затянувшееся молчание Гриндельвальд. Проигнорировал удивлённый взгляд Альбуса, который тот быстро метнул в него, и спокойно продолжил: — Жизнь разбросала нас по разные стороны, и мы теперь преследуем разные цели. Мы стали врагами… — он замолчал, задумчиво глядя в огонь. — Хотя всё могло сложиться иначе, если бы не случилось того досадного недоразумения… — Альбус нахмурился, взгляд его потяжелел, но Геллерт не обратил на это никакого внимания. — Нет, я не жалею о том, что сделал с твоим братом, но мне искренне жаль, что твоя сестра погибла, — наконец, он перевёл взгляд, глядя прямо в голубые глаза Альбуса. — Я правда не знаю, чьё именно заклятие её убило, но если бы не моя несдержанность, она была бы жива. — Геллерт… — было видно, что его слова немало поразили Альбуса. — Неужели… Ты позвал меня сюда только чтобы сказать это? — поражённо и в то же время недоверчиво спросил он. — Досадная случайность разрушила всё, что успело стать мне дорого, — Гриндельвальд горько усмехнулся. — Я сбежал, потому что испугался, что ты возненавидишь меня. Как видишь, это привело к тому, что мы стали врагами. Я потерял тебя, и все эти проклятые годы я пытался убедить себя, что так даже лучше. Но я просто боялся вновь увидеться с тобой. Мне очень жаль. — Мерлин… Меньше всего я ожидал, что ты захочешь поговорить со мной об этом, — Альбус провёл рукой по лицу, явно не зная, как правильней отреагировать на услышанное. — Я был уверен, что ты никогда не вспоминал об этом… Я был уверен, что ты никогда не любил меня, и избавление от меня стало для тебя облегчением, а не ношей, отягощающей душу чувством вины, — он всё ещё растерянно смотрел на своего друга, и тот вновь скривил губы в горькой усмешке. — Ты не поверишь, мой дорогой Альбус, до поры до времени я тоже был в этом уверен, — лёд в разноцветных глазах немного оттаял, и напряжённая неловкая тишина вновь зависла в воздухе.       Они, не мигая, смотрели друг другу в глаза, словно вели борьбу или решались на что-то. Альбус первым прервал их контакт и медленно поднялся с кресла. Геллерт последовал его примеру и сделал шаг навстречу.       Сильные руки тот час крепко прижали его к чужому телу — Геллерт слышал гулкое быстрое сердцебиение Альбуса. Он обнимал его так сильно и отчаянно, будто боялся, что старый друг и возлюбленный исчезнет, растворится в его руках. — Я скучал, — позволяя себе проявить слабость и сентиментальность, прошептал он, целуя Гриндельвальда в висок. — Ты даже не представляешь, как сильно я по тебе скучал, — отстранившись немного, он заглянул в разноцветные глаза и в следующий же миг увлёк Геллерта в глубокий чувственный поцелуй.       Последней осознанной мыслью Геллерта Гриндельвальда в этот вечер была мысль о том, что сам он скучал не меньше.