Natta den kjem

      Квинни расплывается в улыбке и не может сдержать ликования. Она держит в своих руках ответ Альбуса Дамблдора, и уверенность в правильности всей затеянной авантюры ещё сильнее укореняется в ней.       «Вы правы, мисс, я уловил суть вашего послания. Хотя я всё ещё не до конца уверен, действительно ли правильно истолковал его — подобный вопрос скорее из ряда вон выходящий, чем наоборот, а потому, не сталкиваясь с этим напрямую, сложно с однозначной уверенностью воспринять его. Впрочем, ваши слова всё равно вселяют в меня робкую надежду и радость, что сложно в полной мере передать словами. Я знаю, что Геллерт упрям, и даже если вы признаетесь ему, что написали мне, он всё равно не захочет идти на встречу со мной. Поэтому я прошу вашего позволения самому прийти к нему. Если вам будет угодно, я дам самую страшную клятву, что буду один и что в намерениях моих не будет и тени желания как-либо навредить ему. Однако прошу вас, мисс, позвольте мне увидеть его вместе с тем, что ныне он скрывает от всего мира. Для меня это невероятно важно» — Твой второй отец вовсе не так страшен, как полагает Геллерт, — он уж точно не будет его в чём-либо обвинять или клеймить позором, — отдав письмо Аврелию на прочтение, со скрытой нежностью произнесла Квинни. — Наоборот, он именно тот, в ком Геллерт ныне нуждается больше всего. — Да, нам повезло, что твоя интуиция не подвела, — Винда улыбнулась. — Однако проблемой всё ещё является поставить Геллерта перед свершившимся фактом — сомневаюсь, что он будет в восторге от нашей самодеятельности. — Однако теперь деваться ему некуда, — спокойно возразила Квинни. — А это значит, что хочешь-не хочешь, но ему придётся поговорить с Альбусом.       Сложную и даже опасную миссию на себя берёт Квинни. Именно она заварила всю эту кашу, а значит, и ей её разгребать. Она улыбается натянуто и протягивает Геллерту, на лице которого мелькает тень удивления, сложенный надвое пергаментный лист.       Он забирает его, быстро пробегает по строкам глазами и бледнеет сильнее обычного, внимательней вглядываясь в письмо, написанное рукой Альбуса Дамблдора, а после поднимает глаза и смотрит на Квинни. За несколько жалких мгновений внутри него проходит целый спектр эмоций: искреннее недоумение и растерянность, страх и почти животный ужас, спокойствие и лёгкая тень облегчения вперемешку с радостью и, в конце концов, бьющий через край гнев, испепеляющая ярость.       Бумага в его руке мгновенно обращается в прах, он щурит разноцветные глаза, дышит глубоко и цедит сквозь зубы металлическим холодом, заставляющим мурашки беспокойно бегать по спине быстрее, чем от громкого, скрывающего голос крика: — Мисс Гольдштейн, объясните мне, какого дьявола вы влезли не в своё дело? — он наступает медленно, заставляет Квинни в опаске отступать назад. — Разве я просил вас об этом? В какой момент вы вообразили, что имеете право вмешиваться в мои личные дела и идти наперекор моим принципиальным желаниям? — его голос звенит и, кажется, вот-вот сорвётся — Квинни не успевает ничего сказать в своё оправдание.       Геллерт же намеревается продолжить свою гневную тираду, однако вдруг замолкает, осекаясь, и бледнеет ещё сильнее той самой болезненной бледностью. Накрывает округлившийся живот рукой и делает глубокий вдох, пошатываясь, — Квинни мгновенно оказывается рядом, виновато прикусывая губу и поддерживая за локоть. Резкий выброс адреналина в кровь и вспышка магии отзываются слабостью в теле и головокружением, отчего Геллерт призывает себя к спокойствию. — Не поймите меня неправильно, — Квинни выбирает весьма удачный момент для объяснения. — Я понимаю ваш страх — главную причину, что вынуждает вас скрываться от Альбуса, но неужели вы действительно думаете, что он так ужасен? Я уверенна, в глубине души вы и сами понимаете, что ошибаетесь — кому, как не вам знать, каков Альбус Дамблдор на самом деле? Дайте ему шанс, дайте себе шанс, дайте шанс вашему ребёнку — тому, которого вы сейчас носите под сердцем, и тому, которому вы подарили жизнь двадцать лет назад — на простое человеческое счастье. На любящую семью, которой вы были лишены, — она снова прикусила губу, осторожно заглядывая в разноцветные глаза Геллерта.       И он, понимая всю бесполезность борьбы с этой несносной женщиной и неотвратимость поступка, совершённого ею, к своему позору, сдался окончательно. — Я вас ненавижу, мисс Гольдштейн, — произнёс, однако, без особого энтузиазма, устало закрывая глаза. Квинни же лишь несмело улыбнулась в ответ.       К концу пятого месяца живот округляется настолько, что его уже достаточно хорошо видно. Геллерт, правда, всё ещё может его прятать, однако если кому-то придёт в голову внимательно рассматривать его, то противоестественную округлость он сможет разглядеть. В том, что такому внимательному человеку, как Альбус, не составит труда сделать это, Геллерт не сомневается.       Он откровенно нервничает. С лёгкой руки Квинни Гольдштейн встреча, которой он так старательно избегал, должна вот-вот состояться. На всё той же нейтральной территории (вопреки желанию Альбуса, который намеревался сам прийти к Геллерту), во всё тех же «Трёх гарцующих пони» — кажется, даже номер оказывается тот же, что и в прошлый раз. — Мы, конечно, не сомневаемся в ваших умениях, но если что будем внизу, — Квинни улыбается быстро и вместе с Виндой и Аврелием выходит в коридор под тяжёлый взгляд Геллерта.       Он недолго стоит рядом с тихо потрескивающим камином, а после опускается на край кровати — физической выносливости его нынешнее положение совершенно точно не способствует.       Геллерт вздрагивает нервно, когда дверь в комнату тихо открывается, пропуская долгожданного гостя внутрь. Поворачивается к нему, мгновенно встречаясь глазами с его глазами. Шумно выдыхает, не спеша нарушать молчание, и раздражённо ведёт плечами, чувствуя себя донельзя неудобно под чужим, внимательно его разглядывающим взглядом.       Он хмурится тяжело и смотрит из-подо лба, напряжённо следя за движением скользящих вдоль него глаз. Внутренности замирают, желудок скручивается в тугой узел, а сердце, кажется, перестаёт биться, когда он чувствует, как цепкий взгляд, осматривающий его, скользит вдоль его фигуры и опускается ниже, спотыкаясь на мягкой округлости. Ребёнок, чувствуя беспокойство родителя, также беспокойно двигается внутри, и Геллерт, выдавая сам себя, неосознанно поглаживает скрытый одеждой живот — рассмотреть его в том положении, в котором Гриндельвальд находится, становится ещё труднее, но он не сомневаться, что Альбусу не составит особого труда сделать это.       Защитная реакция готовится сработать, срываясь с языка меткой колкостью, но Геллерт практически мгновенно проглатывает её, когда с искренним изумлением замечает, как до этого нечитаемое выражение лица Альбуса теплеет, а на его губах появляется нежная улыбка. Пока во взгляде мелькает лукавство, а в голосе звучит притворное возмущение: — Ну и когда же ты собирался осчастливить меня новостью о скором отцовстве? — Кто тебе сказал, что я вообще собирался это делать? — он всё же не удерживается и фыркает, медленно гладит себя по скрытой одеждой коже, призывая к спокойствию. Отворачивается, чувствуя, как кровь приливает к щекам — скулы едва заметно алеют от бледного румянца, и Альбус не может сдержать тихий смешок.       Он осторожно подходит ближе, присаживается на корточки напротив и берёт руку Геллерта, которая всё ещё лежит на его животе, в свои две. — Как долго ты ещё собирался скрывать его от меня? — Альбус спрашивает мягко, но болезненное непонимание мелькает в его голосе. Он настойчиво заглядывает в чужие разноцветные глаза и, на самом деле, не ждёт ответ на свой вопрос. — Почему ты сразу не сказал мне? — Я испугался, — бежать смысла не было, и Геллерт тяжело вздохнул, признаваясь нехотя. — И тогда, двадцать лет назад, тоже? — от нового вопроса Гриндельвальд резко вскинул голову, и глаза его чуть округлились. — Мисс Гольдштейн сказала тебе об этом? — спросил это голосом, по которому сложно было определить, что именно он в данный момент чувствовал. — Она намекнула, — покладисто отозвался Альбус и мягко улыбнулся, отпуская чужую руку и кладя свою на скрытую одеждой округлость. — Но первым на такую мысль меня натолкнул твой шрам, — он провёл ровно по тому месту, где тот проходил, и Геллерт шумно выдохнул, прикрывая глаза и расслабляясь от такого простого движения. — Да, Альбус, — после долгого молчания произнёс он. — Однако я действительно не знал, что после нашей ссоры ушёл не один — осознание это настигло меня позже. И я побоялся идти к тебе, побоялся, что ты не захочешь слушать меня и что… И что не примешь дитя, которому мы с тобой дали жизнь. — Дурак, — абсолютно беззлобно, но с нескрываемой печалью ответил Дамблдор и невесело улыбнулся: — Надеюсь, ещё не совсем поздно познакомиться со своим ребёнком… ты ведь сделаешь это хотя бы сейчас? — Геллерт вновь едва заметно покраснел и молча кивнул. — И не только с ним, но и с замечательной женщиной, что любит совать свой нос в чужие дела, — проворчал, с помощью Альбуса поднимаясь на ноги и ловя его тихий смешок: — Вообще-то ты должен быть ей более благодарным.       Гриндельвальд в ответ пробурчал что-то неразборчиво себе под нос и первым вышел из комнаты в коридор.