Natta den kjem

      Геллерт просыпается резко, мелко вздрагивая всем телом и тяжело дыша. Широко распахнутыми глазами смотрит в чёрный в ночном мраке потолок и медленно успокаивается, вспоминая события минувшего дня. Тело всё ещё болит после родов, и он кладёт руки на живот, чувствуя лёгкость и избавление от тяжкого бремени.       Он поворачивает голову в сторону и тут же натыкается взглядом на спящего ближе к краю широкой кровати ребёнка. Улыбается уголками губ и протягивает к нему руку, осторожно проводя кончиками пальцев по гладкой щёчке. Девочка от этого движения не просыпается, и Геллерт отворачивается, вновь устремляя взгляд в потолок.       Сна нет ни в одном глазу, и он просто позволяет мыслям захлестнуть себя. Думает о разном и в том числе о том, как же назвать новорожденную дочь.       Мысли эти, на самом деле, посещали его голову уже давно, но лишь один из множества вариантов казался достойным внимания.       Он сам не заметил, как снова провалился в сон, от которого его разбудили тихие голоса Квинни, Альбуса и Аврелия. Поморщившись и открыв глаза, Геллерт поёрзал, пытаясь хоть немного сменить позу, от которой затекло всё тело. — Ох, Геллерт, мы разбудили вас? — Квинни одарила его обеспокоенным взглядом, на что Гриндельвальд покачал головой, немного подтягиваясь на локтях и принимая полулежачее положение. — Вы можете нас оставить? — он выразительно посмотрел на женщину, и та понимающе улыбнулась: — Конечно. — Как вы, отец? — когда Квинни ушла, с искренним переживанием обратился к нему Аврелий, осторожно присаживаясь на край кровати. — Неплохо, — отозвался тот. — Ненамного лучше, чем после того, как родил тебя… Но это скоро пройдёт, — он улыбнулся, похлопав Аврелия по ноге.       Тот улыбнулся в ответ и перевёл взгляд на второго отца, который как раз поднял на руки младенца. Встал со своего места и подошёл ближе, заглядывая в маленькое личико сестры. — Как мы назовём её? — осторожно держа спящую дочь на своих руках, тем временем обратился к Геллерту Альбус. — Ариана, — тот отозвался мгновенно, ловя на себе изумлённый взгляд голубых глаз. — Конечно, это меньшее, чем мы можем искупить свою вину перед твоей сестрой, Альбус. Но мне всё же кажется, это прекрасная возможность почтить её память. — О Геллерт, — Альбус действительно был тронут до глубины души словами своего возлюбленного, и он улыбнулся ему в ответ.       После родов едва проходит две недели, и Геллерт с удивлением замечает, что не может заставить себя хотя бы элементарно взять новорожденную дочь на руки. Тело словно цепенеет изнутри, и глупые мысли терзают разум, стоит ему лишь издалека взглянуть на спящего большую часть дня ребёнка.       Геллерт растерян. Это уже второй его ребёнок, но он по-прежнему совершенно не знает, что должен делать и как себя вести. Пребывает в странной прострации, словно в изоляции, и вся забота о малышке Ариане ложится на плечи её второго отца.       Альбус подходит к делу с ответственностью и пониманием. Он не давит на Геллерта, догадываясь, что ему понадобится немного времени для полного осознания и принятия своей новой роли — в конце концов, его нынешнее положение кардинально отличалось от того, что было двадцать лет назад, и теперь ему предстояло лицом к лицу столкнуться со всеми трудностями родительства, которых он был лишён в прошлый раз.       Для Геллерта, который совершенно не умеет о ком-то заботиться, это самое настоящее испытание.       А потому, пока он пытается переосмыслить себя и важность ответственности, опустившейся на его плечи, Альбус по возможности перенимает весь основной груз заботы на себя. В этом ему весьма существенно и с явным удовольствием помогает старший сын, который в маленькой сестрёнке души не чает — наблюдая, как Аврелий возится с Арианой, Альбус не может сдержать тёплой улыбки.       Он аккуратно держит дочь, прижимая к себе. Едва слышно напевает старую английскую колыбельную, которую когда-то давно пела его мать, и дитя на его руках успокаивается, медленно засыпая. Альбус улыбается мягко, с нескрываемой любовью глядя на тихо сопящий комочек, и наблюдающий за ним со стороны Геллерт забывает дышать от открывшейся ему картины.       Альбус, как Гриндельвальд и предполагал ещё тогда, двадцать лет назад, оказывается лучшим родителем, чем он сам.       Так проходит ещё около недели, и жизнь в замке постепенно возвращается в привычное русло. Зависает под потолком напряжением и усталостью Альбуса, на плечи которого в одно мгновение сваливается слишком много всего: бюрократические тёрки в Министерстве, проблемы с новой школьной программой и маленький ребёнок. И даже помощь Аврелия, иногда выручающего немало, не спасает на достаточном уровне.       Поэтому то, что в один прекрасный день Альбус буквально валится с ног от усталости, вовсе неудивительно.       Геллерт просыпается посреди ночи резко и непонимающе хмурится, вглядываясь в чёрный потолок. Рядом крепко спит Альбус, а в кроватке тихо хнычет Ариана. Будить возлюбленного, который как никто заслужил отдых, Геллерт не хочет, а потому, перебарывая внезапную робость, встаёт сам, подходя к ребёнку. Осторожно достаёт дочь, берёт её на руки — девочка перестаёт хныкать и с любопытством вглядывается голубыми глазищами в лицо второго родителя. Тот улыбается ей несмело и тихо напевает немецкую колыбельную, услышанную когда-то от бабушки. Держит малышку на одной руке, а второй аккуратно придерживает её головку, ласково поглаживая дитя по щёчке.       Запоздало проснувшийся и наблюдающий за всем со стороны Альбус тоже не может сдержать улыбку, и тёплое осознание переполняет его до краёв.       Геллерт наконец-то готов.