Жизнь продолжается.

- Гномы - они такие! Они с кем попало торговать не будут! Все ж король Шеллар – голова, и я хочу еще раз за него выпить! Кто выпьет со мной? Саня Сидоренко в углу передернулся. Надо уходить, ничего полезного тут не будет. Речи пьяного торговца углем он слушает уже четвертый час. Крепкий мужик, другой бы давно под стол свалился, столько бухла в себя влив. А этот все пьет, по которому разу объясняя окружающим, как выгодно оказалось покупать уголь напрямую у гномов, какой он качественный, как ценят гномы пунктуальность и честность, насколько лучше они стали относиться к человеческим торговцам в последние годы. А все король! Молодец, наладил отношения! И королева молодец, отряды солдат патрулируют дороги и сопровождают обозы. Он вот лично не скупится на небольшую плату и всегда присоединяется со своими возами к охраняемому королевской стражей обозу, и его уже целых четыре раза не грабили! Не то что при Ордене, когда по всем дорогам были разбойники, вот только его самого грабили три раза подряд, уж как не запрятывал часть выручки, а все равно чуть не разорился! А один раз прошлым летом не только отняли деньги и побили, да еще и уголь вывалили и подожгли! Вот просто так, со злости, что он по дороге к поставщикам проскочил и деньги успел потратить, что взять с него нечего. Так и сказали – даже телеги твои не продашь, грязные, видите ли! Борт выломали и факел кинули. Хорошо, тогда уголь плохой был, у людей покупал, не у гномов, так он горел плохо, кое-что удалось отгрести и затушить. Одну телегу тогда всего и довез из трех. Сплошное разорение, хоть и цены на уголь в городе были большие. Покупатели ругались, а что было делать, если такие убытки? То ли дело сейчас! Этот бред про уголь Сане давно надоел. Да и вообще он присматривался и прислушивался больше по привычке, поскольку новое начальство нашло ему другую работу и милостиво разрешило прекратить «поиск кадров», добавив, впрочем, что если все же попадется что-нибудь выдающееся, будет неплохо. Сегодня Саня зашел в трактир по пути с задания и на всякий случай подсел поближе к мужику, громко и искренне восхваляющему ортанского короля, в надежде взять на заметку кого-нибудь из его возможных оппонентов. Зря надеялся. Оппоненты были, но ни особой злости, ни ума, ни пройдошистости Саня в них не заметил и признал кадры бесперспективными. Надо уходить, хватит слушать этот бред. Сейчас вот допьет пиво, в этой забегаловке оно приличнее, чем в других. - Я и говорю, повезло нам с королем! И гномы – отличные ребята! Хоть уголек у них не из самых дешевых, но зато качество! Вот это уголь как уголь, а не булыжники какие, которые и дракон не разожжет! Я, как у гномов стал брать уголь, таких клиентов завел! Такие люди уголек берут, которые бы раньше на него и не посмотрели! Вот господин Петрос, хозяин знаменитого на весь Даэн-Рисс ресторана эгинской кухни! Или вот господин Кантье, первый в городе торговец кожами! Ревматизм у него, так он очень уважает, чтоб было хорошо протоплено, и круглый год, не только зимой! Только гномий уголек берет, не скупится! Или вот еще господин Жак, королевский шут, с молодой супругой уже пару раз у меня отоваривались! Говорят: с твоего уголька так хорошо печка разгорается, прямо и не поверишь! Сам королевский шут так сказал, во! - Может, теперь он и самому королю твой уголь присоветует? – хохотнул кто-то. - Да зачем? Король с гномами дружится, ему небось напрямую поставляют. Может, еще и скидку делают – вздохнул угольщик. Саня сидел не дыша, боясь спугнуть удачу, наконец-то повернувшуюся к нему лицом. Кантор в задумчивости шагал по ночному Арборино. По вечернему, если выражаться точнее, но тьма стояла уже кромешная, фонари горели далеко не все. Кантор устал и был голоден. Слева лежал квартал Серенад, обиталище местных бардов. Справа угрюмо темнел Сияющий холм, уже пятнадцать лет не соответствующий своему названию. Раньше здесь селились маги, сейчас же большинство домов пустовало, и лишь кое-где жили люди – те, кто победнее и поотчаянней. Осторожные жители столицы на дешевизну жилья в этом квартале не покупались. Кантора занесло сюда случайно. Примерно луну назад, еще болея, Карлос загорелся идеей постановки известной пьесы Дональда Уильямса. В отличие от большинства пьес маэстро, действие этой происходило не в Мистралии, а в неком северном графстве на территории нынешней Лондры. Карлос еще не решил, хочет ли ее ставить, но уже заранее прикидывал, кого из актёров позовет, если все же соберется. Несколько дней назад он вдруг спросил Кантора, не сможет ли тот во время очередного визита в Мистралию зайти к одному актеру. Тот одно время очень удачно играл в трех поставленных Карлосом спектаклях. Карлос узнал от общих знакомых, где сейчас живет, и вот кажется ему, что на роль Короля, он же отчим Главного Героя, идеально подошел бы именно он. Но он слышал, что у Родриго какие-то проблемы, он вроде даже и бросил сцену, и не заглянет ли Кантор к коллеге? Может, поймет, что с ним творится и насколько все плохо. Когда-то ведь замечательный актер был. Замечательного актера Кантор застал в каком-то дворе, рубящим дрова и еще относительно трезвым. Представился другом Карлоса. Рассказал про его планы. Хмурый дровосек сперва неохотно согласился на беседу, но потом его пробило на откровенность. И вот Кантор, как дурак, три часа выслушивал бредовые речи спившегося барда. Слушал молча, ввязываться в дискуссию не хотелось, хотелось уйти от этого мужика, от его глухой неизбывной тоски. И надо ж было обещать Карлосу разобраться, и надо ж было забыть дома амулет! - Ты пойми, мне казалось, что главное, чтобы никаких переворотов. Ведь каждый переворот – это кого-то в тюрьму, кого-то в отставку. Столько поломанных судеб... А держится правительство – и жизнь утихомиривается. Все же какая-то стабильность... Ага, стабильность - подумал Кантор - Посмотрел бы ты на эту стабильность из-за ограды концлагеря. Стабильно несколько трупов каждый день относили в старую каменоломню и сбрасывали в карьер. Похоронная команда стабильно имела с этого по миске баланды в обед. - Понимаешь, ведь сколько переворотов было, а что, стало лучше? А ведь каждая партия обещала, что теперь-то! Теперь-то все наладится! И что? Ведь после каждого переворота сперва все вроде устраивалось, свобода, мирная жизнь, все танцуют, а потом... Так кто сказал, что новое правительство не пойдет по тому же пути? Вроде все такое славное, а каков у них министр обороны? А полковник Сур вообще темная лошадка... Так-то оно так, да только Кастель Милагро взорван и политзаключенных из лагерей выпустили. И оппонентов не трогали, если те не принимались стрелять. На взгляд Кантора, может, и стоило кое-кого... Но Орландо не в меру добрый король. - Ведь эти партизаны, которые воевали с предыдущим правительством. Ведь в газетах писали, что многие из них просто бандиты. Что они отбирают еду у мирных жителей. Ну, наши обычно платили. Спасибо Орландо с его способностями, в партийной кассе денег хватало. Но тот же Рико вполне мог что-нибудь стырить, а уж как ребята Каймана любили прихватить что плохо лежит. Они почти всем отрядом ушли разбойничать после победы, кто выжил, конечно. - И вот их предводители рвались к власти. Что же здесь хорошего, думал я. От добра добра не ищут. Лучше то правительство, что есть. Большинство людей живет неплохо, и если не ругать правительство, то и оно тебя не тронет. Ага, не тронет, как же. Все же у этого мужика удивительная способность не замечать очевидного... Была, судя по его нынешнему состоянию. - И ведь они убивали, эти борцы за свободу, много убивали. И не только злодеев, всех подряд. Вот помню, был такой чиновник, важная шишка в министерстве, дружил с нашим режиссером, частенько они сидели вместе за бутылочкой, а иногда и с нами за одним столом сиживал. После премьеры, помню, мы такую пьянку закатили, так и он с нами посидел, не побрезговал, хотя к этому времени он уже был министром. Заезжал, с нами за руку здоровался, актрисам ручки целовал. Потом, сказали, перевели его в другое министерство. А потом как гром с ясного неба: убили. Арбалетной стрелой, внезапно и сразу наповал. Наш режиссер после этого долго отходил, трясся весь, плакал, пил, говорил, что теперь никто не может быть в безопасности. Вот скажи, это честно – тайком, из-за угла… Ну, положим, не из-за угла, а из чердачного окна. А насчет честности... Мне что, надо было на середину улицы выйти? Или вызвать его в круг? Так он бы не пошел. А жаль, я бы его... За Карлоса, за Сантьяго, за всех бардов, которые просто не хотели лизать зад правительству.. А у вашего режиссера это, видать, хорошо получалось. Потому и трясся. Ты еще о Маньяне поплачь. Тоже милый был человек, как-то целую деревню перевешал. - Каждое правительство клеймило преступления предыдущего, а как приходило к власти, так быстренько те же люди, которых клеймили, снова и всплывали. Вот, говорят, был такой Блай... Так его каждое правительство сохраняло. Король, когда первый раз пришел к власти, его погнал, но не тронул. Не тронул, как же... Блай просто смылся. А то бы его уже тогда так тронули... Желающих было много. - И что, думаешь, эти тоже такие все из себя святые? Думаешь, этот советник Каррера, который, говорят, всем заправляет – такой весь из себя такой бескорыстный и правдивый? Он, между прочим, со старшим да Костой когда-то путался, потом они что-то не поделили... Ну и каша у тебя в голове, парень. Хотя насчет правдивости товарища Амарго, это да... Как он ему про руку вкручивал! - Вот при прежнем режиме ходили слухи, что Эль Драко замучили в тюрьме, злодеи этакие. Я не верил, зачем бы это правительству? А прошлой зимой выяснилось, мне сосед рассказал, что он жив-здоров, живет в Ортане, играет в театре. Голос только сорвал, наверное, потому и перерыв в карьере. А они целую легенду сочинили... Знал бы ты, сколько правды в этой легенде. Но этого я тебе не расскажу, пусть тебе кто-нибудь другой мозги вправляет. Хотя бы тот же Карлос. - Да, про правительство говорили много гадостей. Но я ведь не знал, сколько в этом правды, а сколько оппозиционной пропаганды. Одни говорят одно, другие другое. Как узнать, кто прав? Да, не повезло тебе, парень. И ведь самое удивительное, что ты не врёшь. Почти не врёшь. Я это чувствую, угораздило же забыть амулет дома. Так торопился с утра, когда Елисей меня ждал. Не повезло тебе. И Огонь у тебя есть. Не очень сильный, но что-то осталось. Было, наверное, больше... - И ведь когда королевское правительство вернулось, из лагерей сразу повыпускали не только политических, уголовников тоже. По улице было не пройти, а уж что творилось на набережной... Да уж, что творилось на набережной, я и без тебя знаю. Вот только с чего ты взял, что уголовников кто-то выпускал? Сами разбежались, когда разбежалась охрана. А она во многих лагерях разбежалась, прослышав о перевороте. Был даже лагерь, где политические нашли какое-то оружие и воевали с уголовными. Тот лагерь был общим, там и женские бараки были, так уголовники первым делом туда и ломанулись. Хорошо, что среди политических был дон Валентино, умный мужик, когда-то хороший алхимик, потом подпольщик, а в последний год заключенный этого лагеря. Он там готовил масштабный побег, а тут переворот. Хорошо, они быстро сориентировались, добрались до оружия, к счастью, разбежавшиеся надзиратели не все растащили. Сами же ребята и повязали не в меру прытких уголовников, порядок какой-то навели, караулы выставили. И догадались послать в столицу за помощью. Амарго тогда попросил паладинов, они как раз домой собирались, но задержались немного, помогли. Элмар говорил, Мэнсор с Келдоном Орри там были и потом в ужасе рассказывали, в каком состоянии были люди. Ортанские маги подлечили кого могли, потом снарядили обоз и отправили по домам политических. С охраной, поскольку часть уголовных все ж разбежалась. Вообще непонятно, как тут Амарго в первые луны не свихнулся среди всего этого бардака. Железный он все-таки мужик, хоть и зануда. А ты идиот. Кантор так и не понял, произнес он последнее вслух или просто выдал эманацию. - Да я и сам теперь все понимаю. У меня был друг, Арьего. Он не соглашался со мной, ругал Гондрелло. Говорил, что надо валить из страны, обсуждал, как это лучше сделать, с выездом-то были проблемы. Четыре года назад он пропал. Ариэлла, его невеста, с ног сбилась, пытаясь его найти. Я ее успокаивал, рассказывал, что он хотел уехать, много кого расспрашивал, как. Я предполагал, что он нашел способ, а ей ничего не сказал, чтобы не подставлять. Она удивлялась, он и с ней это обсуждал – как уехать вместе. Но я ей говорил, что наверняка способ был не для девушки, тем более что у нее семья была со связями, могли выхлопотать заграничный паспорт, а ему это не светило. Они и это обсуждали, и вариант, что он переправится нелегально, а она приедет. Так что я ее немного успокоил. А потом как-то, полгода спустя, Ариэлла прибежала ко мне и рассказала: пришел к ней человек, сказал, что бежал из лагеря, и что Арьего в этом лагере. Показал его шейный платок, Ариэлла его узнала. Сказал, что надо вытаскивать Арьего, он совсем плох, долго не протянет. Просил собрать денег – на взятки надзирателю и прочие нужды – и найти несколько человек в помощь, организовать побег. Ну, Ариэлла и прибежала ко мне за помощью. А я ей сказал, что сперва надо бы выяснить, не мошенник ли это. Мало ли откуда он принес этот платок и как его получил. Нет, я вовсе не собирался совсем отказать ей в помощи. Но она после этих слов так на меня накинулась! Сказала, что такой друг хуже всякого врага. Что я специально морочил ей голову эти полгода. Много еще чего сказала и ушла, хлопнув дверью. Я потом хотел к ней зайти, все же дать денег, да стыдно было. Думал встретить ее где-нибудь, да она куда-то пропала. А когда король пришел к власти, опубликовали списки погибших в лагерях. Может, помнишь, их еще размещали на щитах у министерства, и каждый понедельник с утра собиралась толпа и ждала, когда вывесят напечатанное. Их партиями печатали, список за две-три луны, сколько успевали подготовить за неделю. Те, у кого пропали родные, приходили и искали своих. И однажды наш осветитель, он брата искал и читал эти списки, так вот, он сказал, что в списке погибших за прошлый год – Арьего. Значит, он действительно был в лагере. И если б я тогда поверил Ариэлле и помог, он остался бы жив. Вот это вряд ли. Скорее ты сам оказался бы там же, где и он. И где, скорее всего, оказалась эта самая Ариэлла. Потому что мало верится в историю со сбежавшим узником, тут же отправившимся организовывать побег товарищу. Куда более вероятно, что это был провокатор, и в результате и Ариэлла, и согласившиеся ей помочь оказались там же,где и этот Арьего. А тем более шейный платок, как бы твой друг сохранил его в лагере? Там ведь всех переодевали, свои вещи отбирали. А людям из тайной полиции было так легко и удобно ловить неблагонадежных: подослал провокатора, попросил собрать друзей для организации побега и доложил начальству о выявлении группы мятежников. И получил премию. Без риска, это ж не партизан по горам ловить. Ну и денежки, собранные друзьями на побег, тоже не лишние. Слышал я такие истории... - Еще была девушка, актриса в массовке. Ее как-то после спектакля какие-то люди запихнули в карету и увезли. Ребята, с которыми она выходила, даже не успели вмешаться. Потом ее мать приходила в театр, просила, чтоб мы похлопотали, может, отпустят. И меня просила, и режиссера. Я пытался поговорить с тем человеком, который курировал нас от министерства. С кем еще я мог поговорить? А он спросил, почему я думаю, что это сделали государственные служащие? Почему я так плохо думаю о правительстве, что считаю, будто его люди хватают по ночам девушек? Или эта девушка была против правительства? А она ведь действительно очень резко про власть высказывалась, я даже с ней спорил... В общем, я спросил у ее матери, почему она так уверена, что дочь арестована, заявляла ли в полицию о ее пропаже. Она ничего не ответила, повернулась и ушла. А мне теперь так гадко это вспоминать... Да уж, как тебе гадко и стыдно, я хорошо чувствую. Угораздило же забыть амулет. И еще выпил полстакана водки с тобой за компанию, так что очень хорошо все чувствую. - А мне хотелось просто играть. Лучше, конечно, в старой классике. Но и в современных пьесах приходилось. Про молодые годы господина президента, я там его отца играл. Что ж плохого, казалось мне, сыграть отца, подающего сыну хороший пример. Я думал, может, современная молодежь о чем-то задумается, если роль раскрыть, сыграть вдохновенно, не халтуря. Но ходили мало... Да что там, я понимал, что пьеса дрянь, но так хотелось играть. И ведь классику тоже ставили, на нее ходили. А на пьесу про молодость президента ходили мало. Еще бы. Слащавый бред придворного драматурга синьора Висконни. Кантору как-то попался в Зеленых горах сборник его пьес, пролистал, потом плевался. Кто-то из ребят притащил с задания на растопку, зимой дрова плохо разгорались. Да, парень, если ты такое способен играть вдохновенно... - А потом переворот. Появились те, кто был в лагерях. Режиссер наш, Бастиа, забегал. Теперь, говорит, можно будет наконец поставить что-нибудь приличное! А сам за три луны до того так убежденно мне толковал, как это важно – раскрыть образ генерала, которого посылают против мятежников. Как этот генерал любит родину и сокрушается о ее заблудших детях, но понимает, что для общего блага... Мы ведь всерьез это ставили. А теперь Бастиа первый заорал, что пора вычистить из репертуара халтуру и поставить что-нибудь стоящее. И срочно, пока другие не поставили. Как-то зашел один знакомый актер, давно его не было видно, оказалось, он был в лагере. Так режиссер наш вокруг него забегал, на работу к нам стал приглашать. Тот посмотрел на него, потом на старые афиши на стенах, усмехнулся так нехорошо и устало. А Бастиа заливается: новый репертуар, свежая струя. Тот ничего не сказал, повернулся и ушел, даже не дослушав. А мне совсем тошно стало. Запил я в те дни, когда узнал про Арьего, даже перестал ходить в театр. Потом уже услышал, что труппа распалась, хозяин продал здание и уехал. Мне было всё равно. Почти луну пил, потом попробовал устроиться истопником. Но меня быстро выгнали. Оказалось, печи топить – целая наука! Попытался устроиться в ученики, прогнали. Но повезло, один истопник пристроил меня рубщиком дров. На хлеб и водку хватало. А еще я начал потихоньку подбирать интересные поленья, коряжки. Зимой резать стал. Фигурки детишкам дарил, что покрупнее, выставлял на улицу. Весной работы стало меньше, особенно когда магия исчезла, клиенты разъехались, так я увлекся. Ну и влип. Пришел какой-то мистик в бело-голубой хламиде, смотрел, долго хвалил, потом попросил вырезать ему крылатую лошадь. Ему очень надо для украшения храма, а скульпторы поразъехались, да и не каждому доверить, а я, дескать, мастер, сразу видно. Меня это захватило. Представляешь, крылатая лошадь! Какой образ! Я пол-луны носился с замыслом, подбирал материал... Тот мистик сказал, найдет любое дерево, хороший кусок, если несколько фигур сделаю, купит все. Задаток дал. Я работал как проклятый, резал, уже силуэт стал проявляться. Крылатая лошадь мне снилась по ночам, я просыпался, хватал бумагу, набрасывал. Сперва не замечал, что соседи косо смотрят. Потом приятель-кузнец напрямую так нехорошо спросил: что, на правительство работаешь? Я сперва не понял, о чем он. Да, я слышал, что был переворот, я в них уже запутался, да и пил я в те дни. Даже не знал, что исчезновение магии связано с переворотом, оно же вроде раньше было? В общем, оказалось, моя лошадь для храма нужна, для новой власти. Сосед спросил: что, теперь работаешь на вампиров? И присоветовал моей лошади клыки вырезать для наглядности. Я сперва не понял, о чем он. Потолкался на рынке, послушал разговоры и обалдел. Опять я вляпался в политику. Бросил я тогда все и ушел из города. Знаешь, а иногда мне снится крылатая лошадь, как она летит в облаках. Или как я ее режу, последние штрихи, и свежее дерево сверкает под солнцем. А иногда мне снится кошмар: я ее режу, а у нее сами собой начинают расти клыки, она поворачивает голову, смотрит на меня оценивающе... В общем, ушел я куда глаза глядят. Сперва перебивался кое-как, потом, как урожай стал поспевать, меня охотно брали подсобить. Иногда я после работы устраивал маленькое представление для детей, они смеялись. А к зиме вернулся, опять дрова колю. Режу потихоньку. Лошадь доделал, во дворе пристроил, сосед помог. А Карлосу скажи, играть не буду. Близко не подойду к политике. - Разве ж это политика? - Да как посмотреть. В той пьесе, что хочет ставить Карлос, ведь тоже, если посмотреть, драка за власть. Граф, его племянник-наследник. Прежнего правителя отравили. И в конце, когда все погибают, зовут править соседа. Скажешь, не политика? В общем, мне этого не нужно. Сыт. Если и пойду играть, то для детей, чтоб смотрели и радовались. Жаль, никто у нас не додумался ставить для детей специальные спектакли. Кантор вышел от актера уже в сумерках. Напротив двери увидел крылатую лошадь. Подошел ближе – лошадь была подвешена на перекладине на двух толстых веревках, на спине вырезано сиденье – это были качели. Что ж, каждый из местных ребятишек имел возможность полетать на крылатой лошади. Вот ведь выбрали символ. Ольга говорила, в мифологии их мира тоже были крылатые лошади, но на них летали поэты. Он представил себе Орландо на крылатой лошади... и как он, погрузившись в творческие раздумья, по рассеянности с нее падает и летит следом, пытаясь поймать поводья. Кажется, сказал внутренний голос, ты подхватил от Ольги манеру воображать всякое смешное невесть что. Рядом с качелями стояла скамейка, с двух сторон поддерживаемая столбиками-гномами. Гномьи лица были вырезаны грубовато, но со старанием. Напротив, похоже, еще что-то планировалось, но пока было непонятно, что. Лишь с одной стороны бесформенной коряги поступала драконья морда. Да, бывший актер не сгорит, применение огню он нашел. А вот совесть, похоже, будет жечь его до конца жизни. - А ты бы хотел так? – спросил внутренний голос. Чтоб не в лагерь, а потихонечку, по капельке, чуть-чуть халтуры за право играть и петь, потом еще чуть-чуть? - У меня бы так и не получилось – отозвался Кантор. Я всегда слишком хорошо чувствовал фальшь. У меня и выбора такого не было. - Да, это тебе повезло – отозвался внутренний голос. Кантор тихо прибалдел от этого диалога. Оказывается, ему еще повезло. А сама идея ставить спектакли для детей интересна. Ольга говорила, что в их мире так делают. Жаль, что у нас детей водят лишь на представления бродячих цирков. А интересно бы было сыграть в детском спектакле? К примеру, музыкальном? И чтоб Ро сидела в первом ряду и гадала, который из загримированных актёров ее папа. Впрочем, с ее фамильными способностями и в гриме узнает. - А все мальчишки в зале будут таращиться не на сцену, а на Ро! – подсказал внутренний голос. - Ну и что! – ответил ему Кантор – даже если только она будет смотреть на сцену. А что, было бы интересно написать мюзикл для детей. И поставить. Вот Карлос бы и поставил. Только не будем звать этого дровосека, нечего ему играть для Ро, я лучше сам сыграю... и спою. После столь непростого дня Кантор чувствовал страшную усталость, после разговора с Родриго было муторно, к тому же давно хотелось есть. Ну да, поесть-то сегодня не удалось. С утра проспал, мэтр Елисей торопил. Потом они искали трактир, где мимолетная любовь принца Орландо в настоящее время была супругой хозяина. Хорошо хоть, супруг не устраивал сцен ревности, он, похоже, вообще был лишен этого качества, столь свойственного мистралийским мужчинам. Кантор постарался окликнуть женщину потихоньку и тихо обалдел, когда она, узнав, по какому они делу, весело крикнула мужу: - Пабло, эти господа хотят посмотреть, не сын ли Ансельмо их другу! И муж, и жена отнеслись к ситуации с грубоватым юмором. Худенький мальчишка, которого зов матери оторвал от чистки мула, никаким отпрыском Орландо не был ни разу, а приходился, как ни странно, сыном необъятному хозяину трактира. Известие об этом и муж, и жена встретили смешками, а муж еще и непочтительным комментарием: «ну вот, я же говорил, что мой, а не Серджио и не того задохлика!» После чего пояснил несколько опешившим гостям, что они с соседом Серджио оба добивались руки Катерины, она долго выбирала, но в конце концов досталась ему. Похлопав зардевшуюся женушку по пухлому заду, трактирщик предложили гостям отобедать. От этого предложения «друзья того задохлика, что нынче стал богатым господином» дружно отказались, поскольку в трактире невыносимо воняло прогорклым маслом. Устраивать пикник на природе тоже не стали, поскольку Эспада торопился назад в столицу, поговорить с учителем сына. Диего оставалось только искренне посочувствовать другу, а также юному Роберто и его учителям. Причем трудно сказать, кто был больше достоин сочувствия. Едва вернулась магия, Эспада осуществил давно задуманное: вернулся в Мистралию и отдал сына в школу. Безусловно, парня ждал путь воина, но все же даже воину неплохо писать без ошибок и хоть немного считать. Роберто говорил на четырех языках, но грамотно писать не умел ни на одном. Приют, куда его отправили после ареста родителей, правильнее было назвать детской тюрьмой. Какие-то занятия там проводились, но мало что оставалось в головах голодных и обозленных мальчишек. Когда же Эспаде удалось с помощью Амарго разыскать и вызволить сына, он больше заботился о том, чтобы его спрятать, а уж образование казалось делом десятым. По возможности, в свободные минуты, обучением парня занимались и мэтр Пьер, и Жюстин, и Торни, и даже Савелий. В результате Роберто приобрел начальные познания в географии, медицине, геологии, ботанике и зоологии, не говоря уж о военном деле и огородничестве, но грамотное письмо по-прежнему ему не давалось, несмотря на все усилия Жюстин. Мэтр Пьер еще зимой настоятельно советовал отдать мальчишку в школу, чтобы как-то упорядочить обрывки знаний в его голове, и поскорей, пока парень не сбежал на подвиги. Теперь несчастные учителя пытались как-то обуздать и обучить это дитя лесов, регулярно сообщая родителю свое нелицеприятное мнение о прилежании и усердии его сына. Вернее, об отсутствии этих качеств. Когда Эспада решительно, как и подобает воину, отправился навстречу тяжелому испытанию, Кантор столь же решительно направился в квартал серенад, где селились барды, справедливо рассудив, что чем раньше найдет актера, тем больше шансов застать его трезвым или хотя бы вменяемым. Кто ж знал, что беседа со спившимся бардом затянется на несколько часов. Вот ведь влип. Парню надо было выговориться, и Карлос очень просил разобраться, что с ним творится и почему бросил сцену. И вот в результате на дворе поздний вечер, а товарища Кантора мутит и подташнивает от голода и чужих эмоций. А сам виноват, нечего было забывать амулет. Как там говорил Элмар? Хочешь есть, оттого и тошнит? Поешь супчику, и все пройдет? Почему-то сразу захотелось именно супа. Горячего. Вот как раз трактир, и пахнет из него на всю улицу бараньей похлебкой. Вот только беда – стоило Кантору подойти к двери, вышел хозяин и начал закрывать ставни. - Уже закрываетесь? - А что вам угодно? – трактирщик скользнул по нему оценивающим взглядом и, видимо, признал клиента перспективным. - Порцию горячего супа. Ну и что там еще у вас есть. - Заходите - как-то странно дёрнул носом трактирщик. Получив плошку восхитительной бараньей похлебки со специями, Кантор некоторое время сосредоточенно ел. Потом услышал беседу в углу. - Не повезло. - Ничего, нам хватит. Ты ешь первый, потом мы с Ассунтой. Трое в углу. Две девушки и парень. Кроме них в трактире только какой-то пьяница в другом углу склонился над кружкой и, кажется, спит. А ребята интересные. Парень решительно отказался от еды, сказав, что его покормили ребята из патруля. На рукаве черно-красная повязка. Городской стражник? Девушки все же уговорили его похлебать, потом пододвинули миску к себе и принялись черпать двумя ложками по-очереди, обильно заедая хлебом. Понятно. Ребята сидели, дожидались закрытия, чтобы получить нераспроданный супчик за полцены или даром, а тут в последний момент явился голодный, но платежеспособный клиент и ополовинил оставшееся. Вот и осталась бедолагам миска на троих, и делят они ее по братски-сестрински. Голодные все трое, ох, какие голодные. В столице сейчас плохо с продовольствием, еда дорогая, а у ребят, видно, не густо с заработком. Парень соврал, не кормили его в патруле, и девчонки давно досыта не ели. Чувства ребят хорошо читаются – обида и разочарование. И причина, похоже, не только в том, что им не досталось лишней порции супа. И беседа у них какая-то невесёлая. - Уже три луны ходим, а все без толку. - Я слышал, появился мэтр Максимильяно. Может, попробовать? - Что, правда? Обязательно надо! Так, а это уже интересно. Зачем им папа? И где это он появился? И что они собираются пробовать? - Если он появился, его обязательно надо перехватить! Давайте подумаем, где его сторожить. Лучше поджидать в двух местах сразу, а то упустим! Еще интересней. И голос второй девушки он точно где-то слышал. Вот только где? Кантор осторожно заглянул в них. Как интересно! Маги, все трое. Двое безусловно классические, а вот насчёт девушки с знакомым голосом не совсем ясно. Зато ясно, что у нее еще и Луч. Ведьма-алхимик. Ну точно, ведьма-алхимик из кафе «Три струны», охотница за автографами. Это она собралась перехватывать папу? Спустя полчаса все разъяснилось. Ребята уплетали заказанные Кантором пирог и ветчину. Сперва они, конечно, отказывались, но Кантор уверил их, что в неоплатном долгу у вот этой донны, имени которой он так и не спросил тогда в силу критичности сложившейся ситуации. Донна Ассунта? Очень приятно, а его они могут звать просто дон Диего. Донна Ассунта так удачно тогда предупредила его о патруле, если бы не она, недоразумение могло бы стоить кому-то жизни! Он просто обязан хоть как-то отплатить ей за помощь! А кстати, ему показалось, или у них какие-то проблемы? Трактирщику сперва явно не понравился интерес Кантора к девушкам, но серьезная Ассунта представила его как старого знакомого. Как выяснилось, девушки жили тут же, в комнатке над трактиром, и трактирщик явно обеспокоился за них, а вовсе не за то, что поздние посетители засидятся, как сперва подумал Кантор. Прихлебывая хорошо сваренный кофе, он слушал рассказ ребят про их проблемы. Их зачислили в королевскую школу магов имени Харамы Гомес, учрежденную вскоре после революции. Как и в Ортане, курсанты обязались в качестве платы за обучение работать на корону. Обучение было прервано в связи с появлением Небесного воинства, и большинству курсантов рекомендовали разъехаться по домам. После возвращения королевской власти они вернулись в столицу, где чиновник в министерстве образования уверил их, что обучение вот-вот возобновится. И вот уже третью луну им рассказывают, что вот-вот, наверное, со следующей недели... Чиновники толком ничего не знают, мэтр Максимильяно не появляется. Один раз им удалось отловить мэтра Алехандро, но он тоже ничего не мог сказать толком. К советнику Каррере не пробиться, а жаль, говорят, он дельный человек, хотя и не маг, может, помог бы. Им очень хочется учиться дальше. А их упорно кормят обещаниями. Пока вопрос не выяснен, перебиваются подработками. Мария иногда подменяет санитарок в больнице, да еще время от времени удается пристроиться сиделкой к тяжелому больному. Ассунта подрабатывает у аптекаря, и тот согласен хорошо платить, если она согласится на постоянную работу. Но она не может ему этого пообещать, поскольку все надеется, что вернется к учебе. Марио иногда берут подежурить в городском патруле, если людей не хватает, у него друзья по партизанскому отряду в городской страже. В общем, как-то перебиваются. Родные бы помогли, но они в провинции. Ассунте вот мать послала денег с знакомым купцом, а его ограбили дорогой, едва сам раненный добрался до столицы, и деньги, естественно, пропали. У Марии родня тоже живет неблизко, а то бы помогли, конечно. Ну ничего, начнутся занятия, и им будут выплачивать стипендию, а пока надо как-то продержаться. Кантор слушал и тихо зверел. Чем там вообще занимается Орландо? Ходит на цыпочках вокруг Эльвиры? Пускает под потолок шарики? Или травку курит? Забыл, как сам искал наставника? Получил в подарок магов и успокоился? Так ведь их не навсегда прислали, на несколько лет. Понятно, что идею учить магов за государственный счет слямзили у Шеллара, а скорее, он и присоветовал. Так что ж ее вот так вот гробить? Ведь разъедутся ребята, сейчас-то выезд за границу свободный. Поорать, что ли, опять под окнами дворца? Хотя там сейчас младенец спит, а его и так пустят, если что. Ладно, к его забывчивому величеству можно забежать и завтра утром, а ночью можно присниться папе и Амарго и высказать все, что хочется, по поводу организации обучения магов в родной Мистралии. Потому что должен же он помочь девушке, которая когда-то, пусть даже сама того не зная, помогла ему вернуться на его Путь.