***
Утро следующего дня для Гермионы началось с работы. Удивительным образом на прикроватной тумбочке, стоило девушке открыть глаза, появилось письмо с подробным планом-графиком ее пребывания в Хогвартсе. Первыми значились завтрак и консультации с детьми. Грейнджер знала о том, что в начале ее поездки ей придется вести профилактические беседы с учениками, однако не представляла их начала уже в выходные. Кроме того, ей совершенно не удавалось представить, как это воспримут дети, что вынуждало ее нервничать и волноваться. Ностальгические эмоции по школе смешивались с тревогой перед работой с детьми, направленной на определение признаков неравенства или вражды, не давая расслабиться в полной мере. В свое время она прекрасно знала обо всех этих проблемах изнутри, чувствовала их на себе. В те годы она ненавидела Малфоя за пособничество его семьи Темному Лорду, а он, в свою очередь, презирал ее за происхождение. Столкнуться с этим сегодня, будучи зрителем, было бы еще ужаснее, потому как понять, что множество человеческих жизней, павших жертвами в той борьбе за мир, свободу, равенство и любовь, оказались бы напрасными. Гермиона за завтраком, как и многие пребывающие в Хогвартсе студенты, мечтала, как ребенок, о каникулах. Прогуляться по школьному двору без спешки, планов, лишних рабочих мыслей в голове – роскошь, которую она не могла позволить себе сегодня, как минимум, до обеда. Тем не менее, стрелки часов неумолимо приближали ее к встрече с детьми, которая должна была пройти в кабинете трансфигурации, как было указано в плане. Ситуации добавлял тревожности тот факт, что ученики, которые должны были присутствовать на занятии, были с двух разных факультетов, а именно Гриффиндора и Слизерина. Однако, вопреки опасениям Гермионы, дети встретили ее восторженно, не зацикливаясь на сути ее визита. Слава шла впереди нее, потому первые минуты разговора с учениками были проведены за расспросами о том, что уже стало историей. Множество вопросов о друзьях, о школе в то время, о Пожирателях и Темном Лорде, об Альбусе Дамблдоре и Северусе Снегге. Дети забрасывали вопросами и о том, что вычитывали в газетах и книгах, слышали когда-то на уроках. Для Гермионы же основной целью было выявить возможную ненависть детей между собой в зависимости от факультетов. К счастью, на своем первом занятии она ничего опасного и тревожного не увидела. После импровизированного интервью о войне, Грейнджер провела двухминутные беседы со всеми присутствующими тет-а-тет. Дети встречались самые разные, с совершенно непохожими семьями, укладом и так далее, но никто не связывал себя с событиями тех лет. Для учеников этой школы и ее гостей все события существовали преимущественно в памяти их предшественников. Последним ребенком, с которым Грейнджер предстояло поговорить, стала девочка со Слизерина, которая во время всей встречи держалась обособленно не только от гриффиндорцев, но и от собственных сокурсников. Казалось, она была слишком задумчивой и сосредоточенной на чем-то внутри самой себя. По крайней мере, все свое повествование Гермиона видела абсолютную выделяющую девочку из толпы безучастность. – Если ты не уверена, что тебе нужна эта консультация, мы можем ее не проводить, – сразу же оповестила слизеринку Грейнджер, когда они остались наедине. Время проведения лекции уже давно завершилось, и Гермиона, привычно сверх своей нормы, озаботилась состоянием девочки. Она, как нормальный ребенок, вполне могла бы желать совершенно иной компании субботним днем, нежели оставаться наедине во внеучебное время с человеком, который стремится влезть в твое личное пространство ради выгоды руководства. Гермиона невольно вспомнила подозрительность своих друзей и себя в школьные годы. Тогда они умудрялись возводить в ранг врагов даже Северуса, о посторонних и говорить нечего. – Нет, – коротко произнесла та, удобнее усаживаясь на стул напротив Грейнджер. – Итак, Бриар, верно? – пробежав взглядом по списку студентов, уточнила Гермиона в ответ. – Верно, – отозвалась та. Девочка сжимала в руках подол собственной юбки, очевидно, все же испытывая неловкость. – Скажи, есть ли у тебя какие-нибудь вопросы? Проблемы? Недопонимания с друзьями и другими учениками? – осторожно начала Гермиона, не решаясь напрямую задавать вопрос о причине зажатости ребенка. Как бы она не старалась отвязать свои взгляды от стереотипов об общих чертах детей на соответствующих факультетах, избавиться от распространенного мнения о скрытности и равнодушию слизеринцев было невозможно. – Да, есть. С гриффиндорцем, – резко отозвалась Бриар, словно бросая вызов Гермионе за то, что та тоже училась когда-то на Гриффиндоре. Сама же Грейнджер была более удивлена прямолинейностью школьницы. Предыдущие ученики, так или иначе, старались обходить стороной неудобные темы, не выдавать проблем во взаимоотношениях, стеснялись, остерегались. Бриар удивительно отличалась от всех. – Чем же он тебе не угодил? – улыбнувшись, спросила Грейнджер, невольно вспоминая саму себя. Эта школьница была ее слизеринским прототипом. – Он ведет себя невоспитанно, – сдержанно ответила девочка, задавая тон всему разговору. Гермиона без труда разобрала за этими словами самое главное. – Я окажусь права, если скажу, что этот мальчик тебе нравится, и тебя расстраивает его отношение к тебе? – предположила Грейнджер, пристально всматриваясь в каждое движение слизеринки. – Он мог бы мне нравиться, если бы мы не были настолько разными. Он невоспитанный выскочка, дерзкий и самоуверенный, – раздраженно бросила девочка, еще больше забавляя Гермиону. Она очень точно определяла параллели этих школьных будней с теми, в которых пребывала сама. У нее тоже был такой «противник» с другого факультета. – Знаешь, я не думаю, что это большая помеха, – ответила Гермиона, задумавшись. – Вы оба вырастете, и все эти проблемы станут незначительными. Я когда-то была точно такой же, как этот мальчишка. Разве что, самоуверенности у меня не было, скорее наоборот. У меня тоже был такой оппонент, как ты. Грейнджер начала издалека, предаваясь теперь уже веселым детским воспоминаниям, но девочка внезапно ее перебила, на мгновение лишив ее дара речи. – Мистер Малфой? – точное предположение довольно быстро вернуло Гермиону в настоящее: мир газетных статей, сплетен, слухов и назойливых журналистов. – Совершенно верно, – согласилась она, вовремя осознав, что дети также читают утреннюю прессу. – А что теперь? – продолжила девочка, ожидая более развернутого ответа. – А теперь… – Теперь это прекрасные дружеские отношения двух мудрых, хоть и все так же совершенно разных людей, – продолжил посторонний голос, в котором Гермиона безошибочно узнала Малфоя. Драко стоял в тени около двери из кабинета, прислонившись спиной к стене, что делало невозможными все попытки увидеть его раньше, чем он сам бы захотел себя выдать. Девочка, рассмотрев Малфоя, повернулась к Гермионе, словно ожидая услышать подтверждения от нее лично. – Да, именно так, – не дожидаясь от ребенка вопроса вслух, подтвердила Грейнджер. На лице Бриар появилась улыбка. – У меня больше нет вопросов, – поднявшись со стула, радостно и деловито ответила слизеринка, отправившись на выход. – До свидания. – До встречи, – в унисон попрощались Драко и Гермиона. Когда девочка вышла, предусмотрительно закрыв за собой дверь, Грейнджер не удержалась от вопроса: – Давно ты подслушиваешь детские тайны? – Драко неопределенно пожал плечами, приближаясь. – Скорее, невысказанные тайны взрослой гриффиндорки, – произнес он, усаживаясь на стул напротив Гермионы. – Что ты имеешь в виду? – насторожилась Грейнджер, стараясь хотя бы определить настроение Малфоя. Он сегодня выглядел удивительно серьезным и уже изрядно уставшим. Внешне Драко казался студентом, одетым совершенно не по форме. Черные джинсы и белая футболка в сочетании с кроссовками походили с трудом даже на дресс-код представителей старших поколений. Впрочем, с учетом наполненности Хогвартса гостями со всего мира, это не сильно бросалось бы в глаза обывателю. Просто Гермиона все еще с трудом воспринимала такого будничного простого Малфоя, без лишнего лоска. – У меня есть вопрос, мисс Грейнджер, – начал тот, и Гермиона тут же хотела заявить об окончании занятия, но Драко поспешил добавить, – связанный с дружбой факультетов, разумеется. – Я внимательно тебя слушаю, – покорно ответила та, не признаваясь в ранее возникшем любопытстве. – Собираетесь ли Вы отдыхать в свой визит здесь? И если да, то, может, составите мне компанию в Хогсмиде вечером? – произнес Драко, ожидая ответа. – Я бы с большим удовольствием составила компанию своему другу, но, увы, мой график забит на ближайшие несколько дней. Неужели у тебя не так? – удивилась Гермиона, надеясь увести тему, не разочаровав Малфоя. – Нет, я же здесь на правах гостя и мецената. От меня требуется только мое присутствие, как наглядное пособие, что еще никто не припечатал меня лицом в каменные стены и не закидал тухлыми яйцами. Ну, и да, конечно же, материальная помощь, которую я периодически оказываю образованию. Тем не менее, если интересно, мы уже провели утреннюю дружескую тренировку с Поттером. Поиграли с детьми в квиддич. Приятно осознавать, что с нынешним слизеринским ловцом у Гриффиндора нет шансов, – не преминул воспользоваться шансом уколоть гриффиндорскую гордость Драко. – В наши годы у Гарри тоже было только 50% вероятности победы, – проигнорировав выпад бывшего сокурсника, ответила Грейнджер. – Ты мне льстишь. Квиддич не мое, быть богатым у меня получается лучше, – вновь бросил Малфой, и Гермиона вдруг поняла, что он зол. Изначальная его настроенность на прогулку и собственное предложение стремительно сменились раздражением. – Ты злишься? – предположила Гермиона, не надеясь на честный ответ. – Я напряжен, но не злюсь, – поднявшись со стула, прямо ответил Малфой, намереваясь уйти. Совсем, как вчера. – Драко, я, правда, с огромным удовольствием присоединилась бы к тебе, но у меня работа, – еще раз оправдалась Грейнджер, на что Малфой просто кивнул, покинув кабинет.***
Совесть не давала ей спокойно существовать весь день. По правде говоря, она слукавила, сказав, что у нее совершенно нет времени. Как раз вечером его было предостаточно, но ей было необходимо уделить время Блейзу и Эллиоту. Проведя еще несколько встреч с детьми и закончив со своей рабочей программой, отчитавшись перед профессором МакГонагалл о проведенных беседах, получив доступ и изучив дела всех детей, она направилась к себе, чтобы написать письмо Забини, осведомиться о состоянии мальчика. Когда и с этим было покончено, ее ожидала еще одна встреча. На этот раз с Виктором. Изначально в их планах было прогуляться по школьному двору, но Крам, как и Малфой утром, рассудил, что Хогсмид для таких встреч подходит куда больше. Всю дорогу до деревни Гермиона заметно нервничала, переживая, что может столкнуться с Драко. Это было бы слишком некрасиво для ситуации, в которой она должна быть чрезмерно занята. Тем не менее, на улице уже темнело, и, не встретив Малфоя в первом же пабе, Грейнджер заметно расслабилась, решив, что он уже давно вернулся в замок, а, возможно, и вовсе решил остаться в школе. Заказав по кружке пива, они с Виктором расположились подальше от любопытствующих глаз. Оба были слишком известными личностями, чтобы, находясь на виду, иметь возможность спокойно поговорить без вмешательства посторонних с просьбами об автографе или колдографии. – Итак, ты хотела обсудить что-то очень важное, – начал Крам, который, к счастью для Грейнджер, еще после окончания школы взялся за изучение языка и сегодня изъяснялся ясно и почти без акцента. – Да, мне необходима твоя помощь. Во имя образования и науки, – издалека начала Гермиона. – Полагаю, мне не следует задавать лишних вопросов? – понял Виктор, но Грейнджер не испытала облегчения. С одной стороны, Виктор был идеальным для нее человеком в данном случае, с другой же – она терпеть не могла просить о чем-то, не имея возможности даже нормально объяснить суть своей проблемы. – Я бы попросила тебя их не задавать, потому что сама не очень это понимаю, – попыталась оправдаться Гермиона, чтобы ее затея не казалась такой наглой. – Итак, я знаю только, что это касается детей, а также вопрос личного характера, – подытожил Крам, не силясь вытянуть из Грейнджер каких-то подробностей без ее желания. Она еще в школе была достаточно скромной и закрытой, непубличной, если можно так выразиться. Виктор ценил эти черты в ней, так как не знал отбоя от девушек, готовых выдать ему о себе все и даже без необходимости. Гермиона тогда пленила его собой, но и сейчас, когда любовный интерес давно утих, он не мог не отметить для себя, что питает к ней нежные чувства. Пусть и скорее дружеские. Хотя бы потому, что Виктор справедливо отмечал: Грейнджер никогда не давала ему напрасных надежд, достаточно быстро определив возможный уровень их отношений и четко объяснив это ему в максимально дружелюбной тактичной форме. – Да, ты все правильно понимаешь, – согласилась Грейнджер, точно зная, что Крам вряд ли откажет ей. Он всегда был открытым и щедрым молодым человеком, готовым прийти на помощь в любой ситуации, где мог быть полезен. Если бы он учился в Хогвартсе, то, безусловно, существовал бы золотой квартет, а не трио. – Прости за вопрос, но не связано ли это с причиной развода с Рональдом? Возможно, тебе нужны связи в другой сфере, – рассуждал Виктор. До сознания Гермионы его догадки дошли не сразу. – Нет, нет, Виктор, это не касается меня напрямую. Просто для меня это очень важно, – осознав, что Крам посчитал главной проблемой спекуляции на ее бесплодии, поспешила отвести глупые подозрения девушка. – Хорошо, прости, я понял. Что я могу для тебя сделать? – почувствовав неловкость, перевел тему болгарин. – Мне нужен доступ в вашу библиотеку, в закрытую секцию, разумеется, – перешла к делу Гермиона. – Это не так-то просто осуществить. Во всяком случае, не так быстро. Мой друг, который может нам помочь, сейчас в отпуске, в другой стране. Связаться с ним я смогу не раньше, чем через неделю или две, – объяснил Крам, разочарованный тем, что не может помочь подруге быстрее. – Даже если так, это возможно? – Думаю, проблем не будет. Ты работаешь в Министерстве. Разве что ты из другой страны, – Гермиона чувствовала, как испаряется уверенность в голосе Виктора с каждым словом. – Меня интересуют особые случаи проявления магии, – конкретизировала свою проблему девушка, рассчитывая, что это хоть немного облегчит поиск путей к реализации задуманного. – В таком случае, тебе не нужна библиотека, – просиял Крам. – Мой друг – специалист научного центра. У него есть доступ туда, но поверь мне, тебе лучше просто поговорить с ним лично. Он знает все и без книг. – В таком случае, ты не мог бы организовать мне с ним встречу? – обрадовавшись, переспросила с надеждой девушка, на что Виктор сразу ответил согласием. На этом тема себя исчерпала. Виктор свяжется с ней сразу же, как его друг вернется, и организует им встречу, где они смогут поговорить. Гермиона поблагодарила Крама за все, что он для нее делает, и в дальнейшем их разговор перешел на нейтральные безопасные темы, вроде школьных воспоминаний, погоды, жизни каждого из них. Спустя час на улице стемнело окончательно, и Виктор предложил выдвинуться в Хогвартс, так как с утра ему нужно провести тренировку болгарских студентов на поле для квиддича. Впереди соревнования, и он надеялся с учениками своей школы обыграть Хогвартс, считающийся самым сильным среди школ по подготовке к профессиональной игре в квиддич за последние годы. Покинув бар, Гермиона и Виктор неспешно направились по тротуару мимо закрывающихся магазинов и открывающихся баров в сторону школы. Грейнджер обдумывала свое письмо Блейзу, в котором должна сообщить о том, как продвигаются поиски информации по проблеме Эллиота. Разговор вел Виктор, а ей приходилось лишь иногда вставлять реплики в диалог, пока в одном из окон бара, мимо которого они проходили, она не заметила знакомый силуэт. Гермиона была на сто процентов уверена, что не ошиблась. – Виктор, я думаю, тебе стоит пойти одному дальше. У меня появилось одно незаконченное дело, требующее срочного решения, – начала Гермиона, на что Крам, очевидно, более внимательный, чем ей казалось, переспросил: – Увидела кого-то знакомого? – Да. Хочу узнать, что он тут делает, – объяснила Грейнджер, тон которой побуждал согласиться с ней без лишних расспросов. – Хорошо, будь осторожна, – добавил он и, пожелав хорошего вечера, удалился. Гермиона зашла в тот самый бар, где несколько минут назад заметила Малфоя. Она не была уверена, что это хорошая идея, прикрываться занятостью с утра и подкарауливать Драко в баре вечером, однако нехорошее предчувствие и любопытство всегда играли с ней злые шутки. – Драко? – опустившись на освободившийся свободный стул за барной стойкой, окликнула Гермиона. Малфой отреагировал не сразу, но все же вынужден был повернуться, потому, как скрывать, что не услышал ее, казалось сущей глупостью, сидя на расстоянии менее метра. – Какая встреча, – язвительно бросил он, тут же возвращаясь к своему бокалу с виски. – Как давно ты здесь? – оценив состояние Малфоя, спросила та, но Драко лишь усмехнулся. – Ты мне не мать, Гермиона. Я знаю, к чему все эти вопросы, – пораздумав еще несколько секунд, вспылил он, даже не удостаивая ее взглядом. – Я не контролирую тебя, просто спрашиваю, – спокойно ответила девушка, продолжая наблюдать за Драко. – Я же не спрашиваю, зачем ты лжешь, – снова уколол Малфой. – Вы неплохо смотритесь вместе, Грейнджер, – еле слышно добавил Драко, и Гермиона поняла, что он увидел ее первым. – Он входил в список моих планов. Работы, если угодно. Полагаю, ты об этом, – произнесла она, не допуская лишней пьяной провокации. – Возможно, слишком личных, да? – спросил Драко, отставив стакан и резко обернувшись. Он вглядывался в ее лицо, рассчитывая прочесть каждую эмоцию, но безрезультатно. Грейнджер всегда была раздражающе чиста. – Драко, ты ведешь себя, как ребенок, – недовольно отозвалась она, попросив у бармена стакан воды, чтобы не занимать место просто так. Малфой замолчал, вновь вернувшись к своему бокалу. – Почему ты здесь в таком состоянии? – осторожно спросила Грейнджер, замечая некоторые перемены в поведении Драко. Он слишком быстро остыл и успокоился. Это не похоже на состояние раздраженного выпившего лишнее человека. – Хогвартс давит мне на нервы, – тихо ответил тот, словно зажимаясь сам в себе. Ему совершенно не хотелось откровенничать с Гермионой, и, даже находясь в алкогольном опьянении, он всячески старался сопротивляться откровениями, которые, он уже знал, все равно выплеснутся из него, как виски из бокала при резком движении. – Почему? Мне кажется, к тебе все хорошо относятся. Дети тебя любят, – решительно попытавшись успокоить Драко, начала Гермиона, но, когда он поднял на нее свои глаза, мгновенно замолчала. Дети были напрасным упоминанием. Она была здесь напрасно. Ее назойливость стала очевидной для нее в одно мгновение. Стоило только увидеть эту застывшую боль, которую она, возможно, и видела в одном из первых его откровений, но не могла в силу знакомства тогда познать глубже. – В этом и проблема, Грейнджер. Они меня любят, а я их нет. Я хочу любить своего ребенка. Своего! А у меня его нет, – резко бросил он и, опустив на барную стойку несколько купюр, направился удивительно твердой походкой на выход. Грейнджер поспешила за ним, понимая, что сейчас его лучше не оставлять в таком состоянии одного. Даже если он будет против ее общества. – Драко, подожди! Ты ведь еще молод, жизнь не заканчивается на этом, – крикнула Гермиона, силясь остановить его. Это сработало. Сделав еще несколько шагов вдоль стены, Малфой остановился, что позволило девушке его догнать. – И что дальше? Ты ведь такая же, Грейнджер. Только ты забиваешь свое одиночество работой, графиками, планами и еще сверхурочно, лишь бы не сидеть дома в одиночестве, не имея ни мужа, ни детей. Тебя греет мысль, что ты еще молода и все, вроде как, впереди? – сделав несколько шагов навстречу Гермионе, произнес он. Слова били больнее, чем Гермиона когда-либо могла ожидать, но они были справедливы. Ее утешения не работали с ней самой. Какую пользу они могли принести кому-то другому? Тому, кто не просто развелся или не смог зачать и родить. Тому, кто похоронил всех. – Ты прав, Драко. Абсолютно. Но это не значит, что мы не можем жить дальше, надеяться, стремиться, – все еще отрицала Грейнджер, прекрасно осознавая, что Драко даже не вдумывается в ее речь сегодня. Он недостаточно пьян, чтобы не суметь добраться до школы и своей постели, но уже и не трезв для серьезного восприятия ее философии. Тем более, за завесой собственной боли и жалости к себе, ему не хотелось ее слышать. Она не могла его понять, и он искренне желал ей никогда не познать этого и дальше в ее жизни. – Пусть так, – внезапно согласившись, Драко замер, вглядываясь в глаза девушки, которая уже просто не знала, чего от него ожидать. – У тебя с Крамом правда дружба? – внезапно спросил он, когда стало совсем неловко пребывать в молчании. – Дружба и профессиональные отношения, – добавила та настороженно, с трудом перескакивая на совершенно другую тему. Был ли это его тактический ход в попытках уйти от темы, или Драко просто был пьян, чтобы удерживать внимание на одном вопросе слишком долго, Гермиона понять не могла. – Хорошо, – улыбнувшись, произнес Малфой и притянул Грейнджер к себе, крепко сжав в объятиях. – Пойдем домой, – кое-как выбравшись из его рук, ласково произнесла Гермиона, стараясь не потерять хрупкое доверие Драко к себе. – Пойдем, – согласился тот и последующее время, что они потратили на дорогу, нес всякую ерунду, услышанную утром на тренировке, об их с Поттером противостоянии. Гермиона молчала, но чувствовала себя непривычно, ощущая на своих плечах руку Драко. Они были слишком близки и в то же время совершенно незнакомы. И то, и другое не соответствовало тому, как изначально должны были сложиться их жизни. Они вообще не должны были пересечься. Только у кого-то на них были другие планы. Сегодня она узнала еще одну сторону Малфоя и как будто бы подсмотрела что-то слишком личное, почти интимное из его жизни. То, чего о Драко не должен знать никто. Его боль. Его слабость. Его одиночество. Это сложнее и, безусловно, важнее того грязного белья, что регулярно на всеобщее обозрение старается вынести пресса. – Мы пришли, – остановившись около его комнаты, которую ранее нашла по плану расположения гостей, прилагаемому к ее личному графику, произнесла Грейнджер, перебив очередной бессвязный рассказ Драко из разряда тех, что призваны заполнить тишину. С этим он всю дорогу справлялся потрясающе. Морозный воздух слегка отрезвил Малфоя, потому он уже самостоятельно двигался чуть поодаль от Гермионы, не смущая ее излишними прикосновениями. – Я думал, это мне нужно тебя проводить, – остановившись следом за девушкой, отозвался он. – В этом нет необходимости, я сегодня трезвее некоторых, – серьезно ответила та, не реагируя на проявление джентльменства. – Ты ведешь себя так, словно я на тебе женился, а уже с утра меня ждет грандиозный скандал, – недовольно ответил Малфой, выискивая хоть один взгляд в свою сторону. – Малфой, ты все еще пьян и несешь ерунду, – вздохнув, прокомментировала Грейнджер, все же посмотрев ему в глаза. – Возможно. В таком случае тебе лучше уйти сейчас, пока я… В общем, тебе стоит уйти. Доброй ночи, – предупредил Драко и, сделав два шага к девушке, помедлив одно мгновение, решительно обошел ее, доставая ключ от собственной комнаты. – Пока ты что? – не унималась Гермиона, озадаченная поведением Малфоя. – Тебе бы не понравилось. Извини, – произнес тот и скрылся за дверью прежде, чем Грейнджер успела что-то ответить. Добравшись до собственной спальни, Грейнджер все еще не могла успокоиться. Ей не давали покоя мысли о его странных вопросах, поведении и самое главное – о том, что он сказал у бара. Они похожи. Это правда. И вместе с тем совершенно разные. Еще вчера она могла удивляться своему романтизму, даже немного мечтать, представлять себе, что они могли быть парой, если бы не школьные годы и все то, что она утром представила никчемными препятствиями маленькой слизеринке. Она сделала это сегодня. И уже сегодня ее собственная иллюзия пошла трещинами. Они никогда бы не смогли быть вместе. У них нет для этого всего необходимого. Драко любит и хочет иметь детей. Она любит и не может их иметь. А он может и должен. Такова реальность. Они оба одиноки, но если у Драко – смертельные трагедии с надеждой на новое будущее, у нее – безнадежное прошлое без видимых перспектив, исправляющих положение. Гермиона Грейнджер может быть полезной только для других. И Драко, возможно, единственный, не считая малыша Эллиота, которому она больше всего хотела бы помочь, но никогда не сможет.