***
День, когда Министерство обязалось сопроводить мисс Говард на кладбище, чтобы почтить память павших, уже своей погодой сопротивлялся этой идее. На улице вовсю лил дождь, не свойственный времени года, и Грейнджер надеялась, что что-нибудь сорвется. Или хотя бы Драко откажется от этой встречи. Ничего из загаданного ей не случилось. Она с делегацией и Драко с Жозефиной прибыли на кладбище практически одновременно. Малфой в одной руке сжимал черный зонт, придерживая его над собой и своей спутницей, а второй рукой сжимал ее же ладонь. Гермиона получила доказательства всего, что считала интригами Скитер. Жозефина улыбалась, глядя на Драко, он улыбался ей в ответ. Грейнджер ощущала напряжение, усилившееся, когда мисс Говард подбежала к ней поздороваться лично. Она напоминала ей маленькую девочку, чересчур возбужденную, неспособную сдержать своих эмоций, но старающейся это сделать, так как радость не к лицу скорбящим. – Мисс Грейнджер, огромное Вам спасибо, что Вы здесь, – зачем-то произнесла Говард, крепко сжав руку Гермионы. – Не стоит, – сдержанно улыбнувшись в ответ, произнесла та, не решаясь посмотреть за спину Жозефины. – Рад Вас видеть, мисс Грейнджер, – все же подал голос Драко, когда Говард отступила в сторону, открывая его для Гермионы. – Взаимно, мистер Малфой, – еле слышно выговорила Гермиона, и хоть чувствовала на себе все такой пристальный взгляд, глаз не подняла, боясь ощутить еще более пронизывающий душу холод. В их нелепое приветствие, на счастье Грейнджер, вмешался Бруствер, подтолкнув всех ко входу. Несколько журналистов поначалу следовали за ними, но, сделав парочку колдографий для «регистрации» момента, ретировались, не желая мерзнуть под проливным дождем и порывистым ветром. За происходящим Гермиона наблюдала будто со стороны. Ей хотелось плакать, глядя на могилы тех, с кем она сражалась бок о бок, но она не могла. Не хватило бы слез. Жозефина же, напротив, расчувствовалась настолько, что мистеру Брустверу, попутно рассказывавшему ей обо всех и каждом, о ходе войны, о значимости ее решения быть здесь, пришлось успокаивать девушку. Только в этот момент Грейнджер, погруженная в воспоминания и собственные мысли, обратила внимание, что от присутствия Драко остался лишь большой черный зонт, который теперь был в руках министра. Сам Малфой словно испарился, но что-то подсказывало Гермионе, что уйти просто так он бы не смог. Она могла принять, что ему было гораздо тяжелее находиться здесь, среди павших героев, тех, кто выступал против его отца и Темного Лорда, против него самого. И она ощущала чувство вины за то, в чем теперь не могла его обвинять, но знала, что он не покинет это место. Даже испытывая боль и разочарования, вину и страдания, Малфой останется здесь, чтобы также почтить правых, почтить и тем самым попросить прощения за самого себя и свой вынужденный неправильный детский выбор. Заметив, что на нее никто не обращает внимания, Гермиона, кивнув Гарри, который все это время держался в стороне, очевидно, проживая вновь свое собственное личное горе, удалилась подальше от чужих глаз. На ее пути ей встречалось множество знакомых имен и фамилий, которые оставили не меньший след в истории, но она не могла сосредоточиться на них. Ее путь был устремлен к могилам семьи Гринграсс и Малфой. Они были расположены практически рядом друг с другом, и Гермиона не сомневалась, что Драко был там. Через несколько минут она действительно нашла его. Он стоял, сутулясь, в черном пальто, промокшем насквозь, крепко сжимая руки на ограде, определяющей границы участка для захоронений семей Малфой и Гринграсс, чтобы унять дрожь. Холод это был или что-то другое, Гермиона даже не пыталась узнать. – Драко, – стараясь не напугать, осторожно окликнула она. – Уже закончили? – сглотнув, спросил тот, даже не оборачиваясь к ней. – Нет, – понимая, каким будет его следующий вопрос, ответила та. – Тогда зачем ты пришла? – голос его сорвался, но Гермиона все еще не решалась подойти. От одного его тона по спине бежали мурашки. У нее нет прав, нет оснований быть здесь и вмешиваться в его пространство. Он здесь со своей семьей: отцом, право захоронить которого здесь он выбивал через все возможные структуры, мать, которую горячо и взаимно любил, Асторию, которую обожал и также пламенно любил, и его ребенок, которого он так ждал, так надеялся взять на руки. Гермиона прочла имя на холодном камне: Скорпиус Гиперион Малфой. Губы девушки задрожали от боли и ужаса. Она должна была сказать. Обязана, но не могла. – Прости меня, – всхлипнув, прошептала девушка, не уверенная, что Драко ее услышал. – Ты не должна быть здесь. Тебе лучше уйти, – внезапно повернувшись к ней, громко произнес Малфой. – Я знаю, прости, – судорожно вытирая слезы, которые не были видны за поливающим дождем, ответила девушка, но не двинулась с места. Один взгляд на Драко лишал ее сил на то, чтобы развернуться и уйти, оставив его собственным демонам на растерзание. – Уходи, – жестко добавил Малфой, едва сдерживаясь. – Я не могу, – беспомощно ответила та, практически в прямом смысле ощущая, как ноги врастают в размякшую землю. – Я не хочу тебя видеть. Я выполнил то, о чем ты меня просила. Начал... стараюсь начать новую жизнь, а тебе все еще мало? Тебе недостаточно того, что ты видишь? Я унижен, уничтожен и разбит! Довольна? Здесь похоронены все, кто держал меня на плаву в той, прошлой жизни. У меня нет никого и ничего, кроме денег, а единственная девушка, которая показала мне возможное нормальное и правильное будущее, ушла, бросила меня, не удостоив даже чести узнать причину. Ты серьезно считаешь, что эти извинения мне нужны? Оставь их себе или подари тому парню, Эллиоту, кажется? А сейчас уходи. Я не хочу тебя видеть. Я не могу тебя видеть, – и его голос снова дрогнул в конце, перейдя в шепот, подобный мольбе. – Я не могу оставить тебя здесь, – растерянно ответила Гермиона, смиренно выслушав все, что было на душе у Драко. Он был прав, и каждое его слово уже не ранило сердце, оно лишь углубляло те раны, которые она собственноручно нанесла себе еще тогда, когда сказала ему, что сделала свой выбор. Она знала, что в этой боли и есть справедливость. – Ты уже сделала это, – подвел черту Малфой, усаживаясь на ограду. – Дважды сделала. – Я не хотела, но не могла иначе, – только и смогла произнести Грейнджер, сделав несколько шагов к Драко. Он молчал, с трудом переводя дыхание и еле слышно всхлипывая. Гермиона вспоминала того мальчика, чьи слова и действия против его воли, не внемля его слезам и страху, были регламентированы выбранной отцом стороной. Чувства, которые он испытывал, передавались ей, и она ощущала их почти так же, как дождь, пропитавшийся сквозь одежду и скатывающийся ледяными каплями по кончикам ее пальцев. – Драко, – окликнула Гермиона и, совсем не думая о причинах своего последующего желания, подняла руку к его лицу. – Я собираюсь сделать предложение Жозефине, – равнодушно произнес тот, смотря на землю, словно сквозь девушку. Рука безвольно опустилась, так и не коснувшись холодной кожи. Гермиона замерла, словно вмиг превратилась в ледяную статую, подобную тем, что в некоторых странах выпиливают изо льда на радость детишкам к какому-нибудь зимнему празднику. – Думаю, это правильный выбор, – продолжил Малфой, все же посмотрев в глаза Грейнджер. Гермиона молчала, не в силах произнести ничего правильного. Она не могла даже ответить на оценивающий взгляд Драко, смотря поочередно то на его руки, крепко сжимающие ограду, то на холодные камни, хранящие так много души самого Малфоя. – Я … я не знаю, что можно сказать в таких случаях, – растерянно пробормотала она, выждав паузу, чтобы собраться. – Ты могла бы поздравить нас, – помог он совершенно безрадостно. – Да, наверное. Я поздравляю, – схватившись за эти слова, пока они не испарились в ее сознании, поспешно произнесла она. – Спасибо, – холодно ответил Драко, поднявшись на ноги. – Мне, пожалуй, и правда, стоит оставить тебя наедине, – немного погодя, бросила Гермиона и, не дожидаясь ответа, практически сбежала от Малфоя, которого минутами ранее совсем не хотела и даже боялась оставить одного. В собственных мыслях она ни разу не обернулась, чтобы заметить, как содрогается спина Драко, удерживая всю тяжесть его только что произнесенной лжи и испытываемых страданий.***
– Драко, ты совсем с ума сошел? Кто говорит любимой девушке такие вещи? – возмущенно спрашивала Жозефина, активно жестикулируя. Они вернулись с кладбища полчаса назад. За это время Малфой не проронил ни одного слова, но Говард скидывала все на скорбь по близким. Этот день был тяжелым для него, и Жозефина даже просила его остаться дома. В глубине души она понимала, что поводов быть там у него гораздо больше, но настойчиво уверяла его, что справится сама. Жозефина и представить не могла, что, оставив его на кладбище наедине с Гермионой, допустит такую глупость. – Видимо, я, – задумчиво разглядывая стол в своем кабинете, отозвался Малфой. Он выглядел равнодушным и словно выцветшим. Когда сегодня Жозефина нашла его на могилах родителей, он был разбит. Красные глаза, потухший взгляд и крупная дрожь объясняли все красноречивее слов. Жозефина же, в свою очередь, не находила нужных слов и сейчас, прохаживаясь из угла в угол кабинета. – Зачем? Зачем причинять ей такую боль? – едва сдерживаясь, потребовала объяснить девушка, но Драко лишь неопределенно пожал плечами. – Вы могли помириться. – Чтобы потом наблюдать, как она бегает за тем парнем, о котором я даже ничего не знаю? – резко спросил Малфой, испытывая раздражение и лишнюю боль от воспоминаний. – Чтобы она доверилась тебе. Сложно не заметить, как вы смотрите друг на друга. Она влюблена в тебя, а ты… А про тебя и говорить не надо, – настойчиво продолжила Жозефина, игнорируя недоверие на лице своего друга. – Глупость, – только и выдавил он из себя, не слишком желая быть услышанным. – Глупость? Малфой, учти, я не выйду за тебя замуж даже ради твоего прикрытия. Понятия не имею, как ты будешь объяснять все это ей и обществу, но на меня не надейся! – заключила девушка, испепеляя Драко взглядом. – Ей не нужны мои объяснения. – Нужны. Ты задел ее. Ты сделал ей больно. Я ведь была уверена, что вы помиритесь. Она пошла за тобой, а ты, как обычно, все испортил, – зло бросила Говард, наконец, усаживаясь в кресло. – Я не хочу быть третьим лишним. Она сделала выбор, – кратко подытожил Малфой, замечая усталость подруги. – И ты не придумал ничего лучше, чем вплести меня в это. Спасибо. Слушай, подыграть, чтобы вызвать ревность, я могу. Невестой твоей я ни за что не стану, – более спокойно, но все еще разочарованно отозвалась Жозефина. – Я не прошу тебя об этом. – Восхитительно, безмозглое ты создание! Что дальше? – снова вспылила девушка, искренне переживая за чужие отношения. – Ты переходишь границы, – предупредил Драко, напрягаясь. – А ты останешься совершенно один. Меня не напугать сменой тона, дорогой мой. Если я назвала тебя безмозглым, значит, уже не возьму свои слова назад, – отрезала Жозефина, резко встав со своего места и выйдя за дверь. – Я гораздо хуже, – произнес ей в след Драко, оставаясь неуслышанным в своем раскаянии.***
Выходные для Гермионы настали незаметно. Настолько, что, поднявшись в самую рань, она не сразу поняла, что на работу спешить не нужно. Сон тоже не шел, а состояние, словно по ней проехала целая колонна военной техники, и так не покидало ее всю неделю. Суббота не стала исключением. Тем не менее, у Грейнджер была еще одна проблема: необходимость унять собственные мысли. В голове то и дело всплывали слова о свадьбе, и ее собственные эмоции в тот момент. Все эти высокопарные выражения, вроде «разверзшейся земли под ногами» не шли ни в какое сравнение с реальностью. Гермиона ощущала комок пульсирующей боли где-то глубоко в грудной клетке, который не достать, не вырезать, таблетками не успокоить. Состояние, когда хочется и плакать, и смеяться одновременно, надеясь, что разум убедит тело в мнимости этих ощущений. Но все пустое. Решение принял Драко, и разве Гермиона, находясь теперь на его месте, могла обвинять хоть в чем-то его? Нет. Он сделал выбор, ставший следствием ее собственных поступков по отношению к нему. Тема была закрыта. Они оба потоптались на слабых местах друг друга в свойственной манере взаимоотношений слизеринца и гриффиндорки и разошлись, как когда-то в последний день жизни в Хогвартсе. И хоть в этих отношениях Гермионе все было понятно, она продолжала корить и изводить себя за произошедшее. Отвлечься не помогала даже уборка, за которую Грейнджер принялась с особым рвением, стараясь найти спасение и успокоиться. Мысли об Эллиоте также не давали покоя. Перед глазами постоянно представала надпись на холодной плите с именем сына Драко. Даже там, на кладбище, можно сказать, представ перед судом умерших, Гермиона не осмелилась рассказать правду. Она была уверена, Малфой бы и слушать ее не стал, но и молчать она не должна была, не имела права. Так рьяно защищая чувства других людей, она лишь усугубляла проблемы и обман. Самокопание Грейнджер так бы и продолжилось на протяжении нескольких часов, не находя решений и выхода, если бы сквозь собственные мысли она не услышала звук дверного звонка. – Здравствуй, Гермиона, – поприветствовал ранний визитер, и Гермиона даже не сразу вспомнила о гостеприимстве, замерев на пороге. – Могу я войти? – Да, конечно, проходи, – спохватившись, растерянно произнесла Грейнджер, пропуская внутрь Жозефину Говард. Та выглядела неуверенной и словно готовой сбежать в любой момент. – Прости, что без приглашения, но я хотела кое-что прояснить, – остановившись перед диваном, начала гостья, ожидая, что предпримет Гермиона: предложит присесть и выслушает или прогонит сразу же, даже если видимых причин для этого не было. Грейнджер выбрала первое. – Кофе? – кивнув на диван, спросила она и, получив согласие, направилась за чашками. Когда вопрос с угощением был улажен, Жозефина приступила к изложению сути. – Я здесь из-за Драко и ваших отношений, – начала девушка, но Гермиона, не дав ей закончить, поспешила заверить ее в нецелесообразности любых предположений. Жозефина выслушала попытки оправдаться со снисходительной улыбкой, не перебивая, а после продолжила. – Я все знаю и ни в чем вас не обвиняю. И я знаю, что не имею право вообще быть здесь и что-то за него говорить. Это вовсе не мое дело, но я лишь хотела сказать, что слова Драко – чушь, и, наверное, он сказал это, чтобы причинить тебе боль, сравнимую той, что испытывает сам. Он не собирается на мне жениться, как и я не собираюсь становиться его женой. Драко колючий, и он всегда бьет по тем же слабым местам, которые есть и у него. – Это все не имеет значения, – заключила Гермиона, определяя для себя бесполезность этой дискуссии. – Имеет. Между вами что-то есть, и оно должно продолжаться. Да, Драко не без темных пятен. Не считая его характера, репутация его семьи идет впереди, а еще множество смертей, и даже рождение его ребенка доставило бы проблем волшебному сообществу и Гарри Поттеру еще раз. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, насколько он влюблен в тебя, – вступилась Жозефина. – Что ты имела в виду, когда сказала о ребенке? – застопорившись лишь на одном слове, переспросила Гермиона. – Я имею в виду то, что он зовет проклятием рода Малфоев, – недоуменно пояснила Говард, всем своим видом показывая, что она напоминает, а не преподносит новую информацию. Очевидно, удивление на лице Грейнджер было слишком явным, потому что, увидев его, Жозефина убедилась в том, что сказала лишнее, поспешно собралась, якобы вспомнив о каком-то незавершенном деле, и решила уйти. – Ты не ответила на мой вопрос, – преграждая путь Говард, настойчиво спросила Гермиона. – Послушай, если Драко не сказал тебе об этом, то я, тем более, не должна. Узнай он, что я вообще к тебе приходила, будет в ярости. Это не мой секрет, понимаешь? Тебе, как никому другому известно, что такое хранить чужие тайны, не так ли? Я лишь хотела тебя попросить не отказываться от Драко. До встречи, – ответила Жозефина, мгновенно подавив Гермиону ее же совестью, и обойдя девушку, все же ушла. Груз с плеч не упал, но теперь Грейнджер понимала, что ее история с Малфоем не закончена. Путь к решению всех проблем, возникших в ее жизни, благодаря излишней самоуверенности, проходил через Драко. Он, возможно, знал ответы на все интересующие вопросы лучше любого ученого. Возможно, именно ему было под силу помочь Эллиоту. Решив не оттягивать разговор с Малфоем, Гермиона написала ему записку, попросив встретиться через пару часов в кафе неподалеку от ее дома, где она часто любила засиживаться с Луной. Сама она прибыла на место на пятнадцать минут ранее. Собственные нервы подгоняли ее туда быстрее, чем было необходимо, и оставшееся время Грейнджер была вынуждена занимать свои руки салфеткой, оказавшейся разорванной на маленькие кусочки ближе к моменту встречи.***
Драко не пришел. Ни вовремя, ни через десять минут, ни через час. Гермиона ожидала подобный исход, но отступать была не намерена. Сегодня, благодаря девушке, которую тайно она едва ли не ненавидела, пришла уверенность в победе. С помощью Малфоя она поможет Эллиоту, а впоследствии решение этой проблемы спасет самого Драко. Расплатившись за кофе, Грейнджер поспешила в Малфой-Мэнор, чтобы встретиться с его хозяином лично. Настойчивый стук в дверь не имел эффекта на протяжении целых пятнадцати минут, и Гермиона даже почти согласилась с тем, что дома, возможно, никого нет, если бы не случайно брошенный взгляд на окна кабинета Драко. Массивные шторы заметно дернулись, стоило ей туда посмотреть. Малфой был дома, намеренно ее избегая. При этом дверь поместья не была заперта, и Грейнджер, отбросив правила приличия, уверенно вошла внутрь. Очевидно, кроме Малфоя в доме больше никого не было, и потому, приобретя еще большую уверенность в конфиденциальности будущего разговора, Гермиона быстро добралась до кабинета. – Я тебя не приглашал, – стоило Грейнджер открыть дверь, раздалось из-за нее. – Я в этом не нуждаюсь, – парировала Гермиона, но обнаружив Драко в кресле с наполовину пустым графином для виски, решила, что разговаривать стоит аккуратнее. – Мы все решили. Ты начинаешь мне надоедать, – выдохнув, разочарованно произнес Малфой, разглядывая свою гостью. – Я написала тебе записку с просьбой встретиться. Очевидно, ты ее не получил, – начала объяснять Грейнджер, но Драко, подняв одну руку вверх, призвал ее замолчать. – Я ее даже не читал. Она там, – кивнув на камин, ответил Малфой, и Гермионе пришлось усомниться в том, что разговор состоится. – Понимаю, но раз я уже здесь, мы можем поговорить и без этой бумажки, – сделав несколько робких шагов к Малфою, добавила девушка. Драко молчал, наблюдая за ее движениями. Его лицо не выражало совершенно никаких эмоций, и взгляд, устремленный на Гермиону, был настолько безучастным, что можно было решить, что он ее не видит. Не дождавшись от него реакции, девушка продолжила, – Я знаю, что твои слова о свадьбе – ложь. – Жозефина постаралась, – утвердительно произнес Драко, по-прежнему игнорируя свои способности двигаться. – Все это не важно. Я просто хочу сказать, что мои слова были правдой. То есть, я имею в виду, что Эллиот – это действительно ребенок, возможно, не совсем обычный, но ребенок. Меня никто не избивал, это просто несчастный случай, – Гермиона хотела продолжить, но Малфой, едва услышав имя, произнесенное ей, с громким стуком поставил на стол графин и поднялся со своего места, слегка покачнувшись. – Да, и твои слова, сказанные мне той ночью, тоже правда, – растерянно произнес он, стараясь сфокусировать свой взгляд на девушке. – Нет, – резко ответила та, подойдя ближе к Малфою. – Нет? – переспросил Драко, но в голосе его сквозило недоверием. – Нет, я солгала так же, как и ты про свадьбу, – тихо ответила Грейнджер, смотря в глаза мужчине. Он молчал, позволяя ей говорить. Сил упираться, глядя на нее, у него почти всегда не хватало. Если бы Драко только мог, он переборол бы в себе все свои «но» и слепо верил во все, что скажет эта девушка, но сущность была сильнее, чувства были искреннее, ложь кусала больнее. И он молчал, безвольно наблюдая за тем, как Гермиона делает еще несколько шагов к нему. Молчал, видя, как ее руки поднимаются к его лицу и прикасаются едва ощутимо, побуждая наклонить голову вперед, навстречу прикосновениям. Не сказал ни слова, смиренно закрывая глаза, когда она подалась вперед, касаясь его губ своими неуверенно, невесомо. Молчал и чувствовал, как ее руки, опустившись ниже, обняли его плечи, прижимая его тело к своему, как поцелуй становился уверенным, чувственным, пылким. Молчал, целуя Грейнджер в ответ, вдыхая запах ее духов, и почти готов был сдать себя ей добровольно, но даже в алкогольном опьянении ее предательский выбор колол сильнее чувств, которые он испытывал к ней. Она отстранилась первой, стараясь дышать ровнее, боясь посмотреть на Драко и столкнуться с… непониманием и болью? Именно их она увидела, решившись взглянуть в серые глаза, когда Малфой аккуратно отодвинул ее руки от себя. – Я тебе не верю, – выждав паузу, твердо произнес Малфой, отходя на несколько шагов назад, словно подписывая приговор. – Уходи. – Драко, – только и смогла окликнуть Гермиона, услышав звон разбивающегося графина, внезапно сброшенного со стола. – Убирайся! – бросил тот, и злость его была откровеннее, чем чувства, проявленные Грейнджер минутой ранее. – Позволь мне сказать, – предприняла еще одну попытку Гермиона, но у Драко не было сил выдержать это. Неосторожно, но крепко схватив ее за локоть, он вывел ее из кабинета и, проведя по коридору, не обращая внимания на попытки успокоить и остановить его, практически вытолкнул ее из поместья, захлопнув перед ней дверь. Она лишь в очередной раз услышала «убирайся», произнесенное сквозь зубы с нескрываемым бешенством. Придя в себя, Грейнджер не решилась повторно постучать в дверь, и, запахнув поплотнее пальто, поспешила убраться из Мэнора, пока кто-нибудь ее не застал. Слез не было. Эмоций не было. А понимание было. И справедливость была. Ее сложно отрицать. Все это лишь следствие. Его поведение – следствие ее неосторожности. – Гермиона? – Грейнджер не сразу услышала, как кто-то позвал ее, но, даже осознав это, лишь ускорила шаг. Не успела. Жозефина перехватила ее руку, останавливая. – Здравствуй, – попытавшись улыбнуться, поприветствовала Гермиона, понимая, что сбежать не получится. – Что-то произошло? – всматриваясь в лицо Грейнджер, настороженно спросила Говард. Та в ответ лишь отрицательно покачала головой, но этого было недостаточно, чтобы убедить в этом давнюю подругу Малфоя. – Он что-то тебе сказал? – Нет. Он меня выгнал, – усмехнувшись, нервно ответила Гермиона, сразу же добавив, – но я хочу тебе сказать, что он поступил правильно. – Он в последнее время не знает, что такое – поступать правильно, – достав из кармана платок и протянув Грейнджер, напряженно произнесла Жозефина, бросив осуждающий взгляд в сторону поместья. – У тебя помада размазалась. – Спасибо, – смутившись, приняла платок та, поспешно стирая следы косметики с лица. – Он остынет и придет к тебе сам, – серьезно сказала Говард, игнорируя нервозность Гермионы. – Иди домой и не расстраивайся. Все будет хорошо, ладно? – Спасибо еще раз, до встречи, – только и ответила Грейнджер, развернувшись, чтобы уйти. Слова Жозефины не радовали и не усугубляли ситуацию. Она не была обижена или зла на Драко так, как сейчас разозлилась Говард. Гермиона лишь была разочарована собой, что, не разобравшись в ситуации, не воздержалась от столь скоропалительных решений. Ожидание, к которому ее обязали обстоятельства и Жозефина, были худшим наказанием сейчас. Проявлению терпения Грейнджер не смог научить даже Хогвартс, зато так великолепно учит теперь жизнь. Решив, что сидеть, сложа руки, будет ей не под силу, Гермиона направилась к семейству Поттер, чтобы ускорить приближение новой рабочей недели, среди которой у нее вряд ли будет время проявлять слабость. Она не знала, как и когда, но была уверена, что рано или поздно ей будет дан знак, чтобы закончить все, что волнует ее и тех, кем она дорожит. В конце концов, втянув ее во все эти авантюры, разве кто-то теперь начнет без нее?