Девочки, девушки, женщины! Вчера был чудесный праздник: для кого-то женственности, для кого-то борьбы. Я не хочу углубляться в истинные ценности этого дня, но если есть возможность чествовать дам, почему бы нет?!
Я желаю вам оставаться собой. Каждая из вас, я глубоко убеждена, прекрасна. Как внешне, как и внутренне. Вы все совершенно разные, у вас разное восприятие, разные взгляды, характеры, идеалы. Я рада, что знаю вас хотя бы здесь. Нет, не так даже. Я счастлива, что вы здесь со мной, и я могу читать вас так же, как вы меня.
Хочу пожелать вам здоровья, счастья, любви. Будьте влюблены, не важно,во что/в кого. Любите людей, парней, девушек, жизнь, свои увлечения. Просто любите каждый свой день, но самое главное, любите СЕБЯ. Понимайте и принимайте себя такими, какие вы есть. Каждая из вас удивительна, цените себя, обожайте себя. Весь мир у ваших ног в любом случае.
Надеюсь, ваше 8 марта прошло прекрасно, и еще больше надеюсь, у вас очень много таких дней в году. С праздником, мои дорогие!
Ну, а теперь перейдем к главе. Я считаю, что эта глава немного отличается от того, что я писала ранее. По восприятию, а не по тому, что я ввожу еще один вектор взаимоотношений, строящихся не искрах (передаю привет блейзионщикам :) )
Мне нравится то, что вы прочитаете. Глава тяжелая, а когда было иначе, но я очень хочу, чтобы вы не воспринимали это, как страницы стекла на подносе:D
Мне тяжело описывать ситуацию с Эллиотом, но это то, что необходимо, поэтому придется немножко посопереживать ему.
Я очень хочу знать, что вы думаете о Блейзе. Не в контексте преграды для Драмионы, нет. Именно, о нем самом, о его личности. Что вы видите, думаете, чувствуете в отношении него. Сама пока ничего не буду говорить, но я очень бережно к нему отношусь)
Надеюсь, вам понравится эта глава! Приятного чтения!
Немного сопутствующих треков:
NF - Can you hold me (feat. Britt Nicole)
David Arnold, Michael Price - Who I Want to Be
Гермиона была удивлена.
Она не ожидала, что из блока, где лежал Эллиот, выйдет не один доктор, а целая группа профессионалов. Они все оживленно о чем-то переговаривались, сверяя между собой свои записи, но, едва заметив присутствие посторонних, замолкли.
Кивнув в знак приветствия, и, покачав головой, доктора покинули коридор, где остались только Гермиона и Блейз.
– Без изменений, – разочарованно выдохнул Забини, пропуская вперед Грейнджер.
– Что ты имеешь в виду? – переспросила Грейнджер, не вполне понимая переглядывания.
– Изо дня в день я прихожу сюда и уже знаю, как они посмотрят, как покачают головой, как пройдут, молча мимо. Это значит, что улучшений нет, – пояснил Блейз, обходя Гермиону, и, останавливаясь напротив нее.
Грейнджер молча слушала его, не зная, чем помочь. Она видела его страдания, его попытки помочь ребенку, а сама, словно наблюдала со стороны. Это было подобно одному пешеходу в центре мегаполиса в час-пик. Все происходит, но не у тебя и не с тобой. Ты потерян в чужой истории. Посреди нее.
– Все наладится, – погладив по плечу Блейза, попыталась приободрить Гермиона, но Забини лишь усмехнулся, кивнув в сторону.
В стене, около которой они остановились, было установлено огромное стекло, очевидно, защищенное магией.
Прямо за ней находилась большая белая комната со множеством различных датчиков и проводов. Они, словно кокон, обвивали хрупкое тело ребенка, удерживая его в бессознательном состоянии в невесомости.
– Мерлин, – прошептала Гермиона, узнав в маленьком пациенте Эллиота.
– Мерлин здесь бессилен, – хрипло ответил Блейз, опустив голову.
Он держался. Лучше, чем многие, кто мог бы оказаться на его месте, но хуже, чем надеялся суметь.
– Так не должно быть, – прислонившись к стеклу, произнесла Грейнджер, словно надеясь, что ее понимание все исправит.
– Дальше будет хуже, Гермиона. Хуже. Время не жалеет. Эллиот в любой следующий раз может не справиться, а я не могу его потерять… Прости, – голос Забини сорвался, и он, не в силах справиться с собственными эмоциями, ушел, не дожидаясь ни ответа, ни поддержки.
Гермиона понимала его.
Несмотря на прошлое, она видела и чувствовала его отчаянную безоговорочную любовь к мальчику. Он любил его как родного сына. Его сердце занимала любовь к Эллиоту, ответственность за него и желание дать ему лучшее детство.
И все это вдребезги разбивало его сердце из-за происходящего. Мальчик был на грани жизни и смерти, и вместе с этим на грани находилось состояние Блейза.
Грейнджер не задержалась в клинике.
Наблюдать за ребенком, ведущим самостоятельную борьбу за собственную жизнь, было не так просто даже для такой сильной девушки, как она.
Она покинула больницу, не ожидая увидеть Забини. Он заранее предупредил ее о том, что после посещения Эллиота не чувствует себя нормально.
Решив дать ему время пережить свои эмоции, Гермиона направилась к себе, где до самого вечера, старательно отвлекаясь от увиденного, проводила время за разбором почты из Министерства, оказывая своим подчиненным необходимую помощь посредством консультаций.
Последние письма были личного характера.
Гарри справлялся о ее делах и настроении, Джинни отдельно сокрушалась тому, что видела в прессе.
Преимущественно ее возмущения были в адрес Драко и его свадьбы, а также недосказанности, которая возникла между ними, когда Гермиона уехала в Италию не самостоятельно, а к кому-то, о ком не рассказала своей лучшей подруге.
Грейнджер старательно игнорировала эмоции, вызываемые фамилией «Малфой», чувствуя, что здесь, рядом с Блейзом ей это удавалось гораздо легче.
У Забини были проблемы куда серьезнее, однако он словно затягивал раны Гермионы от несостоявшегося романа. И хоть Грейнджер убеждала себя, что ее цель – помочь Эллиоту, она признавала, что ее помощь направлена на Блейза. Он не пережил то, что пришлось на долю Драко, но рисковал познать подобное прямо сейчас.
Жизнь Драко уже нельзя было изменить, однако за Забини стоило побороться.
И Гермиона выбрала сторону.
В своем письме к Гарри, она попросила разузнать его о так называемом проклятии рода Малфой, которое так и не раскрыла Жозефина, а попытка спросить самого Драко закончилась унизительным провалом. Возможно, это проклятие фигурировало в делах особой важности, когда расследовалась смерть Астории Гринграсс, или когда семья Малфой держалась на особом контроле.
Отправив последнюю почтовую сову, Грейнджер направилась в сад, чтобы найти Блейза, поскольку в номере его не оказалось.
Блейз сидел на крыльце беседки, расположенной «на отшибе» сада, где не так сильно любили гулять посетители.
Густые кроны деревьев здесь загораживали солнечные лучи, создавая тревожную темноту. Беседка рисковала стать заброшенной, что почти наверняка привлекало Забини, избегающего лишнего внимания.
– Я знала, что тебя нужно искать «в шкафу», – приземлившись рядом с мужчиной, произнесла Грейнджер.
Она старалась звучать буднично, однако ее притворство закончилось вместе со взглядом, брошенным на нее. Блейз казался «выцветшим», мрачным. Глаза потеряли блеск. Он был сокрушен.
– Я просто не хотел попадаться на глаза профессионалам, – намекая на докторов, ответил Забини.
– Я не хотела тебя тревожить, – чувствуя себя лишней, добавила Гермиона, уже неуверенная, что ее нахождение здесь способно помочь Забини.
– Ты не тревожишь. Это было бы нелепо, – отозвался Блейз, но, задумавшись на несколько секунд, продолжил, – знаешь, я думал, что рядом с кем-то мне будет легче смотреть туда. Думал, что боль и переживания, вечную тревогу можно поделить на два, чтобы стало хоть немного легче. Но ты здесь, и я знаю, что нельзя. Можно вызвать в тебе аналогичные чувства, но облегчить давление не выйдет.
– Блейз, нельзя терять надежду, – поспешила заметить Гермиона, замечая все признаки депрессии.
– Я не теряю. Это все, что у меня осталось. Я хочу, чтобы все закончилось для Эллиота. Хочу, чтобы он стал нормальным обычным ребенком, готовящимся к учебе в Хогвартсе или где-нибудь еще, счастливым активным мальчишкой, единственной болью которого будут разбитые коленки, – поделился Блейз, переводя взгляд на девушку.
Она не нашлась с ответом. У нее просто не получалось представить его мечты. После увиденного Гермиона могла думать лишь о том, что медлить с поиском решения проблемы им больше нельзя.
– Я попросила Гарри кое-что узнать. Это касается Драко, – Грейнджер решила рассказать Забини о своих действиях, чтобы хоть в каких-то отношениях не существовало тайн.
– Хочешь, чтобы он приехал сюда? – спросил Блейз, практически игнорируя суть сказанного.
– Нет. Хочу, чтобы раскрылось то, что тревожило Асторию, – опровергла та, считая тему опасной для разговора.
– Кто для тебя Малфой? – внезапно спросил Забини, очевидно, посчитав ответ Гермионы недостаточным. – Ты любишь его?
– Это не имеет значения, Блейз. Во всем, что могло быть, поставлена точка. Скоро он женится. Мы все останемся в его прошлом, – излишне сдержанно ответила Гермиона.
– Значит, любишь, – уверенно произнес Забини больше себе, чем ей. Она и так все знала о себе.
– Почему ты спрашиваешь? – она могла бы закрыть тему, но Блейз казался слишком уязвленным.
– Потому что он не остановится, – просто ответил тот, словно это не должно вызвать еще больше вопросов.
– Перед чем? – осторожно спросила Грейнджер, не зная, к какому ответу готовиться.
– Он не остановится, пока ты не станешь его, – добавил Блейз, пристально посмотрев в глаза Гермионы.
– Он сделал противоположный твоим предположениям выбор, – улыбнувшись абсурдности, произнесла девушка.
– Ты плохо его знаешь. Если он заинтересован. Если ты заинтересована в нем. Он победит. В конце концов, все будет в его руках. И ты, и я, и Эллиот, – рассудил Блейз, намекая на правду, которая все равно раскроется.
– Всего этого может и не быть. Блейз, я с тобой. Важно лишь то, что мы должны найти что-то, что поможет Эллиоту. Даже если мне придется пасть в ноги Драко, чтобы он явился сюда. Все это имеет цель. Благую цель. Так ли важны способы ее достижения? Нам нельзя останавливаться. Если Гарри обнаружит связь, нам в любом случае придется привлечь Малфоя. Просто знай, что я все равно буду рядом, хорошо?
– Рядом со мной или с ним? Тебе придется делать выбор, Гермиона, – поднимаясь со ступенек, уточнил Блейз, впервые в жизни недоверчиво смотря на Грейнджер.
– У меня нет оснований стоять на его стороне, – парировала та, замечая оскорбляющее ее чувство в поведении Забини.
– Любовь – твое основание. Ты избегаешь любых разговоров. Ты ни разу не ответила прямо на мои вопросы о нем. Ни разу. Ни слова. Он привлек тебя. Влюбил тебя, и я все еще не понимаю, почему ты промолчала? Почему я все еще не в Азкабане, а ты не являешься счастливой женщиной Драко Малфоя, воспитывающей его сына? Ты ничего не чувствуешь ко мне, но даже это не мешает мне ждать. И даже это не мешает мне считать тебя нашей семьей, – вспылил Блейз, задержавшись лишь на несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, как много лишнего и несвоевременного он сказал прямо сейчас.
Гермиона не успела ничего ответить, собираясь с мыслями. Она молча смотрела, как поспешно Блейз скрывается с ее глаз, оставляя ее наедине с тем штормом, что он устроил в ее душе.
Действительно, зачем? Почему она с ним?
Неужели недоверие Драко могло ей помешать вылить на него правду?
Не могло.
Грейнджер всегда говорила правду в лицо, не рассуждая излишне долго о последствиях.
Могла ли она говорить о жалости к Блейзу?
Нет. Он вызывал уважение, взяв на себя бремя ответственности за ребенка своей любимой женщины.
Так почему ты здесь, Гермиона?
Неужели только помощь Блейзу и Эллиоту вела тебя сюда?
Нет. Ты зализываешь раны здесь. Все перепуталось, но здесь и сейчас, надеясь помочь ребенку, ты прячешься за спиной Забини от той реальности, что обрушивается на тебя при взгляде на газетные заголовки, пестрящие будущей свадьбой.
Ты принимаешь готовность Блейза взять ответственность и за тебя тоже. Забини всегда готов принять тебя. И ты бежишь к нему от собственных страстей. Ты тушишь собственный пожар в трудностях и трагедии его жизни.
Ты могла бы обрушить надежды Блейза ему на голову своим холодом. Своим равнодушием могла бы заставить Малфоя принять как данность, что его сын жив. Ты могла бы разрушить его брак. Словно ураган, снести все устои одним лишь желанием выпутаться из этого лживого лабиринта.
Но понимаешь ли ты все это?
Нет.
Гермиона задержалась около беседки немногим более получаса, раздумывая над словами Блейза.
Он был прав. Иными словами, она сама не знала, что с ней происходило. Куда подевались ее прямолинейность, смелость и жажда справедливости? Когда она стала соучастницей этого обмана? Кому она лжет больше всего?
У нее не было ответов. Только постоянная, почти хроническая паника и неосознанное желание бежать вперед, спасая все на своем пути, словно от пожара.
Ей было известно лишь одно. Ее место сейчас было здесь.
Малфой в ней более не нуждался. Он сам встал на путь разрушения всего, что им удалось создать. Он не поверил. Пошел против себя, собираясь жениться на девушке, к которой, по собственным словам, не испытывал ничего, кроме дружеских чувств.
Что могла сделать Гермиона? Навязать ему свои чувства? Ей не подходит такой вариант. Драко знал о них, но не принял.
И она пошла туда, где ее ждут.
Блейз, истерзанный жизненными обстоятельствами, все еще продолжал верить любому, кто откликался на его просьбы о помощи.
Грейнджер была уверена, что если бы на ее месте был кто-то другой, Забини также самоотверженно доверился бы этому человеку. Но здесь была она. Со своими заморочками и ненужными чувствами.
Но как так получалось, что Блейз одной лишь своей благодарностью помогал ей, а она не в состоянии была ничего сделать ради него?
– Здесь мое место, я все равно буду рядом, – произнесла Гермиона сама себе, возвращаясь к пансионату. Она испытывала потребность поговорить с Блейзом, однако понимала, что, увидев его, все равно не сможет подобрать правильные слова, поэтому с разговором решила повременить, вернувшись в свою комнату.
Там до конца вечера Гермиона ждала вестей от Гарри, но безуспешно.
Скорее всего, Поттер решил отложить вопросы до личной встречи и принялся исполнять ее просьбу в силу срочности, которую Грейнджер предусмотрительно обозначила в письме.
Однако одно письмо Гермиона все же получила, словно насмешку или плевок в спину. Роскошное официальное приглашение на свадьбу Драко и Жозефины пафосно красовалось на ее столе, ожидая, когда получатель разорвет его в клочья.
Гермиона, нервно глядя в окно, убеждала себя игнорировать яркость присланной бумаги, не зная, какой приговор ей вынести.
Мысли лихорадочно метались в ее голове, не находя разумного решения. Смогла бы она прийти на это мероприятие и продержать широкую учтивую улыбку, глядя на то, как мужчина, так быстро завладевший ее жизнью и сердцем, выбирает другую?
В то же время, могла ли она проявить слабость и отказаться от приглашения? Это ведь вызов ее правде. Словам, сказанным ему. Губам, целовавшим его по-настоящему.
Не прийти, значит, признать, что ничего из этого не тронуло ее души. Он должен видеть все, что делает. Видеть, как разрушает все, что она хотела ему рассказать и показать. Он должен был осознать.
Гермиона не желала ему зла, но все же желала увидеть понимание собственной ошибки. Хоть и не была уверена, что ее реальность была сильнее его жестокой игры.
Муки выбора оборвались настойчивым стуком в дверь.
–Гермиона! Гермиона! Прошу тебя, открой мне! Пожалуйста! – кричал Блейз, чуть ли не ногами выбивая ее дверь.
– Что случилось, Блейз? Блейз? – Грейнджер открыла дверь, не веря собственным глазам. Забини выглядел напуганным. Его руки дрожали, а глаза передавали ужас. – Что случилось?
– Эллиот! Надо срочно к нему! Пойдем, – крепко держа за руку Гермиона, Забини бросился по коридору.
– Подожди! Что происходит? – едва поспевая за ним, спросила Грейнджер, силясь вырвать собственную руку.
– Ему хуже! Моему сыну стало хуже! – не оборачиваясь и не останавливаясь, практически прокричал Блейз.
Больше Гермиона не проронила ни слова. Перехватив руку Забини удобнее, она бежала следом за ним, надеясь, как и он, успеть.
В клинике их никто не останавливал. Так, словно наступило всеобщее смирение. Доктора покинули палату, спокойно пропуская внутрь Блейза и Гермиону.
Множество датчиков, контролирующих состояние ребенка, звучало единой сиреной, постепенно умолкая, выходя из строя, не справляясь с напряжением.
Проводки, оплетающие тело ребенка, тлели, обрываясь и опадая на пол. Вокруг Эллиота снова образовался огненный круг, преграждающий к нему путь.
Сам мальчик оставался неподвижен. Он словно спал, и, если бы не пламя в его груди, вновь расползающееся по телу, казалось бы, что ничего не происходит.
– Мы должны помочь ему! – крикнула Гермиона, надеясь быть услышанной среди множества приборов. Она сделала несколько шагов вперед, но Блейз, ухватив ее за плечи, не позволил приблизиться к мальчику.
– Он убьет тебя! – предупредил он в ответ на взгляд Грейнджер.
– Не тронет. Ему нужен Драко, – вспомнив последние слова Эллиота тогда, перед выбросом энергии, произнесла та. – Я могу ему дать его, – добавила она, стараясь казаться увереннее в своих действиях.
Ей никогда не приходилось испытывать навыки, полученные за время специального обучения в Министерстве, однако теперь этого требовали обстоятельства.
– Что ты… – начал было Блейз, но договорить не успел.
Гермиона приблизилась к ребенку, перешагнув линию огня. Предсказуемо языки пламени не нанесли ей никакого вреда.
Достав палочку и направив на Эллиота, она уверенно произнесла:
– Легилименс!
***
Эллиот стоял посреди огромной спальни с преобладанием изумрудных оттенков.
Неподалеку от огромной кровати находилась колыбель, предназначенная для маленького еще не родившегося ребенка. Свадебные фотографии Астории и Драко красовались на прикроватных тумбочках и антикварных комодах.
Гермиона, оставаясь незамеченной, стоя за спиной ребенка, без труда поняла, что сознание мальчика рисует спальню Астории в Малфой-Мэноре.
– Почему я не здесь? – вдруг повернувшись, обратился к ней мальчик.
– Потому что твой папа не знает о тебе, – мягко улыбнувшись, ответила та, подходя ближе к Эллиоту, и, опускаясь перед ним на колени.
– Ты обещала, – еле слышно произнес ребенок, смотря на нее. Ясные детские глаза едва удерживали слезы детской обиды.
– Я знаю. И я исполню это, – согласилась Гермиона, ладонью стирая первые капли, скатившиеся по детским щекам. Она закрыла глаза, чтобы как можно точнее передать образ, когда за ее спиной раздался знакомый голос.
– Эллиот!
– Папа? – недоверчиво произнес малыш, переведя взгляд с Гермионы за ее спину.
Грейнджер повиновалась порыву и, поднявшись на ноги, тоже обернулась, чтобы убедиться в успешности созданного образа.
Драко Малфой в привычном черном одеянии стоял в дверях и, не веря собственному счастью, смотрел поочередно то на ребенка, то на Гермиону.
Она улыбнулась ему, отсчитывая секунды до самого главного.
– Ты жив. Мой сынок, – подобно Гермионе, опустившись на колени, произнес Драко, раскрыв руки для объятия.
– Папа! – удостоверившись в его реальности, прокричал Эллиот и бросился к нему, крепко обнимая детскими ручками шею Малфоя.
– Я так ждал тебя, – прижимая к себе мальчика, шептал Драко, закрыв глаза. – Я так люблю тебя, сынок. Живой! Ты живой!
Гермиона наблюдала за ними со стороны, стараясь не упускать из мыслей этот образ, созданный специально для Эллиота. Она знала, что настоящая встреча, если и состоится, совсем не будет такой, какой была создана сейчас.
– Эллиот, послушай меня! – отстраняя от себя мальчика и наскоро стирая со своего лица слезы, начал Драко, – Я должен уйти сейчас, но ты обещай мне держаться, слышишь? Мы должны увидеться. Я заберу тебя, только будь сильным. Ты Эллиот Малфой, ты мой сын. Пожалуйста, слушай Гермиону и Блейза. Они помогут тебе. Они доставят тебя ко мне. Ты должен контролировать себя, сынок. Обещай мне!
– Папа? – сквозь слезы, словно не слыша, произнес мальчик, но Гермиона более не могла удерживать образ Малфоя рядом с ним.
Состояние, в котором находился Эллиот, оказывало ей сопротивление, подобное окклюменции.
– Пора, Эллиот, – поймав взгляд мальчика, лишь успела произнести Гермиона.
***
Гермиона открыла глаза, ощущая световые изменения в помещении.
Эллиот «погас». Пламя вокруг них тоже исчезло. Провода, переставали магически поддерживать его тело, медленно опуская ребенка на подставленные Грейнджер и вовремя подоспевшим Забини руки.
Уцелевшие датчики вернулись к своему монотонному размеренному звучанию.
– Получилось? – все еще не веря, спросила Гермиона, осмотрев мальчика и переведя взгляд на Блейза.
– Он спит, – также удивленно произнес тот, улавливая размеренное дыхание Эллиота.
– Скоро проснется. Это последствие заклинания, – пояснила Гермиона, скорее предполагая.
Она старалась как можно мягче выйти из сознания ребенка, но не думала, что способна погрузить его в сон.
Через несколько минут осторожного отсоединения проводов от обессиленного тела Эллиота в помещение вошел доктор Бронтоне.
– Нужна другая палата, – мгновенно оценив ситуацию, скомандовал он персоналу, с любопытством наблюдавшим за происходящим. – Пройдемте, – обратился к Блейзу и Гермионе.
Все еще удерживая Эллиота, они прошли в другое отделение, где им была подготовлена другая палата. В ней уже не было множества датчиков. Внутри было две кровати, одна из которых предназначалась для взрослого, вторая – для ребенка, стол и несколько стульев, небольшой торшер в углу и несколько горшков с цветами.
– На период наблюдения определим Вас сюда. Мистер Забини, Вы не владеете легилименцией? – спросил доктор, позволяя уложить мальчика на подготовленную для него постель.
– Нет, – ответил Блейз, не сводя взгляда с ребенка.
Гермиона наблюдала за тем, как аккуратно он поправляет челку, упавшую ребенку на глаза, как укрывает его одеялом, совершенно игнорируя происходящее вокруг. Наблюдала и понимала, что Эллиоту очень повезло иметь рядом с собой такого родителя.
– В таком случае я попрошу мисс Грейнджер временно перебраться в эту палату, чтобы иметь возможность предупреждать и останавливать приступы ребенка, – серьезно ответил доктор, что-то записывая в своем блокноте.
– Как только Эллиот окрепнет, мы заберем его отсюда, – отойдя от мальчика, вдруг серьезно произнес Блейз, удивляя своим заявлением всех присутствующих.
– Вы же понимаете, что это невозможно? – попытался образумить доктор, но Блейз не хотел ничего слушать.
– Все, что я сейчас понимаю, это то, что Вы не в состоянии обеспечить Эллиоту комфортное существование даже за те деньги, которые я Вам плачу. Мой сын был на грани между жизнью и смертью, а Вы просто наблюдали за этим, даже не попытавшись ослабить его боль, – едва не рыча от злости, высказался Забини.
– Блейз, успокойся! Блейз, пожалуйста, – вцепившись в руку мужчины, попыталась успокоить Гермиона, почувствовав, что Забини как никогда был близок к срыву.
Мистер Бронтоне лишь кивнул и молча покинул палату, оставив их наедине.
– Как только он окрепнет, я сам отвезу его к Драко. Если ему это необходимо, если Эллиот так хочет, я лично передам его ему, – срывающимся голосом произнес Забини, повернувшись к Гермионе. – Ты будешь со мной в этот момент? В миг, когда я потеряю все? Сына, семью, единственное, что держало меня на плаву. Ты будешь рядом?
– Буду, – не задумываясь, ответила Гермиона, бережно обхватывая Блейза руками, чтобы обнять. – Конечно, буду.
Через несколько секунд она почувствовала, как его руки обняли ее в ответ в безмолвном смирении перед сложившимися обстоятельствами.
Они не были готовы к будущему. Даже ближайшему.
Ни Гермиона, ни Блейз не представляли, каким будет мгновение, когда Эллиот откроет глаза. Что он скажет? Разозлится ли он, когда узнает, что это был обман?
Как они откроют правду Драко? Поможет ли это мальчику? Сможет ли Малфой спасти его?
Блейз сделал самый сложный выбор в своей жизни, но способен ли Драко сделать что-то подобное?
Способен ли он снизойти до доверия к девушке, которая, как он считал, предала его чувства, или к бывшему лучшему другу, так легко и бессовестно разрушившему его семью?
Сможет ли Малфой почувствовать, что его Скорпиус на самом деле жив, проживая жизнь Эллиота Забини?
Никто не знал ответа на эти вопросы, но каждый надеялся, что они идут верным путем. Тянуть более было нельзя.
Можно было сколько угодно играть собственными чувствами, «крушить» и «клеить», но ставить под удар жизнь ребенка, ставшего жертвой стремительных чувств и магических игр, никто из них не посмел бы.
