С тех пор, как Йошинори стал трейни прошло уже почти пять лет. С каждым днём дышать, говорить, звонить матери раз в неделю и сестрёнке каждый вечер становилось всё тяжелее. До невыносимого тяжело.
Раньше он радовался, когда наступали праздники- это давало ему хоть какой-то повод. Минимальный запас базовых, заранее заготовленных слов, которые можно было бы вставить в лишенный какой-либо, даже самой мизерной смысловой нагрузки, разговор. Сейчас он уже не может говорить- язык ломается в слогах, заставляя нервно сглатывать дабы хоть как-то смочить вечно сухую глотку. Он уже и в самом деле ненавидит- себя и эту проклятую компанию. Богадельню.
Маму ненавидеть нет смысла. Как говорят? «Рай под ногами матери», кажется. Йоши хочется вывернуться своими внутренностями на асфальт, чтобы хоть как-то скрасить прохожим день.
Мама сделала для него всё, что могла. Она пропитала его с кончиков волос до пальцев ног (кривых и до чертей уродливых) запахом медленно умирающей, отчаявшейся после смерти мужа, женщины, окутала своей беспомощностью и мольбами о том, чтобы сын вырвался в лучшую жизнь.
Подальше от бедности церковных мышей, подальше от болезней. Она побудила его лишь сбежать как можно дальше от неё при первой же возможности.
Всю жизнь Йошинори и недолго до его появления она считала себя глубоко больной. Сыну пришлось отдать ей, а затем и компании практически всё. Друзей, первую любовь, школьные клубы, кино, ночные прогулки –всё, что могло хоть как-то скрасить жизнь подростка. У него оставалась только музыка и любовь к младшей сестрёнке.
Он так многого хотел, но и единственный свой билет на сцену парню чуть не пришлось сдать за ненадобностью его директору. Его тогда позвали в чёртову Южную на это шоу. Он не мог не уехать.
Когда ему было шестнадцать маму чуть не лишили родительских прав,но оформить опекунство над ними за единственным ныне живым родственником- едва ли вставшим на ноги после окончания университета двоюродным дядей,они не могли. Тот был старше Йошинори на шесть с небольшим лет и принял его как брата, соратника, верного друга. Он стёр колени в кровь, вымаливая по судам возможности забрать племянников из ада этого дома. Ему не удалось.
Уже через год Йоши вызволили в большой город чужой страны. Дядя был горд и боялся за своего уже чуть ли не сына и отпускал его со скупыми слезами на глазах.
Но и тут Йошинори успел сказочно обосраться.
Стоит ли говорить, что изголодавшийся за всю свою жизнь по свободе и воздуху подросток не стал отдаваться занятиям? Это неудивительно. У него не было никаких глубоких познаний – лишь сила, злость и остроумие.
Остроумие и злость давали возможность казаться крутым в компаниях, его уважали и побаивались.
Сила и злость заставляли бояться уже не в шутку (всех, наверное,кроме негласных братьев).
Йошинори всем казался весельчаком. Лёгким на подъем мальчишкой с россыпью родинок на красивом лице и звонким смехом. Мало кто знал, что действительно стоит за его душой.
Это все веселило Йошинори и заставляло чувствовать себя хотя бы немного, но живым. За каждую удачу вознаграждали более, чем щедро.
Каждый месяц его уверенность и надежда на то, что дебют даст ему возможность с нечистой совестью отправлять энную сумму дяде на содержание матери и и сестры- росла.
Так же росло чувство вины за то, что он позволил себе сплавить заботу о родных женщинах на чужие плечи. От него спасали только друзья, что нуждались в нем не меньше семьи, оставшейся в другой стране.
Спасал маленький совсем, несмышленый Харуто, что хотел казаться взрослым. Получалось у него плохо- каждая неудача обнажала его испуганное, нежно-розовое нутро. Йошинори не раз успокаивал малыша, убаюкивая его своими руками и голосом. Он напоминал сестру и заставлял чувствовать себя не таким уж и отвратительным человеком.
Помогал Машихо, что одним своим голосом, одной только улыбкой заставлял понять, что жизнь не окончена. Что впереди ещё есть надежда на лучшее. Йошинори порой восхищался силой, заключённой в его маленьком теле и хотел стать немного похожим на друга. Тот держался скалой.
Спасал, вытаскивал из самой пучины отчаяния, держал в своих руках ладони чужие, не давая волосы на себе рвать- Асахи. Он мало говорил, но делал чертовски много. Под одним его строгим взглядом парень не мог позволить себе выйти за рамки и взвыть- становилось совестно от одной только мысли об этом.
Кейта, их маленький лидер, всеми силами заставлял Йошинори улыбаться. Своей неловкой заботой о друзьях, поведением-липучкой и заразительным смехом он выдворял из головы все плохие мысли.
Йошинори смешно становилось от мыслей о самом старшем из них- Котаро. Того все волей-неволей видели в своих мыслях святой индийской коровой, неприкосновенным связующим звеном их команды. Он всегда словно инстинктивно чувствовал, что кому-то из парней плохо до одури. Оказывался рядом, обнимал молча или немногословно. Успокаивал, говоря на родном языке.
Котаро несчётное количество раз руками своими лечил Йошинори душу. Вынимал ее, выворачивал наизнанку,пугливую и несчастную, вымаливал,штопал и возвращал на место. Каждый разговор с ним возвращал возможность дышать.
Больше всех Йошинори был благодарен Махиро, своему лучшему из лучших, самым родным вдруг ставшему и исцеляющему. Своей родственной душе.
Впервые встретившись с ним, похожим на неокрепшего воробьиного птенца с испачканным в лимонном пломбире ртом Йошинори заулыбался сразу. Махиро выглядел совсем ребёнком, его хотелось защитить от всей жестокости мира, закрыть своей собственной спиной и погибнуть ради одной лишь его улыбки.
Господи, как же его улыбка прекрасна.
Они стали близки чуть ли не с первого взгляда. Махиро оказался удивительно остроумным парнем, готовым на все ради чужого счастья. Всеми силами он пытался помочь Йошинори выбраться из кокона своего несуразного и за руку держал до боли крепко, если вдруг становилось невыносимо.
Каждый раз, когда Йоши звонил матери друг находился рядом. Ловил чужое лицо в свои ладони и в глаза смотрел - заплаканные. Махиро плакал вместе с ним, обнимая его, трясущегося истериками. Нельзя было понять или разделить их чувства надвое, постепенно они стали чуть ли не единым целым.
Друзья называли их неразлучниками.
Йошинори не помнил ни дня с их знакомства без друга рядом. Без его смеха, улыбки и ладони в своей собственной сжатой. Не помнил и не хотел никогда пережить.
Он хотел защитить Махиро, да вот получалось до стыдного наоборот. Каждый раз когда матери становилось хуже - Йошинори переставал жить. Друг кормил его чуть ли не с ложки и спать укладывал под своим одеялом,баюкал как маленького. Выцеловывал каждую родинку на опухшем от слез лице и клялся, что никого в своей жизни красивее он не видел.
Он пел самые прекрасные колыбельные, за которые Йошинори готов был душу продать.
Махиро защищал его до последней секунды, что был рядом. Даже когда им пришлось выступать вместе заведомо понимая, что придется расстаться - он давил из себя улыбку и старался быть сильным. Мол, ты чего? Тебе это место нужнее. А я дождусь своей очереди.
Йошинори,смотря на него видел только тень своего неотделимого. Снова он был птенцом воробьиным, как в первую встречу. Грязным, ослабленным и неспособным взлететь. Видеть его таким было страшнее, чем собственная гибель.
Махиро улыбался,уходя. Йошинори плакал и целовал его ладони. Хотелось сорваться за ним и вместе улететь в родную страну. Остаться вместе, пусть и похоронить себя в индустрии навсегда.
Хотелось вырыть могилу побольше и рядом лечь.
Двери лифта не успевают закрыться до того, как Махиро быстро и коротко целует самые родные губы.
Йошинори не знает, как жить дальше.
Главное поскорее вернуться домой.
