Возврату и обмену не подлежит.

Юнбину за своё поведение в отношении Ёнгю- стыдно до невыносимого. Он смотрит на этого некогда маленького мальчика, что за несколько месяцев всего повзрослел до неузнаваемости и не может себя не корить. Ёнгю улыбается со сцены, прося зрителей голосовать за себя и в одной лишь этой улыбке- непочатый край тонкой юношеской красоты и потенциала. Младший в себя не верит- это невооружённым глазом видно, сутулится немного и пальцы нервно крутит. Юнбин смотрит на него и дышать удается через раз. Ёнгю завораживает одними своими глазами, что от слёз блестят и туда-сюда бегают. Голосом своим дрожащим заставляет смотреть не отрываясь, слушать внимательно так, словно от этого жизнь твоя собственная зависит. Старшему стыдно за его выходку на свидании. Стыдно за то, что подорвал мальчишескую надежду на лучшее, подорвал веру в людей и себя- особенно. Ёнгю в тот день обнимал его своими руками- тростинками, плакал навзрыд и всё, что сказать сумел, так это тихое "Да иди ты нахер, мудак чёртов". Грубость, что прозвучала голосом детским резанула неприятно по уху, но все что Юнбин мог- согласиться. Он действительно повёл себя отвратительно просто, не подумал о чувствах чужих и сам для себя решил, что это смешно будет и остроумно.

Смотря на Ёнгю сейчас он действительно чувствует себя мало того, что непроходимым мудаком, так ещё и идиотом.

Юнбин вспоминает то, как они готовились к выступлению и глаза неприятно щипать начинает. Даже тогда он не пытался в чужих глазах реабилитироваться, говорил лишь о том, что старшие их в мелкую крошку сотрут одним лишь своим появлением на сцене. Повторял, словно мантру слова разные по звучанию, но по-сути синонимы тому, что провал им обеспечен. Будучи сломленным сам он своими же неаккуратными действиями ломал ребёнка рядом с собой. Не реагировал на чужие слёзы, эгоистично полагая что главное сейчас- самому продержаться, а не утирать обеспокоенному младшему сопли. У Ёнгю глаза тогда были красные все время и блестели мокрым в уголках. Его голос дрожал на репетициях от волнения и слушаться совсем не хотел. Юнбин на это языком раздражённо цокал и не мог ничего, кроме как в очередной раз напомнить о том, что именно благодаря этому они на сцене облажаются.

Мальчик на его подколы в какой-то момент перестал реагировать, а ещё на Юнбина смотреть совсем прекратил.

Старшего это в тот момент не заботило совсем, голова была забита неминуемым проигрышем и желанием свалить всю вину за это на чужие плечи. Мудаком он себя всё ещё не чувствовал и даже ухом не вёл в те моменты, когда вокалист ему об этом напоминал. На чужие слёзы непрекращающиеся, глаза опухшие и нос красный было тошно смотреть, Ёнгю пусть и ребенком был, но размяк непозволительно и собственноручно копал могилу не только себе, но и товарищу по несчастью. Вспоминая своё поведение сейчас, смотря на то, как младший исступленно прощается со всеми и плачет навзрыд- Юнбину плохо становится. Ему бы подойти и обнять крепко, прощения попросить за своё поведение дурное и ещё хоть раз услышать то, как тот обзывает его "мудаком чёртовым". Только вот Ёнгю на него смотреть даже не хочет- отгораживается от рук чужих выставленными вперёд ладонями и спешит ретироваться поскорее и как можно дальше.

Юнбин надеется увидеть его ещё раз и попросить, наконец, прощения.