* * *
Главный зал базы автоботов Арси не врала. Рэтчет действительно не позволил бы им пользоваться мостом, будь это сопряжено с серьёзным риском. Вспомнить хотя бы как он не хотел открывать мост на орбиту Земли. Эвелину и Джеймса слова синей фемки успокоили, и ребята решили вернуться к прерванной игре. Арси оглядела их обоих и мысленно покачала головой. Ну надо же, а… Кто бы мог подумать? Ещё совсем недавно эти двое смотрели друг на друга волком, а теперь спокойно сидели рядом, как двое давних и хороших знакомых. Да и Рэтчет сказал буквально недавно, что и когда их всех нет на базе, Эвелина с Джеймсом совершенно не ссорятся. Кажется, произошедшее почти неделю назад этих двоих объединило. События в Арктике снова напомнили о себе, и Арси невольно обняла себя за левое плечо – манипулятор коснулся того места, где ровно билась искра. Это и в самом деле произошло? Связь между искрами..? Рэтчет снова позвал её и Бамблби – проверить состояние. Арси, хотя совершенно точно знала, что с ней всё хорошо, молча позволила Рэтчету провести проверку, пока сама ушла глубоко в свои мысли. Тогда в Арктике она уже почти ничего не соображала, но всё равно до процессора всё же дошло случившееся. А после, когда Эвелина её подлечила, осознание, что отныне её искра связана с искрой Оптимуса, резко обрушилось ей на голову и вызвало такую бурю эмоций и чувств, что синяя и сама не знала, какая эмоция здесь лидирующая. Связанные искры... Это казалось невероятным, абсурдным… и совершенно логичным. Ведь она уже довольно давно начала ощущать Оптимуса, чувствовать его приближение, даже примерно определять сторону, в которой находится Прайм. И заметила она это давно, но почему-то так и не задалась вопросом «почему». Наверное потому, что это казалось слишком естественным. Даже сейчас это кажется таким. Но кто ж знал, что такое возможно даже после гибели Кибертрона? Сама Арси понятия не имела, а если уж быть совсем честной, она об этом и не задумывалась. Война словно бы занимала практически все её мысли и прочно поселилась в процессоре. Синяя фем снова взглянула на Эвелину с Джеймсом. На двух людей, которые знали о происходящем, но при этом не уходили в него с головой, а продолжали жить и своей, мирной жизнью. Когда она, Арси, вообще в последний раз думала о чём-то таком более приземлённом? О чём-то, что не имеет никакого отношения к войне?..* * *
Эвелина День, а точнее, ночь (как всё же странно осознавать, что время здесь другое), постепенно клонилась к своему завершению. Буквально через час после возвращения всех автоботов на базу ушёл домой Джеймс. Провожая его взглядом, я мысленно поразилась тому, как он умудряется возвращаться домой глубокой ночью и при этом спокойно вставать на учёбу. Правда, я вообще понятия не имела, где и на кого он учится. После ухода Джеймса я ещё некоторое время посидела, а потом попрощалась со всеми – увидимся мы теперь только после выходных, которые мне надо как-то пережить – и тоже попросила Рэтчета открыть мост. Вернуться домой и наконец поесть было, бесспорно, очень приятно, поскольку, проводя время на базе в облике человека, я больше не могла спокойно несколько часов не хотеть есть совсем. Правда, в последнее время обнаружилось, что я всё же дольше обхожусь без еды, чем это было раньше. Когда же я насытилась, то поднялась к себе на второй этаж, подошла к окну своей комнаты и, постояв так немного, с ногами забралась на подоконник. Итак. Завтра к нам приезжают Смирновы, и это мне, боюсь, никак не изменить. Они уже приглашены, да и к тому же мне совершенно точно не удастся убедить маму отказаться от встречи с лучшей подругой. Если уж совсем честно, просить о таком будет эгоистично. Мама и так видит её нечасто. Но моя главная проблема, как выяснилось, вовсе не Смирновы. А поставленный передо мною мамой факт: вместе с родителями завтра приезжает Павел, и я должна с ним подружиться. Хотя… давайте называть вещи своими именами – я должна начать с ним встречаться. Из моей груди вырвался тихий рык злости; недвусмысленно зажёгся огонь в венах и как бы спросил: «А давай я вмешаюсь?». Я поспешно погасила его: «И не думай даже!». Огонь шипел, раздражался, но слушался, а у меня в голове продолжали звенеть слова Джеймса. И я, вспоминая о них, понятия не имела, что и думать. Парень откровенно поразил меня своим предложением, которая лично я смело называла радикальным, а для Джеймса это было, кажется, чем-то пустяковым, обыденным. И он серьёзно полагал, что я вот так возьму и соглашусь? Да как вообще на такое можно согласиться?! Я покачала головой и уткнулась лбом в оконное стекло. За эти прошедшие несколько часов после нашего с мамой разговора я всё же смогла немного успокоиться, но всё равно, временами, когда я вновь вспоминала о словах мамы, злость возвращалась с новой силой. Но я всё ещё надеялась, что, если поговорю с мамой, то она поймёт меня и откажется от этой затеи. Мне легчало, когда я думала об этом, но где-то внутри моего сознания сидело что-то, что старательно крутило пальцем у виска. — Мы дома! — возвестил голос с первого этажа, но я, спускаясь по лестнице, и так это знала: видела машину из своего окна. Родители как раз снимали верхнюю одежду, когда я вышла к ним; папа просто мне улыбнулся, отчего настроение несколько улучшилось, но потом на меня внимательно посмотрела мама и вдруг сказала: — Ангелиш, помой сегодня голову, чтобы завтра волосы были красивыми и чистыми. От этих требовательных, даже приказных ноток в её голосе внутри всё вскипело, полыхнуло незнакомой и непривычной волной ярости и протеста. Настроение резко упало, да так, что я едва не выпустила вспыхнувший огонь – по крайней мере у меня было очень чёткое ощущение, что я в последний миг не позволила глазам зажечься. Да, мне действительно был незнаком тот огонь, что вспыхнул сейчас: яростный, гордый… мятежный? — Да ладно тебе, Маш, — взглянув на меня, поспешил вмешаться в ситуацию папа. — Если она не хочет… — Мы все много чего не хотим, Игорь, — довольно жёстко отрезала мать. — Завтра гости приезжают, нужно выглядеть соответствующе. Меня повторно опалило жаром, и я сама не поняла, как процедила: — Не припомню, чтобы раньше тебя беспокоило состояние моих волос перед приездом гостей. В ответ мама посмотрела на меня таким рассерженным, властным взглядом, от которого мне всегда плохо становилось, и я делала всё, лишь бы его не видеть. Так было прежде. Но сейчас… сейчас я выдержала этот взгляд совершенно спокойно, даже ответив на него своим, и дошло это до меня только тогда, когда мама отвернулась, чтобы взять в руки сумку. Огонь всё полыхал. — Ладно, Ангелин, ты ужинать с нами будешь? — поспешил перевести тему папа, и это мне тоже не понравилось. Почему он за меня не заступился? — Нет, — буркнула, стараясь погасить своё пламя. — Я уже поела. Папа вскоре пошёл на кухню, мама отправилась следом за ним, а я осталась в коридоре, усмирять пламя и пытаясь понять, что со мной происходит. После ужина родители предложили выпить с ними чай, и я, более или менее совладав со своей силой, согласилась – решила, что это отличная возможность поговорить с мамой. Ведь если откажусь и уйду к себе, это будет дополнительным для родительницы подтверждением, что она всё делает правильно, и общение со сверстниками мне необходимо для избавления от замкнутости. За чаем успокоиться оказалось ещё проще, и когда я уже почти допила его, моё эмоциональное состояние оказалось близким к умиротворённому. Я сидела, дожидаясь удобного для разговора момента, когда папе вдруг позвонили и он вышел в коридор – по работе, значит. Идеальнее не придумаешь. — Мам? — немного неуверенно позвала я. Родительница отставила чашку и перевела на меня вопросительный взгляд. Я невольно сделала глубокий вдох, прежде чем заговорить: — Мам, ты… ты прости за то, что я утром сказала, — произнести эти слова вдруг оказалось нереально трудно, а только-только усмирённый огонь вспыхнул с прежней яростью – всё внутри противилось этим словам, вопило о том, что я не должна была говорить этого и вообще не виновата ни в чём, но эти слова нужно было произнести, чтобы мне удалось помириться с мамой. — Я.., — новая волна жара, но мне удалось продолжить: — я понимаю, что ты просто обо мне заботишься. Всё. Больше я ничего не смогла бы произнести. Но к счастью, этого хватило и мама улыбнулась. — Ничего, солнышко. Самое сложное было позади. Я тоже улыбнулась и сказала уже чуть увереннее: — Тогда, мам… может, ты всё-таки не будешь настаивать на моём знакомстве с Пашей? — вот это говорить было уже несколько проще. — Я в этом не нуждаюсь, правда, просто… Мама перебила: — У тебя есть парень? — вопрос прозвучал коротко; не жёстко, но я себя как на допросе почувствовала. — Н-нет, но… — Есть какой-то другой мальчик, который тебе нравится? — Мама, я… Но та уже качала головой, и я поняла, что мои усилия тщетны. — Ну вот видишь, Ангелиш, — произнесла она почти грустно. — Ты с Пашей не общалась почти, а уже противишься. Ведь всё упирается в элементарную стеснительность. — Да я вовсе не… — Дочка, я тебе помочь пытаюсь, — словно не слыша меня, продолжила мать. — Не отвергай моей помощи и поладь с Пашей. — Да как, скажи мне, я могу с ним поладить, если мне с ним неинтересно? — выпалила я, не выдержав. — Ему со мной тоже, я уверена, скучно, и мы оба… — Ангелин, перестань, ты не скучный человек, ты просто… — Да о чём ты, чёрт возьми, говоришь?! — я подскочила и опёрлась о стол, подавшись к сидевший по другую сторону стола матери. — Ты же не слышишь меня! Ты не хочешь меня услышать! — Это ты не слышишь, Ангелина, — со сталью в голосе возразила упорно считающая себя правой мама. — Ты ещё подросток, я понимаю, но, во-первых, не смей чертыхаться, а во-вторых… — Я тебя лишь прошу перестать лезть в мою личную жизнь! — позади раздались шаги папы. — Неужели это так много, скажи ты мне?! — Девчонки, что такое? Я резко обернулась и попросила с отчаянием: — Пап, ну хоть ты скажи ей! Мой отец посмотрел на сидящую за столом маму с огоньком ослиного упрямства в глазах. Открыл рот, но мама сверкнула в его сторону взглядом, и папа… снова повернулся ко мне. — Дочка, мама же хочет как лучше… Ладони стали совсем горячими, огонь бесновался, требуя немедленно выпустить его и сжечь здесь всё к чертям. Внутри кипел вулкан злости и обиды, и я перебила неуверенные слова папы: — Да почему же вы меня не слышите?! — я отшатнулась от них обоих в сторону. — Вы не… — Достаточно! — рявкнула мама, и мне пришлось стиснуть зубы, лишь бы удержать пламя ярости от её тона – лишь по этой причине я замолчала. Потому что уже дошла до того состояния, когда плевать на всё. Даже на грозный тон матери. Родительница поднялась из-за стола. Глаза её метали гром и молнии, всё её естество буквально излучало убеждённость в своей правоте. — Ты не ценишь того, что мы делаем для тебя, — процедила она, а пожар внутри меня с силой долбился о выставленные мною границы и визжал, кричал, требовал, чтобы его выпустили. — И я, и твой отец хотим, чтобы ты была счастлива, и поверь: мы для твоего счастья всё сделаем… даже если для этого придётся тебя заставить. И всё. Все рвущиеся с языка слова резко пропали из памяти, и кулаки разжались сами собой. Пламя потекло по венам лавой, но я застыла статуей, держа теперь этот огонь одной только силой воли. Мне показалось, что я сама стала огнём. — Марш к себе в комнату, — велела мама, и я, смерив обоих родителей взглядом, полного холодной ярости, понеслась к лестнице. Влетела к себе в комнату, подняла руку, собираясь от души хлопнуть дверью, но вдруг замерла… и тихо так, осторожно её закрыла. От пришедшей на ум мысли в голове тут же воцарился порядок и чёткое осознание, как именно будет сейчас правильнее всего поступить. Полыхающее пламя никуда не исчезло, но горело оно сейчас не с яростью, а скорее с мрачным предвкушением. Теперь я точно знала, что мне делать. Голову я в итоге действительно помыла. Подумав, решила устроить себе небольшой релакс и поскрабилась, чтобы и без того ровная кожа стала ещё ровнее. Нанесла маску на лицо для сияния кожи – спрашивается, на кой оно мне надо? – высушила волосы и нанесла масло на концы – без комментариев. Переоделась в пижаму, спокойно вынесла зашедших таки пожелать спокойной ночи родителей, выключила свет и легла поверх одеяла в кровать. Так я пролежала несколько часов. Затем осторожно поднялась, подошла к двери, прислушалась: тишина. Я отошла на пару шагов назад, переключила зрение на магическое и взмахнула одной рукой – к двери устремилось несколько белых нитей жизни. Буквально на днях Ярил научил меня одной очень классной штуке: звукоизоляции. Такое… хм, заклинание позволяло установить своеобразный купол тишины, через который не проходят звуки. Конкретно в моём случае я теперь могла хоть дискотеку тут устроить, но родители ничего не услышат. Разве что через окно, но оно у меня в другую сторону выходит, и мне вполне хватит звукоизоляции двери. Убедившись, что всё сделано правильно, я вернулась к обычному зрению, взглянула на часы, взяла в руки телефон и решительно набрала недавно записанный номер. — Предложение всё ещё в силе? — вместо приветствия коротко осведомилась я, когда трубку на том конце взяли. В ответ на мой вопрос после небольшой заминки раздалось неуверенное «да» – Джеймс, видимо, только недавно проснулся и соображал несколько туго. Я стояла неподвижно; мой взгляд устремлялся прямо, и так уж получилось, что как раз прямо висело моё зеркало. И прежде чем я произнесла следующие слова, у видимой мне в зеркале девушки ярко засветились пламенем холодной ярости глаза, что в темноте смотрелось ещё более жутко: — Оно принято.