* * *
Он парил. Парил в пространстве из тьмы, боли, пустоты и беспамятства. Работа процессора замедлялась, практически останавливаясь, и было удивительно, что в таком состоянии он вообще ещё способен соображать. Что с ним случилось? Что произошло? И где он вообще? Сколько времени он провёл в таком состоянии? Ведь достаточно, чтобы прийти в себя после повреждений – если, конечно, причина его состояния именно в них – и хотя бы снова видеть. Но он не видел. Хотя нет уверенности, что у него на месте окуляры. Потому что их он не чувствовал. Как и весь остальной корпус. Была боль – единственное, что ещё связывало сознание с телом, – но даже она ощущалась словно бы через призму – рассеяно и приглушённо. Он не помнил, что произошло. Пытался вспомнить, периодически переходя в офлайн, если совершал слишком большое умственное усилие – и тогда боль уходила почти полностью, оставалась только чернота, – но будто натыкался на стену. И так несколько раз, пока в какой-то момент он не проломил её. Но, видимо, он где-то ошибся, и сломал в этой «стене» не то место. Потому что воспоминания пришли, но совсем не те, которые могли дать ответ его состоянию. Или могли?... Мегатрон хорошо помнил этот ворн. Он в принципе отличался хорошей памятью, но тот ворн – да и вообще весь отрезок времени, ставший для их истории переломным, — на удивление чётко прописался в процессоре. Сбор Беатрисой всех трансформеров на площади действительно был неожиданным, а уж известие об её уходе – практически шокирующим. Всё же удивительно, насколько хорошо он помнил этот ворн… Кибертрон. Главная площадь. Ворн и несколько квартексов до начала войны Кто бы сейчас ни посмотрел на главную площадь Кибертрона, он увидел бы странную картину: толпа – такая большая, что не охватить взглядом – шумела, но в этом шуме так отчётливо ощущались эмоции растерянности и страха, что казалось, будто сами небеса давят на поверхность планеты, вынуждая упасть на неё, закрыв обоими манипуляторами голову. И посреди всего этого безобразия – фем в окружении нескольких трансформеров, безучастно наблюдающих за происходящим. Эта фемка пыталась воззвать всех, кто собрался на площади, к голосу разума, но её уже никто не слушал или, скорее, не мог послушать – слишком всем было страшно, и лишь единицы сохраняли спокойствие. К этим самым единицам относились и двое друзей, чьи мощные, высокие фигуры на голову возвышались над большинством присутствующих. Один из них, Мегатронус, бросил мрачный взгляд на тех трансформеров, что окружали фемку и едва не скривился. Конечно же, Беатриса – та самая фемка – о своём решении членам Совета уже сообщила отдельно, и эту новость они давно успели переварить. Если это их вообще хоть как-то волновало. Ведь им-то что с того? Хранитель – лишь показное лицо, обманка для жителей, чтобы они верили, что Совет заботится о жителях, ибо это самый Совет подчиняется Хранителю. Но с каждым ворном своего функционирования Мегатронус креп в убеждении, что всё происходило совсем наоборот. Даже если сама Беатриса об этом и не догадывалась… — Что ты думаешь об этом? — спросил Орион, когда Беатрисе удалось успокоить едва не начавших паниковать трансформеров и все начали расходиться. Он и Мегатронус ушли даже немного раньше, когда стало понятно, что больше ничего нового и важного Хранительница им говорить не собирается. Гладиатор чуть поморщился. — Да чего тут думать? Решила она уйти, ну и пусть уходит. Толку от неё? Болтать только и может. Лично я горевать по ней не буду. — Я не об этом, — покачал головой Орион. — Да я знаю, — буркнул серебристый и чуть замедлил шаг, сразу избавившись от раздражения и став задумчивым. За считанные клики он так глубоко ушёл в свои мысли, что стал неосознанно замедляться, пока не остановился полностью, устремив взгляд себе под ноги. Помолчал немного. И наконец произнёс: — Её замена могла бы серьёзно изменить положение дел… Если конечно на её место придёт тот, кто способен на это, а не очередная марионетка, — Мегатронус поднял голову. — Что сказано в Завете об этом? Можно как-то понять, кто станет следующим Хранителем? Орион Пакс – высокий красно-синий трансформер, его друг и единомышленник – работал архивариусом и, разумеется, имел полный доступ ко всем архивам Иакона. Вот почему Мегатронус точно знал – если кто и сможет понять, кого следующим им всем предстоит лицезреть на площади, то это Орион. Но архивариус покачал головой. — Те документы, что относятся к Хранителям, содержат только поверхностную информацию. — Но ведь эти документы есть? — в оптике Мегатронуса мелькнуло что-то хищное. Мелькнуло и тут же пропало. — Есть, — Орион кивнул. — Я могу поднять их все, а также ещё раз просмотреть Завет Праймуса. Не исключено, что там будет ответ. Но я не могу сказать наверняка. — Всё лучше, чем ничего.., — пробормотал гладиатор и, кивнув другу на прощание, поспешил домой. Три глаксина спустя. Лекса Это было больно. По-настоящему больно. Я снова согнулась в три погибели, оба манипулятора прижимая к искре, откуда и шли все эти мерзкие ощущения, из-за которых мне уже хотелось уйти в оффлайн, да на подольше, чтобы, когда я вернусь, не чувствовать этой проклятой боли. И кричать не получалось – голосовой модуль словно бы сдавило в неком спазме. Хотя оно, наверное, и к лучшему. Наконец меня отпустило, и я, застонав (спазм тоже исчез, как и не было его), медленно осела на пол. Да что ж за шлак со мною творится? Кое-как заставила себя отнять манипуляторы от искры и подтянула ноги к грудной пластине, отчаянно стараясь не разреветься на месте. Юникрон побери всё на свете, за что мне это? Поняв, что я и впрямь могу сейчас начать лить омыватель, потрясла головой, заставляя себя успокоиться. Что сидеть и гадать, надо вставать и идти к доктору! Сколько уже у меня это длится? Квартекс? Полтора квартекса? Скраплет его знает! Да только больно каждый раз так, что хоть подыхай на месте! И чего только тяну? Я снова потрясла головой, опёрлась манипуляторами о пол и осторожно поднялась на ноги. Перед окулярами слегка потемнело, но быстро вернулось в норму. Так, всё. Хватит. Вот прямо сейчас взяла и пошла к врачу! Живо!..* * *
Орбита Земли. Место взрыва Космического моста Настоящее время Старскрим довольно быстро достиг цели. То, что далось автоботам с таким трудом и риском, для нового лидера десептиконов было плёвым делом, ведь он мог летать. Иногда – только иногда! – сикеру становилось даже немного жаль автоботов, лишённых возможности легко, в любую секунду взмывать в небо, где не было никаких дорог, рельефов и прочих ограничений. Только свобода. Здесь, за пределами земной атмосферы, открывался вид на бесконечные просторы космоса. На бескрайнюю пустоту, разбавленную мерцанием далёких звёзд и галактик, и пустота эта пугала. В космосе не было понятий «верх» и «низ», не было земли и неба, ничего не было, кроме той самой бесконечной пустоты, а Земля, на которой все вышеупомянутые понятия имелись, казалась бесконечно далёкой. Чудилось, будто ещё миг, и тебя затянет в эту кромешную космическую пустоту без права возврата. Но такого рода ощущения испытывали лишь те, кто редко бывал в космосе. Трансформеры относились к космическому пространству гораздо проще, никаких глупых страхов не испытывая. А уж десептиконы тем более. Когда среди прочего космического мусора (людишки даже тут умудрились оставить свой след) показались первые обломки бывшего моста, Старскрим замедлился. С тех пор, как он отдал приказ Саундвейву оставаться на месте для сканирования, новый лидер не произнёс ни слова. Все, кто был знаком со Старскримом, знали, что для сикера долгое молчание нетипично, но сейчас у серебристо-серого десептикона было оправдание – его долгожданные власть и безраздельное господство оказались под угрозой. В корпусе бывшего заместителя напряжённо, едва ли не реже обычного, пульсировала его искра. И сам Старскрим с напряжением метал взглядом из стороны в сторону, боясь, что ему в оптику вот-вот бросится серебристый корпус ненавистного Мегатрона. Но вокруг были лишь обломки. Старскрим наконец достиг того места, чьи координаты были отображены на фейсплете Саундвейва, и трансформировался обратно в робота, приземлившись на особенно крупный обломок и тут же оглядевшись для верности по сторонам. И его искру наконец отпустило. — Никто не мог выжить в таком взрыве, — с явным облегчением наконец заговорил Старскрим и улыбнулся. — Я так и думал, неисправные сенсоры. Последнее, что мне сейчас нужно — слухи о том, что Мегатрон жив. И только он расслабился окончательно, только вновь поверил в крепость и незыблемость своей власти и могущества, как вдруг в ещё находившимся здесь веществе, заменяющим воздух для передачи звуков, раздался отчётливо слышимый хрип…* * *
Земля. Россия Эвелина Запах от жареного мяса стоял умопомрачительный, так что я, не став отказывать своему проголодавшемуся желудку, очень скоро принялась поедать горячий шашлык с Джеймсом на пару. На вкус мясо, кстати, оказалось потрясающим (надеюсь, мне не показалось с голодухи), его явно приготовили недавно. Одним только мясом, я, естественно, не ограничилась, и, не забывая про кетчуп (майонез я не очень любила), чередовала шашлык с чёрным хлебом и, разумеется, с сосисками, запивая всё это дело соком. Последний, кстати, был апельсиновым. Есть хотелось ну очень сильно, так что о разговорах с Джеймсом я даже не задумывалась, решив оставить их, пока не поем. На губах явственно ощущался мясной сок вперемешку с кетчупом, и я очень надеялась, что не сильно была в тот момент похожа на свинью. Хотя Джеймс рядом поедал второй контейнер шашлыка – первый он, оценив мой аппетит, отдал мне – не менее активно, чем я. Наконец, запасы еды подошли к концу, а вместе с ними и наш с Джеймсом голод. Более того, допив последний стакан сока, я вдруг поняла, что, кажется… объелась. Да-а-а… Я и забыла, до чего конкретно эти продукты сытные. И тяжёлые. — Фу-у-ух, — раздался выдох Джеймса, следом за мной отставившего пустой стакан. — Мы действительно съели всё, что тут было? До меня немного запоздало дошло осознание, что ела я не свою еду, и пришло смущение, но я подавила его мыслью, что Джеймс сам сказал, чтобы я угощалась. “Ага, угощалась, — согласился внутренний голос. — А не обжиралась!” Ощутить повторный прилив смущения от осознания своего обжорства я не успела, так как Джеймс заговорил вновь: — Знаешь, меня, конечно, очень радует, что не придётся тащить всю эту тяжесть обратно домой, — протянул он, выразительно потирая живот и вдруг добавил задумчиво: — Но, кажется, последняя сосиска всё-таки была лишней. Мой собственный, тоже набитый едой живот поспешно выразил свою солидарность. — И кусок шашлыка тоже, — согласно протянула я с тяжёлым вздохом. Нелёгкое это дело, обжорство. Наши с Джеймсом взгляды встретились… и мы вдруг рассмеялись. Над нашим аппетитом, над осознанием количества съеденного, над тяжёлым урчанием наших сытых желудков, над явно общим состоянием обожравшихся тюленей и просто над ситуацией в целом. И в эти секунды, в которые я хохотала вместе с Джеймсом, мне вдруг стало легко-легко, будто бы стёрлась какая-то граница между нами и всё вокруг стало до невозможности простым и понятным. Да и чего в происходящем сложного? Просто Джеймс отвёз меня в то место, где я виделась с Арси месяц назад, и мы с ним объелись. Вот и всё. Наш хохот постепенно перерос в ржач, происходящий явно из оперы «я смеюсь, потому что ты смеёшься», и мы всё никак не могли остановиться. Хохот стих только тогда, когда у нас с Джеймсом кончился воздух, и я обнаружила себя облокотившейся о дерево, которое заменило нам и стол, и лавочку. Джеймс так и вовсе на это дерево почти лёг. Отдышавшись, мы ещё хихикнули пару раз и вернулись в нормальное, сидячее положение. — Ну, — весело сказал Джеймс, — раз кушать нам больше нечего, а провести здесь какое-то время нам всё же предстоит, может, сыграем во что-нибудь? — Во что, например? — спросила я, как и Джеймс ещё весёлая после совместного ржача. — В правду или действие? — предложил он, на что я иронично подняла бровь. — Какое действие? Мы ж с тобой даже сидим с трудом! Джеймс задумчиво поглядел на свой немного выпирающий после обжорства живот, оценил мой, тоже далеко не ушедший, и вдруг тихо икнул, успев, впрочем, прикрыть рот ладонью. Ох, мне бы самой не начать икать... — Да, ты права.., — признал парень через пару секунд, отняв ладонь от рта. — Может, тогда… — У меня есть идея получше, — перебила я, улыбаясь. — И какая же? — Сыграем в правду. — Чего? — не понял Джеймс и снова икнул. — В правду, — терпеливо пояснила я, аккуратно закинув одну ногу на другую. — Без действия. Просто будем по очереди задавать друг другу вопросы и отвечать на них. Темноволосый парень весьма выразительно фыркнул и взглянул с лёгкой снисходительностью. — Могла бы просто сказать, что я тебе интересен и ты хочешь всё-всё обо мне узнать, — заявил тот, за что тут же получил от меня ощутимый пинок по голени. — Ай! Ик! За что? — За всё хорошее, — мило улыбнулась я и чуть мотнула головой, отбрасывая этим движением упавшую на плечи прядь волос. Джеймс насупился. — Я ведь – ик! – и обидеться могу, — предупредил тот, придавая голосу слегка обиженный тон, на что я только фыркнула. Пинок в голень, учитывая всё то, что происходило между нами с Джеймсом за весь первый месяц нашего знакомства – безобидная шалость. Ну то есть нет, в то время мы не делали ничего такого, не дрались и не обзывали друг друга матерными словами, но всё равно, раз уж Джеймс тогда на меня не обиделся и не затаил злобу – ещё бы он, блин, обиделся, он ту перепалку начал! – то сейчас и подавно. — Ладно, — миролюбиво и вполне ожидаемо согласился парень, сразу позабыв о своей «угрозе», — если стесняешься признавать – ик! – что я, такой красивый и умный, тебя интересую, — ещё один ощутимый пинок в его ногу, но Джеймс на это лишь согласно кивнул, — да-да, я всё понимаю. Ну как не помочь стеснительной девушке? — тот ослепительно улыбнулся, и я решила воздержаться от пинков и ограничиться выразительным взглядом. А Джеймс наконец кивнул: — Хорошо. Давай сыграем, как ты говоришь, в правду. — И откуда у тебя такое самомнение? — поинтересовалась я, впрочем, не без улыбки. Джеймс заметно оживился. — О, это твой первый вопрос? Ну, знаешь, всё закладывается на раннем этапе развития… — Нет! — взвизгнула я. — Это не было вопросом! — Как это, не было? — изумился Джеймс, но я по тону слышала, что он издевается. — Ты ведь спросила… — Это не считается! — Считается, — мстительно ухмыльнулся парень, чуть подавшись вперёд. В ответ ему прилетело моё рассерженное шипение, и Джеймс вдруг капитулировал: — Ладно, хорошо. Давай, задавай свой вопрос. Я ещё поглядела на него пару секунд недоверчиво, но потом всё же произнесла: — Вопрос, который меня интересует, я тебе задавала ещё месяц назад. Тогда ты на него не ответил. — К сожалению, много времени прошло, и не помню я вопроса того, — прискорбно протянул Джеймс. Его икота, кажется, уже отступила. — И о чём был он, даже спрашивать мне страшно… Я тихонько прыснула от этих интонаций и всё-таки задала тот самый, интересующий меня вопрос: — Почему ты так хорошо говоришь по-русски? Сначала Джеймс посмотрел на меня как на полоумную, а после резко выдохнул: — Твою мать, Эвелина, ты серьёзно? Я ж реально успел подумать, что это что-то страшное! — Что, например? — поспешила поинтересоваться я, на что не ожидавший такого вопроса Джеймс, чуть помедлив, мотнул головой. — Неважно. И вообще, это тогда будет уже следующий вопрос! — Справедливо, — согласилась я. — Но ты на мой первый никак не ответишь. — Второй, с учётом того, что про первый я согласился забыть. — Да какая разница! — уже слегка рассерженно воскликнула я. — Джеймс, чёрт возьми, ты ходишь вокруг и около ответов! Совсем как… ...как Ярил — едва не сказала я, но вовремя замолчала, сразу чуть-чуть погрустнев. — Совсем как кто? — посерьёзнел Джеймс, наблюдая за моим лицом. Я тихо выдохнула и заставила себя улыбнуться. — А это, — произнесла многозначительно, — уже следующий вопрос. А ты пока ещё на мой не ответил, чтобы свои задавать. Джеймс фыркнул. — Понял, — парень принял более, видимо, удобную для него позу, перераспределив вес с одной ноги, на другую, и заговорил: — На самом деле, Эвелин, ничего мега сложного. Я говорю на двух языках, потому что я где-то на.., — Джеймс отчего-то вдруг посмотрел на свою ладонь, загнул несколько пальцев, словно что-то подсчитывал, и наконец с лёгкой задумчивостью закончил предложение: — семь восьмых, что ли… русский. Я посмотрела на него с нескрываемым удивлением и широко раскрыв глаза. Вот это поворот. — Серьёзно? — выдохнула я, зачем-то оглядывая Джеймса с головы до ног. — Ну да, — хмыкнул парень. — А что, не похож? — Не в этом дело, — покачала головой я, пытаясь принять сказанное. — Просто… я как-то привыкла думать, что ты американец. — Так я американец, — Джеймс весело развёл руками. — На одну восьмую. Ну, это если я правильно посчитал. — Так как это вышло? И не смотри на меня так, вопрос был «почему ты так хорошо говоришь по-русски», на него ответа я пока не услышала! Джеймс покачал головой и криво улыбнулся, отчего я на миг снова ощутила то же незнакомое ощущение в груди, что и сегодня в лесу. — А ты умеешь добывать необходимую тебе информацию, — заметил парень, и я, очнувшись, молча стиснула зубы. «Если б умела, давно бы выудила из Ярила, что же всё-таки произошло с Александриной». — Ладно, в общем смотри, — Джеймс заозирался по сторонам, взял небольшой и сухой сучок, лежавший на «нашем» дереве, чуть потёр набитый живот и аккуратно сполз на землю. — Давай, слезай. Будем рисовать моё генеалогическое древо…* * *
Космос. Орбита Земли. Место взрыва космического моста Раздавшийся полустон-полухрип был довольно тихим, но в царящей тишине так резко ударил по аудиосенсорам Старскрима, что он ни на миг не усомнился в том, что ему это не послышалось. Искра снова замерла в тревоге. Серебристо-серый сикер обернулся в сторону, откуда раздался звук, и одним мощным прыжком оторвался от обломка, теряя с ним гравитацию. По инерции Старскрим пролетел вперёд не меньше тридцати метров; мимо пронеслись ещё пара крупных и не очень обломков… а затем, за особо крупным открылась картина, от которой у десептикона едва не отвалилась челюсть. Мегатрон. Говорить, что он увидел там их живого и здорового лидера – значит, сильно преувеличить. Да, это однозначно был Мегатрон, но его корпус был заметно опалён и залит мерцающим фиолетовым энергоном, что тёк из огромной дыры в груди, как раз неподалёку от того места, где у трансформеров находилась искра. И всё же это был Мегатрон. Был! — Но как? — выдохнул Старскрим, на миг даже засомневавшись в правильности настроек своих окуляров и не думая в этот клик о том, что его главное опасение подтвердилось – до того сильно был шокирован нынешний лидер. Как это возможно? После такого взрыва от Мегатрона и винтика остаться было не должно, а тут целый корпус?! И если он остался… Мегатрон ещё может быть жив? Сикер подлетел ближе к ясно видимому им корпусу бывшего (или не бывшего?) повелителя, и положил на него оба манипулятора, чтобы убедиться, что окуляры его не обманывают. И убедился, потому что Мегатрон вдруг дёрнулся, распахнул свои алые окуляры и с рычанием вцепился в бывшего заместителя. Старскрим испуганно замер, но хватка до сих пор считавшегося мёртвым трансформера уже ослабла, рычание прекратилось, и Мегатрон, взглянув на сикера мутными – как всё-таки заметил Старскрим – окулярами, обмяк, издал полный боли стон и снова неподвижно замер. В течение нескольких секунд серебристо-серый сикер тоже не двигался, пытаясь осознать простую истину, точнее, свыкнуться с ней и принять её, потому что возможности отрицать у Старскрима не было – эта истина ясно маячила у него перед окулярами. Невероятно, непостижимо, невозможно… но Мегатрон был жив. Ну, как жив… Более или менее пришедший в себя Старскрим проанализировал в процессоре произошедшее, и пришёл к молчаливому (надо это заметить) выводу, что Мегатрон не осознавал, что только что набросился на своего бывшего заместителя. Об этом говорила его мутная оптика и не совсем оправданное, но явно агрессивное поведение, хотя поводов для него не имелось. Мегатрон явно бредил, но легче Старскриму от это не становилось. Да как вообще ему может сейчас быть легко?! Нынешний лидер десептиконов, чей статус с каждым кликом подвергался всё большему сомнению, нервным взглядом осмотрел залитый энергоном корпус, ища хоть какое-то объяснение тому, что перед ним сейчас лежит то, от чего вообще ничего остаться было не должно, а осталось. И Старскрим вдруг понял. Взгляд сикера замер на огромной дыре в груди мощного трансформера, в которой фиолетовое сияние было наиболее сильным. В этой дыре был отчётливо виден знакомый Старскриму такой же фиолетовый кристалл. Очень знакомый… — А-а, — протянул сикер с облегчением. Неудивительно, ведь разумное объяснение произошедшему всё же нашлось. — Тёмный энергон. Губы Старскрима растянулись в неприятной усмешке. Он медленно наклонился к неподвижному лидеру и доверительно сообщил ему в аудиосенсоры: — Все уверены, что ты погиб. Кто я такой, чтобы их разочаровывать?.. — спросил сикер и добавил издевательски: — повелитель. Затем Старскрим отстранился от аудиосенсоров трансформера и, оценивающе посмотрев на дыру, засунул в неё манипулятор – дыра оказалась настолько большой, что ладонь Старскрима пролезла в неё без труда, – обхватил пальцами кристалл Тёмного энергона и резко выдернул его из корпуса Мегатрона. Бывший лидер (Старскриму доставляло удовольствие мысленно называть его так) дёрнулся, рванул вперёд, и сикеру показалось, что на какой-то момент в его оптике появилась осмысленность, но уже спустя клик алое сияние его окуляров превратилось в жалкое мерцание, а потом вовсе погасло. Трансформер, издав короткий то ли хрип, то ли стон, затих. Его манипулятор, который Мегатрон успел вытянуть вперёд, навстречу Старскриму, безвольно рухнул обратно, голова с погасшей оптикой запрокинулась назад. Больше трансформер не шевелился, и теперь, без фиолетового сияния в груди, он действительно выглядел мёртвым. — На этот раз.., — с мрачным торжеством процедил Старскрим, теперь уже ногами касаясь грудной клетки Мегатрона, — ты останешься мёртвым! И с этими словами он с силой оттолкнул лидера от себя, в космическую пустоту. Но далеко оттолкнуть не получилось: лежавший до этого на одном из обломков Мегатрон безвольно соскользнул с него от толчка Старскрима, но, пролетев всего ничего, врезался затылком в другой обломок и безвольно повис в космическом пространстве. Неизвестно, продолжил ли бы Старскрим издеваться над корпусом бывшего повелителя, но в момент, когда Мегатрон замер, будто бы его и не толкал никто, раздался какой-то тонкий звук, похожий одновременно на жужжание и на писк. Старскрим испуганно дёрнулся и оглянулся навстречу звуку, поспешно пряча осколок Тёмного энергона за спиной. Как раз вовремя, потому что клик спустя из-за обломков показался знакомый Старскриму Лазербик. — Саундвейв! — нарочито уверенным тоном обратился к прибывшему сикер, на ходу меняя решение и мысленно скрипя дентопластинами от досады. — Прими сообщение. Я нашёл повелителя Мегатрона, но он… очень плох, — Лазербик, записывающий сообщение Старскрима, кружил над двумя трансформерами, и сикер, периодически замолкая посреди фразы, но в целом говоря довольно уверенно, внимательно следил, чтобы не оказаться к Лазербику спиной. — Надо доставить его... Старскрим взял небольшую паузу, которую потратил на финальное продумывание своих дальнейших действий, и завершил сообщение: — …в корабельный госпиталь, немедленно! На этой фразе в его голосе прозвучали преданность и желание как можно скорее спасти их повелителя. Но за своей спиной серебристо-серый сикер продолжал сжимать вырванный из груди Мегатрона кристалл Тёмного энергона...