* * *
Неподалёку от камеры Скайсквейка Дело было плохо. Очень-очень плохо. Буквально только что два автобота лишились своего преимущества над десептиконом, и теперь, напротив, уступали ему своей нелетающей альтформой. Оливковый истребитель угрожающе завис над Оптимусом и Бамблби, всем видом демонстрируя своё превосходство, но Скайсквейку пришлось всё же отвлечься от автоботов – агент Фоулер, чей истребитель послужил для десептикона «оригиналом» альтформы, быстро смекнул, что к чему, и открыл огонь по противнику. Сам противник, к сожалению, тоже умел быстро ориентироваться в неожиданных ситуациях, так что в ответ на атаку – довольно слабую, надо заметить, ибо Фоулер всё же опасался случайно навредить автоботам – Скайсквейк ответил атакой сильнее. — Тепловые ракеты! — мгновенно понял Уильям, вынужденный спешно покидать позиции. Эти ракеты, оправдывая название, ориентировались на тепло, исходящее от, в данной ситуации, истребителя, благодаря чему могли следовать за своей целью, довольно долго преследуя её. Агент Фоулер вовремя успел сорваться с места, но автоботам теперь он, преследуемый ракетами, был уже не помощник. Но всё же действия мужчины не были напрасными: Оптимус и Бамблби успели воспользоваться данной им форой, пока Скайсквейк был занят Фоулером, и поспешно сменили форму, отъезжая на довольно приличное расстояние. Хотя теперь это вряд ли имело какое-то значение, ведь альтформа подарила Скайсквейку новые возможности, которыми тот не преминул воспользоваться. Словно в насмешку автоботам, десептикон молниеносно настиг их и направил несколько выстрелов по камням, создавая обвал. Только теперь этот обвал был ему выгоден. Камни упали перед Оптимусом Праймом, вынуждая того резко ударить по тормозам, чтобы избежать участи быть погребённым под валунами. Лидер автоботов не пострадал, но пути вперёд больше не было. Прайм сменил форму и быстро огляделся – насколько позволяла повисшая каменная пыль. Красно-синему было не совсем ясно, зачем Скайсквейк устроил этот обвал. Заманить его, Оптимуса, в ловушку? В таком случае, почему сам Скайсквейк полетел дальше? Пыль села окончательно, и в этот момент Оптимус понял, в чём был замысел десептикона. — Агент Фоулер! — быстро заговорил лидер автоботов, стремительно разворачиваясь и снова меняя форму. Педаль газа он выжал до упора. — Мне нужен план местности! Срочно! Сопровождаемому ракетами американцу сейчас было вообще не до того, но всё же мужчина — проявив, как ему показалось, прямо-таки чудеса многозадачности — сумел ответить: «Сейчас будет», — и отправить лидеру автоботов запрашиваемое. Правда, при этом Фоулер дважды едва не зацепил крылом камни, а один раз вовсе едва не влетел в них носом, но то уже мелочи, верно? Скайсквейк был отнюдь не глуп. Он сразу понял, что, если он хочет убить Прайма, жёлто-чёрного автобота придётся убить первым, чтобы не путался под ногами. Этот план десептикона стал очевиден для Бамблби, когда его спортивная и, в силу этого, скоростная альтформа благополучно проскочила под обвалом и поехала дальше. В отличие от альтформы Оптимуса. Осознав, что он фактически остался один на один со Скайсквейком, Бамблби прибавил скорости. Значит, десептикон решил сначала разделаться с ним, а уже потом взяться за лидера автоботов? Что ж, вот и для Бамблби пришло время проявить себя. Не как разведчика. Как воина.* * *
Боль. Крик где-то в голове. Что-то, что ломает искру, но при этом заставляет её биться, не даёт погаснуть. Неясный гул. Раздражение. Вспышка. Гул. Снова. Он мешает. Хочется избавиться от источника. Замолчи же. Замолчи. Тишина. Наконец-то тишина. И вдруг снова боль. Резкая, ослепляющая. И прямо там, в самой искре. Рывок. Кто смеет? Кто смеет?! Боль становится невыносимой… и вдруг резко отступает. Больше нет этой помехи. Искра свободна. Искра гаснет… Снова боль. Но уже не та, не физическая. Такая давняя, такая привычная… И пустота. Пробуждение. Резкое, стремительное. По-прежнему чернота перед окулярами, по-прежнему нет сил пошевелиться. Но теперь он отчего-то точно знает, что всё ещё жив. Он должен был умереть. Почему сейчас очнулся? И откуда такая слабость? Есть силы… есть силы думать, вспоминать, представлять, планировать… и при этом нет сил пошевелиться. Он ведь чувствует корпус. Да, теперь он это знает. Но откуда эта слабость, откуда? Снова гул где-то вдалеке… и благословенная тишина.* * *
Неподалёку от камеры Скайсквейка Сопровождаемый выстрелами Бамблби гнал вперёд, отчаянно соображая: что ему надо сделать, чтобы убедить Скайсквейка не сражаться? Оптимус не был одинок в своём стремлении к миру. Бамблби тоже не испытывал никакого желания продолжать эту бесконечную, а главное бессмысленную войну. Войну, которая поломала им всем жизни и уничтожила их дом. Жёлто-чёрный бот был ещё бетой, когда Александрину убили и началась война, отнявшая у него альф и двух старших сестёр. Да и третью сестру, Арси – единственную, кто у него остался из родных, – он порой не видел квартексами, постоянно боясь, что и с ней что-то случилось и он остался один. Этот страх преследовал их обоих постоянно. Потеряв близких, брат с сестрой цеплялись друг за друга, помогая себе помнить, что в этом мире они не одни и им есть ради чего функционировать. Но, когда обстоятельства заставили их сражаться в практически разных частях планеты, каждому пришлось привыкать функционировать без чёткой уверенности, что другой ещё жив, а не присоединился к Великой искре. И Бамблби привык. Насколько вообще к этому возможно было привыкнуть. То, что они с сестрой спустя столько времени смогли воссоединиться на Земле, было похоже на чудо. Как и то, что Мегатрон, развязавший эту войну и укравший у него, Бамблби, голос, погиб. Так почему это продолжается? Почему война никак не желает закончиться?! Бамблби взвизгнул шинами и резко развернулся, заворачивая на крутой подъём вверх. Достаточно битв. Не ожидавший такого манёвра Скайсквейк пролетел вперёд, а, когда сумел развернуться, успел увидеть стремительно приближающийся слева жёлто-чёрный автомобиль: Бамблби взобрался на самую верхнюю часть каменных наслоений. Затем прыжок, трансформация в воздухе, и Бамблби приземлился прямо на истребитель, увлекая его по инерции на землю. Под конец Скайсквейк сумел скорректировать падение и приземлился в общей сложности мягко, хотя пару раз кувыркнулся. Бамблби же возле самой земли ухитрился спрыгнуть с десептикона, хотя о камень приложило и его. Встали два трансформера почти одновременно. — И чего ты добился этим, автобот? — осведомился Скайсквейк, осторожно переступая с ноги на ногу. Убедившись, что конечности в норме, десептикон продолжил с ещё большим раздражением: — Мне всё равно, где тебя убивать. Или думаешь, что сможешь одолеть меня в одиночку? — эти слова десептикон произнёс, уже хватаясь за меч. — “Нет!” — бибикнул Бамблби, чуть подняв манипуляторы. — “Хватит убийств!” Брови Скайсквейка на это заявление иронично поползли вверх, и он поудобнее перехватил клинок. — Думаешь, мольбы о пощаде тебя спасут? — “Скайсквейк, в этом нет никакого смысла!” — Бамблби сделал короткий шажок вперёд. — “Хочешь убить нас? Чего ради?” — Ради своего повелителя, автобот! — рявкнул Скайсквейк, отводя меч в замахе. — Ради Мегатрона! — “Мегатрон – мёртв!” Десептикон в ярости зарычал, но остановился, меч в его манипуляторах замер. В окулярах Скайсквейка впервые появилось что-то, напоминающее сомнение. — Мёртв? — спросил он через несколько секунд молчания. — Так это правда? — “Правда”, — подтвердил Бамблби. — “Он погиб от взрыва. Зачем нам эта война, Скайсквейк? Что она нам принесла? Мы уже погубили Кибертрон, что дальше? И ради чего?” Десептикон молчал и смотрел на разведчика, сдвинув брови, и Бамблби сделал ещё один осторожный шаг в его сторону. — “Мы можем покончить с этим, Скайсквейк. Восстановить Кибертрон…” — Кибертрон, — с уловимой горечью прорычал воин, чуть опустив меч, — уже ничего не спасёт. Хранитель может и смог бы.., — десептикон поморщился, не то с досадой, не то с яростью, — но его нет. А если б и был, — резко повышая голос и не позволяя Бамблби оспорить предыдущее заявление, продолжил тот, — что с того? Нам с бетства внушали, что Хранители всегда защитят нас, уберегут от всех бед, и что?! От чего нас уберегла Александрина?! От чего, разведчик?! Голос Скайсквейка резко наполнился эмоциями: болью, горечью и гневом. Ощущалось, что он высказывает давно наболевшее, то, что испытал каждый трансформер, когда осознал, что пришла беда, а долгожданный и обещанный защитник не придёт, и эти слова заставили искру Бамблби сжаться – он тоже всё это помнил. И дезактивированную Александрину – для беты зрелище было ещё более кошмарным и пугающим, – и волнения… и как убили альф. И никто тогда не пришёл на помощь, как обещали древние легенды и поверья. Даже не легенды. Тогда это воспринималось как истина. Но Скайсквейк говорил не о странном убийстве Александрины. Десептиконы в принципе острее реагировали на любые упоминания о Хранителях – а Александрины в особенности, – потому что преданными они себя почувствовали не тогда, когда в войне стали погибать их родные, а раньше: когда Александрина отказалась поддерживать десептиконов, в то время как именно на неё и её поддержку эта фракция больше всего надеялась. А отказ Александрины перечеркнул всё, возможно даже послужил одной из причин того, что конфликт перерос в войну. Видимо, именно из-за злости и обиды на Александрину десептиконы на её смерть отреагировали скорее с мрачным и даже мстительным удовлетворением, нежели с шоком и удивлением. Непонятно, конечно, как же удалось её убить, но есть ли разница? Главное, она получила по заслугам. Тем более, что убил её, скорее всего, их лидер, Мегатрон. На вопрос «как?» это ответа не давало, но, насколько Бамблби было известно, спросить об этом напрямую даже из десептиконов никто так и не решился. Возвращаясь к главному, неудивительно, что идея о поисках нового Хранителя не пользовалась популярностью среди десептиконов. Если уж на то пошло, после случившегося очень многие – точнее, большинство – разочаровались в Хранителях. Были, конечно, и те, кто желал возвращения Хранителя, но даже они давно потеряли всякую надежду найти его. Кроме тех автоботов, кому посчастливилось состоять в личной команде Прайма и знать о Хранителях чуть больше, чем знали остальные. — “Нам не выжить без Хранителя”, — прервал повисшую тишину разведчик. — “Наша раса так или иначе просто вымрет без него”. Скайсквейк мрачно покосился на него. — Что толку болтать об этом, автобот? Хранителя нет... — “Есть”, — возразил Бамблби, мысленно радуясь, что Скайсквейк всё же его слушает. — “Есть Хранитель. Хранительница…” — Что? — десептикон так удивился, что меч и вовсе опустил – остриё со стуком коснулось камня, – продолжая, тем не менее, сжимать рукоятку. — Новый Хранитель? — “Да”. Несколько секунд воин с оливковым корпусом неотрывно смотрел на разведчика, осознавая услышанное. Бамблби уже почти поверил, что ему удалось убедить Скайсквейка, но затем на фейсплет десептикона вернулась злость. — Ты специально говоришь мне это, разведчик? — Скайсквейк вновь зарычал, перехватил меч и двинулся на Бамблби. — Хочешь отвлечь меня? — “Нет же!” — Би был вынужден сделать пару шагов назад. — “Это произошло недавно, новая Хранительница прошла инициацию...” — Её уже давно никто не мог пройти, — прорычал десептикон, продолжая медленно наступать. — “Она – смогла!” — ещё несколько шагов назад. — Вот как? — не поверив ни на миг, с иронией спросил Скайсквейк. — И кто же она? — “Она… человек”. Десептикон резко остановился, и его окуляры расширились от удивления. Кажется, эта новость удивила Скайсквейка даже больше, чем новость о самом факте наличия Хранителя. — Человек? — переспросил трансформер. — Человек стал Хранителем? Это невозможно. И какой из человека может быть Хранитель? — “Какая разница, кто она? Главное, что она...” — Разница в том, что даже Александрина предала нас! — рявкнул Скайсквейк. — Предала, когда обещала быть заодно с нами! Когда отвернулась от десептиконов! И раз на это оказался способен даже Хранитель-трансформер, какое может быть доверие к Хранителю-человеку? — “Скайсквейк…”, — попытался воззвать к десептикону Бамблби. — Нет, автобот! — перебил воин. Его окуляры загорались прежней яростью. — Пусть лорд Мегатрон и мёртв.., — трансформер запнулся на этом слове, — его приказ это не отменяет. Уничтожить Оптимуса Прайма – это мой долг. А раз ты стоишь у меня на пути, — меч взлетел в воздух, — готовься погибнуть вместе с ним. Скайсквейк двинулся на Бамблби, продолжавшего отступать маленькими шагами. На фейсплете десептикона вдруг возникла мрачная ухмылка. — Вот и посмотрим, автобот, — угрожающе протянул Скайсквейк, — спасёт ли тебя твоя Хранительница…* * *
Россия. Эвелина — Ты серьёзно? — Джеймс недоверчиво расширил глаза и переспросил совершенно обалдело: — Ты проникла в лабораторию прямо у Мегатрона под носом? Я неопределённо пожала плечами. Пожалуй, со стороны мой поступок действительно выглядел чистым безумством, но на тот момент он казался мне шагом не просто стратегически оправданным, но и единственным из всех возможных. Я лишь знала, что не должна допустить победы десептиконов в войне. Но Джеймсу всё это было неизвестно, и, глядя на его действительно удивлённое лицо, мне всё же захотелось как-то оправдать свои действия. — Ну, во-первых, самого Мегатрона тогда на корабле не было, — заметила я, слегка неловко проведя ногой по земле; самой вдруг показалось, что проникновение в лабораторию было самым необдуманным шагом в моей жизни. — А во-вторых... у Мегатрона носа нет. Джеймс, услышав последнее предложение, прыснул сквозь сжатые губы. — Тоже верно, — согласился тот с уже не таким обалделым видом. — И всё-таки, как ты на это решилась? — его взгляд прошёлся по мне сверху вниз и обратно, и парень, вдруг чуть нахмурившись, спросил: — Тебе что, совсем не страшно было? Нестрашно?! — Конечно, было! — непонятно, почему, вскинулась я. — Да когда он меня в лаборатории нашёл, думала, всё, прямо там прикопает! До сих пор поджилки трясутся, как вспомню… В подтверждение сказанному я поёжилась. — И как ты выкрутилась? — прервал повисшее молчание Джеймс, оценив мой вид. — Сказала, что заблудилась? — В лаборатории, куда невозможно попасть без пропуска? — иронично осведомилась я. — Конечно, нет. Сказала ему, что заходила туда с Нокаутом и Тощ… Старскримом, а они потом убежали трещину искать, и меня случайно там забыли. На лице Джеймса появилось выражение, ясно говорящее, что выдуманная история у меня вышла на троечку. — И он поверил? — подтверждая эту мысль, данный вопрос парень задавал с отчётливым скептицизмом. Я снова пожала плечами. — Ну да. Наверное. По крайней мере, ко мне он с этим вопросом не приставал. Джеймса мой ответ не удовлетворил. — А если бы несостыковки обнаружились? — спросил он совершенно серьёзно. — Вот ты говорила про трещину… — И что? Трещина там реально была, я её видела. И Старскрим перепугался жутко, увидев её, вопить начал. Я из его воплей и узнала, что Мегатрона на корабле не было. А самого Нокаута я из лаборатории выпроводила, про линию подачи энергона рассказав… На этом моменте Джеймс просветлел лицом, и он, явно вспомнив произнесённые мною неделю назад про уже имеющейся опыт работы с линией подачи энергона слова, прервал мой рассказ вопросом: — А, так ты тогда её чинила? — Нет, где-то за неделю до этого. Просто рассказала именно тогда, чтобы Нокаут… Меня опять перебили, и тон парня снова стал слегка скептическим: — А про ту же трещину рассказать никак было? Зачем такие сложности? — А где была гарантия, что на Нокаута это подействует так же, как на Старскрима? — ответила я вопросом на вопрос. — Вдруг он бы сказал, что трещина – это фигня, ничего страшного, а теперь валите из лаборатории, Хранительница, вам сюда нельзя? — на эту фразу Джеймс хмыкнул себе под нос. — А линия – это реально серьёзно. Я чуть помолчала, раздумывая, и продолжила: — Вообще, риск был только в том, что Нокаут или Старскрим могли сообщить Мегатрону, что мой рассказ о попадании в лабораторию выдуман, но ведь тогда Нокауту пришлось бы объяснять, как я на самом деле туда попала, и ему же хуже. Он ведь сам меня туда завёл. А Скрим... — А ещё это вполне могло всплыть в разговоре Старскрима и Нокаута уже между собой, — как бы между прочим протянул Джеймс, нисколько не смущаясь, что перебивает меня уже не первый раз. — Нокаут ведь наверняка позже про настоящее время починки трещины узнал. Я моргнула. — Ну.., — слегка замялась, но, быстро найдя аргументы, продолжила: — как бы да, но всё равно. Старскрим бы точно не стал рассказывать, что ту линию на самом деле починила я, а разговор про это сразу бы замял. — Зато он вполне мог потом поинтересоваться у тебя, а какого хрена ты спустя неделю про эту линию рассказала Нокауту, — заметил Джеймс совершенно невозмутимо. — Но Мегатрону он бы всё равно про это не стал говорить, — упрямо повторила я. — А ему и не нужно, — спокойно возразил темноволосый. — Главное то, что Скрим вполне мог бы сообразить, что ты намеренно выпроводила Нокаута из лаборатории, раз сочинила такую историю и про линию подачи рассказала спустя неделю после того как починила. Этого достаточно, чтобы понять, что ты что-то скрываешь и явно ведёшь свою игру. И хрен бы ты спокойно продолжила расхаживать по кораблю, ведь дальше уже проще – ему и Нокауту достаточно было бы просто на тебя чуть-чуть надавить, может даже припугнуть, чтобы ты сама себя выдала. Услышав такое и осознав, какие крупные недочёты имел мой и без того импровизированный прямо на месте и по ходу план, я вытаращила глаза. На миг от представленных Джеймсом перспектив даже стало страшно, хотя с тех пор и прошло два с лишним месяца и ни Мегатрон, ни Старскрим, ни прочие десептиконы не представляли для меня больше никакой опасности. Прокрутила ещё раз все слова парня в голове и выдала хрипло: — Твою ж. Это, в принципе, всё, что я могла сказать. А Джеймс, тем временем, решил окончательно меня «добить»: — Ну и ещё Нокаут мог сначала вытащить тебя из лаборатории, а только потом побежать «чинить» линию. Медленно я покачала головой, приходя в себя. — Я делала ставку на то, что он так перепугается, что про меня просто забудет, — протянула с непонятной задумчивостью в голосе. — Так и вышло. — Тут да, повезло, — совершенно неожиданно согласился Джеймс, хотя я уже и на это ждала перечня моих ошибок. Однако парень удивил ещё больше, вдруг сказав: — Но вообще, ты молодец, правда. Придумать такое в условиях стресса и в одиночку – сможет не каждый. Не ожидавшая произнесённой столь будничным тоном похвалы, я на миг зависла, глядя на Джеймса, а затем опустила голову. Губы отчаянно растягивались в смущённой улыбке – услышать эти слова отчего-то оказалось очень приятно. — Ладно, — бодро сказал Джеймс, легко приподнимаясь на руках, а затем опускаясь обратно на ствол, — ответ засчитан. Твоя очередь. Я улыбнулась. За прошедшие, наверное, полчаса, не меньше (хотя, если окажется, что на самом деле прошёл час, я не удивлюсь) мы с Джеймсом умудрились узнать довольно много интересного друг о друге… и найти много общего. Первым делом мне, конечно, в конце концов ответили на мой самый первый вопрос. Оказалось, что генеалогическое древо Джеймс рисовал не просто так. Это он сделал специально, чтобы я осознала количество имеющихся у него русских родственников. Ответ на вопрос «Почему же сам Джеймс так хорошо говорит по-русски?» в общем-то вытекал отсюда. Всё было просто. Маленькие дети, слушая с младенчества голоса взрослых, начинают говорить именно на том языке, который слышат. А что будет, если с детства слышать несколько языков? Вот Джеймс и слышал с самого своего рождения два языка сразу. Притом, что родился он в Америке, примерно половина окружавших его людей всё равно так или иначе говорила именно по-русски. Что неудивительно, учитывая, сколько у него русскоговорящих предков. Ну и плюсом ко всему этому являлось то, что Джеймс с детства регулярно мотался в Россию – а что, поездки к бабушке в деревню никто не отменял. Так что на русском ему приходилось разговаривать частенько и не только с родственниками. У Джеймса даже имелось несколько друзей, живущих в России. Признаюсь честно, рассказ парня я слушала с огромным интересом. Ну а после этого Джеймс задал уже свой вопрос, который, откровенно говоря, не особо меня порадовал: догадывалась ли я до того как меня нашли автоботы, что являюсь Хранительницей? Сама до конца не понимаю, почему так реагирую на его упоминания о моей истинной природе, но каждый раз хочется не то ощетиниться, не то огрызнуться, не то сбежать. Но я сама подписалась на эти условия игры в вопросы, так что просто промолчать не могла. Короткий ответ «нет» парня ожидаемо не устроил, и пришлось мне в подробностях не меньших, чем были только что у Джеймса, рассказывать с самого начала то, что я узнала от Ярила. Сначала ещё раз объяснить парню, что сила, сделавшая из меня Хранительницу, разумна; потом, что я назвала его Ярилом, и лишь после этого начать рассказ. Как Ярил нашёл мою маму, когда она была беременна мной, как избрал и оберегал меня, но не показывался и не давал поводов думать, что я чем-то отличаюсь от других... Разве что иммунитет у меня всегда был крепкий. Про остальное рассказала уже более кратко. Про резко ускорившуюся после наступления совершеннолетия регенерацию, вспышки, возрастание прочих физических показателей… — А глаза? — спросил тогда вдруг Джеймс. — Что глаза? — не поняла я. — Цвет глаз. Он у тебя тогда изменился или всегда был таким? Просто он у тебя напоминает жидкое пламя. Я настолько удивилась, что даже не сразу ощутила смущение. Просто раньше никто не рассматривал мои глаза со столь пристальным вниманием, чтобы заметить, что они вообще-то не просто «карие». Только бабушка, помнится, всегда говорила, что называть мои янтарные глаза карими может только дальтоник. Мама с этим была согласна. И вторая моя бабушка – тоже. Но как-то так вышло, что подобного рода комплименты я только от них и слышала. То есть сама я всегда знала, что цвет необычный и красивый, но уже давно привыкла, что его всё равно относят к обобщённому понятию «карие». И тут на тебе. Жидкое пламя… Да ещё от кого! — Нет, — голос прозвучал чуть сипло, и я поспешно прочистила горло. — Он стал таким, когда Ярил взял меня под опеку. Был серо-голубой, вроде. Джеймс кивнул, показывая, что понял, и я закончила рассказ уже совсем кратко. Там подробности были вообще ни к чему, большая часть из всего этого парню и так была известна. Дальше пошёл мой вопрос, потом опять вопрос Джеймса, потом опять мой... В ходе «игры» как-то совершенно случайно и неожиданно выяснилось, что мы оба любили шоколад (белый!), между кошками и собаками выбирали собак, не были большими фанатами музыки, но из жанров предпочитали поп… и оба просто терпеть не могли зелёные щи. Последнее вызвало у нас обоих сначала удивление, а потом широченные улыбки. Узнать, что ты не один такой единственный в семье ненавидишь даже запах этих щей, оказалось очень приятно. Даже больше, чем приятно, если честно. Вот так мы и проводили время, задавая друг другу вопросы. Я как раз закончила рассказывать про то, как в первый же час после инициации едва не улетела не пойми куда и с тех пор летать особо не пробовала, поскольку страховать, если что, пока некому (Джеймса просто вдруг заинтересовало, умею ли я летать), и, получив кивок от парня, означающий, что ответ на его вопрос получен, я задумалась, придумывая свой. Что-то мне начинает казаться, что они у меня скоро закончатся… Если уже не закончились. — Вопро-о-ос.., — протянула я, перебирая в голове варианты, и наконец сообразила: — Когда у тебя день рождения? — Четвёртого июля, — пришёл незамедлительный ответ, и я удивлённо вскинула брови и чуть помедлила, прежде чем тихо сказать: — У меня седьмого… Джеймс посмотрел на меня с тем же лёгким удивлением, сменившимся скоро на выражение лёгкой задумчивости. — То есть у нас, получается, разница в возрасте ровно три года и три дня? — на последних словах он чуть усмехнулся, запустив пятерню в тёмные волосы, и я улыбнулась. — Получается, да. Мы встретились взглядами, и я второй раз за день почувствовала, как внутри будто что-то ухнуло вниз, стоило моим глазам наткнуться на его. Серые… совершенно серые, без малейшего намёка на голубой. Чистый цвет грозового неба. Ощутив очередную волну смущения, я отвела взгляд – Джеймс сделал то же самое практически одновременно со мной. И я, краем глаза видя на его лице отражение собственных эмоций, почувствовала очень сильное желание улыбнуться. А лучше рассмеяться. От радости. Очень непривычной для меня, но от этого не менее настоящей. — Засчитан ответ? — спросил Джеймс со слегка преувеличенной бодростью, и я перевела свой взгляд на него, возвращаясь в реальность. — Засчитан, — улыбнулась я. — Слушаю твой вопрос. Парень в задумчивости чуть поджал нижнюю губу, затем медленно выдохнул, глядя куда-то в землю, отбил пальцами по стволу дерева какой-то ритм, быстрым движением провёл по земле ногой, и я поняла, что не одна начинаю испытывать затруднения в поиске вопроса. — Так.., — выдал наконец Джеймс. — Я спрошу… О, знаю! — он повернул ко мне голову. — У тебя есть права? На вождение, я имею в виду. Не удержавшись, я фыркнула себе под нос. Однозначно не только у меня заканчивается фантазия. — На вождение чего? — смешок в голосе скрыть не получилось. Джеймс пожал плечами. — Да без разницы. Автомобиля, мотоцикла… чего-нибудь. — «Чего-нибудь» – нет, нету. — Правда? — удивился Джеймс. — А что в этом такого? — не поняла я. В самом деле, многие же девушки не имеют прав, тем более когда им только-только исполнилось восемнадцать. Что удивительного-то? — Ничего, — покачал головой парень и пояснил: — Просто ты, когда мы ездили с автоботами кататься, всегда за руль сесть пыталась. Я и подумал.., — он пожал ещё раз плечами, а я извиняюще улыбнулась. — Просто я любитель сидеть за рулём. Темноволосый хмыкнул и кивнул головой, позволяя задать следующий вопрос. Я же, поразмышляв секунду и поняв, что никаких озарений до меня не снизошло, с сомнением взглянула на собеседника. — Джеймс, может, закончим? Потому что иначе мне придётся задавать тебе вопросы уже из оперы «а что ты вчера ел?». — Картошку фри, — фыркнул тот в ответ, но посерьёзнел: — Ладно, давай. Но должен заметить, что возвращаться домой тебе всё равно ещё рано. Я поморщилась и едва заметно передёрнула плечами. От Джеймса это не укрылось. — Страшно? Снова дёрнула плечом. — Не то слово, — буркнула под нос. — Пропущенных нет? Мысленно я поразилась его спокойствию. — Не знаю, я телефон выключила. — Так может, включишь? — Зачем? — Для успокоения совести. — А ты сам-то чего такой спокойный? — не выдержала я. Джеймс же криво улыбнулся и придвинулся ко мне, склонив голову к моему лицу. Я замерла. — А это, — коварно прошептал он и вдруг резко отстранился, улыбнувшись шире, — уже следующий вопрос. Растерявшаяся в первый миг от его действий, я разве что зубами не скрипнула, осознав, что он только что вернул мне мои же слова. И это ж надо было, чёрт возьми! Почему сразу не сообразила задать этот вопрос, который интересует меня почти весь сегодняшний день?! — Ну так что? — парень выжидательно склонил голову. — Есть идеи? Я тихо выдохнула через нос, успокаиваясь, и перевела на Джеймса взгляд. Идея у меня действительно была, но разрешит ли? — Ты ведь уже не тюлень? — решилась-таки я. В серых глазах Джеймса зажёгся интерес. — Нет, — усмехнулся тот. Его взгляд приобрёл хитрый прищур. — Тогда.., — я чуть потупила взгляд, опять на миг засомневавшись, а затем посмотрела на темноволосого и тонким голосом спросила, состроив милую мордашку: — Дашь на мотоцикле посидеть на водительском? Немно-о-ожечко? Джеймс моргнул в ответ на мою просьбу… прежде чем громко прыснуть и широко улыбнуться. — Чёрт, да ты реально любитель посидеть за рулём, — заметил он, посмеиваясь, и резво вскочил на ноги. — Ну пошли.., — он протянул мне руку, и я рефлекторно, как тогда, неделю назад, приняла её, даже не сразу смутившись, — пущу даму за руль. С помощью парня лёгко встала со ствола, отпустила его тёплую ладонь и поспешила за Джеймсом, стараясь подавить глупую, но вместе с тем счастливую улыбку. И ещё очень стараясь не бежать за темноволосым парнем… вприпрыжку.