* * *
Настоящее время Эвелина Аккурат после увиденного меня выкинуло в настоящее, плавно, буквально единым переходом. Я просто в какой-то момент открыла глаза в своей постели и, громко, на всю комнату в голос сказав: «НУ НА*ЕР!», — резко встала и зашагала к двери. Мне нужно было выпить. Воды, конечно. Но клянусь, в эту секунду впервые в жизни мне захотелось водки.* * *
Где-то на Земле Вспышка ярким росчерком очертила небо, расколов его на две части. На фоне рассветного, мягко розового цвета кривая белая полоса выделялась несильно, и при желании её можно было спутать с облаками. Но в это утро не было облаков, небо красовалось буквально кристальной чистотой, и белая кривизна росчерка, чем-то напоминавшая застывшую молнию, была единственным «изъяном» небес. Эта линия тянулась по всей небесной глади, устремляясь к земле, и лишь там терялась за могучими кронами тёмно-зелёных, едва-едва подсвеченных восходящим солнцем деревьев. Грохот уже отзвучал, и перепуганные животные и птицы постепенно затихали, возвращаясь к привычным им делам. Людей же, тех, кого мог бы заинтересовать этот взрыв, в округе не оказалось, да и не было нужды следить за этим лесом, совершенно нетронутым рукой человека. Чуть позже след развеется, солнце взойдёт выше, окрашивая небеса в ярко-голубой, и никто так и не заметит то, что скрыли под своими кронами древние деревья, мягко шелестящие на ветру листвой.* * *
Россия Эвелина Дни без Джеймса на базе шли медленно и чем-то напоминали мне сон. Впрочем, это вполне можно было объяснить всё тем же состоянием странной апатичности, из которой моё сознание и не думало выходить. Это было непривычно. Апатия такого рода была мне знакома, прежде в неё я погружалась часто, но тогда мой организм просто бежал от стресса, обрубая переживания, не позволяя им дойти до мозга и, таким образом, сильно притупляя мне восприятие действительности. Мама всегда бесилась, когда такое случалось. — Ты будто замороженная, — возмущённо, едва ли не с отвращением ругалась тогда она. А я… что я. Сквозь эту апатию я никак не могла на это отреагировать. В чём была вообще претензия, я не понимала до сих пор. Моя психика так избегала стресса, берегла нервы, причём способ избирала максимально безопасный как для меня, так и для окружающих, что в этом плохого? Видимо, плохо было всё. И я, переживающая из-за проблем в школе, и мой личный метод борьбы с этими переживаниями. Впрочем, мне не привыкать. Так или иначе, то, что я ощущала сейчас, несколько отличалось. Я не переживала, мне не от чего было защищаться или бежать, да и замороженной мама меня за эти дни не назвала ни разу, что уже говорит о многом. И всё равно я чувствовала себя так, будто пребываю во сне. Бо́льшую часть времени в голове было пусто, никаких мыслей. Я могла долгое время сидеть, глядя в одну точку, при этом – я не страдала и не была в депрессии. Напротив, я чувствовала себя очень хорошо, даже слишком. Не улыбалась, но почти ни разу не хмурилась. И правда как во сне. Такое состояние удивляло, но я решила не тревожиться по этому поводу. Видимо, слишком много всего случилось за короткое время, и организму просто нужно немного свыкнуться. Из-за такого восприятия действительности дни лились для меня буквально сплошняком, почти ничем не отличаясь друг от друга. Лишь некоторые события являлись ярким пятном, позволяющим ориентироваться во времени и на краткие мгновения вырывающие меня из апатии. В один из дней, когда я была на базе – как и автоботы в полном составе – мы о чём-то говорили с Арси. О чём-то простом и отвлечённом, о чём сейчас вспомнить я, естественно, не могу. Помню лишь то, что в какой-то момент я из-за чего-то сказала: — У тебя очень ровная спина. Арси взглянула на меня с лёгким удивлением. Чуть наклонилась в сторону, окинув меня быстрым взглядом сверху вниз, и сказала, в недоумении едва заметно хмуря брови: — Твоя такая же. Я слегка нахмурилась. — Нет, — прозвучало спокойно. Ведь правда нет. Голубые окуляры прищурились, их обладательница взглянула с ещё более явным недоумением. — Почему? Я безразлично пожала плечами, отвечая на вопрос с тем же спокойствием: — Потому что у меня кривой позвоночник. Теперь уже нахмурилась Арси. — С чего ты взяла? По-прежнему не испытывая никаких эмоций и даже не задумываясь, почему фем так удивляется, я отрешённо ответила, глядя в сторону: — С детства так говорят. Это было правдой. Мама вечно сокрушалась из-за этого. На мои слова повисла подозрительная тишина. Вдали о чём-то переговаривались Рэтчет и Бамблби, были слышны гулкие шаги Балкхэда, но моя собеседница молчала, причём довольно долго. Я перевела на неё взгляд. — Ну-ка встань, — сказала наконец Арси и сама оттолкнулась от стены, опуская скрещённые на груди манипуляторы. Я, тоже опирающаяся о стену одним плечом, послушно встала, хотя не особенно понимала, зачем. Что там смотреть, я же знаю, что кривая. Арси молча, на этот раз внимательнее и дольше осмотрела мою спину сбоку, затем обошла, посмотрела на неё сзади. Я не двигалась, лишь ждала, пока она закончит. Наконец автоботка снова обошла меня по кругу, оказавшись прямо перед моим лицом. Выражение её фейсплета осталось немного хмурым, но теперь в нём появилась странная задумчивость. Без особого интереса я ждала, когда она заговорит. — А ну-ка пошли, — сказала вдруг Арси то, чего я вообще от неё не ожидала, и, взяв меня за манипулятор, потащила к коридорам – не спрашивая и даже не оборачиваясь. На такой тяге у меня не было никаких опций для возражения, и я послушно поскакала следом. Поскакала – потому что не вышло сразу взять тот темп, что набрала автоботка. На входе в коридоры мы столкнулись с Оптимусом. Тот вопросительно взглянул на нас, но Арси даже не затормозила. Быстро сказав ему: «Мы сейчас», — потащила меня дальше. Мне ничего не оставалось, кроме как идти за ней следом, даже оглянуться не было возможности. Шагала фем быстро, так что за какие-то считанные секунды мы миновали несколько поворотов и вскоре остановились посреди коридора. Здесь ничего не было, и я уже хотела спросить, что мы тут делаем, когда взгляд упал на стену, возле которой мы стояли. С неё на меня глядело моё немного мутное и не очень чёткое, но всё же отражение. — Наш аналог зеркала, — пояснила Арси то, что я уже поняла и так. — Вот теперь смотри. Она взяла меня за плечи, приблизив к «зеркалу». Чуть надавила на них, заставляя опустить, расслабиться. Затем выпустила. — Если визуально проводить линию – твои плечи на одном уровне, так? Фем встала рядом со мной, тоже расслабив манипуляторы. Линия её острых плеч по ровноте совпала с моей. — Д-да, — медленно согласилась я. — Но… Она молча развернула меня боком. От резкого движения я пошатнулась, но устояла. Арси встала так же. В «зеркале» отразились её ровные плечи и правильный изгиб поясницы. — Ну а теперь, — фем усмехнулась и поймала мой взгляд через «зеркало», — найди десять отличий. Я открыла рот, собираясь назвать по меньшей мере тридцать, когда взгляд упал на моё отражение… с ровными плечами и правильным изгибом поясницы. Что за… Потоптавшись на месте, покрутив руками и максимально расслабившись, я снова посмотрела в ровную гладь стены, будучи точно уверенной, что так просто совпал ракурс, и сейчас в «зеркале» отразится хорошо знакомая мне и привычная сутулость, но… Девушка-трансформер в отражении продолжала стоять с ровной спиной. Нет. Я не верю… Арси молча отступила в сторону, я же – завертелась перед отшлифованной стеной, вставая под разными углами, крутя плечами, чтобы точно быть уверенной, что они расслаблены, и отчаянно ища прежнюю сутулость отведённых вперёд плеч и чрезмерно сильный выгиб в пояснице, но их не было. Общая осанка действительно полностью совпадала с той, что я видела у Арси. В какой-то момент, когда я уже десять раз убедилась, что у девушки-трансформера нет и намёка на сутулость, я резко трансформировалась в человека, даже не присев. Едва не упала (Арси аж дёрнулась), но, пошатнувшись, шагнула к стене ближе, снова встала боком, передом… Но и эта девушка в отражении обладала ровной спиной. Совершенно мне незнакомой. Обратно я возвращалась уже снова в облике трансформера. Арси ничего не говорила, снова безошибочно поняв меня, позволяя с головой погрузиться в мысли, выталкивающие из моей апатии. В голове стучало набатом: У меня ровная спина. У меня нет сколиоза. Ни намёка на него. У меня прямой позвоночник. Вскоре мы вернулись в общий зал, но я ещё долго стояла молча, глядя куда-то в пол. Про проблемы со спиной я слышала с самого детства. Про неё мне твердили почти регулярно, говоря, как это плохо, некрасиво, и сколькими проблемами мне это обернётся. Конечно, это пытались исправить, но в конечном счёте моё сидение за учебниками не сильно способствовало ровноте осанки, так что мама с родственниками (которых какого-то чёрта тоже очень сильно волновал этот вопрос) поставили на моей спине крест. Только почему-то комментарии про кривизну спины так никуда и не делись. С годами мысли об этом укоренились в голове, стали почти навязчивыми. Знакомясь с новыми людьми, я могла подолгу разглядывать их спины, думать о том, ровные они или нет, сравнивать со своей. Справедливости ради, идеально ровных спин я почти и не видела, Арси оказалась редким исключением, из-за чего я и обратила на это внимание. Те же родственники, которых очень волновала моя осанка, как один все ходили сутулые. Дело было вовсе не в том, что меня это сильно задевало. Лишь в том, что я настолько закопала себя в мыслях об этом, что часто думала об одежде, которая на мне смотрится хуже, чем должна из-за кривой спины, в целом о том, что выгляжу не так привлекательно, как могла бы… И вот теперь я с двадцати углов посмотрела на своё отражение, имеющего ровную спину. Чисто минус проблема, отравлявшая мне жизнь. Ну охренеть, чё. На всякий случай позже я уточнила у Арси, давно ли у меня спина такая. Та пожала плечами. — На момент нашей первой встречи – не помню, но когда ты меня заманила на тот обрыв, она уже точно была такой. Кто бы сомневался. Уже дома, в своей комнате и в человеческом облике я снова подошла к зеркалу – медленно, с опаской, боясь, что отражение в нём станет прежним, знакомым мне. Нет. У меня действительно больше не было никакой сутулости. Я тихо и протяжно выдохнула, закрыв глаза. Ноги будто сами отступили от зеркала прочь. Конечно, я уже догадалась, в чём было дело. Ярил. Качая головой, я медленно побрела в сторону кровати, легла прямо на застелённое покрывало. Взгляд уставился в потолок. Ответ был настолько очевидным и простым, что назвать себя кем-то кроме «лошары» у меня не выходило. Я же знала прекрасно, что Ярил заново перестроил всё моё тело, весь организм. Что ушли все недостатки, повреждения, не прописанные в моём ДНК-коде. По этой причине у меня ушли постакне, улучшилось качество кожи и волос, я всё это прекрасно знала. Почему же изменение спины я не заметила? И раз не заметила – почему даже не подумала о том, чтобы проверить? Я не знала. Наверное, слишком свыклась с мыслью, что кривизна у меня навсегда, поэтому даже все совершенно невероятные события не смогли поколебить эту уверенность. И что ещё Ярил во мне исправил? Чего ещё я не заметила? С пришедшим ответом на вопрос о спине постепенно вернулась и моя апатия, так что события снова подёрнулись туманом. Лишь потом, когда с работы вернулись родители, я на несколько мгновений вынырнула из неё, с грустной усмешкой подумав, что мама так-то тоже совершенно не заметила изменений в моей спине, когда казалось, что она лишь о ней и думает, и снова провалилась в свой сон наяву. Больше таких ярких потрясений, казалось бы, не планировалось. По крайней мере я так думала… пока ночью не проснулась после ну очень яркого сна-видения. Очередного фрагмента, посланного Ярилом. И это, пожалуй, оказалось похлеще известий о моём позвоночнике. Сказать, что я была в шоке… я в нём не была. В руке чуть подрагивал стакан с водой, а мрачный взгляд уставился в окно кухни, выходящее во внутренний двор. Определённо эмоциональный подъём я испытала. Усталость, лёгкое раздражение, определённую долю удивления… а ещё смирение и мрачное понимание: Я догадывалась, что к этому всё и идёт. Поднесённый к губам стакан с водой, до которого я всё-таки добралась, уже почти не дрожал. Вода в нём мягко поблёскивала белым светом луны. В этот раз видение было довольно ярким. Даже ярче самого первого. Я не просто наблюдала со стороны, а буквально участвовала в видении. Будучи материальной, в облике трансформера бродила по невозможно достоверным улицам Кибертрона, слышала звуки, различала незнакомые запахи и, казалось, могла заглянуть в любое здание, в любой закоулок, но достоверная картинка никуда не исчезнет, всё так и останется настоящим и детализированным. Может быть, в теории я могла так сделать. Но неведомая сила удерживала меня примерно в одном месте, указывая, куда я должна смотреть. Вот я и увидела… что увидела. Вода в стакане медленно заканчивалась. Догадывалась я давно. Наверное, ещё с самого первого видения, с первой встречи Мегатрона с Александриной, тогда ещё Лексой. Мысли об этом вертелись на краю сознания, но я не пускала их до победного, не позволяя прорваться… Но это всё-таки случилось. Увы, но не заметить химию между этими двумя ещё в первые секунды их знакомства было довольно сложно. Допив воду, я отставила стакан в сторону и, вздохнув устало, уткнулась лбом в прохладное стекло окна. Эта история становилась всё более и более сложной.* * *
К концу недели апатия начала меня понемногу отпускать. Я выходила из состояния сна, и это не могло не радовать. В пятницу я проснулась бодрая и практически довольная и была бы такой и дальше, если бы на завтраке меня не «обрадовали»: — Ангелиш, сегодня приедут тётя Тома с тётей Таней. Ну… видимо, похожу ещё недельку в апатии, мне не привыкать. Отставив зависшую в воздухе кружку, я заставила себя поднять голову и кивнуть матери. И за что мне это всё?.. Тамара и Татьяна были моими троюродными тётями, причём по разным линиям. В целом, у меня не было тёплых отношений ни с какими родственниками, не считая родителей и бабушек с дедушками, но эти две были отдельными пунктами в списке. Не то чтобы они были особенно противными, злыми, завистливыми или чего ещё. Всего лишь приставучими, немного наглыми и… в целом меня очень раздражающими. Лучше меня самой знающими, что, как, где, когда и в каком виде мне следует делать. В общем, лично мне неприятно было их присутствие, и чего такого в нём находили родители мне не ведомо. Завтрак я заканчивала в молчании. Конечно, у меня мелькнула мысль об очередном побеге, повторяющем тот, что мне организовал Джеймс, но я осадила себя. Хватит уже искать лёгких путей. Тогда побег был оправдан, сейчас же – это просто приезд родственников, пытка, которую стабильно проходят все россияне пока живут с родителями как минимум. Терпела много раз и сейчас вытерплю. Мама после объявления этой новости какое-то время напряжённо смотрела на меня. Видимо, тоже мой побег вспомнила, но так ничего и не спросила, а я не увидела смысла отвечать. Кажется, вечер мне предстоит долгий…* * *
Корабль десептиконов — Что это? — спросил Старскрим, глядящий на мерцающую точку на экране. Саундвейв не ответил, лишь молча приблизил изображение, увеличивая масштаб карты, чтобы было понятнее, где находится объект. Рядом на дисплее отобразились первоначальные характеристики. За прошедшую неделю после выступления Хранительницы волнения на корабле чуть-чуть улеглись, и Старскрим, огрызающийся буквально на каждое слово, тоже успел подуспокоиться. Мегатрон всё ещё был в глубокой коме без какой-либо динамики, десептиконы не подняли восстание, никто из солдат не дезертировал, да и об этой наглой девчонке-Хранительницы вестей больше не было. Конечно, командир, исполняющий обязанности лидера, всё ещё был в ярости и ждал подвоха… но одновременно с этим ждал и возможности сделать ответный ход, заставить десептиконов забыть обо всём, что успела наплести девчонка. И сейчас, глядя на явно десептиконский стиль сигнала, Старскрим был вынужден признать – уж кто-кто, а Саундвейв никогда его не разочаровывал…* * *
База автоботов Эвелина — И что, ты сегодня уйдёшь раньше? Я грустно вздохнула. Увы, но факт того, что ко мне приезжают тёти, был не единственным из сегодняшних неприятностей. К ним позже добавилось и то, что ради встречи гостей родители вернутся с работы раньше времени, а значит и мне сегодня предстоит покинуть базу раньше. Аж на два с половиной часа. А ведь дальше – выходные, что означало, что с ребятами я попрощаюсь аж до понедельника. День как-то не задался с самого начала… — Да, — подтвердила я, особо и не скрывая «радости» по этому поводу. — Придётся. Арси понимающе кивнула. Было очень приятно знать, что хоть кто-то меня поддерживает, пусть и морально. Так мне уже было легче. — Ну ты, если что, звони! — гаркнул Балкхэд как всегда из совершенно другого конца зала, вынуждая нас с Арси повернуть к нему головы. — Рэтчет тебя вытащит, только попроси! Даже синяя автоботка усмехнулась. Я тоже не сдержала улыбки, хотя от этих слов, вопреки всякой логике, мне стало немного грустно. «Если что, звони». От Джеймса всё ещё не было известий… В очередной раз раздражённый шумом Рэтчет отправил Балкхэда «гулять», я же, подумав, пошла помогать нашему всем недовольным медику. Мне даже знать, что он делает, было не нужно. Достаточно приблизиться вплотную, Рэтчет тут же «запряжёт» что-то делать. Поддерживая какую-то пластину, которую медик пилил и как-то перекраивал, я в очередной раз позволила себе утонуть в размышлениях. На самом деле, после того звонка мы с Джеймсом пару раз переписывались. Я рассказывала ему, как дела, он – тщательно следил, чтобы я не грустила. Явная забота продолжала вызывать трепет, радость, грусть, и, конечно же, целый ворох сомнений, куда же без них. Я даже почти привыкла. Казалось бы, нужно радоваться, но сейчас мне было грустно, потому что писал Джеймс всего два раза, в начале недели. Позже – тишина. До сих пор тишина. Самой бы надо было написать, но те же грёбанные сомнения так и не дали мне этого сделать. Я решила ждать. Вот и ждала… Только, кажется, даже себе я не могла признаться, чего именно. Время пролетело незаметно. Как всегда, когда ты не хочешь, чтобы какое-то событие наступало, оно наступает в мгновение ока. Вот и пришло моё время возвращаться домой. К тому моменту о причине моего раннего ухода узнала уже вся база, и выразить слова поддержки успел каждый по два раза. Даже Рэтчет, хоть и с ворчанием и взглядом в пол. Всё это не могло не поднять мне настроение, так что под конец я почти улыбалась, но всё равно, когда открылся мост, грусть накатила с новой силой. — Давай, иди уже, — улыбнулась Арси, когда заметила, что я не решаюсь шагнуть в воронку. — В конце концов, действительно звони Рэтчету, вытащит. Да, Рэтчет? Она обернулась к нему и, несмотря на спокойный тон, взгляд голубой оптики на краткий миг стал почти угрожающим. Стоящий у пульта медик только закатил окуляры. Я снова невольно улыбнулась. Какие они всё-таки все хорошие… Прощаясь, я поочерёдно оглядела каждого из автоботов – провожать меня вышла вся база. Будто не к родителям отправляют, а замуж выдают, честное слово. Понимая, что если не уйду сейчас, то точно так и не решусь шагнуть, я заставила себя произнести: — Ладно, ребят, до встречи. И когда все попрощались в ответ нестройным хором, я, выдавив из себя улыбку – очень грустную – наконец развернулась и вошла в воронку моста. Настроение медленно катилось к чёрту.* * *
Земля В том самом лесу, где ранним утром прогремел взрыв, весело скакал по опушке заяц. Его шёрстка ещё не сменила цвет, ведь до зимы пока было время, и светло-коричневая раскраска отлично позволяла ему слиться с сухой осенней землёй. Он был очень быстрым, таким, что не каждому хищнику бы удалось его догнать. Правда, сегодня их не было, и заяц скакал совершенно расслабленно, уже собираясь возвращаться в родную ямку. Опушка была ему знакома и хорошо им изучена, и даже ночная темень нисколько не мешала ему ориентироваться. Он бы и дальше скакал по выбранному маршруту, если бы острые ушки не обратили внимания на непривычные звуки. Он уже успел с удовольствием объесть дуб, так что не был голодным, но всё же двинулся в ту сторону, где, как подсказывало ему чутьё, что-то поменялось. Минуя редкие деревья, заяц поскакал вперёд. Поначалу картина не менялась, всё выглядело прежним и знакомым зайцу, пока в какой-то момент в глубине родной опушки, в кромешной ночной темноте вдруг не полыхнуло светом – ярко-жёлтым, кислотным и совершенно для природы не естественным. Заяц поджал уши. Конечно, ему ни о чём не могла сказать странная жидкость того самого кислотно-жёлтого цвета, хаотично разлитая по траве и стволам деревьев. И заяц не мог обратить внимания, что там, где эта жидкость соприкасалась с растениями, они погибали. Зайца спасли только его инстинкты. Одна из странных бочек, рассыпанных по округе, вдруг затрещала. Громкий взрыв – и новые тонны этой жидкости брызнули во все стороны, заливая собой пространство и мгновенно умерщвляя бедные растения. Инстинкты и скорость. Ещё до того, как прогремел взрыв, заяц сорвался с места, только сверкнули лапы, унося его в спасительную темень опушки. Вовремя, потому что то место, где только что этот заяц находился, полностью залила странная кислотно-жёлтая жидкость, умерщвляющая всё, чего она касалась.* * *
База автоботов После ухода Эвелины на базе ожидаемо повисла тишина. Помимо того, что её обитатели (не считая Балкхэда) в принципе редко шумели, сегодня все ещё немного прониклись плохим настроением Хранительницы. Конечно, ничего страшного не случилось, но автоботы ей сочувствовали – уж очень грустной и отрешённой она выглядела. Настолько, что, кажется, они и сами загрустили. Спустя примерно час после её ухода, Арси находилась в общем зале вместе с Рэтчетом – тот что-то стал совсем угрюмый, даже больше обычного. Автоботка тоже не выглядела радостной. Было и так понятно, что звонить Рэтчету Эвелина не станет, и ближайшие пару часов от неё вестей не будет точно. …тем удивительней оказался сигнал, вдруг зазвеневший на компьютерах. — Это ещё что? — Арси подняла голову, хмуро глядя на дисплеи. Ну не могла же Эвелина действительно мост вызвать! Она бы не стала. Разве что… Несколько комбинаций, набранных Рэтчетом, поворот пульта Земного моста… и из открытой воронки вдруг показался… Джеймс? — Ну ты вовремя, конечно, — буркнул Рэтчет вместо приветствия, едва парень вошёл, и Арси мысленно с ним согласилась. Надо такое, всего лишь на час опоздал! Пришёл бы пораньше, хотя бы настроение поднял Эвелине… Рэтчет повернул пульт, закрывая воронку. Племянник Фоулера, в светло-серой куртке и с взъерошенными тёмными волосами оглядел обоих автоботов и спросил с подозрением: — А что случилось? И оба члена команды Прайм переглянулись, понимая, что рассказывать придётся им. Они и рассказали. Довольно быстро, ведь говорить было особо и нечего. И по мере того, как они обрисовывали ситуацию, лицо Джеймса делалось всё более хмурым. — …Поэтому она ушла сегодня раньше, — закончила общий рассказ Арси и, не сдержавшись, добавила: — Давно я её такой грустной не видела. На слово «грустной» Джеймс отреагировал мгновенно – встрепенулся, поджал губы. Прищуренные глаза заозирались по сторонам – парень явно перебирал в голове какие-то мысли. Через несколько секунд он резко повернулся к Рэтчету, открыл рот… когда за его спиной вдруг ни с того, ни с сего вспыхнула воронка. Парень обернулся, подумав, что сейчас кто-то должен из неё прийти, но нет. Никого не было. Но это значит… — Давай быстро, — очень чётко произнёс Рэтчет, хмуро глядя на парня исподлобья. — Бегом, кому говорю! Джеймс понял. Широко улыбнувшись, он с благодарностью кивнул всё ещё хмурому медику и поспешил в воронку. Понёсся быстрее ветра. Стоило парню скрыться в ней, Рэтчет молча закрыл мост, с таким видом, будто так всё и должно быть. Замершая Арси смотрела то на него, то на погасший мост с широко открытыми окулярами. Что. Сейчас. Только что… — Никому ни слова, ясно? — процедил медик, переводя взгляд на автоботку, и та, глядя на его действительно слишком хмурый даже для него фейсплет, наконец отвисла. И не сдержалась – издав несколько коротких смешков, очень широко, непривычно для себя самой, радостно улыбнулась Рэтчету. Уже не такому хмурому.* * *
Эвелина — Геля, дорогая, как ты выросла! Встречая «долгожданных» гостей на пороге коридора, я растянула губы в улыбке, в то время как на самом деле хотелось скривиться. Геля, твою мать. Сразу с козырей пошли. — Я, кажется, много раз просила не называть меня Гелей, — заметила подчёркнуто вежливо, но вполне себе твёрдо, пока тётя Тома пыталась чмокнуть меня в щёку. Обе гостьи рассмеялись. — Ах, Геля, как была букой, так и осталась, — снисходительно вздохнула тётя Таня и прошла вперёд – в ванную, мыть руки. Когда тётя Тома скрылась за ней следом, мама тронула меня за плечо. Благо со спины она не видела, что моё лицо застыло в едва ли не нервном тике. Всю жизнь, с тех пор, как впервые услышала, я ненавидела такое сокращение моего имени. Геля, блин! Я будто Гелий! К моему ВЕЛИКОМУ счастью, родителям оно тоже не нравилось, поэтому, если имя моё и сокращали, то до Лины. Вот этот вариант меня устраивал. Почти все родственники, слыша такое сокращение, тоже к нему привыкали, и Гелей не называли… кроме вот этих двух особ. И пофиг, что я буквально при каждой встрече пыталась им напомнить, что мне неприятно это слышать. — Ангелин, ну им так проще, — мама сказала это вроде даже сочувственно, но из-за этих снисходительных ноток, что зазвучали и в её голосе, мне на краткий миг захотелось заорать. — Им хочется называть тебя Гелей, ну пусть называют. Я прикрыла глаза, вздохнула, давя внутренние мысли о том, что пара ожогов точно способна заставить их начать запоминать то, что я говорю. Не оборачиваясь к матери, я глухо, почти безэмоционально спросила: — А чего мне хочется, — я дёрнула плечом, сбрасывая её руку, — вы узнать не хотите? И, не дожидаясь ответа, зашагала вперёд. На кухню. Всё равно туда переместимся. За столом я решила даже не пытаться делать вид, что мне весело. Мама посылала мне грозные взгляды, но, честное слово, мне было глубоко пофиг на них. Другой вопрос, что после каждого такого я всё сильнее ощущала, что постепенно возвращаюсь к своей апатии, и вот этого мне как-то не хотелось. И так уже сижу в ней целую неделю, хватит. Пытаясь хоть как-то переключиться, держать мозг в плюс-минус адекватном состоянии, я занялась тем, что стала вяло разглядывать прибывших гостий. Обе тёти были для меня троюродными, но, поскольку принадлежали разным линиям, между собой родственницами не являлись. Что совершенно не мешало им выглядеть как сёстры. Их круглые лица с тонкими губами, бледными бровями и невыразительными глазами, очень простые, имели много общих черт, и, возможно, их можно было бы перепутать между собой, если бы не разный цвет глаз и волос, резко отличающий полноватых женщин друг от друга. Темноглазая тётя Тома имела тёмно-русые волосы, в то время как голубоглазая тётя Таня – блекло-рыжие. Стараясь держаться, не впадать в апатию по второму кругу, я прислушалась к разговору, завязавшемуся за столом. — …и вот она стоит в этом платье. Но оно же ей совершенно не идёт! — воскликнула тётя Тома практически с возмущением. — И вот ради чего надела? Там вырез такой, ей совсем не по возрасту! И вот вместо того, чтобы… Не удержавшись, я закрыла лицо ладонью. Понятно, речь, видимо, про другую племянницу моей тёти, чуть младше меня, с которой лично я не связана кровью. Да и знала я её скорее понаслышке, нежели лично, но, услышав буквально эти несколько предложений от тёти Томы, я уже ей сочувствовала. Ах это стабильная уверенность, что ты лучше других знаешь, что им делать, и считаешь, что у тебя есть право указывать другим… впрочем, судя по рассказам, эта девчонка как раз была одной из тех, кто совершенно не обращал внимания, что ей говорят другие. Мне бы вот ещё научиться не беситься каждый раз, и будет вообще прекрасно. — …Вот надела бы такое платье Геля.., — это сокращение резануло мне слух, и я, торжественно решив прекратить терпеть, поправила её почти монотонно: — Ангелина. И меня совсем не смутило, что я её перебила. Мама так сверкнула взглядом, что я и вправду едва не отключилась на месте, но снова удержалась. Хватит плавать в апатии, хватит! Тётя Тома взглянула с той самой снисходительностью. — Геля, вот чего ты… Ну уж нет. — Я сказала, — голос должен был прозвучать спокойно, но, кажется, в повисшей тишине вышел немного угрожающим, вибрирующим, особенно когда я по слогам произнесла: — Ан-ге-ли-на. Вот бы сейчас можно было зажечь глаза, ёлки-иголки… За столом повисла тишина. Мама изсверкалась глазами, но, поняв, что на меня это не действует, только пилила взглядом, явно сдерживая пыхтение. Я же молча смотрела на обалдевшую тётю Тому. А чего они хотели? После выступления перед армией десептиконов этой кучке родственниц меня не пронять, пусть не пытаются. Я целую толпу заставила себя слушать, не смогу заставить этих двух особ? — Запомнили? — уточнила я как раз в тот момент, когда тётя Тома открыла рот, но после этого вопроса снова замолчала. И хорошо, четвёртой «Гели» я не выдержу, полетят искры. — Ангелина.., — начал молчащий до этого момента папа, но, когда я перевела на него взгляд со вздёрнутой бровью, почему-то замолчал. — Продолжайте, тётя Тома, — смилостивилась я, переводя взгляд обратно на родственницу. — Так что вы там говорили? Со скрипом разговор потёк снова. Видимо, очень глубоко обалдевшая тётя настолько перепугалась, что первые минут пять вообще обходила моё имя стороной, не решаясь назвать его ни в каком виде. Я только иронично косилась на неё, попивая чай. Не прошла дамочка проверку на прочность, ой не прошла… Через какое-то время, впрочем, она всё же пришла в себя. Правда, скорее всего это случилось потому, что к разговору подключилась тётя Таня: — Ох, вообще, Маш, Гель… Ангелинка так выросла! — сказала она с запинкой, и я подняла брови в весёлом удивлении. Оп-па, так всё-таки могут, когда хотят! Опасливо покосившись на меня, тётя Тома согласилась: — Вот-вот, и я об этом же! И спинка такая ровная стала, загляденье. Что вы сделали, Маш? Разве там не гиблое дело было? Мама поперхнулась чаем, а я же, наоборот, поспешно поднесла чашку ко рту, давя смех. Вот это прикол. — М-мы.., — мама покосилась на папу, но тот, который в принципе никогда не понимал, что в моей спине такого сутулого, лишь недоумённо посмотрел на маму в ответ. Она неловко прокашлялась. — Ну… Смех накатил на меня такой мощной волной, что одной чашки уже не хватало, чтобы скрыть улыбку. Пришлось опускать голову, чтобы волосы закрыли лицо. Прикол-прикол. Самый натуральный. Совершенно растерявшаяся мама наконец нашлась: — А… а настолько заметно? Ангелиш, ну-ка встань! Слова точь-в-точь повторяли слова Арси, только почему от автоботки они прозвучали гораздо приятнее. Мысленно качая головой и уже более или менее справившись с желанием рассмеяться, я послушно встала на ноги и уставилась в потолок, ни на кого не глядя, только губы остались растянуты в едва заметной улыбке. Впрочем, вытянувшееся мамино лицо я краем глаза смогла оценить. — Ох, ну красавица! — прервала повисшую тишину тётя Таня. — Высокая, светленькая, волосы длинные, плечи ровные… худенькая, правда, как она рожать будет… О-о-о, началось. Мысленно фыркая и уже совсем не сдерживая улыбки, я села обратно за стол. Разговор дальше тёк совершенно обычным образом. Мама всё ещё сидела обалдевшая, настолько, что совсем забыла, что она на меня типо сердится. Так и сидела с широко раскрытыми глазами и клала в рот печенье, не глядя на него. Несмотря на поднявшую мне настроение ситуацию, в конце концов мне снова стало скучно, а после – грустно. От этих разговоров за столом накатывала вялость, усталость. Апатия хватала меня загребущими лапами, и в какой-то момент у меня не осталось сил ей сопротивляться. — Мам, я пойду к себе. Уверена, в любой другой ситуации меня бы так просто не отпустили. Но не отошедшая от шока мама только кивнула, и я поспешно ретировалась. Выдохнуть бы с облегчением, но что-то мне не легчало. Я так устала… Заходя в комнату, я едва могла держать глаза открытыми. Взгляд уткнулся в пол, и, когда зашла к себе и закрыла дверь, я с усталым выдохом облокотилась о неё, уткнулась лбом в прохладную гладь. Внутри было так пусто, что хотелось спать. Я обязательно выдержу… — Вижу, я вовремя? Бодрый, знакомый и – в эту секунду это было правдой – родной и чудесный голос прозвучал подобно грому среди ясного неба. Подпрыгнув на месте, я резко обернулась и, встречаясь со знакомыми серыми глазами, не сдержала писка: — ДЖЕЙМС!