* * *
База автоботов Обрыв В зыбкой темноте зазвучали крики. Откуда-то издалека, слабые, едва заметные, при этом бесформенные и неясные, разношёрстные. Темнота вокруг ощущалась горячей, разогретой, без и намёка на прохладу. Звуки всё казались неуверенными, то появлялись, то гасли, будто размышляли, проявить себя или всё же не стоит. Темнота стала гуще. С коротким перерывом гул усилился вновь. Голоса и шум задвигались по кругу, будто беря в кольцо. Зазвучали глухие взрывы, скрежет, удары, крики. Они набрали мощь, силу, и один из них, женский, громкой вспышкой озарил темноту. Арси открыла окуляры, и звук растворился. Разлетелся в стороны, словно далёкое эхо, и оставил после себя почти звенящую тишину. Солнечный свет ударил по оптике, и автоботка перевела её ниже, в тёплую поверхность камня. В тишине едва-едва уловимо шумел ветер. Несколько секунд она не шевелилась, позволяла окулярам привыкнуть к свету и вяло прислушивалась к неподвижному корпусу. Затем медленно подняла оптику. Рядом с ней, раскинув руки в стороны и отвернув от Арси голову, лежала Эвелина и, судя по редким движениям грудной клетки, пребывала во сне. Автоботка наконец приподнялась – тихо, медленно. Судя по положению солнца, по нагретой поверхности камня и собственным ощущениям – прошло в районе получаса, может даже чуть больше. Автоботы должны скоро вернуться. Осторожно садясь – невправленное плечо стрельнуло ноющей болью, – Арси подавила недовольный выдох. Всё-таки позволила себе заснуть. Эвелина рядом продолжала спать вполне себе спокойно, хотя создавалось впечатление, что она не спит, а дремлет, её сон казался зыбким. Синяя фем кое-как нашла положение, в котором плечо беспокоило её чуть меньше, выждала несколько секунд, а затем медленно протянула манипулятор вперёд и буквально кончиками пальцев коснулась запястья Хранительницы. Понадобилось ещё несколько тыков, прежде чем девушка вяло засопела и наконец, морщась от яркого света, повернула к автоботке голову. Арси сказала тихим, хриплым после короткого офлайна голосом: — Пойдём. Мы обе засыпаем. Лина окинула её хмурым взглядом сощуренных глаз. Свет солнца блеснул в них янтарём. Прикрыв веки, она отвернулась, уставилась лицом в яркое небо, вздохнула сонно. Синяя фем терпеливо ждала, пока девушка протрёт глаза и наконец медленно сядет. — Ты тоже уснула? — спросила Эвелина даже более хрипло, и Арси только бросила короткое «Угу». Ей хотелось как можно скорее встать, переместиться хоть куда-то, чтобы отвлечь процессор. Как действовать дальше, она всё равно не знала. Увидев, что Эва уже вот-вот встанет, Арси медленно развернулась, тоже готовясь наконец подниматься на ноги. Плечо, явно потревоженное очевидно неудачным лежанием на боку, продолжало отзываться болью, но сейчас оно лишь добавлялось к общему дискомфорту. Плевать. Арси упёрлась ладонями в пыльный камень и уже действительно начала вставать, когда из-за спины раздался всё ещё хриплый, но вдруг резко набравший громкость голос: — Стоять. Фем послушно замерла, только уставилась мрачным взглядом в сторону видневшейся базы. Отчего-то внутри появилась уверенность, будто она знает, что за этим последует. Позади послышались шуршание и раздавшиеся за ним лёгкие шаги. Они замерли неподалёку. Арси аккуратно повернула голову, и сразу за этим последовал звук трансформации – впереди резко выросла тень. Эвелина в облике трансформера присела позади послушно недвигающейся автоботки. Едва-едва ощутимо спины коснулись пальцы. — И чего молчишь? — раздался такой же хмурый и хриплый после сна голос, и автоботка привычно повела плечом – вывихнутым, разумеется – и тут же коротко зашипела. Впервые с того момента, как вывихнула его. Очевидно, болеть стало сильнее. Эвелина тут же прошлась по плечу быстрыми движениями пальцев, похожими и непохожими на действия Рэтчета одновременно. Через какое-то время Хранительница почти безэмоционально и тихо сказала: — Сиди ровно. Арси без задней мысли села чуть удобнее, и ровно в ту секунду, без предупреждения или подготовки узкие ладони Хранительницы, вдруг показавшиеся стальными, легли на плечо фем и просто выгнули его в обратную сторону, словно картон. Одновременно с раздавшимся скрипом вставших на место пластин, привычная к абсолютно разным видам боли автоботка всё-таки заорала – коротко, но довольно громко, неожиданно даже для себя самой. А Эвелина позади, и не думая дожидаться, пока крик стихнет, лишь пару раз хлопнула Арси по здоровому плечу и очень спокойно, едва ли не иронично хмыкнула: — Всё-всё, уже вправила. И Хранительница поднялась на ноги. Арси же, офлайн которой от резкой и действительно сильной боли как манипулятором сняло, ещё несколько секунд потратила на то, чтобы прийти в себя. Приоткрытые после крика губы шевелились, словно фем беззвучно произносила ругательства, однако боль стремительно сходила на нет, оставляя вместо себя долгожданный комфорт. Автоботка, с всё ещё расширенными от «острых» ощущений окулярами, несколько рвано провентилировала. — Знаешь, Рэтчет и тот действует нежнее, — кое-как, на выдохе сумела съязвить Арси, несмело шевеля вправленным плечом. Остаточная боль ещё присутствовала, но новой больше не было. — Рэтчет, — раздался спокойный ответ; опять зазвучали перемещающиеся пластины, и успевшая пройти вперёд Эвелина закончила фразу уже в человеческом облике: — сделал бы это не так болезненно, если бы ты сказала про это сразу. А так радуйся, что это сделала я, и он не узнает, что ты с невправленным плечом бегала. — Максимум ползала, — буркнула Арси, пришедшая в себя, и наконец тоже поднялась на ноги. Вдвоём они, разморённые коротким сном и солнцем, медленно двинулись ко входу. На дальнейший диалог сил ни у кого из них не было, Лина непривычно шаркала ногами, а Арси со смешанными чувствами шевелила действительно больше не беспокоившим её плечом. Оставалось надеяться, что нейросеть Оптимуса после такой внезапной медицинской помощи осталась цела. Хотя Арси точно знала, что он поймёт… почему она за эту боль так держалась.* * *
Корабль десептиконов — Ты так и не объяснил, Нокаут. — Старскрим, до этого державший манипуляторы сцепленными за спиной, вытянул один вперёд и несколько раз постучал длинным пальцем по дисплею. — Что происходит? Почему эта линия вот здесь, — он вытянул манипулятор дальше, к началу изображения, — прямая.., — бросил на Нокаута взгляд, чтобы убедиться, что тот слушает, а затем шагнул назад; палец прошёлся по всей линии, остановившись у конца. — А вот здесь появился скачок? Красный десептикон, выполняющий на корабле функции медика и учёного по совместительству, коротко закатил оптику – чтобы это было не слишком заметно, – провентилировал, но всё же послушно шагнул к Старскриму и мониторам. — Это показатель мозговой активности, — пояснил Нокаут максимально спокойно и отстранённо, так, словно бы он не разжёвывал это уже раза четыре. Его палец тоже коротко ткнулся в дисплей. — Здесь мы видим её в динамике, и, как я уже говорил, — он не удержался, сделал тут небольшую паузу, — …она никогда не была прямой. Просто так кажется в масштабе. — Но ведь сейчас мозговая активность резко скакнула, — не удовлетворился таким ответом Старскрим. — С чем это может быть связано? Нокаут, уже давным давно уставший от явно чрезмерно пристального внимания командира к состоянию их находящегося в коме лидера, коротко провентилировал и бросил тоскливый взгляд в сторону платформы, где под кучей трубок и лежал их повелитель. Такой же молчаливый и неподвижный, если бы не стабильное вздымание грудной пластины, и то обеспечиваемое системами. Медик и любитель ночных гонок смотрел на своего лидера почти отчаянно. У него не болела искра от состояния предводителя, он не закрывал окуляров с мольбой о его скорейшем исцелении, но конкретно в этот клик ему хотелось услышать хоть какой-нибудь ответ… чтобы Старскрим наконец отстал. Увы, Мегатрон был так же молчалив, а вот надоедливый командир продолжал стоять рядом и едва слышно пыхтеть, словно напоминая о своём существовании. Нокаут прикрыл окуляры и всё-таки обернулся. — Активность процессора при таких глубоких комах не подлежит точному анализу, — наконец тяжело произнёс Нокаут, тщательно подбирая каждое слово. — Так что сложно сказать точно, что именно повышает мозговую активность. Но судя по активизировавшимся участкам, — десептикон пару раз ткнул по изображению несчастной линии, где произошёл резкий скачок, — наш повелитель что-то активно вспоминает. Старскрим застыл, не особенно понимая, что ему делать с этой информацией, и Нокаут тонко улыбнулся, бросил напоследок взгляд на пациента, и подчёркнуто неспешно вышел, оставляя нынешнего и временно замещающего его лидеров одних. Лишь бы Скрим не удумал заставлять Нокаута сканировать процессор Мегатрона… для анализа того, что ж он так активно вспоминает.* * *
База автоботов После возвращения автоботы не видели смысла в том, чтобы устраивать обсуждения именно сейчас. Было уже поздно, все устали, а потому молча разбрелись по отсекам почти сразу после прибытия. Тому, что Арси в главном зале не было, никто не удивился, та наверняка устала вдвойне и уже давно должна быть в офлайне. Так подумало большинство, отправляясь в отсеки. Только Оптимус немного помедлил, прежде чем поступить так же. За время отсутствия он улавливал пару раз странные, едва ли не пугающие его вспышки в искре. Позже они затихли, но тянущее, немного тоскливое ощущение доносилось… явно из другого отсека. Ведомый этим чувством, Оптимус неспешно зашагал в дальнюю часть коридора. В его отсеке было тихо, темно и немного прохладно, как всегда. Он молча вошёл, блокируя за собой дверь. Арси сидела на его платформе, свесив ноги и глядя куда-то вниз. Её поникшие плечи и опущенная голова радости не внушали, но от самого факта, что он наконец может её видеть, Оптимусу стало спокойнее. Лидер автоботов медленно зашагал вперёд. Арси на платформе никак не отреагировала на его появление, и он осторожно приблизился, встал прямо перед её фейсплетом, а затем медленно опустился перед ней на корточки. Усталые окуляры Арси сверху вниз уставились в его оптику. Сжатые в кулаки серебряные пальцы чуть раскрылись, когда их обхватили большие ладони Прайма. — До сих пор не в офлайне, — сказал он тихо, не спрашивая, констатируя факт. Его голос в тишине казался ниже. Синяя фем прикрыла окуляры. — Эвелина возвращалась. Ответ прозвучал едва слышно, на грани шёпота. Оптимус встревоженно нахмурился, и Арси, морщась, помотала головой. — Всё нормально, я не из-за этого… потом. Хриплый, рваный ответ и отведённый взгляд в сторону. Плечи оставались опущенными. Оптимус мягко и полностью раскрыл её прохладные ладони в своих манипуляторах, провёл пальцами по их внутренней стороне. Арси повернула голову обратно, грустно уставившись на них. — Что случилось? — тихо спросил Оптимус, неспешно вырисовывая одному ему понятные узоры на её ладонях. Наконец он мог об этом спросить. Какое-то время она молча смотрела на их манипуляторы. Прайм продолжал медленно и мягко поглаживать её ладони пальцами, фем не сопротивлялась. И в какой-то момент сказала негромко: — Я узнала, кто привёз Мортэкс на Землю. От неожиданности произнесённого пальцы Оптимуса ненадолго замерли. Он заглянул в её фейсплет с лёгким недоверием, но вариант, в свете произошедшего, напрашивался только один: — Эрахнида? Она зажмурилась и едва-едва заметно кивнула. Оптимус сжал чуть крепче узкие ладони, но фактического ответа на её состояние всё ещё не видел. Спрашивать не пришлось, пусть с усилием, но Арси продолжила сама: — Ты помнишь.., — фем заставила себя открыть окуляры, — помнишь, что Мортэкс был доступен не всем, а только высшим?.. Некоторым из высших… Она посмотрела на него так, словно сейчас расплачется, и вывод обжёг его процессор. Арси закрыла оптику. — Я могла догадаться раньше, Оптимус, столько было намёков!.. Под её срывающийся голос Прайм поднялся на ноги и одним движением притянул к себе хрупкий корпус. Будто обмякнув, уставшая фем прижалась к нему без сопротивления. Чувствуя бешеный стук её искры и дрожь корпуса, Оптимус положил ладонь ей на голову, надавил на затылок пальцами. Она длинно и шумно провентилировала, сжалась. Её фейсплет уткнулся Прайму в плечо. Возможно, его тепло успокаивало. Гладя Арси по плечам, касаясь пальцами затылка, Оптимус чувствовал, как она постепенно затихает, звук вентиляции становится тише, исчезает дрожь. Когда ему уже показалось, что Арси отключилась в его манипуляторах, она вдруг отстранилась. Помогая ей сесть ровнее, Оптимус заглянул ей в оптику. Окуляры были усталые, почти сонные. Стоило ему заметить это, фем потрясла головой, словно сгоняя офлайн. Большая ладонь мягко легла на тонкий фейсплет. — Тебе нужно отдохнуть, — шепнул он ей. — Ложись. Арси поморщилась и медленно покачала головой. Взгляд уставился куда-то вниз, когда она едва слышно, будто заставляя себя признать это вслух, прошептала: — Я боюсь засыпать… Оптимус вдруг понял, что догадывался об этом. Не заметить, как она всё это время боролась с усталостью, заставляла себя держать окуляры открытыми… было сложно. Как и не понять, что именно страх закрыть окуляры – причина того, что она сейчас здесь. Рядом с ним. Едва ощутимо водя пальцами по фемскому фейсплету, Прайм сжал свободным манипулятором её плечо. — Арси… Конечно, она тут же догадалась, что он хочет сказать. — Нет, Оптимус, я не могу! — фем с мольбой вскинула голову, голос резко взлетел, и он поспешно притянул её к себе обратно, обхватил двумя манипуляторами. Арси затихла мгновенно, но вентиляция оставалась более громкой, чем было нужно. Он прижимал её к себе ещё какое-то время. Легко, будто задумчиво водил по её корпусу пальцами, от затылка до поясницы, и она постепенно расслаблялась. В тёмном отсеке стало совсем тихо, лишь едва уловимо гудели где-то генераторы с общей вентиляцией здания. Оптимус опустил голову. Прижатая к нему немного боком Арси глядела куда-то в сторону. Прохладная, тихая. Маленькая. Эта тишина сейчас столь же пугала её, сколь успокаивала. Наклонившись к её макушке, Прайм шепнул: — Дыши. Она успела в лёгком недоумении приподнять голову, когда Оптимус подхватил её под сочленениями и мягко поднял над платформой. Арси тут же дёрнулась, весь корпус напрягся, тонкие пальцы больно сжали его плечи. С зашумевшей вентиляцией прозвучал полувздох-полувскрик: — Оптимус!.. — Тш-ш-ш, — шёпот в её аудиосенсор; на несколько мгновений он сжал фемский корпус крепче. — Я с тобой. Арси стиснула дентопластины, будто давя вентиляцию, и замерла. Никаких движений, попыток вырваться, но корпус не покинуло напряжение, как и тонкие пальцы не выпустили плечи Прайма. Оптимус мягко положил её на платформу. Ноги фем остались согнутыми в сочленениях, она зажмурилась. А затем медленно разжала пальцы, опустила манипуляторы вниз. Сочленения сжались сильнее, Арси заскребла конечностями по поверхности, и один из её манипуляторов вдруг сжала большая сильная ладонь. Лидер автоботов лёг рядом. Удерживая её тонкие пальцы, Оптимус притянул Арси ближе. Распахнутые окуляры блеснули в темноте. — Из любого кошмара, — он шепнул ей это в аудиосенсор, когда смог обнять её, лежащую на спине и смотрящую в потолок, не мигая, — можно найти выход, если помнить, что это – только кошмар. Беззвучная, долгая вентиляция. Так и не моргнув, она медленно повернула голову. Оптика мерцала. — Я помню, Оптимус, — наконец прошептала Арси. Её окуляры застыли на его фейсплете. — Но когда кошмар становится слишком глубоким… я не могу проснуться, ты же знаешь. Будто на автоматизме манипулятор Прайма крепче сжал её ладонь, ощутимо, уже на грани боли. Как всегда. Как тогда. Она снова провентилировала. — Я рядом, Арси, — лидер автоботов смотрел прямо в её оптику. Их пальцы медленно переплелись, и он мягко шепнул: — Закрывай окуляры. Она ещё какое-то время болезненно смотрела на него. Оптимус сжимал её ладонь, гладил плечо, шептал что-то успокаивающее в её макушку. Арси морщилась, вентилировала, но наконец сдалась. Повернув к Прайму голову и вцепившись пальцами в его ладонь, она закрыла окуляры, и офлайн почти мгновенно настиг её, будто неумолимая волна прилива. Оптимус же не сразу отключился, ещё долго смотрел на неё, слушал вентиляцию, отслеживал ощущения в искре. Офлайн уставшей, слишком долго державшейся фем был тяжёлым и пока тёмным, лишённым даже подобия сновидений. В конце концов Прайм тоже отключился, позволил усталости взять своё. Но офлайн, разумеется, был неглубоким, достаточным, чтобы даже сквозь него ощущать тонкие пальцы в ладони. Кошмары подкрались через пару часов. В первый раз она проснулась сама, поймала на излёте, как недавно на обрыве. Распахнув окуляры, глубоко завентилировала, глядя в потолок. Через какое-то время повернула голову и встретилась с открытыми голубыми окулярами рядом. Страх никуда не делся. Но усталость уже снова накатывала, и Арси грустно улыбнулась, сжала ладонь Прайма крепче и снова закрыла окуляры. Проснуться самой больше у неё не получилось. Иногда её будил Оптимус, иногда, не сумев вернуть в онлайн, успокаивал прямо так, сквозь сон. Через связанные искры его спокойствие как-то подступало к ней, и офлайн выравнивался. Ещё пару раз она сумела как-то отмахнуться от страшных картин прямо во сне, будто усилием смахивая страшные воспоминания в сторону. Вот так, с периодическими пробуждениями и усилиями прошла эта ночь. Похожая на борьбу. Но когда тебя преследуют кошмары прошлого, каждый твой офлайн в некотором роде становится борьбой.* * *
Вне пространства и времени Эвелина Усталость, так неожиданно сморившая меня на обрыве под лучами утреннего солнца, по счастью никуда не делась, и, стоило мне пройти через мост и вернуться в родную ночную комнату, сон благодушно принял меня в свои объятия. Но чернота была недолгой. Через какое-то время я ощутила уже знакомое перемещение, а затем медленно открыла глаза навстречу яркому огню Ярила. Друг смотрел на меня встревоженно и немного испуганно. Я же, вздохнув, без приветствий принялась рассказывать ему о произошедшем. — Так ты знал, что Арси и Бамблби – высшие? — уточнила я, когда шокированный известиями Ярил сидел на полу передо мной. Все мои описания случившегося были сдержанными и сухими, и лишь то, что они лились буквально рекой, без остановок и передышек, выдавало остатки моей злости. Друг медленно прикрыл глаза и болезненно поморщился. — “Догадывался”, — выдавил он с усилием. — “Точной уверенности у меня не было, но, когда ты об этом спросила…” Он неопределённо повёл рукой и не стал заканчивать фразу. Его лицо снова перекосило от той же давней боли, от какого-то страшного сожаления, но впервые это не вызвало во мне тревоги или сочувствия. Мой взгляд без интереса скользил по огненным всполохам. Горящие пальцы Яра прижались к вискам. — “Я ведь сегодня посылал тебе видение..,” — зашептал он, глядя в пол, и я тихонько хмыкнула. О да, до него дошло. — “В этот момент… ты не спала, ты была с механоидами?” — Я отключилась, — бросила сухо и тоже отвела взгляд. — Но да, вышло совершенно не к месту. Вспоминать о том, чем могло мне обернуться это малодушие… нет, не могу. — “Прости..,” — шепнул Ярил и схватился за голову уже целыми ладонями. — “Нет, ну что ж такое, как же… я не знал наверняка про Арси и Бамблби, но… они же бетами были… бедные дети…” Я подавила в себе вспыхнувшую волну острого сожаления. Заставила себя сидеть спокойно, глядя на Ярила молча. — А если бы знал.., — через какое-то время спросила я с звенящим от холода в нём равнодушием, — ты бы сказал? Ярил поднял на меня взгляд с недоумением, словно только сейчас обратил внимание на странные эмоции в голосе, но, уставившись в мои глаза, он медленно покачал головой. — “Эва..,” — на этом его слова явно закончились, Ярил встревоженно нахмурился, быстрыми движениями глаз будто сканируя моё лицо. Я молча и равнодушно отвела взгляд в сторону. Почему-то от его беспокойства стало тошно. Яр, на которого я уже не смотрела, замер, а потом закрыл лицо ладонями. — “Эвелина, не всё из того, что я знаю, касается меня”, — наконец проговорил он медленно, вдумчиво, будто разговаривал с ребёнком; ладони потихоньку отнялись от его лица. — “Сложно судить, имею ли я вообще право рассказывать…” — То-то ты спокойно мне рассказал об отношениях Арси и Оптимуса, — перебила я жёстко, впервые позволив себе произнести это вслух, — о которых, походу, никто кроме них и не знает. — “Рэтчет тоже знает”, — ляпнул Ярил на автоматизме, но, наткнувшись на мой ироничный взгляд, замахал руками. — “И я не сказал, а намекнул!” — Ну так намекни мне на всё прочее, — я скрестила ноги, подавшись вперёд, и усмехнулась. Слова про осведомлённость Рэтчета только добавили происходящему сходства с абсурдом. — На то, что случилось с Александриной, например. И на то, сколько всего ты ещё знаешь, а говорить не желаешь. О, или, быть может, скажешь, что это личная жизнь Александрины, так что, извини, дорогая, никаких подробностей? — “Эвелина, ну перестань!” — Ярил взмахнул руками, голос зазвучал строже. — “Какое «никаких подробностей», я тебе уже столько подробностей выдал, что Александрина мне бы давно голову оторвала!” — Он сделал паузу и добавил выразительно: — “Как и ты, впрочем, на её месте.” — О, так мы теперь перешли к тому, что ты слишком много мне рассказываешь? — я с показательным интересом подалась вперёд; уперевшись локтями в колени, положила подбородок на сцеплённые ладони. На этом силы иронизировать у меня закончились, и я рявкнула: — А ничего, что эту бурду исключительно ты сам затеял, я обо всех этих подробностях не просила! Ближе к концу фразы я потеряла контроль над громкостью, последние слова прозвучали криком. Вместе с этим пламя вокруг полыхнуло, Ярил вдруг резко вскочил на ноги и гаркнул: — “Всё, стоп!” Я стиснула зубы. Огонь, было вскочивший на дыбы, словно получил желаемое и с шипением улёгся, отступил. Я сверлила Ярила взглядом в повисшей тишине. Через какое-то время он показательно набрал в грудь воздуха. — “Так”, — произнёс он абсолютно обычным тоном. — “А теперь, давай ещё раз. Эва, знай я, что Арси и Бамблби высшие, я бы не стал… не посмел бы так в лоб на тебя с подробностями Голубой ночи давить и… Хорошо, да, наверное, я бы тебе намекнул. Но почему тебя так обидело это незнание, о чём ты молчишь?” Я только мотнула головой. В конце концов Ярил был прав, сам факт того, что Арси и Бамблби не говорили о своём происхождении, меня не обижал, больше того – я прекрасно понимала, почему они молчали. Обида шла исключительно на то, что в какой-то момент они рассказали об этом всем… но целенаправленно не сказали мне. Неважно. Эту тему я и Арси, по счастью, закрыли, я больше не злилась ни на неё, ни на остальных. Только вот… к Ярилу, с его продолжающимися секретами это, увы, не относилось. — “С Александриной ты скоро всё узнаешь”, — понимая, что я не собираюсь отвечать, Яр продолжил. — “Узнаешь даже больше… чем рассчитывала узнать”. — На очередной паузе я скривилась, и Ярил закончил заметно мягче: — “Я не собираюсь ничего скрывать от тебя, Эвелина.” Ну да, конечно. — Как и лет тринадцать назад, — хмыкнула я. Из голоса снова полился яд. — Как и вообще все восемнадцать лет моей жизни. Ты просто мастер «нескрывания». Он замолчал, и я в иронии отвела взгляд в сторону. Надо же, Ярил даже не попытался возразить. Хотя чем тут возражать? Примерно девятнадцать лет назад он принял решение, что я стану Хранительницей; шестнадцать лет назад он сделал меня носителем; тринадцать лет назад – впервые заговорил со мной. Он уже тогда был рядом, был внутри меня столько времени, но так и не сообщил ничего, не дал понять… что был со мной, что понимал меня. Не дал понять, что я никогда не была одна. Мысли – чёрные, отравляющие – затянули в свою пучину, липкую и давящую. Я медленно сжала упёртую в пол ладонь в кулак, слыша противный, не угасший шёпот прошлого, и в эту секунду заметила, как Ярил внимательно смотрит, вглядывается в моё лицо. Спустя ещё миг прозвучал вопрос: — “Тебя ударили воспоминания об одноклассниках?” Я болезненно поморщилась, испытывая сильную досаду от факта, что Ярил знал об этом. Конечно, ведь каждый мой день тогда, каждую секунду он был рядом, он от и до знал, помнил, что я видела и чувствовала, буквально варясь в этом ощущении отвергнутости… Зажмурившись, я поспешно согнала эти воспоминания прочь. Друг напротив посмотрел как-то странно. И вдруг медленно сказал: — “Ты так меня и не простила.” Подняв голову, я слегка нахмурилась. — Я простила… Он покачал головой. Почему-то в этом движении не было ни грусти, ни обиды. Только какое-то понимающее спокойствие, и меня это разозлило. Сжав кулаки, я на выдохе процедила: — Я понимаю, почему ты так поступил, ясно? Он едва заметно, мягко улыбнулся краешком губ. — “Головой – понимаешь”, — и снова этот тон, совершенно спокойный, безмятежный, словно у проповедующего буддизм старца. — “Но не сердцем, в нём всё ещё жива обида.” — Я простила, — повторила упрямо, начиная уже всерьёз злиться. Что заладил-то? — “Но не отпустила”, — я сверкнула глазами, и вдруг с удивлением поняла, что это выражение не образное. Радужку обожгло, она вспыхнула на несколько секунд. Ярил же коротко махнул рукой. — “Называй это, как хочешь, Эвелин. Но даже сейчас вместо того, чтобы позволить понять тебя, ты закрываешься и выставляешь иголки.” Я молча отвернулась. Мне было тошно от этого тона, тошно от его спокойствия, от слов, от действий… Мой взгляд невольно застыл. Действий? Каких именно? Тех самых… что были в июле? Я опустила голову, окончательно пряча лицо за завесой волос. Если я простила… почему тогда сейчас мне так больно?.. Слышать мои мысли Ярил не мог. Не мог он и видеть выражение моего лица. Но Яр знал меня достаточно хорошо, чтобы расценить это молчание верно. Через какое-то время я поняла по короткому шуму пламени, что он кивнул. — “Пусть так”, — сказал Ярил всё так же спокойно, и я заставила себя перевести на него взгляд. — “Коль скоро вышло, что я – источник твоей обиды, мне ты открыться не сможешь. Пусть не мне. Но открыться тебе нужно, и я лишь надеюсь, что ты найдёшь, кому.” Сказать на это мне было нечего. Откровение, связанное с собственными чувствами, спутало их, злость и обида мешались с недоумением и сомнением. Я буквально не знала, что и думать. Впервые возникло ощущение, будто я не знаю и не понимаю саму себя. После такого ясность не приходит вмиг, Ярил этого и не ждал. С коротким, понимающим кивком он снова опустился на землю и произнёс, мгновенно отбрасывая предыдущую тему, словно и не было её: — “Расскажи мне, как ты. После сегодняшнего.” Хоть мне и было это нужно, переключение радости не принесло. Я ответила очень коротко и ровно: — Всё нормально. Он не поверил. Наклонил голову и очень выразительно приподнял бровь, как бы намекая, что ответ ему нужен поразвёрнутей. Я длинно, шумно выдохнула, стукнула ладонями по полу, но всё же была вынуждена эмоционально признаться: — Ох, хорошо, не нормально, я испугалась и очень-очень злюсь, но это… не больше того, через что я уже проходила. Я справлюсь. На этот раз Ярил спокойно и уверенно кивнул. — “Справишься. Ты сильная девочка, Эвелина. Но не забывай, что даже сильные могут просить о помощи.” Я заставила себя кивнуть в ответ. Общие ощущения всё равно оставались погаными, но всё было лучше тех мгновений, когда я сегодня стояла в главном зале базы автоботов и просто хотела кричать. Всё пройдёт… Пройдёт, как только я разберусь с последними недомолвками… и собственными чувствами. — “Что ж, тогда спи”, — Ярил огляделся по сторонам, словно здесь было, что рассматривать, хотя, возможно, он просто разминал шею. — “Ты устала, поэтому сегодня обойдёмся без видений…” — Нет! — я крикнула это так громко, что Ярил едва не пошатнулся. В изумлении он уставился на подскочившую, наверняка сейчас отдалённо похожую на кикимору меня. Такую же пучеглазую и буквально взъерошенную от паники. Я заставила себя выдохнуть и шёпотом взмолилась, качая головой: — Нет, не надо… Я не хочу. Давай с видениями, ни к чему это откладывать. Он заглянул в мои глаза, нахмурившись. Далеко не в первый раз он видел явные намёки на что-то, что он упустил, но я только молча дышала, успокаивая заколотившееся сердце. Ярил ведь так и не узнал, что мучило меня ночами после битвы… не знает до сих пор. И я не хотела, чтобы знал. Просто… не хотела. «Ты так меня и не простила…» — “Хорошо”, — наконец сказал Ярил ровно. — “Как пожелаешь.” Он махнул рукой мне на прощание, и вне пространство смазалось перед глазами. Меня унесло прочь из этого места, навстречу картинам из прошлого.* * *
Кибертрон Ровно ворн до начала войны Говорят, что некоторые вещи невозможно изменить. Они неизбежны, как смена дня и ночи, как бесконечный цикл функционирования, как исчезновение старого и зарождение нового. Их можно бояться, можно ненавидеть, можно ждать и желать – но они всё равно будут происходить, и вовсе не из-за чьих-то чувств и мнений. Они будут происходить просто потому, что такова их суть. Просто потому, что так суждено. «Возможно, это одна из самых пугающих вещей, которые я делала на вашей памяти, — показалось, что в странном, пробирающем до самого основания своей мощью и умиротворяющего одновременно своей лёгкостью голосе прозвучала усмешка. — Но уходить молча оказалось страшнее, чем я думала. Знайте, что конец для меня не значит конец для вас. Функционирование продолжается. Кибертрон продолжает поддерживать его. Через какое-то время с новым Хранителем вы уже не вспомните, что когда-то с вами была я. И когда мой голос затихнет… старое уйдёт в сторону, уступая место будущему.» Этот голос слышали все. В своём процессоре, вне зависимости от места, где они в этот момент находились, что делали. Гуляли ли на улице, осматривали ли пациентов, строили ли новые здания, учились, разбирали новый перечень поступивших в архив документов (хоть и замерев от неверия), стояли ли возле окна дома, с испуганной злостью смотря в небо – все до одного знали, что всё-таки наступил момент, который казался невозможным. «Предыдущий Хранитель уходил не так, — голос продолжал звучать. — Знаю, что из ныне живущих его, кроме меня, и не застал никто… но всё же, наверное, не стоит сейчас растягивать мою речь. Я и так слишком часто этим грешила. Хотела только сказать – не жалейте. Это решение я приняла давно, а момента этого ждала и того больше. Не стану спрашивать вас, какого мнения вы обо мне, могу лишь надеяться, что в вашей памяти останусь как та Хранительница, о чьём существовании не хочется жалеть.» Трансформеры слышали этот голос, жадно слушали… и отчего-то понимали, что, даже если бы и могли ответить, если бы Хранительница могла сейчас их услышать… никто бы из них не посмел прервать её. Не посмел бы прервать очередную речь… ставшую последней для уходящей Хранительницы. Говорят, что некоторые вещи становятся не такими страшными, если к ним подготовиться заранее. Если предугадать, спланировать всё до мелочей, то в нужный момент останется лишь действовать по рассчитанной методике. Только почему-то никто не говорит о том, что делать, если спрогнозировать ситуацию заранее было совершенно невозможно, хотя бы потому, что вероятность её осуществления в реальности стремилась к нулю. Мысль о том, что именно это сейчас непостижимым образом и случилось, смутно билась в процессоре Мегатронуса, пока он сидел на земле и молча держал в манипуляторах горячий корпус Лексы. Лёгкая боль в спине – пропустил удар во время тренировки, – а ещё общая нелепость происходящего мешали понять, осознать, что сейчас что-то случится. Но когда Лекса дёрнулась, а в аудиосенсорах зазвучал голос – Мегатронус вдруг осознал, что абсолютно все самые невероятные случайности только что дали непостижимый исход. Будто кто-то заранее, откровенно насмехаясь, столкнул все события вместе, чтобы именно сейчас, именно при таких обстоятельствах был слышен этот голос. Вся речь Беатрисы застала его здесь. Когда он в виду той самой, просто по-идиотски нелепой ситуации снова столкнулся с Лексой, которая снова, буквально на его окулярах рухнула. В этот раз он даже не удивился, это чувство его настигло позже, вместе с зазвеневшим в процессоре голосом. Вся речь Беатрисы – заметно короче её обычных, но всё равно не отличавшаяся информативностью – в этот раз его почти не раздражала, лишь заставляла качать головой от нелепости ситуации и странной, бьющейся в процессоре мысли. Мегатронус что-то понял в тот клик, когда Лекса упала. Понял… но осознать никак не мог. Слова Беатрисы звучали немного несвязно, но даже так в какой-то момент стало ясно – речь приближается к концу. Примерно тогда же Лекса с перекошенным то ли от боли, то ли усталости фейсплетом кое-как повернула голову и заглянула в его оптику. Её до сих пор свисающий вниз манипулятор неуверенно прижался к грудной пластине, чуть приподнимаясь, и Мегатронус с тем же сумбуром в голове уверенно перехватил её ладонь, сжал тонкие пальцы. У них было несколько кликов тишины, пока усталой вентиляцией в их процессорах не отзвучали последние слова Беатрисы: «Я благословляю вас. Готовьтесь встречать вашу новую Хранительницу.» И ещё один клик спустя, без того горячий корпус Лексы вспыхнул до нетерпимости. Фем мгновенно согнулась, села прямо так, в манипуляторах гладиатора и тихо завыла. Создалось ощущение, что лишь сжатая большая ладонь рядом не позволила ей заорать. Мегатронус стиснул дентопластины – всё же терпеть такую температуру было откровенно больно, – но осознание уже настигло его. Как и мысли, что всё это действительно больше похоже на чью-то затянувшуюся шутку, нежели реальность. Однако боль от горячего корпуса и сила сжатия тонких пальцев были вполне настоящими, и Мегатронус спокойным движением перехватил Лексу со спины свободным манипулятором. Помочь он ей ничем не мог, только отвлечь от боли, переключить на что-то другое, чтобы процессор думал о неприятных ощущениях меньше. Это здорово помогало на арене. Лекса его намерения поняла, поэтому явно слишком смело обнявшему её манипулятору не противилась – впрочем, у неё могло просто не быть на это сил, – а всего через несколько кликов она вдруг одним движением качнулась в сторону и буквально прильнула к Мегатронусу. На этот раз дёрнулся он, от неожиданности. Негромкий вой Лексы после этого практически превратился в скулёж – ей стало немного легче. Возможно, на фоне собственной температуры гладиатор был для неё холодным, а это помогало с болью. Другой вопрос, что от этого уже самому Мегатронусу было больно, но он не стал вырываться. Провентилировав через дентопластины, он послушно стиснул Лексу крепче, уже самостоятельно прижимая её плотнее к себе. Пальцев, которые сжимала фем, он всё равно уже практически не чувствовал. Подсознательно Мегатронус готовил себя к тому, что это займёт долгое время. Достоверно знать ему было неоткуда, вряд ли держание в манипуляторах будущей Хранительницы, именно в эти клики проходящую инициацию, можно считать тем случаем, который стоило предусмотреть заранее и изучить в подробностях. Хотя жаль, Мегатронус бы в нынешних обстоятельствах от этого бы не отказался. Однако он действительно был готов сидеть с ней довольно долго, когда менее чем через джоор стало ясно, что корпус Лексы остывает. Всё это время он умудрился провести с ней, молча удерживать. Вряд ли Лекса была способна на разговор, хотя и сам Мегатронус не смог бы сейчас хоть что-то сказать. Вот многое обдумать – да, однако даже мысли его текли замедленные, и в процессоре периодически поселялась пустота. Лекса тем временем морщилась, сжимала дентопластины и старательно следила за вентиляцией – возможно, вспоминала, как в лифте ей это помогло. На этой мысли Мегатронус подавил хмыканье. Да уж, два советчика. Пересекались всё это время по случайности, даже не подозревая… что ходили вокруг одного и того же. Мегатронус никогда не верил в судьбу. Но если бы верил, ему определённо сейчас было бы гораздо легче. Корпус гладиатора успел со временем подстроиться под температуру Лексы, боль пропала, но Мегатронус этому не обманывался. Это сейчас не больно. Неприятные ощущения придут потом. Они и пришли, как раз тогда, когда Лекса стала заметно расслабляться. По болезненным ощущениям в собственном металле Мегатронус и понял, что фем стала остывать. Заканчивается? Хм, а он ожидал по меньшей мере фейерверков. Зря Мегатронус про это подумал, потому что когда казалось, что сейчас Лекса уже буквально встанет, фем вскинула голову. — Ещё чуть-чуть.., — шепнула она – голоса не было – и вдруг снова резко сжалась. Мегатронус подавил желание закатить окуляры. Не инициация, а изощрённая экзекуция. Неужели Праймус не мог изобрести что-то более гуманное? Тем не менее Лексу он снова в манипуляторах сжал, хотя её корпус однозначно больше не был горячим. Под эту боль тоже придуманы оправдания? Что-то из области платы за получаемую силу? Даже звучит смешно… Однако словам самой Лексы он был склонен верить, поэтому уже готовился к окончанию… но не настолько же быстрому! Мегатронус даже привыкнуть к новым условиям не успел, когда в один клик корпус Лексы расслабился, и с её резкой вентиляцией перед окулярами вспыхнуло. Он зажмурился, хотя было уже немного поздно, и буквально застыл от изумления. По всему его корпусу прошлась странная, непривычная и тёплая волна. Она мягко проникла внутрь до самого основания, и, осторожно открывая окуляры, Мегатронус с удивлением понял, что боль от перенесённой высокой температуры, как и боль в спине после недавнего боя, просто растворились. Словно не было их. Гладиатор даже подумал, что стал чувствовать себя лучше, гораздо лучше, чем было до этого, чем было когда-либо. Вокруг всё ещё было слишком светло. В этом свете Лекса на его манипуляторах щурилась, но снова лежала, непривычно расслабленная, немного усталая. А потом свет померк. И когда Лекса больше не стала дёргаться, Мегатронус понял. Да, всё и вправду закончилось. Фем в его манипуляторах ещё несколько кликов не шевелилась, словно приходила в себя – и наверняка наслаждаясь тем, что боли больше не было, – а затем осторожно повернула голову, встречаясь оптикой с окулярами Мегатронуса. Он, уже более или менее смирившийся с произошедшим, тихо спросил: — Встать можешь? Она помедлила, а потом неуверенно кивнула. И в конечном итоге действительно встала, поразительно легко, ей почти не понадобилась помощь. От гладиатора не укрылась немного изменившаяся пластика движений. Высокая, долговязая, но имевшая довольно небольшую массу фем и прежде двигалась легко, но сейчас этой лёгкости будто стало больше… словно к ней добавилась ещё и сила. Он поднялся следом за ней, медленно покрутил плечами. Ощущения не ушли, Мегатронус продолжал чувствовать себя здоровее, чем прежде. Удивительно. Это всё из-за той вспышки? Кто б разобрал этих Хранителей… Будто услышав его мысли, Лекса – Лекса ли ещё? – повернула к нему голову. Мегатронус с интересом вгляделся в выражение бледно-голубой оптики. Фем казалась гораздо спокойнее, чем можно было бы ожидать в такой ситуации, и это лишь подтверждало, что о грядущих переменах в её функционировании она знала давно. С этим страхом она боролась, когда пришла к нему на склад? Какая всё же ирония… Тем не менее, вслух свои мысли Мегатронус озвучивать не стал, вгляделся в Лексу чуть внимательнее, и с усмешкой заметил, что в глубине её окуляров страх всё же был. Просто она умело сдерживала его, не позволяя тому превратиться в панику. В тишине они продолжали смотреть друг на друга. Стоило что-то сказать, но оба понимали, что не в состоянии решать, с чего начинать. Хотя, возможно, в какой-то момент слова бы всё же нашлись… если бы их не прервали. Чужое приближение Лекса, как ни странно, почувствовала первая. Резко повернула голову в сторону. До Мегатронуса звук чьих-то шагов дошёл гораздо позднее, он тоже повернулся. После произошедшего его не удивляло ничего. Как и появившийся на совершенно пустой до этого улице советник. Мегатронусу даже пришлось давить усмешку. Существует ли ещё какая-то ситуация, из-за которой советник мог появиться на улице Кибертрона как обычный трансформер? Выходит, гладиатор стал свидетелем исключительного события… — Народ вас ждёт, — шелестяще, однозначно чересчур пафосно произнёс советник, ясно к кому обращаясь, и Лекса, к её чести, не вздрогнула. Продолжая запихивать страх куда-то в глубину, она бросила взгляд на Мегатронуса, и тот едва заметно приподнял брови – ну раз ждёт, иди конечно. И она пошла. Провентилировала, сжала кулаки ненадолго, но всё же двинулась к советнику. Она знала, что этот день однажды придёт. Сам Мегатронус тоже пошёл, но чуть-чуть другой дорогой. Догадаться, куда советник повёл Лексу, было несложно, и вскоре гладиатор оказался на той самой площади, где недавно они слушали одну из последних речей Беатрисы… которой, скорее всего, уже нет в живых. Как странно ощущается эта мысль. Трансформеры вокруг явно думали о том же. Шепотки были едва слышны, многие ещё не отошли от крайне нетипичного прощания их прошлой Хранительницы. Сам Мегатронус ощущал себя немногим лучше, хотя о голосе в своей голове вспоминал в последнюю очередь. Вместе со всеми он уставился вперёд. Советники уже были там, практически в полном составе. И вскоре к ним присоединился последний… приведя вместе с собой их новую Хранительницу. Толпа затихла окончательно, впилась в непривычную фигуру взглядами, полных любопытства и неверия. Старший советник коротко улыбнулся, склонился к упорно державшей плечи ровно Лексе. — Назовите ваше имя, Хранительница. Лексе потребовалась короткая пауза, чтобы собраться с силами. А затем она шагнула вперёд. Её пальцы чуть подрагивали, будто хотели сжаться в кулаки, плечи казались сведёнными, но голос её прозвучал достаточно уверенно для такого случая: — Александрина, — услышал её голос каждый. — Защитница… Советники довольно улыбнулись. — Приветствуем нашу новую Хранительницу! Толпа словно очнулась. Аплодисменты, склонённые головы, радостные крики – каждый реагировал, как считал в этой ситуации нужным, а советники одобрительно кивали каждой реакции. Бледно-голубые окуляры Александрины неподвижно смотрели на толпу, плечи едва-едва заметно поднимались и опускались от определённо слишком частой вентиляции. Беатриса, шестнадцатая Хранительница, ушла в прошлое. На смену ей пришла Александрина – защитница людей. Семнадцатая Хранительница…