А завтра будет рассвет. Часть 2

      Настоящее время       Эвелина       Я скатилась с кровати, стоило видению закончиться. Реальный мир ещё не начал снова нормально восприниматься, а я уже сидела на полу, прижавшись спиной к бортику кровати и потирая ладонями лицо. Хотелось согнать все остатки сна прочь, скорее-скорее! Ни секунды промедления, ни мгновения во власти грёз.       Я слишком боялась, что сразу за контролируемым видением от Ярила… кошмары вернутся.       Через минуту активного мотания головой ноги и попа начали ощущать прохладу пола, спина – твёрдость кроватного бортика, а глаза уловили мелькающий меж пальцами свет. Лишь тогда я отняла от лица ладони.       За окном, разнообразия ради, было не пасмурно, а просто облачно, и свет в комнату попадал белый, нейтральный. Щурясь, явственно ощущая, как опухло у меня после сна лицо, я потянулась к телефону.       Маячащее на экране «10:00» едва не заставило меня глухо застонать. Увы, видение дало мне хорошую передышку, до своей нормы сна я буквально часа полтора не доспала, но… день только начинался. И я понятия не имела, куда себя девать.       Прохлада, идущая от пола, стала окутывать плотнее, и я медленно поднялась на ноги. Прошлёпав до другой части комнаты, закуталась в халат. Почему-то пользоваться магией не хотелось, я испытывала странное желание обернуться в одеялко. В тёплое, большое и пушистое.       Можно было бы, конечно, вернуться в кровать, где как раз было очень неплохое одеяло, и доспать свой законный часик, но я слишком боялась нырять во власть сна. Видения на сегодня кончились, а возвращения кошмаров… я не вынесу.       Несколько секунд я всё же провела, стоя посреди комнаты – светлой и тихой, будто тьмы и страха не было никогда. А затем я, почти не сомневаясь, медленно вернулась к телефону. Пальцы отключили авиарежим, и я уже вполне уверенно потянулась к смс-кам, когда телефон завибрировал от полученного уведомления.       Я сдержалась от чуть судорожного отчего-то вздоха. Ответ пришёл ещё до того, как я успела написать вопрос.       «Мы добрались. Часам к четырём буду ждать тебя там. Как ты?»       Пальцы ненадолго замерли, прежде чем быстро написать ответ.       «Всё хорошо. В четыре буду»       Я старалась никак не выдать в сообщении, что во время прочтения указанного времени мой взгляд тоскливо уставился на маячащее в верху экрана «10:02». Ещё почти шесть часов до встречи…       Мне казалось, что переписку на этом можно завершать, так что телефон успел перекочевать в карман, а сама я – сделать шаг к выходу, когда вибрация повторилась.       «Мне заехать за тобой?»       Я застыла ненадолго прямо возле двери. Между нами с Джеймсом всё ещё висела неразрешённая обида, причём не только с моей стороны… но он всё равно спросил.       Однако стоило представить, во что превратится молчаливая поездка, да и то, что Джеймсу придётся делать ради этого очень приличный крюк… пальцы сами написали ответ:       «Не нужно, спасибо. Я доберусь без проблем, дорогу помню»       На этот раз, хотя рука дёрнулась убрать телефон, я ещё выждала несколько секунд. Не зря, пришло финальное сообщение:       «Хорошо. Увидимся»       Хотелось улыбнуться, но отчего-то не вышло. Молча убрав телефон, я наконец пошла вниз.       Пошёл отсчёт шести часам, обещавшими быть очень долгими. Зная это, я не торопилась, передвигалась медленно и будто стремилась сравняться по скорости со стрелкой часов, неторопливо движущейся к моменту встречи.       К сожалению, не впасть – пусть даже частично – в излюбленную мною апатию в таком состоянии было невозможно, и я не стала с этим бороться; просто молча делала себе завтрак, придерживая мысли о случившемся вчера. Это всё подождёт четырёх дня, сейчас можно подумать о другом.       Левая рука держала кружку с молоком, правая писала маме, сообщая, что всё хорошо, вот, завтракаю, а мозг спокойно умудрялся смаковать простую открывшуюся этой ночью истину.       Мегатрон был рядом с Лексой, когда она проходила инициацию.       Отчего-то я на долгое время остановилась на этой мысли. Закончила переписываться с мамой, загребла всю еду на стол, села на стул с ногами и лишь тогда хмуро задалась вопросом:       Поэтому Мегатрон так точно знал тогда, что со мной происходит? Был так спокоен и хорошо осведомлён. Всё из-за того, что инициацию Александрина проходила буквально у него на манипуляторах?       Не выдержав, я прямо во время еды закрыла лицо рукой. Нет, какой же это абсурд… Сначала оказалось, что они просто были знакомы, потом, что неплохо так знали друг друга… а потом это всё покатилось явно не туда, куда должно было.       Но ведь между ними буквально с первой встречи искрило. Продолжает искрить. Значит, всё закономерно?       Прожевав, я отставила булку в сторону, и, пользуясь отсутствием дома мамы, с шумным выдохом в голос растянулась на столешнице вместе с руками, разве что лбом об неё не начала биться.       Она инициировалась у него на манипуляторах. Сжимая его ладонь и вообще почти в обнимку. А дальше? Что дальше-то будет, чёрт побери?!       Завтрак подошёл к концу. Посуда была убрана, далее меня ждала ванная и разбор вещей, вчера очень эмоционально брошенных в стирку.       Касаться уже высохшей одежды поначалу было немного страшно, но, вдохнув запах чистой и свежей ткани, я с облегчением поняла, что сжечь мне её уже не хочется. Она снова стала обычной одеждой, а не грязным напоминанием о вчерашней американской ночи.       Вздохнув с облегчением, я потянулась стаскивать высохшее с перекладин.       Времени и в самом деле было вагон, так что следом за этим я собрала волосы в хвост и через какое-то время с громким «бум!» плюхнула посреди комнаты наполненное водой с моющим средством ведро. У меня намечалась уборка.       Полки, подоконник… в порыве я умудрилась вымыть даже окно. Всё было бы гораздо проще, не помой я вчера перед сном голову, которая сейчас, даже после лежания с Арси на пыльном обрыве, оставалась чистой. Что ж, раз я сама чистая, можно озаботиться тем, чтобы и вокруг всё чистым было!       Правда, проводя с этой мыслью тряпкой по стеклу, я подумала, что такой подход попахивает скрытым нервным срывом.       Но уборка продолжалась, через какое-то время я подрубила на фон музыку, и пусть она меня больше раздражала, глаза распахивались, мысли прочищались, действия постепенно становились всё более резкими, а глаза – всё чаще кидались к циферблату.       В какой-то момент, когда стало ясно, что комната уже вся чистая, я с раздражением отбросила тряпку. Не было больше никакой апатии, не было тоски в мыслях – была только лёгкая злость и усталость от слишком медленно идущего времени, от молчания вокруг, от случившегося вчера.       И от того, что я не могу разобраться с обидой прямо сейчас, а вынуждена какого-то чёрта ждать.       Казалось, будто время только этого и добивалось – стрелка на часах аж подпрыгнула и сразу затопала веселее, едва ли не полетела. Я смотрела на неё взглядом, преисполненным хмурой иронии, но время и не думало тормозить, летело себе вперёд на крыльях счастья. И я, вдруг осознав, что уже скоро выдвигаться, пошла сливать из ведра воду.       Нужный момент теперь приближался галопом, но даже он не смог переплюнуть меня с уже невыносимым желанием в груди всё решить. Выходить нужно было, самое раннее, только через полчаса, а я уже, расчесав снова распущенные волосы, стояла посреди комнаты, натягивая одежду для выхода.       Ноябрь сегодня попридержал дождь, но не избавил от холодов и уж тем более не вернул бо́льшую часть красок природе, оставил всю ту же грязную черноту. Возможно, желанием хоть как-то эту черноту разбавить я и выбрала свой новенький костюм очень необычного цвета… с очень необычным названием, не переводящимся нормально на русский. Вернее, я бы этот цвет смело назвала чем-то вроде василькового, но продавщица вместе с этикеткой на нём смело заверяли меня и маму, что это не что иное, как очень модный нынче цвет под названием very peri.       Вэри пэри, ага. Это вам не бедро испуганной нимфы.       Плотные узкие штаны и свитшот – самый обычный крой для спортивного костюма, не было буквально ничего особенного, даже принта, но именно этот цвет, какое-то завораживающее пограничье между голубым, светло-синим и холодным сиреневым словно меняли всё. Я смотрела на себя в зеркало, на то, как почти волшебно выделяются на фоне этого цвета мои золотистые, словно обрётшие платиновый отлив волосы, и ловила себя на оптической иллюзии.       Казалось, что в этом костюме я свечусь.       Ощущение тёплой, чистой одежды на коже словно заставило двигаться ещё быстрее. Схватив телефон, я рванула на выход. Плевать, что приду заранее, что Джеймс вообще может опоздать, а значит, мне придётся ждать его на месте, в то время как погода теплом не радует… я себя согрею. Чего я точно больше не могу, так это ждать.       Кроссовки, ключи… я закрыла дом, как обычно, и почти с наслаждением рванула на противоположную часть участка, ту, что выходила в лес. Холодный ветер развевал волосы, я вдыхала ноябрьский воздух, резким контрастом напоминающим мне, как всё изменилось с июля, и всё равно не могла отделаться от очень уютного ощущения.       Мне отчего-то нравилась сама мысль, что я направляюсь ровно в то же место, ровно тем же маршрутом, что и в июле, когда говорила с Арси… и в то же место, куда Джеймс впервые увёз меня.       В нашем месте, так он сказал ночью. Не существовало никакого другого места, которое он мог назвать так.       Забор был преодолён с той лёгкостью, которую я могла себе позволить. И взмывая ввысь, едва не прослезилась – никто больше не посмеет сдерживать меня от моих сил. Никто не запретит мне быть той, кто я есть.       Не запретит мне быть собой.       Ступив на землю леса, я всё же слегка замедлилась, позволила себе насладиться этим ощущением свободного бега, ведь никто не гнался за мной, в отличие от того дня, когда Джеймс увозил меня на своём мотоцикле. Забавно, ведь тогда мы, фактически…       Я грустно улыбнулась навстречу ветру.       Именно с того дня между нами всё изменилось, да? Тогда я впервые, глядя в его глаза, начала дышать рвано? Тогда первый раз поймала его взгляд, неотрывный, прямой… заворожённый?       Можно ли считать, что именно та встреча, хотя я ещё полтора месяца назад доказывала маме обратное, фактически была нашим первым свиданием?..       Короткая ухмылка тронула холодные от окружающего воздуха губы, несмотря на почти сразу проступившую горечь. Всё, что было между нами дальше, было похоже на сон. На мой сон, состоящий из тех грёз, которые, как я боялась порой, никогда не произойдут в реальности.       Потому что они были слишком для этого хороши.       Ладонь потянулась наверх. Убрать в сторону ветку, отдавшую в руке прохладной магией.       Может, именно для этого вчерашняя ситуация и была нужна? Чтобы я наконец поверила… что всё это – реально.       Дальше я бежала с пустотой в голове. Земля стелилась под ногами, лес дарил уже остывающую силу почти уснувшей природы, воздух холодил уши. Я ускорялась, бежала всё быстрее, словно пустота торопила меня.       Но отчего-то уже на подходе, возле того самого, знакомого просвета между деревьями, у той резкой границы я затормозила ненадолго. Взгляд заметался по сторонам, и почти со всхлипом я заметила отблеск стоящего прямо возле деревьев мотоцикла. Он тоже не смог дождаться четырёх.       Ноги медленно сделали шаг, громко при этом хрустнув веткой и остаточной листвой.       Джеймс резко повернул ко мне голову, как только я вышла из-за деревьев – наверняка как очень яркое пятно на их тёмном, голом фоне. Смотревший до сих пор куда-то в сторону обрыва Джеймс сделал короткий шаг вперёд, впился в меня взглядом. Я застыла, успев приблизиться всего на пару мелких шагов.       Метров шесть разделяли нас, замерших вот так. Я смотрела на него, явно уставшего, не отоспавшегося, но всё равно приехавшего сюда… и смотрящего на меня с такой же глухой тоской, какая сейчас тянула мне сердце.       Это осознание вдруг разом изменило всё. С рваным вдохом я сорвалась с места, буквально на долю секунды опередив вот так же дёрнувшегося ко мне Джеймса, успевшего приблизиться дай Бог на два шага. Я неслась к нему так же, как он ночью, возле уже открытой воронки моста. И так же, почти не думая, я обхватила его шею руками, прикасаясь к горячим губам.       Конечно, дальше он инициативу перехватил. Сжал обеими руками, навис, заставляя задрать выше голову, углубляя поцелуй, но это было уже неважно. Я поцеловала его. Сама. Хотя до сих пор думала, что мне нужны только его руки и плотные объятия… эти жадные, будто давно родные прикосновения губ мне тоже оказались очень нужны.       Поцелуй вышел на одном вдохе, на максимуме того, на что были способны наши лёгкие, и, когда кончился воздух, мы шумно оторвались друг от друга. Примерно так отрывается от воды человек, долгое время проведший в пустыне, жаждущий ещё больше, но знающий, что больше – нельзя.       Ладони тяжело дышащего Джеймса обхватили моё лицо.       — Прости, — выдохнула я, глядя в сторону; моя ситуация с дыханием была не лучше. — Я не с этого… собиралась начинать… разговор.       Аккуратно я скосила взгляд на его лицо. Джеймс тихо усмехнулся.       — Мне понравилось, — низко шепнул он, отчего у меня потеплели щёки. Однако он прикрыл глаза и согласно закончил: — Но да, нам надо поговорить.       Ещё один мой глубокий вдох. В самом деле будто жажда по его прикосновениям проснулась, что со мной? Я ведь так хотела именно поговорить, а не…       Прикрыв глаза, я с усилием сделала шаг назад. Наши руки опустились, выпуская друг друга, и в моих мозгах наконец прояснилось. Стало чуть легче.       — Не холодно тебе? — спросил… немногим теплее одетый Джеймс, чем мгновенно сбил мой настрой обратно. Я помотала головой, и он осведомился: — А чего уши холодные?       Мои… что?!       Я мгновенно коснулась рукой уха. А как… а когда он… мама…       — Нормальные у меня уши! — в порыве я аж прикрыла их руками. Взгляд Джеймса при этом вдруг стал таким умилительным, что я замотала головой: — Всё, хватит меня отвлекать!       — Но уши-то правда холодные, — он сказал это со смехом, и я, грозно засопев, демонстративно протопала мимо него, не спеша убирать руки от головы. Мало ли, ещё потянется трогать для подтверждения. Смех Джеймса сопровождал меня до тех самых пор, пока я не дошла до уже хорошо знакомого дерева и не опустилась на него.       — Эва, ну куда ты на холодное.., — начал тоже зашагавший ко мне парень, и я мотнула головой:       — Я Хранительница, мне пофиг! — заверила его нараспев. — И если продолжишь сбивать меня с мысли, я не знаю, что с тобой сделаю!       Тоски на лице Джеймса как ни бывало. Откровенно улыбаясь краешком губ, он опустился рядом, справа и мой недовольно сопящий вид его явно веселил.       Если не умилял.       — Ладно, миледи, разноси, — я возмущённо поджала губы на его расслабленный тон и обращение. Джеймс же откинулся на руках, словно на курорте с ярким солнцем и, задрав голову, заявил: — Я готов.       Буквально то, чего я так ждала. Бери не хочу. Но отчего-то разразиться в гневной тираде у меня так и не вышло.       — А ты сам меня разнести не хочешь? — спросила я тихо и предельно серьёзно.       Мой вопрос заставил Джеймса избавиться от расслабленности, сесть ровнее. Он заглянул в мои глаза.       — Я хочу послушать, что скажешь ты, — сказал он спокойно и тоже совершенно серьёзно. — У меня не разнос, а вопросы… ответы на которые твой рассказ, я надеюсь, мне даст.       Я тихо вздохнула. Ну, Ярил же просил меня открыться кому-нибудь…       — Джеймс, я хочу прояснить одну вещь, — взгляд переметнулся в сторону обрыва. Вид внизу сейчас из-за голых деревьев был уже не так красив, но всё так же завораживал; было слышно, как среди веток далеко внизу гуляет ветер, — я не смогу дальше… не вынесу обмана. Никакого. Ни обманов ради безопасности, ни чтоб не волновать, ни каких-либо ещё. — Ветер поднялся ввысь, долетая до нас, приподнял мои волосы, когда я повернула к Джеймсу обратно голову. — Я не ребёнок, я Хранительница… но в данной ситуации речь не про это. Мы оба на равных условиях, мы вместе, и я хочу… чтобы так было везде. В успехах или проблемах. Чтобы если что-то случалось, мы оба приходили друг другу и честно об этом говорили, чтобы вместе это решить. А не в одиночку.       Я говорила это, внимательно смотря на его лицо. Джеймс слушал, и пока я не видела у него недовольства, лишь спокойное понимание.       — Ночью я была на эмоциях, — я коротко вздохнула. — И, если какие-то мои слова прозвучали резко, прости, но от их сути я не отказываюсь. Мы должны работать вместе, Джеймс. Либо так, либо никак.       Я наконец выдохлась. Ветер вокруг слегка затих, вновь унёсся куда-то дальше, зашевелив ветки леса. Мои волосы криво легли обратно на плечи, я поправила их одной рукой.       Джеймс, казалось, потратил несколько секунд на то, чтобы убедиться, что я сказала всё, и лишь затем медленно заговорил:       — Для сильных эмоций ты ещё очень мягко вчера выражалась, — он немного приподнялся на руках, уставился куда-то в сторону леса. — Так, кричала только.       Я безэмоционально хмыкнула.       — Но твою мысль я понял, — он снова сел, как обычно, и повернул голову обратно, прямо заглядывая мне в лицо. — Эвелина, так выходит… что моя семья непростая, знающая многое и частенько из-за этого влипающая в истории. Находясь в отношениях раньше я привык… что не посвящать во что-то приходится часто.       Фраза про отношения вызвала двойную реакцию, противоречащую друг другу, поэтому моё лицо осталось недвижимым. С одной стороны, это было напоминание мне, что это только у меня всё впервые, а с другой… подтверждение происходящего между мной и Джеймсом сейчас.       — Я тоже не отказываюсь от слов о том, что ни я, ни дядя не думали, что всё выйдет именно так, как вышло. Мы не знали толком ничего об угрозе, казалось, что сообщать об этом вам – значило только посеять панику раньше времени, когда ещё не ясно вообще ничего. Да, это был прокол.       — Джеймс, речь не о…       — Я понял, — мягко перебил он, тоном давая понять, что не закончил. — Просто я пытаюсь объяснить, почему мы вообще так сделали. А возвращаясь к твоим словам… Как я уже сказал, прежде скрывать действительно значило в том числе держать в безопасности. Но ты – не прежде, Эвелин, — он сделал паузу, заглянул в мои глаза. — Не хочу, чтобы ты думала, что я отношусь к тебе не серьёзно. Это не так.       В груди стучит…       — Что сделано, то сделано, Джеймс, — произнесла полушёпотом, уводя взгляд в сторону. — Прошлое мы не поменяем. Я говорю о том, чтобы этого не было в будущем. Потому что если такое будет… значит, и будущего не будет.       Я заглянула в его глаза, и несколько секунд мы молчали. Наконец он медленно кивнул.       — Я понял тебя. Хорошо.       Кажется, мой взгляд отразил лёгкое сомнение, и Джеймс шутливо обиделся:       — Эй, ты что, сомневаешься в моём умении быть честным?       — Я просто в принципе, если подумать, мало что о тебе знаю, — призналась тихо, не заражаясь его улыбкой. Вроде свою главную претензию я озвучила, Джеймс вроде согласился, а что-то… спокойнее не стало.       — Ты знаешь, что я ненавижу зелёные щи, — он вдруг наклонился вперёд, к самому моему лицу и сделал страшные глаза. — А это, между прочим, тайна почти сакральная!       Я коротко усмехнулась уголками губ, но тут же замотала головой.       — Ну правда, Джеймс. Я ведь даже не знала твоей фамилии!       И парень, отсаживаясь обратно, выразительно поджал нижнюю губу, признавая допущение.       — Каюсь, неловко вышло.       — А какое твоё полное имя? — спросила с откровенным интересом, и Джеймс мягко улыбнулся.       — Будешь составлять на меня досье?       — Натальную карту, — ответила с самым серьёзным лицом. — Так что ещё мне понадобится место и точное время твоего рождения, но к этому, так и быть, перейдём позже. Так как тебя зовут?       Джеймс, казалось, слегка прифигел от моих слов и замер, вглядываясь мне в лицо, словно пытался понять, насколько я говорила серьёзно. Не выдержав, я громко вздохнула.       — Во имя всего, Джеймс, ты достоверно знаешь моё двойное имя, фамилию, отчество, адрес, возраст, видел моих родителей, был, прости Господи, в моей комнате и вообще, подозреваю, знаешь очень много, а мне не можешь сказать, какое твоё полное имя?       Кажется, эти слова убедили его расслабиться. Он широко улыбнулся.       — Если хочешь, я тебе сфоткаю и пришлю потом бирку из роддома, — сказал он почти радостно, — мама её, вроде, до сих пор хранит. Там как раз и время, и место рождения. И имя моё полное. Джеймс А́ртур Шторм.       Я воодушевлённо хлопнула глазами.       — А́ртур? Так ты Арту́р?       — А́ртур.       — Арту́р!       — А́ртур я!       — Арту-у-у-у-ур, — расплылась в чеширской улыбке я. Лицо Джеймса отразило вселенские страдания; он вопросил:       — Эвелина, да за что?       — За Энджи-Эви, — я усмехнулась мстительно, припоминания его давнее обращение. — Знать будешь… Арту́рчик.       Он поднял глаза к небу. Я же воодушевлённо продолжила:       — А почему Шторм?       — А ты почему Романова?       — Да я не про это, — нетерпеливо махнула рукой. — Шторм в английском разве не через «с» пишется?       — Там звук промежуточный, и то оно через «с» пишется, потому что так в английском выглядит слово «шторм». — Джеймс коротко пожал плечами. — В русской версии логичнее буква «ш».       Мои глаза окончательно загорелись.       — То есть ты – Артурчик Тайфунов?       — Ещё раз назовёшь Артурчиком!., — он буквально кинулся в мою сторону вместе с растопыренными пальцами, словно в демонстрацию угрозы. Я отклонилась назад со смехом, выставляя в защиту руки, и Джеймс без раздумий схватил меня за них, резко потянул на себя.       — Пусти! — завизжала я, но какое там. Он шустро перехватил меня уже у локтей и вместе со мной полетел спиной на дерево.       Дыхание отшибло, когда, буквально лёжа на нём, нависнув так, что волосы упали каскадом в сторону, закрывая нам обоим вид на обрыв, я уставилась в его глаза, находящиеся довольно недалеко от моего лица. Тёплые ладони так и не выпустили мои локти, сейчас упирающиеся в его живот.       Похожая как две капли воды ситуация обожгла напоминанием. Вот так же я лежала здесь же, только было наоборот. Я была на дереве, а Джеймс нависал надо мной, держа руками под спиной и головой.       Но что тогда, что сейчас… дыхание сбивали близость и тепло, что они дарили.       Джеймс смотрел в ожидании, продолжая лежать совершенно расслабленно, словно ему было очень комфортно, и нисколько не тяготила его моя масса вместе с острыми локтями. В отличие от него в прошлый раз, я не оставалась на весу, а лежала на Джеймсе более чем буквально, всем своим весом и не знала, какое чувство окутывает меня больше. Лёгкая неловкость… или же опьяняющий до одури жар, тянущийся откуда-то снизу.       Я успела наклониться ниже, податься к его лицу… а затем резко мотнула головой.       — Мы не договорили, — выдохнула глухо.       Я потянулась встать, и Джеймс подо мной громко рассмеялся.       — Ну да, я даже не сомневался, — он встал следом за мной, не скрывая откровенной улыбки, а я прятала взгляд. Жар внутри утихал очень медленно. Я глубоко вздохнула.       — Знаешь, слова Сайласа.., — сев ровно, я посмотрела на свои лежащие на дереве ладони. Пальцы сжались в кулаки. — Странно, что, чтобы осознать эту проблему, мне понадобилось, чтобы на неё указал он. Да я знаю, что он говорил это специально! — добавила громко, увидев, как резко поменялся взгляд серых глаз справа. — Но, Джеймс, правда, я столького не знаю…       Вопреки собственным словам, мысль о том, что я вспоминаю Сайласа именно в таком ключе, всё равно оказалась неприятна, и повисло немного неловкое молчание. Джеймс, чьей реакции я вообще-то побаивалась, нарушил его сам, легко осведомившись:       — Я так понимаю, у нас второй тур правды?       Дышать резко стало легче. Неизвестно когда сжавшиеся плечи в один миг расслабились.       — Да. — Я невольно выдохнула. — Первый вопрос… у тебя есть братья или сёстры?       Начать решила с самого основного.       — Родных нет, — раздался спокойный ответ. — Я один в семье. Думаю, родители решили, что им и одного меня хватит за глаза, учитывая, какие у нас все… весёлые.       На последнем слове он изобразил неопределённую фигуру в воздухе. Следующий вопрос сформировался мгновенно:       — Вы все в правительстве?       Но Джеймс легко остановил:       — Но-но-но, следующий вопрос мой. Куда ты собиралась поступать до всей этой ситуации?       Хм, ладно…       — Думала на экономический, — сказала просто и, ловя себя на неожиданной мысли, продолжила неуверенно: — хотя сейчас, когда столько всего случилось… сомневаюсь уже.       Вот тебе и моя хвалёная надёжность. Осталось ли хоть что-то от тех планов, что ещё год назад казались мне нерушимыми?       — А почему именно в Россию? — Джеймс нарушил своё же правило очерёдности вопросов, но я не стала его тормозить. — Ты могла бы попытаться поступить в ту же Америку.       Я едва не прыснула.       — Переманиваешь в свою страну?       — Да я так, образно сказал, — он пожал плечами. — Просто у тебя же хороший английский.       — Как ты понял? — Мне действительно стало интересно. Кажется, до того же Фоулера факт моего владения английским не дошёл до сих пор…       Джеймс ответил абсолютно спокойно:       — Когда я общался вчера с военными и… когда механоиды перешли на английский, твой взгляд оставался осознанным. Ты понимала, что они говорят.       В один миг лёгкая атмосфера словно испарилась, лопнула, как шарик. Воспоминание об одной конкретной, понятой вчера фразе холодом прошлось по плечам. Возможно, это был просто ветер, но меня передёрнуло. Прозвучал мой хриплый, как после осенней стужи голос:       — Не то чтобы понять их намерения было сложно…       Джеймс заметил перемену в моём лице и настроении, встревоженно наклонился ближе, и я не стала сдерживаться:       — Почему ты ничего не делал? — голос дрогнул. — Когда тот механоид собрался стрелять, почему ты стоял такой спокойный? Он же мог убить тебя!       Казалось, парень не ожидал такого резкого перескока в эмоциях. Сочувственно хмурясь, он протянул ладонь к моему подрагивающему лицу. Я дёрнулась на прикосновение, хотя и вырываться не стала.       — Джеймс, не смешно, — зашептала ему в глаза, — я правда не понимаю, зачем ты…       — Хэй-хэй, — он обхватил моё лицо снизу двумя ладонями, заставляя приподнять к нему голову. — Ты что, настолько испугалась?       Я процедила:       — Издеваешься?       — Эвелиш, перестань, меня бы не убила та пушка…       — Не убила? — я резко перехватила его запястье. — От неё Арси, трансформер в отключке оказалась, что, думаешь, случилось бы с человеком?!       — Я не знаю, что случилось бы в этом случае, — произнёс он спокойно, даже размеренно. — Я же не человек.       Эта фраза, как неожиданный хлопок в тишине, поставила меня в ступор, я даже дышать перестала. Джеймс же с хмыканьем пояснил:       — Ну, по крайней мере, не обычный человек. Как и ты, Эвелин. Согласись, нас не так просто уничтожить.       С изумлением я вдруг осознала, что совершенно об этом забыла. Впрочем, какое там, я со своей-то новой природой ещё не до конца свыклась, запомнить про чьи-то ещё способности и того сложнее.       Неуверенно я заговорила:       — Но ведь всё равно не факт, что…       Джеймс кивнул.       — Да, ты права, поэтому я не собирался стоять дальше. Я думал о том, как действовать, чтобы успеть вырваться и чтобы они не успели ничего сделать с тобой… ну, что сказать, ты меня опередила. И сильно всё упростила.       — Со мной? Что бы они сделали со мной Джеймс? — спросила с грустной улыбкой, и теперь парень завис, совсем как я только что. Ненадолго, затем он встряхнул головой.       — Всё равно это не повод кидать тебя в лаву со словами «да пофиг, выплывет».       — Спасибо, но молча стоять, когда в тебя стреляют.., — голос опять сорвался, — не делай так больше.       — Постараюсь, — откровенно фыркнул он, и я на эмоциях стукнула кулаком его в грудь. Ладонь парня мгновенно переместилась мне на плечо, но вопреки удару – снова, снова! – последовало нежное поглаживание. Он улыбнулся и мягко потянул к себе. — Ну всё, иди ко мне.       Я подняла на него глаза, и Джеймс обнял меня как маленькую. Без сомнений, без намёка них. И не было у меня даже мысли воспротивиться, я просто приникла к нему. Такому сильному и тёплому.       В этой позе я действительно ощущалась очень маленькой, особенно когда спрятала голову у Джеймса под шеей. Так казалось, будто я в окружении кого-то очень взрослого, кто закроет от всех бед и без проблем сам со всем разберётся.       — Всё прошло, Эвелиш, — он притянул меня так, чтобы опёрлась на него полностью, и из-за выбранного угла стало неудобно. Я лежала на его правом плече и норовила просто соскользнуть. Он склонился к моему уху. — Давай, ну-ка…       Я приподнялась, думая просто опереться на другое плечо, и не успела даже ойкнуть, когда руки наклонившегося влево Джеймса нырнули вдруг мне под талию, почти на уровень бёдер и просто приподняли вверх. Мои согнутые ноги слегка мотнулись в воздухе, когда попа оказалась… у Джеймса на коленях.       Он улыбнулся моему слегка ошарашенному лицу и снова прижал к себе.       Сердце, конечно, забилось в волнении – я буквально сидела у парня на коленях, – и в животе ощущалось что-то, очень похожее на бабочек, но голову на плечо Джеймса я клала морщась, так, словно вот-вот была готова заплакать.       — Ты совсем не боишься меня касаться? — спросила в итоге тихо, окружённая его тёплыми руками.       Он с удивлением повернул ко мне голову.       — А должен?       — Я сделала тебе больно…       Джеймс замер. Хмурясь, приподнял моё лицо, вгляделся в недоумении в глаза и только тогда, похоже, вспомнил. Совсем как Арси на слова Балка, когда тот обещал больше не возмущаться из-за булыжников, вздохнул.       — Ну перестань, нашла, из-за чего переживать.       — Джеймс…       — Ох, ладно. — Он вздохнул ещё раз, но послушно заговорил: — Эвелин, в русских семьях жёны на мужей нападают иногда со скалками, а иногда со сковородками и вроде потом не извиняются, а ты даже не поцарапала меня.       Такое сравнение едва не довело меня до слёз.       — То есть по-твоему, плохо станет, только когда я тебя поцарапаю?       — Ты была на эмоциях, — прозвучал спокойный ответ. — Справедливо злилась и не понимала, что происходит. Если честно, в тот момент я радовался, что ты решила выплеснуть их именно так, незаметно. — Закончил он уже совсем другим тоном: — Я очень боялся, что ты проявишь себя перед механоидами.       От этих слов стало ещё хуже. Я крепко зажмурилась и пальцами сжала Джеймсу плечо. Он наклонился ко мне.       — Ну что ты, Эв…       — Когда ты меня оправдываешь, я чувствую себя ещё более…       — Так, нет, прекращай. — Джеймс быстро сжал мне оба плеча, будто приводя в чувство. — Это правда, Эвелин. К тому же, мне уже тогда хватило твоего лица, я увидел, что ты сразу пожалела, что сделала это.       — А потом? Когда освободила нас от механоидов? Я же снова…       — Это разве не случайно было?       — Да какая разница…       — Так, всё, на этом мы заканчиваем. — Джеймс обхватил моё лицо всей ладонью и плотнее прижал его к своему плечу. Я едва не заскулила. — Эва, да что с тобой, почему ты так распереживалась из-за этого?       И этот вопрос был чертовски точным попаданием, буквально той самой иголкой, которую неожиданно откопали в огромном стоге сена. Я выдохнула, признаваясь:       — Мне страшно. Если бы мы действовали иначе, если бы задержали Сайласа до прихода военных… Это ведь ещё не всё, механоиды сбежали. Из-за произошедшего тебе и твоей семье пришлось уходить в Россию. А если они придут за вами?       Руки Джеймса стали нежнее. Он мягко улыбнулся, носом чиркнул по моему лбу.       — А за себя не боишься.       — Боюсь, — призналась столь же тихо. — За нас всех боюсь. Что не смогу защитить всех… и себя в том числе.       Джеймс вдруг слегка отстранился. Я всё ещё сидела у него на коленях, но теперь он смотрел прямо мне в глаза.       — Ты защитила нас обоих там, — сказал он серьёзно, едва ли не хмуро. — Почему думаешь, что в другой раз не справишься?       — Защитила лишь потому, что ты успел до этого связаться с Фоулером и остальными, — ответила с болезненной досадой. — Если бы не это…       — Если бы ты не выбралась до этого и не отвлекла бы этим Сайласа вместе с большей частью механоидов, — спокойно, с нажимом перебил Джеймс, — у меня бы не было возможности стащить у Сайласа коммуникатор и незаметно использовать его. Саму возможность для этого мне дала ты.       Этого я не знала. В неверящем удивлении приподняла голову, но Джеймс смотрел серьёзно. Мои пальцы, до сих пор сжимающиеся на его плечах, невольно расслабились. Видя мою реакцию, Джеймс уверенно заговорил:       — Мы выбрались, потому что действовали вместе. И Арси они не тронули, потому что она тоже не сидела, каждый боролся там, где мог бороться. И мы все остались живы. И невредимы. И знаешь что?       Мне пришлось слегка отстраниться, чтобы тоже смотреть ему прямо в лицо. Он уверенно сжал ладонями мне плечи.       — В этом суть, Эвелина. Механоиды тоже действовали не по одиночке, а вместе. Мы же вместе смогли спастись. И так во всём, Эвелин. Во всём, что было до этого и что будет дальше. Никто из нас не один. И ты тоже… не одна.       Ровно до последней фразы я держалась. Каждое его слово, вроде очевидное и понятное, даже уже чуть-чуть в другом виде, но обдуманное мной ещё у механоидов, незадолго до нашего возвращения на базу, словно снимало оковы, возвращало душевный покой. С каждым словом мне становилось легче дышать, но именно на последней фразе внутри вдруг что-то сломалось. Словно до сих пор закалённое стекло сдерживало все-все удары, все повреждения и падения, но один неосторожный вдох… и оно треснуло. Целиком, до самого основания, ведь пройдя все обработки, стало очень хрупким.       Слёз не было, но меня затрясло изнутри, я скривилась, как от плача, и прижалась к Джеймсу, обхватила его руками, пряча лицо и шепнув:       — Спасибо…       Он поспешно переместил руки, удерживая, хоть и замерев от недоумения. Но затем раздался шумный выдох, и меня сжали с такой силой, что на несколько мгновений перекрылось дыхание. Он уткнулся переносицей мне в плечо.       И стало ясно, что не одна я сейчас выпустила из себя остатки вчерашнего страха.       Да уж, а мне ещё казалось, что я слишком сильно цепляюсь за Джеймса, слишком крепко сжимаю, но его руки обхватили так плотно, что кости едва не хрустнули. И я вдруг заодно поняла, что несмотря на затруднённое из-за этого дыхание… мне хорошо. Мне удобно, комфортно, и так бесконечно тепло, словно всё, длина рук, ширина грудной клетки, разворот плеч, всё подгонялось друг под друга заранее.       Ведь не может быть никакой другой причины, по которой объятия становятся настолько удобными. Настолько родными.       Мы дышали какое-то время в плечи друг друга. Не знаю, что чувствовал сейчас Джеймс, но мой нос только с четвёртого или пятого вдоха, сквозь аромат ткани и кондиционера для белья ощутил лёгкий и знакомый запах грозы, и тогда я вдруг разом успокоилась. Страх остался там, где и должен был быть – во вчерашнем дне, где-то в окрестностях Джаспера.       А здесь осталось только тепло в уютных объятиях и стуке сердца. Моего и его.       Где-то там я слегка расслабила хватку, повернулась боком, ведь, будучи на его коленях, сидеть прямо было сложно. Лоб уткнулся Джеймсу в шею… который почему-то ослаблять объятия не спешил. Что-то ещё крутилось в его голове. Что-то, что ещё не было сказано.       Устав ждать, я приподняла голову. Джеймс смотрел в сторону, но не ощутить движение не мог. Впрочем, я его не торопила, ждала, молча смотря куда-то ему в подбородок. И наконец прозвучало его низкое:       — Сайлас правда тебе угрожал моей жизнью?       Теперь, когда я только-только отпустила случившееся, вопрос показался громом посреди ясного неба. Я удивлённо хлопнула глазами, слегка отстранилась. Джеймс же, без намёка на расслабленность, повернул ко мне голову.       Видя хмурый, практически мерцающий затаённым гневом взгляд серых глаз, я тоже напряглась. Лицезреть такие эмоции от него было непривычно, и я в недоумении перебрала в голове сегодняшние фразы, не понимая, когда это я успела сказать такое.       — Ночью, Эва, — видя мои метания, хмуро напомнил Джеймс. — У тебя в комнате.       Вспомнить, что я там орала на эмоциях, было ещё сложнее, но всё же я воспроизвела этот момент в памяти… и действительно вспомнила обронённую в смешанном со страхом гневе фразу.       Сейчас я поймала себя на том, что жалею, что сказала это.       — Эва, — мгновенно раздался предупреждающий тон неотрывно следящего за моим выражением лица Джеймса, и я вздохнула. Ну да, я же сама настояла на отсутствии между нами тайн.       — Напрямую нет, — наконец произнесла нехотя, прикрывая от досады глаза. — Ну, фразу про то, что он что-нибудь с тобой сделает, если я буду молчать, он бросил… но между делом, его больше интересовала я. — Глаза пришлось открыть. — Я сказала это, Джеймс, в теории. В другой ситуации, особенно если всплывёт правда обо мне, склонять к сотрудничеству будут именно так – угрожая моим близким. И после того разговора с Сайласом, когда на тебя направили пушку…       Я отвела взгляд. Не было смысла заканчивать.       — Я стал так часто забывать, что ты Хранительница, — с какой-то мрачной усмешкой сказал вдруг Джеймс, вынуждая вернуть взгляд к нему. Гнев сменился чем-то не менее безрадостным. — Стараясь защищать, забываю… что этим ставлю в ещё большую опасность.       Он настолько посмурнел, буквально застыл статуей от хмурых мыслей, что я невольно села ровнее, протянула руки к его лицу. Джеймс продолжал смотреть куда-то в землю.       — Хэй, — теперь я обхватила его лицо, пальцами пробежалась по коже. — Хэй, ты сам же сказал, что мы будем действовать вместе. Слышишь?       Он явно слышал, шевельнул пальцами на моей талии, но больше никак не пошевелился, продолжал смотреть в сторону. Я сжала его лицо в ладонях целиком, поднесла своё ближе.       — Мы придумаем, как нам всем быть. Вместе, — усилием я заставила его повернуть голову ко мне. Когда он наконец поднял взгляд, я заговорила почти вплотную к его лицу. — С автоботами, с правительством… с каждым. — Пальцы провели по его тёплым вискам. — Ну же, посмотри на меня, слышишь? Я с тобой.       Он действительно посмотрел. Заглянул в глаза, и, кажется, в эту секунду мы оба осознали, насколько близко оказались наши лица, насколько вплотную друг к другу мы находились. В груди стукнуло сердце, но, конечно, не от испуга. Я провела пальцем по виску застывшего Джеймса ещё раз.       Потемневший серый взор спустился на кончик моего носа, ещё ниже. Парень снова посмотрел мне в глаза, и в эту секунду я потянулась к нему первая.       Джеймс с жадностью прижался к моим губам, опережая и, конечно, мгновенно перехватывая весь контроль. Мои руки прошли дальше, обхватили его голову, но дальше двинулись и его ладони на моей талии. Прочерчивая широкую дорожку на спине, сжимая меня всю, Джеймс приподнялся и вдруг резко подался ко мне. Я ахнула, отрываясь от его однозначно более смелых, чем прежде, губ и понимая, что лечу вниз, соскальзывая с его коленей, но руки Джеймса поймали под поясницей, опустили на оказавшийся за моей спиной ствол дерева. Я рвано дышала ртом, держась за его плечи высоко надо мной, лёжа на прохладной коре и в неверии наблюдая, как он слегка перемещается.       Когда рука Джеймса уверенно и резко взялась за мою левую ногу и тоже подняла её на дерево, я ахнула повторно. Но потом он, оказавшись уже между моих ног – правая продолжала свисать вниз, касаясь земли, – впился в мои губы повторно, проникая языком внутрь, а руками под спину, и я снова отдалась во власть этим ощущениям, что дарили его прикосновения.       Прежде я уже сравнивала это с долгой-долгой задержкой дыхания, с продолжительным и глубоким нырянием в тёмные воды. Сейчас этот нырок казался ещё глубже, воды – более манящими и неизведанными, а всплывать, вдыхая воздух и вспоминая про свет, хотелось ещё меньше. Хотелось только остаться здесь, целуя горячие губы, ощущая его дыхание, тёплую кожу под пальцами и сходя с ума от того, куда заходили его руки. Нет, Джеймс удерживал рамки приличия, но касался так, как не касался прежде никто.       Сколько раз он уже меня обнимал? Да даже вот пять минут назад. Но сейчас каждое движение ладони по спине было словно дёрганием натянутой струны. Пальцы на шее, движение языка по нёбу, ладонь под поясницей, я вздрагивала от каждого. И, казалось, заряжалась этим сама, потому что мои руки тоже шли дальше, зарывались в его волосы, и нога, лежащая на дереве и давно согнутая в колене, прижималась к Джеймсу плотнее. Я усилием заставляла себя не поднимать вторую.       До ушей доносился шум ветра вокруг. Я говорила, что он холодный? Если честно, сейчас я едва могла вспомнить, что такое холод вообще. Мы оба разгорелись, настолько, что кожа и дыхание Джеймса в какой-то момент перестали мне казаться горячими, ведь я сама нагрелась до той же температуры. Сильные руки продолжали касаться, сжимать и будто в рекордные сроки преодолевать запреты и стеснения, которые были у меня и которые до сих пор Джеймс пытался снимать постепенно.       Кажется, в какой-то момент мы оба потеряли контроль.       Наверное, именно это осознание и помогло в какой-то момент остановиться. После инициации я настолько помешалась на ощущении контроля, что его полная потеря словно послужила ушатом холодной воды, заставляющем очнуться. Сама не веря, что делаю это, я упёрлась руками в грудь Джеймса, и он отстранился. Приподнявшись на одном локте, шумно и часто задышал вместе со мной. Его пальцы другой руки гладили волосы на моей макушке.       Я вечность была готова лежать, подставляя его рукам голову.       Говорить, по счастью, ничего не пришлось, Джеймс и сам явно осознавал, что мы увлеклись. Некоторое время мы молча восстанавливали дыхание, пока с очередным вдохом он не выдохнул почти мне в ухо:       — Мне однозначно сносит от тебя голову.       После этих слов он медленно отстранился. Продолжающей лежать на дереве мне открылся вид на посеревшее небо. Холодный ветер лизнул горячие щёки, я прижала ладони к застучавшему от смущающих слов сердцу. Будоражащее чувство разливалось в груди, отдавая дрожью в коленях и повторно сбивая мне дыхание.       Сносит от меня голову…       Без Джеймса дерево резко перестало казаться удобным, стало больно копчику и голове, ещё и холодно. Почти сумев к этому моменту отдышаться, я тоже собиралась подняться, как вдруг Джеймс вернулся и, не успела я сжаться то ли от предвкушения, то ли от испуга, лёг рядом, слева. Я медленно повернула к нему голову.       — Устал? — шепнула, когда рассмотрела его лицо. Сейчас снова бросались в глаза признаки недосыпа, которые я разглядела на его лице первым делом, когда вышла из леса. Прикрывший веки Джеймс выдохнул.       — Смертельно, — шепнул он и положил на меня руку, поперёк груди, приобнимая за плечо. Я не стала противиться, чуть придвинулась, игнорируя вернувшееся, тянущее ощущение внизу живота. Он пробормотал, не открывая глаз: — Сколько у тебя ещё времени до возвращения родителей?       Вопрос едва не заставил меня ахнуть. Я совершенно про это забыла!       — Э-э-э, — пришлось выгребать из кармана телефон и смотреть на время. — Ещё где-то… час? Нет, даже полтора.       — Вот и хорошо, — буркнул Джеймс мне в плечо. — Потому что у меня всё равно сил возвращаться нет.       — Будешь спать прямо тут? — мягко улыбнулась я, уже убрав телефон и снова лёжа ровно. Подняв руку, я замерла ненадолго, но всё же протянула её, касаясь его волос.       — Меня всё устраивает, — раздался его уже откровенно сонный ответ. Мужские пальцы ненадолго сжали моё плечо сильнее, и он добавил почти неразборчиво: — Даже более чем.       И я тихо рассмеялась, продолжая перебирать его пряди. Серое небо мягко взирало на нас с высоты.

* * *

      В лесу       — Так ты скажешь, куда мы идём?       Оптимус обернулся. Арси позади с вытянутым манипулятором – они шли, сцепив ладони, – смотрела на него с лёгкой улыбкой и немного щурилась. Солнечные лучи сквозь деревья оставляли на её корпусе и фейсплете блики.       Недавно здесь прошёл дождь, и воздух стоял влажный, оттого ещё более прохладный. Под ногами находились невысохшие лужи. Солнце, конечно, пыталось их высушить, но день уже заканчивался, да и облака не покинули небо полностью, скорее, лишь слегка приоткрыли его, позволяя солнцу хоть напоследок выглянуть, бросить несколько прощальных лучей на землю. Всё равно тепла они уже не приносили.       Коротко погладив её пальцы, Оптимус тоже слегка улыбнулся.       — Скоро узнаешь, — сказал он, и потянул Арси дальше. Фем, разумеется, не стала противиться.       День вообще начался для неё несколько нетипично. После не самой лёгкой ночи, открывая окуляры в отсеке Оптимуса, она в целом чувствовала себя побитой, даром что ничего не болело. Бесконечные пробуждения не прошли бесследно, но в любом случае она собиралась встать раньше, чтобы покинуть отсек лидера незаметно и первой выйти в зал. В офлайн всё равно возвращаться было страшно. Тем неожиданнее было, когда вместе с ней поднялся и Оптимус. Оглядел её внимательным взглядом, а спустя всего несколько часов спокойно объявил, что они идут на разведку. Вдвоём, естественно.       Конечно, Арси понимала, что это не разведка. После пробуждения она, не став это откладывать, рассказала Оптимусу, зачем именно приходила Эвелина и что стало результатом их ночной встречи. Тот слушал молча, почти не удивляясь, и на заявление Арси о том, что она всё-таки готова сказать по крайней мере Джеймсу и Фоулеру правду и о Мортэксе, и об Эрахниде, и о своём происхождении, только оглядел внимательным взглядом.       Решать за неё он не мог, лишь хотел убедиться, что она готова. И получил подтверждение этому в спокойном мерцании её голубой оптики.       Позже она сказала об этом и остальным, только в более сжатой форме, с меньшим числом подробностей. С Бамблби Арси вообще поговорила перед этим отдельно, и оба после этого разговора остались невесёлыми.       А потом Оптимус забрал её на эту «разведку». Чего он хотел? Очевидно, что отвлечь её, и Арси не была против, но всё же искренне не представляла, как именно он собрался это делать.       И зачем он сейчас ведёт её по лесу – не представляла вдвойне.       Оптимус шёл вперёд неспешно, но вполне себе уверенно, очевидно зная направление. Арси больше ничего не спрашивала, шагала следом, позволяя вести её за собой за манипулятор и периодически улыбаясь, когда он помогал ей спускаться вниз, обходя ямы, кочки, поваленные деревья. Вёл её, почти как хрустальную, и сейчас это Арси скорее веселило. Уж очень резкий контраст получался с тем, как они вели себя на битвах, кидаясь под огонь и сигая вниз с огромных высот. А тут даже на самых незначительных спусках он помогал ей и разве что на манипуляторы не брал. Хотя должен был знать, что вряд ли она упадёт.       Через какое-то время их неспешного и комфортного пути Арси начала различать шум вдалеке. Негустой лес ещё больше поредел, земля пошла на подъём. Оптимус замедлился, а затем и вовсе остановился, манипулятором притянув Арси ближе.       — Раз уж мы вспомнили о событиях двухнедельной давности, — сказал он, глядя на её вопросительно замерший фейсплет, — хотел напомнить тебе ещё кое о чём.       Арси слегка нахмурилась. На ум от такого смутного намёка шли воспоминания исключительно о том, как Оптимус тогда умудрился добиться от неё признания о тайном перебросе Джеймса к Эвелине. Фем была страшно собой недовольна, но что поделать, если Оптимус тогда, ровнёхонько перед тем, как перенести её, приходящую в себя после отравления Мортэксом, обратно в главный зал, до пробуждения всех остальных, настолько прямо заглянул ей в оптику, что фем всего несколько кликов сопротивлялась, а потом провентилировала и, уставившись в стену, ровно и негромко произнесла: «Рэтчету ни слова».       Увы, но её молчаливые переглядывания с медиком во время лечения Оптимус тогда всё-таки заметил, а она, как водится, не смогла уйти от его прямого вопроса, так что в итоге лидер оказался в курсе. Сути это вообще не поменяло, ну перебросили и перебросили, даже Эвелина тогда так и не подняла эту тему, но сам факт, что из них с медиком прокололась именно она… ну, досадно, да.       Однако вряд ли Оптимус говорит об этом. При чём тут тогда вообще лес?       На молчаливый вопрос в её окулярах он едва заметно мотнул головой, и Арси медленно шагнула вперёд, в указанном направлении.       Деревья, расступаясь, открыли взору обрыв. Дальше земля резко ухала вниз, а затем снова выравнивалась. Внизу, метрах в двухста, расстилалась неровная поляна. Трава там была уже бледная, полуживая – осень захватывала всё семимильными шагами, – но довольно плотная, даже при всех ямах, холмах и прочем её ковёр был плотным, без малейших намёков на голую землю. Летом наверняка здесь будет красиво.       Арси подошла к обрыву максимально близко, настолько, насколько было безопасно, и оглядела открывающийся вид ещё раз. Поляна находилась прямо посреди леса, так что дальше снова росли деревья, настолько плотно, что даже без листвы за ними пространства дальше было не разглядеть. Всё ещё не понимая, что Оптимус хочет, чтобы она увидела, Арси глянула ниже и наконец заметила источник шума.       Внизу находились люди, небольшая группа в военной форме. Автоботка с удивлением узнала людей Фоулера. Конечно, обоих трансформеров укрывали деревья, так что разглядеть их было сложно, но факт того, что это всё же осведомлённые о существовании инопланетных гостей люди, её немного успокоил. Но что они здесь делали?       — За две недели следы присутствия здесь десептиконов удалось полностью скрыть, — раздался негромкий голос Оптимуса за её спиной. — Они заканчивают проверку.       Фем ненадолго обернулась, нахмурившись. Десептиконов?       Её взгляд вновь вернулся на поляну. Внимание снова привлекла общая неровность местности, и она пригляделась к ней внимательнее, особенно пристально уставившись на самую крупную неровность, в десятки метров длиной и подозрительно внушительной глубиной.       И в эту секунду она дёрнулась. Взгляд метнулся вправо, к той же границе леса у обрыва, но чуть дальше, где деревья росли немного вкось. В неверии Арси рассмотрела кору нескольких стволов и наконец заметила много крупных потемнений, с неровными краями, напоминающим по форме… ожоги.       Конечно. Ожоги, даже шрамы. И поляна внизу казалась ещё более неровной из-за тех же потемнений травы, кривыми, неоднородными пятнами разбросанными повсюду.       Эвелина же обещала всё восстановить…       Позади замершей Арси раздались шаги. Оптимус мягко приблизился и медленно обхватил со спины манипуляторами. Его подбородок лёг ей на плечо.       — После Мортэкса земная природа не должны была выжить, — сказал Прайм тихо. Арси подавила пробежавшую по обхваченным его манипуляторами плечам дрожь. — Многое здесь должно было вымереть и, возможно, не восстановиться никогда.       Фем перестала вентилировать. Буквально застыв, смотрела вниз, на людей, спокойно переговаривающихся и ходящих по земле… ещё недавно заражённой.       — Но сейчас всё восстановлено. То, что не должно было выжить, стало ещё сильнее. Изменилось, приобрело другую форму или цвет, но выстояло.       Оптимус осторожно отстранился. Выпустив её плечи, мягко потянул за манипулятор назад, обратно к лесу. Арси поддалась, сделала несколько шагов назад и медленно обернулась.       — Даже когда кажется, что от прошлого не удастся избавиться никогда, это неправда. — Он провёл пальцами от её локтей до ладоней и крепко сжал их. — Возможно, стать прежним уже не выйдет, но получится жить дальше… вопреки всему, что было до этого.       Арси смотрела ещё несколько кликов в его окуляры, стоя в тени деревьев – солнце пошло дальше, освещая уже в основном возродившуюся поляну далеко внизу, – а затем порывисто прижалась к Оптимусу, обхватив его за шею. Он мягко обнял её за талию.       Вокруг них расстилалась та самая природа, навсегда изменённая, покрытая новыми ямами, кочками, шрамами и ожогами. В ту ночь, когда здесь были десептиконы, когда разгружался корабль Эрахниды, когда летал и взрывался Мортэкс, здесь было темно и страшно. Сейчас же небольшие лужицы, опавшая листва и мягкое свечение закатного солнца перечёркивали все имеющиеся воспоминания о происходящем в этом месте когда-то. Да, природа осталась со шрамами, но она была всё ещё живая, всё ещё сильная и готовая к будущему, каким бы оно ни оказалось.       Небо с заходящими в облака лучами солнца мягким ковром укрывало вечерний лес. Сегодня ещё одна дверца прошлого мягко закрылась, оставляя сожаления о нём позади. Как и печали.